Биологические предпосылки биополитики

1.2. Биологические предпосылки биополитики.

Итак, во второй половине ХХ века намечается тенденция сближения биологии с науками о человеке и обществе. На новом научном уровне формируются предпосылки для возрождения натурфилософии – по крайней мере реабилитации ее центральной идеи о единосущности человека и природы. Ориентирующее влияние этой тенденции. было дополнено во второй половине ХХ в стимулирующим действием на биополитические исследования конкретных биологических направлений научного поиска. Эти биологические направления будут кратко рассмотрены здесь и более подробно разобраны ниже в связи с соответствующими областями самой биополитики как главного предмета настоящей книги.

Данные о поведении животных были применены, иногда недостаточно обоснованно, к человеческому поведению, тем самым изменив наш взгляд на самих себя. «Использование этологических концепций для изучения поведения человека вызвало особенно мощный резонанс, породило бурные дискуссии и привлекло внимание к этологии не только биологов и психологов, но и представителей самых разных гуманитарных дисциплин (антропологии, социологии, семиотики и лингвистики, философии), а также деятелей в сфере политики, религии и искусства» (Гороховская, 2001. С.5). Особое значение имели поведенческие исследования с близкими эволюционными «родичами» человека – приматами. К началу 70-х годов прошлого века формируется этология человека как самостоятельная поддисциплина (см. 4.1. ниже).

Книга-бестселлер этолога и популяризатора Д. Морриса (Morris, 1967; Моррис, 2001) «Голая обезьяна» была посвящена сравнению пищевого, полового, самоохранительного и других видов поведения человека («голой обезьяны») с поведением других приматов¹¹. В последующие годы выходят другие популярные книги Морриса на ту же тему (например, в 1969 г. публикуется «Человеческий зоопарк»). Н. Тинберген в статье «О войне и мире у животных и людей» (Tinbergen, 1968) подчеркивал важную роль в человеческом обществе эволюционно-древних форм поведения, например, охраны индивидуальных и групповых территорий, а также доминирования и подчинения, ведущего к формированию иерархических структур. Подробнее этология и ее приложения к человеку в связи с биополитикой будут рассмотрены в четвёртой главе книги.
1.2.2. Эволюционные теории. «Эволюция – более чем научная теория... Это, вероятно, наиболее влиятельная идея, когда либо возникшая в науке. Идея эволюции оказывает влияние на социальную политику, церковные проповеди и многое другое» (Hunter, 2001. P.7). Ранее мы уже видели, какую важную подготовительную роль сыграла теория эволюции Дарвина в контексте предыстории биополитики. Эволюционные идеи продолжают оказывать сильное влияние и на современную биополитику. Однако какого толка эти эволюционные идеи?

В ХХ веке разработан современный вариант дарвиновской теории эволюции (неодарвинизм, синтетическая теория эволюции), согласно которой эволюция основана на избирательном сохранении в ряду поколений наиболее приспособленных генотипов (естественный отбор генов). Естественный отбор предполагает конкуренцию за выживание и размножение различных генетических вариантов, возникающих в результате случайных мутаций, рекомбинаций генов и др.. Эти положения неодарвинизма разделяют многие биополитики, однако они дополняют их идеями социобиологии (о ней – в следующем пункте) о родственном и взаимном альтруизме. Среди приверженцев современного варианта дарвинизма биополитики А. Сомит и С. Петерсон, которые вслед за некоторыми биологами-эволюционистами (например, С. Гулдом) допускают крупные «скачки» с формированием новых форм живого (концепция «прерывистого равновесия» – punctuated equilibrium, Somit, Peterson, 1992), а не только медленные постепенные эволюционные изменения (микроэволюция), которые постулировал сам Дарвин в «Происхождении видов».

