Книга охватывает период подготовки к материнству и первые три года жизни малыша. Посвящается моим детям и Полу

Родителям двух и более детей в возрасте до пяти лет свойственна одна общая черта — их раздражают жалобы и тревоги родителей, у ко­торых один ребенок. Это в точности соответству­ет чувству легкого презрения, которое молодая невыспавшаяся мать испытывает к своей бере­менной, все анализирующей и безнадежно идеа­листической подруге. Теперь, когда у меня у самой двое, я порой подмечаю отблеск этой пре­зрительности в глазах подруг, у которых трое или четверо детей. Нет сомнения в том, что Викто­рия Гиллик, у которой их двенадцать, искренне считает, что все мы нытики и слабаки, не нюхав­шие по-настоящему Жизни.

Нет никакого толку бродить вокруг да около. Второй ребенок снова все перевернет как раз тогда, когда жизнь начала входить в нормаль­ную колею с первым ребенком. И как раз тогда, когда вы уже решили, что можно продолжить спокойное плавание по жизни...

Предположим, что вы выдержали весьма по­пулярную паузу в два-три года между рождени­ем детей. И тогда случается вот что: у вас есть ребенок, который умеет ходить, он начинает гу­лять с вами, задавать умилительные вопросы об утках, привыкать к горшку, приглашать вас на воображаемое чаепитие — и вдруг вы вновь одним махом погружаетесь в теплый, бестолко­вый мир пеленок, беспомощности и непредска­зуемых требований. Вы только успели приучить своего старшего к сделкам типа: «Через пять минут, когда я это сделаю, мы сходим в парк и запустим поплавать твой кораблик», теперь у вас вновь на руках маленький несгибаемый аятол­ла, который тоже хочет — сейчас! немедлен­но! — получить порцию молока до того, как вы успели расстегнуть свои пуговицы, не говоря уже о том, чтобы закончить лепить из пластили­на фигурку для старшего ребенка. Именно в тот момент, когда родители настроились на недель­ный ритм, давая друг другу отдохнуть, выводя по очереди одного ребенка на приятную прогулку, вдруг возникает настоятельная необходимость совместной работы (если они не хотят, чтобы кто-то из них свалялся от изнеможения, а ребе­нок пропустил приятную прогулку). Если вы ра­ботающая мама, тогда разделение на три части (ребенок, работа и вы с мужем) превращается в разделение на четыре части (ребенок, второй ре­бенок, работа, и да поможет Господь вам и мужу). Может измениться и ваш стиль, материнства. Если вы никогда не давали затрещину, то дождитесь первой намеренной, противной, опасной атаки на беззащитного новорожденного, и вы увидите, как рука невольно сама замахнется, чтобы шлепнуть хулигана. Если вы никогда раньше не прибегали к подкупу, дождитесь того момента, когда в первый раз покормить грудью можно будет только при условии выдачи при­горшни леденцов старшему братцу. Если вы пре­зираете все методы «эгоистичной коровы», кото­рые я предложила, чтобы выкроить время для себя, можете вспомнить о них, как о возможнос­ти получить несколько дополнительных минут для новорожденного.

Вполне возможно, дело кончится тем, что вы будете одновременно петь «Зайчик, зайчик, где ты был?», пускать мыльные пузыри и потихонь­ку впихивать в младенца сладкую кашу. Потому что знаете, что, если вы перестанете заниматься ползунком, он мгновенно разнервничается, и примется делать ужасные вещи с остатками липкой каши, пока вы умоляете младенца от­крыть рот.

Если разница в возрасте между детьми очень небольшая, старший, возможно, и не будет рев­новать — годовалый ребенок открывает для себя столько нового, что младенец — это просто всего лишь еще одно чудо. С другой стороны, вам при­дется долгое время терпеть два набора пеленок во время прогулок и до предела физически уставать (врачи ворчат на женщин, которые не дела­ют перерыва в полтора года между беременнос­тями). Если разница в возрасте чуть больше, — скажем, два с половиной года, - вам будет по­легче физически и, может быть, повезет в том, что первый ребенок будет более самостоятель­ным, но два с половиной года — это, как правило, пик закатывания скандалов, а отнюдь не умиро­творенное отражение благодушия новорожден­ного. А если вы еще чуть-чуть подождете и перейдете трехлетний рубеж, то получите физи­чески самостоятельного, умного и даже немного полезного ребенка. Но три года — слишком дол­гий срок, чтобы оставаться единственным цент­ром и великой радостью для родителей. И воз­можно, старшему будет, мягко говоря, трудно принять скукоженного, занудного, маленького соперника.

