Книга «Анализ характера»

1. Я иду по Арнбректхолу, где проводил летние каникулы, когда мне было около пяти или шести лет. Мне хочется освежить свои детские впечатления. Вдруг я попадаю в одно место, из которого можно выбраться только через замок. Привратник открывает ворота и говорит, что я не могу посетить замок в это время. Я отвечаю, что это мне это не нужно, я только хочу пройти через него. Появляются владельцы замка и старая леди, которая поражает меня своим кокетливым поведением. Я хочу удалиться, но вдруг замечаю, что потерял ключ (который открывает мои сундуки и кажется очень важным для меня) в шкатулке, принадлежащей старой леди. Я чувствую неловкость, которая исчезает, когда шкатулка открыта и ключ возвращается ко мне.

2. Моя мать зовет меня, она находится наверху, в верхней части дома. Я беру газету, сворачиваю ее в форму, напоминающую пенис, и иду к матери.

3. Я в большой комнате с кузиной и матерью. Моя кузина, чей взгляд мне очень приятен, одета в одну сорочку, я — тоже. Я обнимаю ее. Вдруг я обнаруживаю, что я гораздо меньше ее ростом, и мой пенис находится где-то между ее коленями и гениталиями. У меня происходит эякуляция, и я страшно смущаюсь, потому что на моей сорочке может остаться пятно, которое мне не смыть.

В образе кузины он видел свою мать. То, что он был раздет, подразумевает, что он никогда не снимает одежды в случае попытки совершить коитус, что он испытывает смутный страх перед этим действием.

Во сне кровосмесительная фантазия (2-я и 3-я части) и кастрационная тревога (часть 1-я) выражены совершенно отчетливо. Почему же столь слаба цензура? Помня о его обычных обманных маневрах, я избегал интерпретаций и не пытался вызывать ассоциации. Я в первую очередь хотел, чтобы тема развернулась шире, важнее было то, что ее нельзя было обсуждать, пока не проявилось открыто и не было устранено следующее трансферентное сопротивление.

Это сопротивление не заставило себя ждать. Оно появилось при обсуждении второй части сновидения, когда я позволил себе (оправдывая это своими обширными познаниями) некоторые замечания. Я обратил внимание пациента на тот факт, что он уже видел раньше сон о бумажном пенисе. Это замечание было излишним, и он отреагировал на него, несмотря на откровенное содержание сна, одним из своих типичных сопротивлений: «Да, правильно, но…» Следующей ночью у него был тяжелый приступ тревоги, и он увидел два сновидения: одно было связано с «денежным сопротивлением» (трансферентная кастрационная тревога), а другое привело нас глубже, к первосцене, которая во время последнего анализа питала «денежное сопротивление».

1. Я нахожусь в толпе, стою перед развлекательным заведением. Вдруг я замечаю, что человек, который стоит позади меня, пытается вытащить мой кошелек из кармана брюк. В последний момент я успеваю предотвратить кражу.

2. Я нахожусь в последнем вагоне поезда, который едет по югу Вор-терса. Во время движения я вдруг замечаю, что на нас по тем же самым рельсам надвигается другой состав. Катастрофа неминуема, и, чтобы спастись, я прыгаю с поезда.

Я оказался прав, отказавшись от интерпретации сновидений на тему инцеста, поскольку имело место сильное латентное сопротивление. Можно видеть также, что сопротивление во сне тесно связано с инфантильной тревогой (страх кастрации — страх первосцены). В возрасте между тремя и шестью годами пациент проводил летние каникулы в Вортерсе.

В связи со сновидениями у него не возникло никаких ассоциаций. Сославшись на то, что мужчина в первом сне — это я, мне пришлось снова «вызвать к жизни» его позицию, его скрытый страх передо мной и скрытое недоверие в финансовых вопросах, хотя я и не упоминал пока о его страхе катастрофы. Что касается второго сна, то я только подчеркнул «неминуемую катастрофу» и напомнил, что его деньги символизируют защиту от катастрофы и он боится, что я лишу его этой защиты.