Для биополитики особенно интересны эволюционные теории, в которых, в соответствии со взглядами П.А. Кропоткина (1918), уделяется существенное внимание кооперации между живыми существами, а не только конкуренции между ними. Так П. Корнинг и его последователи дополняют дарвинизм идеей о том, что естественный отбор идет не только на уровне индивидов, но и на уровне целых групп, систем из многих организмов (Corning, 1983, 2001a,b, 2002, 2003a,b; Корнинг, 2004). Корнинг цитирует в этой связи работу о муравьях Берта Хёллдоблера и Эдварда О. Уилсона: «Удивительные достижения муравьев-ткачей и других высокопродвинутых видов являются результатом не сложных действий отдельных членов колонии, а согласованного поведения многих товарищей по гнезду, которые трудятся сообща... Один муравей сам по себе – сплошное разочарование, это в действительности еще не муравей... Колония представляет собой эквивалент организма, это /функциональная/ единица, исследование которой необходимо для понимания биологии колониальных видов» (Wilson, Hölldobler, 1994, цит по: Corning, 2003a). Человеческое общество с его политической системой рассматривается Корнингом и другими биополитиками также как «коллективное предприятие, нацеленное на выживание».
1.2.3. Социобиология определяется как систематическое изучение биологического базиса социального поведения у животных и человека (Wilson, 1975). Возникает вопрос, в чем отличие социобиологии от этологии (см. 1.2.1), также посвящающей себя изучению поведения (некоторые этологи особо выделяют социальную этологию как область этологии, занятую «социальным поведением на уровне сообществ животных», см. Гороховская, 2001).

Если этологи посвящают себя эмпирическим, полевым исследованиям своих объектов, то социобиологи, опираясь на неодарвинизм, формулируют теории, строят математические модели и делают теоретические выводы. «Социобиологи значительно реже обращаются к сбору полевых данных и предпочитают ограничиваться отдельными примерами, которые часто заимствуют из других исследований (в том числе и этологических)» (Бутовская, 1999. С.20). Не порывая с неодарвинизмом, социобиологи ставят себе цель объяснить не только конкурентное, но и кооперативное поведение живых существ – предпосылку формирования ими биосоциальных систем. Даже акты альтруизма (самопожертвования ради других) не противоречат теории естественного отбора, если это родственный (жертва ради генетических родичей, Hamilton, 1964/1996) или взаимный альтруизм (жертва в расчете на жертву со стороны того, кому оказана поддержка, Trivers, 1971/1996). Мы вернемся к этим вариантам альтруистического поведения в главе четвертой.

Слово «социобиология» в последние годы вышло из научной моды, в нем часто усматривают негативное политическое значение (рассматривая социобиологию как новую версию социал-дарвинизма и жесткого натурализма начала ХХ века, приравниваших человека к животному). Созданное в 1989 г. Европейское социобиологическое общество (European Sociobiological Society) объявило в 2001 г. о своей ликвидации, оно было поглощено Международным обществом этологии человека, а специальный международный журнал Ethology and Sociobiology еще в 1996 г. приобрел другое название – Evolution and Human Behavior. Проблематика социобиологии была в большой мере подхвачена родственным научным направлением под названием «эволюционная психология» (см. подробнее раздел 4.10 ниже).
1.2.5. Экология может быть определена как наука о взаимотношениях биосистем между собой и со средой их обитания (авторский вариант определения, комментарий см. в разделе 7.1.1). В основном экологические исследования посвящаются биосистемам надорганизменных уровней (построенным из многих живых организмов) – популяциям, биоценозам, экосистемам (биогеоценозам), наконец, биосфере в целом.

Экология, как известно, тесно связана с проблематикой охраны биоса (живого покрова планеты). Публикация таких книг, как "Безмолвная весна" Р. Карсон (Carson, 1962) в начале 60-х годов вызвала к жизни первую волну движения в защиту окружающей среды.

«Впервые за свою короткую историю человечество столкнулось с общими, а не частными ограничениями. Предостережение Т. Мальтуса… о том, что население увеличивается быстрее, чем источник питания, принимает новую и более зловещую форму по мере того, как мы видим, что рост населения и загрязнения обгоняет производство и восстановление всех ресурсов, а не только пищи. Как следствие этого и широкая публика, и специалисты, которых раньше интересовала лишь очень небольшая часть окружающей среды, стали ревностно изучать исходные принципы экосистем…», писал в те годы Ю. Одум (1975. С.518).