Другими словами, нет идеального по времени перерыва между рождением детей, и хватит бес­покоиться об этом.

У меня самой был перерыв в год и восемь ме­сяцев. Может статься, что это самый лучший срок, или, может быть, самый худший. Через год они уже понемногу начинают играть друг с дру­гом и, если повезет, с каждым днем будут проводить вместе время все больше и больше. В тече­ние целого года у нас были двух размеров пелен­ки, сложенные горкой в спальне, а по утрам, ве­черам и во время послеобеденного сна мы лице­зрели бесконечный парад мокрых попок. И по меньшей мере на протяжении десяти месяцев нам приходилось относить обоих детей наверх, в спальню, если старший вдруг впадал в младен­чество.

Кстати, его возврат к младенчеству не имел ничего общего с моим: для материнской пси­хики необходимость вновь ехать в роддом, про­должая называть старшего ребенка «младен­цем», вернуться через несколько дней с еще одним маленьким, носящим такой же титул, — огромный подсознательный шок. После родов я рыдала по ночам от кошмаров, в которых моего настоящего первого ребенка похищали и подменяли этим довольно скучным, новым об­разцом. А когда я просыпалась, то видела пер­вого ребенка, он был рядом, со своими огром­ными ступнями седьмого размера в кожаных ботинках, закрывающих крошечные пальчики, которые я когда-то пересчитывала. Я всякий раз рыдала, когда взглядывала на его ноги, и даже соломенная туфля ночью на лестнице могла вызвать у меня нервное расстройство. Сейчас мне стыдно даже думать обо всем этом, но, слегка морщась, я рассказываю в доказа­тельство того, что второй ребенок меняет все. Матери легко воспринимают своих детей мо­ложе, чем они есть на самом деле, а новый ре­бенок приносит в дом шоковое осознание того, что дети растут и в один прекрасный день уйдут из дома, ступая своими здоровенными, неук­люжими ногами.

И все-таки распускать нюни по поводу боти­нок — это несомненная прихоть. Все это прохо­дит, когда дают о себе ЗНАТЬ сложности жизни с детьми (по сравнению с жизнью с одним малышом). Начнем с простых проблем материально-технического обеспечения.

Удобный привычный распорядок дня, кото­рый подходит малышу, весьма отличается от бе­залаберной, свободной, непредсказуемой жизни младенца, которого кормят грудью. От­кровенно говоря, в первые несколько месяцев будет царить полный хаос. Единственное, что вроде бы помогает (кроме настоящей помощи, которая частенько бывает весьма скудной), — это постоянно держать новорожденного в цент­ре внимания и рядом с собой, чтобы не при­ходилось прерывать игры со старшим или ра­боту по его зову. Вряд ли найдется что-нибудь более неприятное, чем ребенок, уже умеющий ходить, но все еще слишком маленький, чтобы можно было оставлять его одного хотя бы на пять минут, в результате чего вы или мчитесь в детскую за младенцем, или убеждаете, заманиваете и, наконец, поднимаете старшего ребенка наверх, чтобы поменять там пеленки младшему.

Родителям ревнивых детей часто дают такой совет: подгадывать время кормления грудью и гугуканья с младшим к тем моментам, когда старший спит или вышел на двадцать минут поиграть у соседей. Это хороший совет с точки зрения любви к детям, но здесь забывают о том, что, если потребности обоих малышей чередуются таким образом, то у их мамы вообще не остается никакого времени, чтобы отдохнуть, поесть или хотя бы присесть. Не имеет значе­ния, что вечера, свободны, ведь немногие дети в возрасте до трех-четырех месяцев спят вече­ром. А если день начинается в шесть утра и кончается в одиннадцать, а то и в двенадцать ночи, то все это становится самым настоящим кошмаром. Что касается меня, то прорыв на­ступил, когда мне удалось совместить послеобеденный сон обоих малышей. Когда у меня возник этот свободный промежуток в полтора часа, все казалось возможным, даже если я тратила его на превращение хаоса, устроенного утром, в порядок.