Он не согласился со мной, по-видимому, его ужаснула идея того, что видит во мне вора; но при этом и не опроверг интерпретацию. В течение нескольких последующих дней он видел сны, в которых уверял меня, что доверяет мне, не лжет, кроме того, он видел меня в роли матери. Затем появился новый элемент: его мать как мужнина. Она представлялась ему японцем. Эта деталь была мне неясна, пока спустя много месяцев не всплыли его детские фантазии о русско-японской войне. Русские были отцом, а японцы, поскольку они меньше, — матерью. Кроме того, его мать одно время носила японскую пижаму — мать в штанишках. Он не раз оговаривался «пенис матери». «Школьный приятель» — герой многих его сновидений тоже предстал в образе кузины, которая символизировала мать.

Эти откровенные кровосмесительные картины были сновидениями сопротивления: они скрывали его боязнь женщины — женщины с пенисом.

С этого времени в течение шести недель анализ развивался зигзагообразно: сновидения и особенности коммуникации, выражающие «денежное сопротивление», перемежались другими, на тему его влечения к матери, о матери в облике мужчины, об опасностях, исходящих от отца, и самых различных формах кастрационной тревоги. При интерпретации я всегда принимал денежное сопротивление (читай — кастрационную тревогу) за точку отправления и каждый день начинал погружение в анализ детской ситуации именно с этого. Это было несложно, поскольку детский материал всегда тесно связан с ситуацией переноса. Не все детские страхи и влечения, всплывающие на поверхность, проявлялись путем переноса; скорее, перенос все время вращался вокруг кастрационной тревоги, которая становилась все острее. В трансферентном сопротивлении было заключено ядро инфантильной ситуации. Поскольку я был уверен, что анализ идет нормально, я мог отложить глубокие интерпретации до более подходящего времени; я только работал над страхом, который пациент испытывал передо мной, постоянно соотнося его со страхом перед отцом.

Я пытался проникнуть в инфантильные кровосмесительные фантазии, устраняя трансферентное отцовское сопротивление, чтобы, насколько возможно, освободить эти фантазии от сопротивления. Это могло бы предотвратить опасность дискредитации наиболее важных интерпретаций. Поэтому я не интерпретировал совершенно очевидный и постоянно присутствовавший инцестуозный материал.

Схематически актуальные пласты сопротивления и материала в начале этой фазы были следующими:

1. На передний план выходила кастрационная тревога в форме «денежного сопротивления».

2. Мой пациент пытался постоянно отвести эту тревогу, занимая по отношению ко мне фемининную позицию, которая, однако, была не столь успешна, как вначале.

3. Фемининная позиция прикрывала садистско-агрессивную по-зииию по отношению ко мне (то есть к отцу) и сопровождалась глубоким нежным влечением к матери, которое также переносилось на меня.

4. С этими амбивалентными позициями, которые были сконцентрированы в трансферентном сопротивлении, были связаны кровосмесительные желания, представленные в сновидениях, в боязни мастурбации, в страстном стремлении к материнской утробе и в виде сильного страха, имеющего своим источником первосцену. Исходя из всего этого, нельзя было ничего интерпретировать, кроме его обмана и мотивов этого обмана, а также страха и ненависти к отцу. На пятом месяце анализа он впервые увидел сновидение, связанное с кровосмесительной мастурбационной тревогой:

Я нахожусь в комнате. Молодая женщина с круглым лицом сидит за фортепьяно. Мне видна только верхняя часть ее тела, а нижняя скрыта инструментом. Позади себя я слышу голос аналитика: «Смотри, вот причина твоего невроза». Я чувствую, что приближаюсь к женщине, но затем я вдруг пугаюсь и громко кричу.

Днем ранее при интерпретации сновидения, я сказал ему: «Видите, это одна из причин вашего невроза». Это имело отношение к инфантильной позиции, к его желанию, чтобы его любили, и заботились о нем. Пациент будто знал истинную причину своего невроза, он связал это замечание с вытесненным страхом мастурбации. Опять всплыла тема мастурбации, сопровождавшаяся кровосмесительным мотивом. Тревога снова пробудилась. Тот факт, что нижняя половина женского тела во сне не была видна, выражает страх перед женскими гениталиями. Тем не менее, я не стал затрагивать этот момент, потому что сопротивление все еще было сильным, а сон не вызывал никаких ассоциаций.