Не случайно, что именно в этот период выходят из печати первые статьи по биополитике, в которых угрозе глобального загрязнения сред планеты, неконтролируемого роста населения планеты и исчерпания жизненных ресурсов отводятся большие разделы. В последующие десятилетия люди начали проявлять все большую тревогу в отношении проблем окружающей среды.

Особо отметим разработки У. Винни-Эдвардса и других биологов по популяционной экологии (“социальной экологии”). Взаимодействия внутри экосистем между слагающими их популяциями и ассоциациями между индивидами внутри популяций (ассоциаций) – по существу зона перекрывания экологии и этологии, что подчеркивается наличием многочисленных публикаций по поведенческой экологии (behavioral ecology), в том числе и посвященных исследованию поведения вида Homo sapiens.
1.2.5. Нейрофизиология. Для понимания социального поведения и политической деятельности человека весьма существенное значение имели проводившиеся на протяжении всего прошлого века исследования по функционированию нервной системы и в особенностиголовного мозга. Мозг, как и вся нервная система, представляется совокупностью модулей – полуавтономных функциональных комплексов (MacLean, 1996; Gazzaniga, 1996). Мозг включает как архаичные, так и молодые в эволюционном плане модули. Было показано наличие в составе мозга человека и других высших приматов (человекообразных обезьян) трёх параллельно работающих модулей: рептилиального мозга, палеомаммального мозга (лимбической системы), неокортекс (новой коры). Новые структуры наслаиваются на более древние, и архаичные модули мозга оказывают продолжающееся влияние на социальное поведение человека и его политическую деятельность. На всем протяжении истории человек проявлял «яркие «животные» эмоции и упрощенное мышление, не способное к оценке будущих последствий» (Тетиор, 2001а. С.18).

В этой связи отметим разработки последних десятилетий по влиянию процессов в древних модулях мозга на разумную деятельность человека, которая, казалось бы, полностью контролируется его сознанием. Например, решения политических лидеров могут диктоваться неосознаваемыми ими мотивами (хотя эти лидеры и приводят рациональные аргументы post factum). Тесно взаимодействующие с Р. Мастерсом и другими биополитиками американские нейрофизизиологи (М. Газзанига, М.Т. МакГвайер) сравнивают человеческое сознание с «журналистом, который в последнюю очередь узнает о том, что реально происходит в мозгу».

В то же время в организации и функционировании мозговых структур проявляется не только сходство-родство человека и остальных «тварей», но и уникальность человека, прослеживаются не только эволюционная траектория человека, но и инновации, связанные с достигнутым им уровнем развития. В качестве конкретной иллюстрации этого отметим, что «на фоне преобладания негативных, тревожных эмоций у животных, мозг человека поощряет стремление к получению положительных эмоций, в том числе даже и полностью искусственным путём» (Тетиор, 2001а. С.14).

Не меньший интерес представляют проблемы нейрохимии. В частности, вещества, необходимые для передачи импульсов между нервными клетками – нейротрансмиттеры, например серотонин, дофамин, норадреналин, окись азота, оказывают значительное влияние на поведение животных и человека. Повышенные и пониженные концентрации нейротранс­миттеров в мозгу вызывают риск аномального, неадекватного (например, агрессивного) поведения, что приводит к ряду серьезных этических, юридических и политических проблем.

Загрязнение окружающей среды воздействует на уровни нейротрансмиттеров в мозгу. Так «исследования по структуре мозга и нейрохимии показывают, как токсичные химикалии нарушают нормальные эмоциональные реакции и поведение» людей. (Masters, 2001; Masters et al., 2000).

Жизненный опыт, обучение влияют на формирующиеся в процессе индивидуального развития связи между нервными клетками. Это связано с таким явлением как импринтинг – прочным запоминанием информации в соответствующий возрастной период (например, речь развивается до возраста 4 года, если ребенок не имеет речевой практики, наступает «синдром Маугли»). Этологи человека, биополитики связывают с импринтингом процесс индоктринации – некритического восприятия подрастающим поколениям той или иной идеологии под манипулирующим воздействием политических элит.