К шести месяцам установился весьма при­ятный распорядок дня: у младенца был утрен­ний сон, который давал возможность моему сыну располагать законным «личным време­нем»; обед был общим (за исключением того, что приходилось выдумывать особо удивитель­ный сладкий пудинг, чтобы отвлечь внимание старшего от кормления грудью новорожденной), потом оба ребенка дружно спали где-то между часом и тремя, а потом, ко времени ку­пания, все снова превращалась в хаос. Но это уже другая история.

Если старший ребенок еще не очень хорошо ходит, пешие прогулки чреваты опасностями и неприятностями. К традиционным решениям можно отнести следующие:

дней, оказался лежащим на дороге!» Так что по­аккуратнее с этими вещами.

В старые времена, до того, как выдумали Без­опасность на Дорогах и когда машина, делавшая 100 километров в час, была колымагой, детей обычно привязывали на заднем сиденье и туго пеленали, если они дергали водителя за волосы. Таким образом, семьи из шести человек беспеч­но и весело носились по дорогам, ни о чем не думая.

Теперь мы все сразу же чувствуем себя вино­ватыми, если разрешаем ребенку ехать куда-то с непристегнутым ремнем, что лишает свободы взрослого человека, сидящего рядом с ним. Но появление второго, а дотом и третьего малыша создает устрашающие проблемы. Начнем с того, что переносные коляски занимают в машине два места. В нашем маленьком семейном автомобиле такая коляска умещалась только рядом с дет­ским сиденьем, а третий ребенок должен был бы ехать на переднем сиденье. А это значит, что ни­какая бабушка, няня или папа уже не могли пу­тешествовать с нами. Переносные коляски в багажном отделении не очень-то безопасны (гляньте на диаграмму «зоны сминания» вашей автомашины и сразу поймете, почему), а если положить переносную коляску вдоль машины на откинутом сиденье, то головка малыша рискует быть разбитой при любом толчке или внезапной остановке. Если вы не можете себе позволить ни один из новых лимузинов или «пикапов», придет­ся смириться с тем, что вы ничего не сможете сделать на этапе переносных колясок. После этого возникает вопрос размещения на детских сиденьях. Даже очень маленькие автомобили вмещают детское сиденье из стальной конструк­ций с двумя привязными ремнями и два обыч­ных сиденья по бокам. Но одна моя многодетная подруга предупреждает, что следует хорошо подумать, как разместить эти сиденья: «Я постави­ла сиденье для младенца в центре. Теперь дочь может дергать за волосы обоих братьев одновре­менно, и мое вождение машины временами пре­рывается криками мальчуганов и дикими взры­вами смеха малышки.
Ревность

Тем не менее, все эти проблемы материально­-технического обеспечения требуют навыков уп­равления, изобретательности и незначительной суммы денег. Огромную опасность, которая на­висает над каждой семьей с появлением второй беременности, невозможно устранить с помо­щью ни одного из этих факторов: речь идет о Ревности. Не будет ли ребенок N 1 против появ­ления ребенка N 2? Не испортит ли такое появле­ние его жизнь? Не будет ли ребенок N 2 испыты­вать на себе грубое физическое воздействие, не забудут ли о нем? Не будет ли он расти в тени первенца? Будут ли они дружить? Старые ба­бушки и соседи подливают масла в огонь, говоря: «Бог ты мой, похоже, скоро появится тот, кто не даст тебе соскучиться, милая мама, не так ли?» Или не менее гадкое: «Ой! У тебя скоро появится маленький братик, ты будешь с ним играть». (Не будет. Если он ожидает приятеля по играм, то будет весьма разочарован, по крайней мере в те­чение всего года. Друзья рассказывают вам ис­тории о том, как старшие дети поцарапали, по­ставили синяк, покалечили или, попытались придушить второго, младшего ребенка. Даже наш лучший автор книг о воспитании младен­цев, Пенелопа Лич сравнивает шок, который ис­пытывает ребенок, с тем, что испытали бы вы, придя домой и обнаружив, что муж привел новую жену и ждет, чтобы вы с ней подружились.) Я хохотала до упаду от этого сравнения до тех пор, пока не возобладал здравый смысл. Но­ворожденный не взрослый и, тем более, не жена. Отношения здесь совсем другие, они вызывают сильные, но иные чувства. В конце концов, в ре­бенка заложена программа, по которой он в глу­бине души должен знать, что в один прекрасный день ему придется отправиться в плавание по жизни без вас. Однако это неприменимо к жене, за исключением разве что телесериала «Динас­тия». В некоторых семьях проблема ревности между детьми вообще не возникает. Драки - да, но они случаются позднее, когда младенец начи­нает хватать игрушки старшего ребенка. Речь здесь не идет об этой глубокой, отвратительной, выношенной в душе ревности к вниманию мате­ри и отца, которая, как нам твердят, почти неиз­бежна.