Затем пациент увидел сон, в котором фигурировала «обнаженная семья»: отец, мать и ребенок попались гигантской змее. А вот еще два его сновидения:

1. Я лежу на кровати, а аналитик сидит сзади меня. Он говорит: «Сейчас я покажу тебе причину твоего невроза». Я в страхе кричу, но в то же время испытываю приятные ощущения. Я почти теряю сознание. Он продолжает говорить, что собирается проводить анализ в нашей ванной комнате. Эта идея кажется мне привлекательной. Когда мы открываем дверь ванной, внутри темно.

2. Я прогуливаюсь по лесу с матерью. Я замечаю, что нас преследует грабитель. У матери в складках платья я вижу револьвер и беру его, чтобы стрелять в грабителя. Быстрым шагом мы приходим па постоялый двор. Когда мы поднимаемся по ступеням лестницы, грабитель настигает нас. Я стреляю в него. Однако пуля превращается в денежную купюру. На время мы оказываемся в безопасности, но грабитель, который сидит в прихожей, может замыслить нечто плохое. Чтобы завоевать его расположение, я даю ему другую купюру.

Моя корректность, выраженная тем, что я не интерпретировал очевидный материал его сновидений, нашла отражение в том, что пациент, помимо неспособности обнаружить какие бы то ни было ассоциации, не сказал ни слова о личности грабителя. Вместо этого он хранил молчание или возбужденно говорил обо «всех этих деньгах», которые ему пришлось мне заплатить, и выражал сомнение в том, что анализ может ему помочь.

Это сопротивление также было направлено против обсуждения материала, связанного с инцестом. Но такая интерпретация не могла привести ни к чему хорошему, мне приходилось ждать подходящей возможности для интерпретации его «денежной тревоги» как кастрационной.

В первой части «сновидения о грабителе», анализ должен был проходить в ванной комнате. Позже мы обнаружили, что ему было безопаснее всего мастурбировать в ванной. Во второй части сновидения я (отец) представляюсь грабителем (то есть кастратором). Актуальное сопротивление моего пациента (недоверие, связанное с финансовым вопросом) было самым тесным образом связано с прежней тревогой по поводу мастурбации (кастрационная тревога).

Поразмыслив над второй частью сновидения, я пришел к выводу о существовании у пациента страха, что я могу нанести ему вред. Сказав ему об этом, я отметил, что его страх в действительности имеет отношение к его отцу. После некоторого колебания он принял эту интерпретацию и стал спонтанно рассуждать о своем чрезмерном дружелюбии. Он понимал, что эта излишняя приветливость направлена на превосходящих его людей и выражает смутный страх сделать что-нибудь не так, а также его желание скрыть за этим свою тайную иронию над ними. В той мере, насколько объективно он смог взглянуть на свой характер, он стал более свободным, чистосердечным и открытым как во время сеанса, так и вне моего кабинета. Он оставил критиканство и теперь стыдился своего прежнего поведения. Впервые невротический характер стал для него органически чуждым симптомом. Таким образом, анализ характера принес первый успех. Мы приступили к анализу характера.

«Денежное сопротивление» по-прежнему имело место, и в сновидениях, связанных с первосценой, страх пениса все больше обнаруживался без какой бы то ни было помощи с моей стороны.

На этот факт следует обратить особое внимание. Когда ведется систематический и последовательный анализ характерного сопротивления, не требуется специальных усилий для того, чтобы получить инфантильный материал. Он всплывает спонтанно, бывает очевидным и тесно ассоциируется с актуальным сопротивлением, если, конечно, не нарушать этого процесса преждевременными интерпретациями инфантильного материала. Чем меньше стремиться проникнуть в детство, тем точнее работа с сопротивлением и тем быстрее появляется результат.