При упоминании термина «генетика» в связи с биополитикой у читателя, вероятно, возникают ассоциации с недавними сенсациями в области генетических технологий Эти методы составляют часть арсенала исследова­тельского направления ХХ века, названного биотехнологией и посвященного промышленному использованию биологических процессов и агентов на основе получения высокоэффективных форм микроорганизмов, культур клеток и тканей растений и животных с заданными свойствами. К 2003 году в основном завершен многообещающий и в то же время потенциально небезопасный проект расшифровки генома человека. Всё это породило целый комплекс проблем этического, юридического и политического характера. Одной из основных проблем была угроза случайного или, что еще хуже, преднамеренного создания генетических монстров. Эта угроза, звучавшая уже на конференции в Асиломаре (США) в 1975 г., неизмеримо возросла и пополнилась новыми гранями в 90-х годы в связи с масштабным производством трансгенных растений и животных, генетическим клонированием (сегодня овечки Долли, Олли, Полли, завтра – клонированный человек?), генной терапией и т.д. Некоторые из биополитиков (В.Т.Эндерсон в США, Ф. Герхардт в Германии) рассматривают генетические технологии как важнейшую составляющую практической биополитики. Ведь вопрос ставится о возможности создания генетически модифицированных растений, животных и даже людей. «Ветхий Адам выходит из своей шкуры. Он собственными средствами создает новую природу» (Gerhardt, 2001. S.859).

Тем не менее, значение генетики для биополитики не исчерпывается генноинженерными сенсациями. Многие биополитики говорят о влиянии генов человека, возникших в ходе его эволюции, на социальное поведение (включая политическую деятельность). «В приложении к Homo sapiens, эта теория /имеется в виду теория эволюции – прим. А.О./ приводит нас к единственно возможному выводу: политическое поведение во многих случаях находится под влиянием генетически передаваемых из поколения в поколение тенденций, которые являются результатом эволюционной истории нашего вида» (Somit, Peterson, 1998. P. 6). Генетический подход к поведению человека представляет серьезные трудности, ибо характеристики человека находятся под воздействием не только наследственных факторов, но и среды, воспитания, жизненного опыта. Более того, даже если удается выявить зависимость того или иного признака от наследственных факторов, последние в большинстве случаев представляют собой сложные комплексы генов, что резко затрудняет их генетический анализ (Зуб, 1998). Несмотря на все эти проблемы, в последние годы в связи с расшифровкой генома человека, ученые приступили к картированию на хромосомах важных для социального поведения генов, связанных с шизофренией, предрасположенностью к алкоголизму и гомосексуализму, сезонным аффективным расстройством, повышенной агрессивностью, различными формами депрессии. В последние десятилетия выявлены хромосомные локусы, отвечающие за важные с точки зрения регуляции поведения гормоны, нейропептиды, нейромедиаторы.

Важной проблемой является генетическое разнообразие человечества. Эта проблема включает вопросы о степени генетических различий между расами и национальностями (и политической значимости этих различий в связи с обоснованием «генетических корней» патриотизма), о степени генетической детерминации социально ценных качеств человека (талантов, лидерских способностей и др.) или, наоборот, негативных, даже «преступных» тенденций его поведения. Является ли генетическое разнообразие человечества «генетическим грузом», который надо так или иначе ограничивать или это в первую очередь наше богатство, резерв устойчивости всей человеческой популяции?

Поскольку генетическое разнообразие человека есть составная часть генетического разнообразия всего живого, в повестке дня биополитических организаций, стоит вопрос о создании генетических банков для «сохранения материала вымирающих видов растений и животных, чтобы таким образом защитить колоссальное богатство и разнообразие жизни в природе» (Vlavianos-Arvanitis, 2001b).

Итак, биополитика возникла под влиянием сразу многих областей наук о живом. Эти области привносят с собой разное понимание объекта: современная генетика тяготеет к механицизму, в то время как экология со даже возрождает в той или иной мере натурфилософский подход к живому как планетарной целостности (тела биоса по взглядам А. Влавианос-Арванитис). Будучи продуктом слияния разных биологических наук и философских течений, биополитика еще более усиливает присущую ей гетерогенность за счет заимствования элементов понятийного аппарата и методов из политологии.