«Мы так сильно старались избежать этого, — говорит одна мама, — что теперь младший без­умно ревнует к старшему».

«Вообще никаких проблем, честное слово, — говорит другая, — Старшая с первого дня лю­била младшую сестренку, которая была хоро­шенькой, спокойной и сонной, а потом просто обожала ее. По правде говоря, ревновала скорее я!».

Существует несколько мер безопасности, ко­торые следует предпринять против этого неви­димого чудовища.

• Если вы скажете малышу, что в вашем жи­вотике есть ребенок, убедите его, что он и его тоже.

• Положите в коляску подарок «от новорож­денного» во время его первого посещения роддома.

• Пригласите старшего брата или сестру участвовать в ежедневном купании и пере­одевании младенца. «Ой, пеленка! Спаси­бо!» — кричите вы, вкладывая невезучего младенца в большую, чем нужно, одноразовую пеленку, чтобы не ранить чувства помощника. Бедная Роза иногда вообще ничего не видела из-за необъятной пелен­ки.

• Твердо убедитесь в том, что бестактные по­сетители дома не воркуют над новорожден­ным, игнорируя старшего ребенка, и что дядям и крестным подсказано принести какую-нибудь безделушку обоим детям. (Если они уже запаслись погремушками.)

• Ласкайте, нежьте и восхищайтесь вашим любимым старшим ребенком и не утопайте целый день в синих бездонных очах ново­рожденного. Если вы все это делаете, зна­чит, все пойдет хорошо.

Но что ни делай, а ревность—это жизненный факт, и малыш живет в постоянном водовороте неконтролируемых эмоций, и его действительно сместили с трона единственного ребенка, и он на самом деле получает меньше внимания, чем раньше, причем как раз тогда, когда хочется по­лучать больше. Нет никакого смысла делать вид, что проблемы не существует, по крайней мере, нет смысла убеждать в этом себя.

Разумный совет дает Джилл Фрейд, вырас­тившая пятерых детей: «Не думаю, что вы може­те запретить ребенку ревновать, если он ревнует, просто потому, что он ревнует, вот и все. Но я, не раздумывая, дала бы ему понять, что он не может вымещать зло на маленьком или бить его. Хорошее поведение в обществе — это норма жизни, и ему следует научить как можно рань­ше. Да и малышу будет полегче».

У этого отношения к проблеме есть огромное преимущество: полностью отсутствует один усложняющий все фактор, который превращает материнское отношение к ревности в нечто ду­шераздирающе некомпетентное (говорю как человек, который часто бывает некомпетентным). Речь идет о нашем старом знакомом — чувстве ВИНЫ. На самом деле, можно ощущать чувство вины за то, что у вас родился второй ребенок и этим вы «подвели» первого ребенка. Потом вы чувствуете себя виноватой за то, что недостаточ­но любите второго… Не следует заходить слиш­ком далеко в этом направлении. Повторяйте как панацею слова Джилл: «Хорошее поведение в об­ществе — это норма жизни, и ему следует научить как можно раньше». Избегайте на некото­рое время тех знакомых, у кого хорошо воспи­танные, нежные, уравновешенные единствен­ные дети, и почаще общайтесь со слезливыми, усталыми друзьями, у которых так же, как и у вас, по нескольку детей.

Ниже приводятся уловки, которые помогают детям подружиться чуть ли не с рождения. Мно­гие из этих советов вместе со слепой верой весь­ма эффективны.

Говоря о новорожденной, все время называй­те его «сестра Николаса» или «Артур — это ма­ленький братик Изабель», чтобы держать его или ее постоянно в центре внимания.

Подарите старшему какое-нибудь маленькое животное — рыбку, кролика — для отвлечения от постоянных разговоров о новорожденном в доме.