После моей интерпретации о том, что пациент боится возможного причинения ему вреда, вновь обнаружился следующий материал. Ночью он увидел сон, в котором находился на птичьем дворе и видел, как убивали цыпленка. В следующем эпизоде одна женщина лежала, вытянувшись на земле, а другая несколько раз вонзила в нее большие вилы. Затем он обнимал девушку, а его пенис был где-то между ее коленями и гениталиями. При этом у него произошла эякуляция.

Поскольку «денежное сопротивление» несколько ослабло, я попытался интерпретировать этот сон. По поводу птичника у него возникла следующая ассоциация — в детстве, будучи в деревне, он часто наблюдал, как спариваются животные. Тогда мы не учли, насколько была важна деталь «летом в деревне». В первой женщине он узнал свою мать, однако объяснить ее позицию был не в состоянии. Он мог сказать нечто существенное только о сне про эякуляцию. В этом сновидении он был ребенком. Он вспомнил, что прижимался к женщинам до тех пор, пока не происходило семяизвержение.

То, что пациент, помимо открытого материала, не делает никаких толкований, выглядело хорошим признаком. Если бы я интерпретировал символы или важное бессознательное содержание прежде анализа сопротивления, он немедленно принимал бы интерпретации как раз по причине присутствия сопротивления, и мы двигались бы от одной хаотической ситуации к другой.

Моя интерпретация страха причинения ему вреда дала полноценный ход анализу характера. «Денежное сопротивление» не проявлялось. Пациент все время обсуждал свое инфантильное поведение и приводил примеры, когда он вел себя «трусливо» и «лживо», — модели поведения, которые теперь он честно признавал негативными. Я попытался дать ему понять, что такое поведение в значительной степени — результат влияния его отца. Однако моя попытка спровоцировала наиболее яростное сопротивление. Он все еще не отваживался упрекнуть своего отца.

После длительного периода, когда ему ничего не снилось, он опять увидел сон на тему, в которой я признал первосцену.

Я стою на морском берегу. Несколько белых медведей плещутся в воде. Вдруг они начинают беспокоиться, и я вижу спину огромной рыбы, возникающую из воды. Он (рыба) гонится за одним из медведей и ранит его ужасными ударами. В конце концов он (рыба) наносит медведю смертельную рану. Однако и сам он (рыба) тяжело ранен — сквозь жабры хлещет поток крови.

Я подчеркнул, что его сны всегда были жестокими. В течение следующих нескольких встреч он пересказывал свои фантазии о мастурбации и различных жестоких действиях, которые он совершал в предпубертатном периоде. Большую их часть определяла «садистская основа полового акта». После анализа я попросил его написать об этом. Вот его записи:

«3–5 лет. Во время летних каникул, мне довелось увидеть, как режут поросят. Я слышал визг животных и видел лужи крови вокруг. Я чувствовал, что мне очень приятно.

4—6 лет. Мысль об убийстве животных, особенно лошадей, будит во мне чувство глубокого удовлетворения.

5— 11 лет. Мне нравится играть оловянными солдатиками. Я устраиваю баталии, в которых они всегда воюют друг с другом. Я прижимаю солдатиков друг к другу; самые любимые солдатики всегда побеждают других.

6—12 лет. Я прижимаю двух муравьев так, что они начинают кусать друг друга. Умерщвляя друг друга, они борются за жизнь. Я рассыпаю сахар между двумя муравейниками, и муравьи периодически затевают драки. Мне доставляет удовольствие также посадить в стакан муху и осу; спустя некоторое время оса нападает на муху и отрывает ей крылья, ноги и голову.

12—14 лет. У меня есть террариум, и мне нравится наблюдать, как спариваются животные. Я видел это и в птичнике; мне нравилось смотреть, как более сильные петухи бьют тех, что послабее.

8—16 лет. Мне нравится бороться с горничными; когда я стал постарше, я ловил их, толкал на кровать и наваливался сверху.

5—12 лет. Мне нравится играть с железной дорогой, пускать поезда через всю комнату, делать туннели из коробок, стульев и т. д.; я также стараюсь имитировать шум локомотива.