«Стисните зубы, — говорит мать двоих детей, — и ласкайте старшего, ревнующего ре­бенка в течение невыносимо долгого времени, каким бы глупым занятием вам это ни казалось».

Убедите старшего ребенка, что маленький любит его. Не намекайте на то, что он должен любить новорожденного, ему это непонятно. Но если этот глазеющий, а сейчас, может быть, уже и улыбающийся младенец расплывется в улыб­ке, укажите ему на это.

Как только младенец начнет хватать и та­щить вещи, называйте его (ее) «непослушным», или «озорным». В первый раз мой сын широко и свободно улыбнулся своей сестре тогда, когда она швырнула полную кружку молока на пол и засмеялась. «Роза безобразничает», — произнес он со счастливым почтением.

Говорите также о том, что младенец подрас­тет и будет слушаться так же, как и старший ребенок. Это совершенно очевидно, но легко за­бывается, ведь двухлетка мало чего понимает во времени и развитии. Так и было до тех пор, пока в один прекрасный день мой сын не заявил: «Роза может вырасти и стать настоящим ребенком». И тогда я поняла, что никогда с ним об этом не говорила. Теперь ему постоянно говорят о том, что когда-нибудь и ее будут ругать за беспорядок или за то, что она вредничает или ноет. Он ждет не дождется этого дня.

Контролируйте посетителей. Непрости­тельно прийти в дом и ворковать над младенцем, в то время как неуклюжий, менее привлекатель­ный ползунок с сопливым носом смотрит подав­ленно снизу вверх. Некоторым удается сделать так, чтобы старший ребенок «показывал» мла­денца, но по-настоящему ревнивых детей не уда­ется обмануть, и единственный путь — это под­черкивать их огромные достижения посетите­лю, при необходимости унося младенца подаль­ше от воркования и слащавых объятий. Они не обижаются. Пользуйтесь этим, пока можете...

Расхваливайте любые усилия, которые ребе­нок может предпринять, чтобы поиграть с младенцем. Тактично участвуйте в играх. У нас есть ужасно глупая игра в ванной, когда Роза хватает шарик от пинг-понга из игрушечной лодки Николаса, а я кричу: «Кто тебе разрешил украсть это яичко?» (Существует любимая книга о лисе, которая крала яички у курочки.) Потом я отдаю шарик Николасу, и он снова и снова повторяет игру. Если бы я не помогла им, игра превратилась бы в драку. А так они оба счастливы. В один прекрасный день, да поможет мне Бог, моя несколько однообразная роль будет вычеркнута из сценария...

Пытайтесь хитростью дать другое толко­вание намерениям своего ребенка. «О, ты несешь Розе свой молоток, чтобы она посмотрела на него? Как это мило, посмотри, как он ей нравится. Да, ты стукнул ее по голове, бедная Роза, она ведь всего глупенькая малышка, но ничего страшного. Все-таки тебе лучше убрать этот молоток подальше, она еще слишком маленькая, чтобы играть с ним, правда ведь?» Все это выглядит ужасно забавно для сторонних наблюдателей (воркующая, веселая мама, которая старается отвести злобное нападение с молотком, делая вид, что ничего не происходит), но средство это весьма эффективно. Все любят думать о себе наилучшим образом.

Дайте ребенку почувствовать, что вы все понимаете. «Роза иногда бывает такой вредной, правда?» Одна лишь такая фраза может сотворить чудо. Иногда можно сотворить чудо, уложив двух детей в одну спальню на ночь. Они просыпаются утром и, не найдя вокруг себя взрослых, с которыми можно соревноваться, ищут общества друг друга. По крайней мере, старший ребенок имеет аудиторию для своих визгов, ударов и фальши­вого распевания песенок вроде «Идет пычок, катаеться...»

Но самое главное — контролируйте насилие. Ребенок, который заставил младенца плакать, на самом деле не получает никакого удовольст­вия, он чувствует себя несчастным. Чем больше вы позволите развиваться насилию (настоящий удар в ответ на угрозу), тем хуже становится вся ситуация и сейчас, и на долгие месяцы вперед. Вот способы контроля насилия.

Имейте под рукой куклу, чтобы старший ребенок ударил ее, а не новорожденного. Мне это не нравится, но многие советуют этот способ.

Никогда не оставляйте их вместе, даже на минуту, вне поля вашего зрения, пока действительно не будете уверены в том, что с ними все в порядке.

Скажите старшему ребенку, что, если млад­ший подползает к его игрушкам или домикам с намерением причинить ущерб (а такое намере­ние у него имеется постоянно), ему нужно лишь позвать вас и вы унесете младенца. Если вы не выполните это обещание, то рискуете навлечь не маленькую лысенькую головку захватчика ответный удар. Но очень трудно наказать ребенка, у которого только что снесли до основания огромный замок.

Примените строгое правило: если малыша стукнули чем-то, то этот предмет устраняется с глаз долой на целый день. Я самым строгим об­разом придерживалась этого правила с того раза, как дитя впервые взяло в руки свой люби­мый пластмассовый гаечный ключ, чтобы под­раться. Весь смысл в том, что ущерб, который ребенок может причинить голыми руками, весь­ма ограничен. Но ущерб, который он может на­нести, взяв в руки что-то, трудно себе предста­вить.

Я даже отбирала (хотя и дипломатично, по­скольку это деликатный вопрос) игрушки у детей, которые приходили в гости и которыми они били ребенка, и, конечно, любую погремуш­ку, которую младенец специально целит другому ребенку в глаз, причем я делала это с неизменно церемонной строгостью и вежливостью.

Наконец, что бы вы ни делали, держите свои эмоции при себе. Сила вашей защитной мате­ринской ярости (даже если втайне вы все еще предпочитаете старшего ребенка) может просто ошеломить вас. Но яростная защита младенца только огорчит всех. Постарайтесь не уподоб­ляться тигрице, защищающей своего детеныша. Рассуждайте как немного усталый, очень опыт­ный, но в целом добрый полицейский на кромке футбольного поля. Кроме того, если вы не позволите вмешаться эмоциям, ваш ум сможет работать и дальше. Одной матери ее мексиканская няня дала хоро­ший совет, который та поведала и мне: «Столкно­вение с маленьким ребенком — это грустное и ненужное дело. Мать сильнее и умнее и всегда может найти выход из положения». И должна это сделать, тем более что речь идет об удовлетворе­нии потребности, пусть грубой и извращенной, в чем-то таком естественном, как любовь»

И тогда случилось следующее. Ползунки одно­временно утомились пялиться на крабов и нача­ли резко тянуть за свои ремни. Оба младенца проснулись и начали плакать. И пошел дождь. И с той мрачной, покорной материнской настой­чивостью, которая позволила человечеству выжить в течение миллиона лет, мы расстегнули свои блузки и начали кормить грудью своих мла­денцев, а дождь лил и стекал в распахнутые во­роты наших блузок. Мы натянули непромокае­мые капюшоны над четырьмя нежными голов­ками детей, но позволили холодным каплям бес­препятственно моросить по нашим неприбранным волосам. Майкл упорно правил к берегу и осторожно поглядывал по сторонам, опасаясь, что его кто-нибудь сочтет за устроившего всю эту жуткую картину семейной жизни. Где-то на берегу, игрок в гольф, ухмыляясь, кричал: «Ну и буфера!» и раздались веселые непристойные замечания по поводу наших подпрыгивающих гру­дей.

Кто-то из нас сказал: «Да, очень мило», и все другие согласились: «Действительно, как хорошо быть на природе». И именно тогда меня осенила великая истина: главное, что нужно понять, бу­дучи родителями маленьких детей, это уметь снизить планку своих надежд до обычных удо­вольствий взрослых людей. Если бы мы смотре­ли на это по-другому, то чувствовали бы себя ужасно: промокшие под дождем насквозь, вы­нужденные сидеть неподвижно из-за груднич­ков, замученные ползунками и общающиеся между собой только урывками. Но на наш взгляд, у нас все было великолепно: никто из детей не плакал, все были в абсолютной безопасности, мы сменили обстановку, оторвались от своих кухонь и стирок и получили возможность услышать некоторые соленые, взрослые шуточ­ки (игроков в гольф) о своих сиськах.

И не имели никакого значения, при всех тех маленьких победах, накопившихся за одно утро, что по крайней мере от трех из четырех пеленок на борту катера исходил подозрительный залах. Промокшие, мы выбрались на берег и направи­лись домой, радуясь тому, что ползунки сильно устали и уснут после обеда, а мы почитаем воскресные газеты. Маленькие, но радости.