15 лет, фантазия при мастурбации. Как обычно, я только наблюдатель. Женщина пытается побороть мужчину, обычно значительно меньшего роста. После длительной борьбы женщина уступает. Мужчина грубо хватает ее за грудь, пах или бедра. Я никогда не думал о мужских или женских гениталиях и никогда о половом акте как таковом. В тот момент, когда женщина переставала сопротивляться, я испытывал оргазм».

Ситуация в тот момент обстояла следующим образом: пациент стыдился своей трусости и вспоминал о садизме, свойственном ему в прошлом. Безоценочный анализ его фантазий и поведения в виде резюме продолжался до конца лечения. Это позволяло ему во время анализа чувствовать себя свободнее и быть более мужественным и агрессивным. Но временами в его поведении все еще сквозила озабоченность. Его тревожные состояния стали проявляться реже, но с ними снова и снова приходилось сталкиваться в связи с «денежным сопротивлением».

Мы снова можем заметить, что выражение генитального кровосмесительного материала служит в основном для того, чтобы скрыть детский садизм. В то же самое время это является и попыткой продвинуться по направлению к генитальному объектному катексису. Однако его генитальное влечение было смешано с садистским. Поэтому терапевтическая задача заключалась в том, чтобы выкристаллизовать из этого смешения генитальное влечение.

В начале шестого месяца анализа, в связи со следующим сновидением, появилась первая возможность интерпретировать его страх пениса:

1. Летние каникулы, я лежу на диване, стоящем в открытом поле. Знакомая девушка подходит и ложится на меня. Я удерживаю ее на себе и пытаюсь совершить половой акт. Хотя у меня есть эрекция, я замечаю, что мой пенис слишком мал. Это меня очень огорчает.

2. Я читаю драматическое произведение с тремя действующими лицами. Это семья японцев — отец, мать и четырехлетний ребенок. Я чувствую, что у этой пьесы трагичный конец. Больше всего меня беспокоит судьба ребенка.

Впервые в содержании сна была представлена попытка коитуса. Второй сон, в котором присутствует намек на первосцену (возраст — четыре года), нами тогда не был проанализирован. Непрерывно рассуждая о своей трусости и беспокойстве, он сам подошел к разговору о пенисе. Тогда я сказал ему, что его боязнь того, что ему нанесут вред или надуют, обманут, в действительности связана с гениталиями. Вопрос, почему и кого он боится, не обсуждался, реальный смысл страха тоже не интерпретировался. Интерпретация показалась ему правдоподобной, но теперь появилось сопротивление, которое имело место на протяжении шести недель. Оно основывалось на пассивно-фемининной, гомосексуальной защите от кастрационной тревоги.

На наличие сопротивления указывали следующие признаки: он не возражал открыто и не выражал сомнений, напротив, он стал чрезвычайно вежлив, дружелюбен и покорен. Его сновидения, которые по ходу анализа сопротивления стали реже, короче и яснее, опять удлинились и стали более запутанными. Состояния тревоги участились и стали такими же интенсивными, как и прежде. Несмотря на это, он не выражал недоверия анализу. Снова возникла идея о наследственности. Так замаскированно выразилось его сомнение в результатах анализа. Как и в начале анализа, он опять начал вести себя как женщина, которую насилуют. В сновидениях тоже доминировала пассивно-фемининная позиция. Снов об эякуляции или коитусе больше не было. Несмотря на то что анализ характера, несомненно, прогрессировал, прежнее характерное сопротивление вновь развернулось в полную силу, когда начался анализ нового пласта бессознательного. Для характера этого пациента слой кастрационной тревоги был самым решающим.

Следовательно, предметом анализа сопротивления стала не кастрационная тревога, которая провоцировала сопротивление, а снова все поведение пациента. Целых шесть недель было трудно что-либо предпринимать, кроме интерпретаций его поведения как способа защитить себя от опасности. Каждая деталь поведения рассматривалась с этой точки зрения. Таким образом, мы постепенно приближались к ядру его поведения — страху пениса.

Пациент старался оттолкнуть меня, предлагая мне инфантильный материал, но я постоянно объяснял ему смысл этого действия. Понемногу он начал понимать, что в отношениях со мной чувствует себя женщиной, о чем мне подробно поведал, добавив, что ощущает в промежности сексуальное возбуждение. Я объяснил это феноменом переноса. Он воспринимал мои попытки объяснить его поведение как упреки в свой адрес, чувствовал себя виноватым и старался искупить свою вину фемининной покорностью. Глубинный смысл такого поведения — идентификация с матерью из-за страха быть мужчиной (отцом) — я оставил в тот момент нетронутым. Затем, наряду с другим материалом, он увидел следующее подтверждающее сновидение:

Я гуляю с приятелем. Кажется, он неправильно понимает мое замечание и говорит, что хочет отдаться мне. Тем временем мы приходим в нашу комнату, и приятель забирается в постель моего отца. Его нижнее белье оказывается грязным.

Анализируя этот сон, я смог снова редуцировать фемининный перенос на отца. Теперь он впервые припомнил, что во время фантазий при мастурбации представлял себя женщиной. Анализ грязного нижнего белья привел к обсуждению его анальной активности и привычкам (церемония купания). В этом проявилась другая черта его характера — обстоятельность.

Чтобы снять сопротивление, мы обсудили не только его прежнюю форму, но и его эрогенную, анальную основу. Тогда я сделал следующий шаг в анализе характера. Я объяснил пациенту связь между его покорным поведением и фантазией о том, что он женщина. Его поведение было фемининным, то есть чрезмерно мягким, покорным и доверчивым, потому что он боялся быть мужчиной. Я добавил, что мы могли бы отыскать причину этой боязни — боязни ощутить себя мужественным, открытым и честным, вместо того чтобы продолжать избегать этого. В ответ на это он рассказал сон, в котором снова возникли темы первосцены и кастрационной тревоги:

Я со своей кузиной — молодой привлекательной женщиной (матерью). Неожиданно я понимаю, что я — моя собственная бабушка. Я ужасно огорчен. В то же самое время я каким-то образом ощущаю себя центром Вселенной, а планеты вращаются вокруг меня. Я одновременно сдерживаю — все еще во сне — свою тревогу и досадую на свою слабость.

Самой важной деталью этого кровосмесительного сновидения было то, что он видел себя бабушкой. Не было сомнений, что здесь имел место страх наследственного заболевания. Было ясно, что он фантазировал о своем зачатии, идентифицируясь с отцом, точнее, о половом контакте с матерью, что, однако, тогда нами не обсуждалось.

Что касается Вселенной, то она могла символизировать его эгоизм: «Все вращаются вокруг меня». Я допускал наличие и более глубинного смысла, а именно — первосцену, но не стал упоминать об этом. Несколько дней мы говорили почти исключительно об его эгоизме, желании быть ребенком, которого все любят, и выяснили, что сам он никогда не хотел и не был способен любить. Я раскрыл ему связь между его эгоизмом и страхом любить себя самого и свой пенис.[24]

Следующие сновидения вывели на поверхность инфантильный фон:

1. Я раздет и смотрю на свой пенис, кончик которого кровоточит. Две девочки уходят прочь, и мне грустно, потому что я прихожу к выводу, что они будут презирать меня из-за слишком маленького пениса.

2. Я курю сигарету через мундштук. Я вынимаю его изо рта и, к своему удивлению, обнаруживаю, что это сигаретный мундштук. Когда я опять беру сигарету в рот, ее кончик обламывается. У меня возникают неприятные ощущения.

Итак, без каких бы то ни было моих усилий идея о кастрации стала приобретать определенную форму. Пациент теперь интерпретировал сновидения без моей помощи и продуцировал обильный материал, связанный со страхом женских гениталий и страхом прикосновения к своему пенису. Во втором сне налицо очевидная оральная идея (сигаретный мундштук). Моего пациента потряс тот факт, что его в женщине привлекает все, кроме гениталий, но больше всего его влекло к груди; поэтому он начал говорить об оральной фиксации на матери.

Я сказал ему, что недостаточно знать о боязни гениталий; что необходимо отыскать причину этого. В ответ ему снова приснился сон, навеянный первосценой, без признаков воздействия моей интерпретации.