Вы должны хвататься за такие удовольствия, особенно если у вас двое или трое детей в возрас­те до пяти лет. Вам нужно ждать худшего и сми­риться с тем, что вы никогда больше не выйдете с достоинством из чайного магазина, с корабля или из загородного домика: когда вы подходите к двери либо один, либо другой ребенок яростно визжит, потому что не хочет уходить, или наобо­рот, потому что хочет уйти.

Вам следует подготовиться к поездке на берег моря так, будто вы готовите космический полет, и относиться философски к тому, что малышу там может совершенно не понравиться. Раньше я открыто осуждала родителей, которые не выез­жали из дома в течение первых пяти лет либо ездили только в поездки, специально предусмот­ренные для детей. Но теперь я понимаю, почему они это делали. Если вы не обладаете высоким уровнем требований к получению удовольствий, пытаться отдохнуть по-взрослому вместе с маленькими детьми может показаться едва ли сто­ящим делом. На самом деле, я иногда думала о том, что единственное, чего вам, обремененной маленькими детьми, никогда не следует пы­таться делать, — это пускаться во всякие экспе­диции, о которых вы с нежностью вспоминаете со времен холостой жизни. Мы сели на свою яхту в чудесный день, когда дул легкий ветерок, но один ребенок был болен, а второй закатил дикий скандал по поводу ремней безопасности, кото­рыми его привязали. И мы подумали, что было бы в миллион раз лучше не мучить себя стары­ми, свободными, безумными воспоминаниями о настоящем плавании на яхте.

Тем не менее, люди цепляются за свои досемейные привычки. Я знаю одну женщину-гонщика, — которая берет с собой ребенка (она сде­лала ему специальные заглушки на уши, чтобы смягчить шум от мотора). Яхтсмены привязыва­ют детей к койкам и пасут ползунков на палубе на привязи, заставляя их играть с ведром гальки, пока сами, рассекая волны, мчатся на яхте. Маленькие фигурки с рюкзаками на спинках с удивлением глазеют не гонки быстроходных судов и модели лодок на воздушной подушке, на теннисные мячи и сельские праздники. Что ка­сается спортивных мероприятий, я видела, как один родитель с наслаждением занимался серфингом, пока другой следил за детьми на берегу, ожидая своей очереди. Я видела малышей, изо всех сил тянущих шею, чтобы увидеть маму на ее большом парашюте, я видела родителей, кото­рые по очереди плавали на длинные дистанции в большом бассейне, в то время как другой плескается в оранжевой нарукавной повязке в лягу­шатнике. При определенной решимости такая схема может работать, но требуется масса орга­низационных усилий и (именно здесь чаще всего все трещит по швам) сотрудничество обоих ро­дителей.

Потому что вам необходимы два охранника, если кто-то хочет получать удовольствие от взрослых развлечений в обществе маленьких детей. Очень хорошо, если мамочка берет своих детей, чтобы посмотреть, как папочка играет в крикет (за исключением тех случаев, когда именно мамочка страстно увлекается крике­том), но все это мало отличается от ухода за ребенком в детской. Ей и детям, может быть, лучше было бы погулять в парке, а потом просто встретить потного победителя-папочку за чаем. С другой стороны, если вы оба увлекаетесь спор­том, или театром, или чем-то еще и чередуетесь по уходу за ноющими младенцами, вы оба идете домой, чувствуя себя победителями. (Конечно, в любой семье бывают моменты, когда обиды вскипают до состояния хорошего, горячего блюда. Думаю, что со мной наисильнейший приступ обиды случился, когда я сидела рядом с машиной, в пыли, на дикой жаре, позади Ко­ролевских конюшен, ковыряя ложкой холодную баранину с ячменной кашей и пытаясь кормить ею семимесячного ребенка, пока Пол болтался внутри здания, обсуждая лошадей, идущих в упряжке, с конюхами Его Высочества. Тем не менее, после этого я плавала на гребных лодках па Темзе, а он пас младенца, у которого про­резывались зубы, и ползунка, яростно сража­ющегося против микстуры от кашля, и у них обоих текло из носа уже два дня. Думаю, что счет я сравняла.

Но перейдем к более практическим вещам. Есть два основных момента для присоединения младенцев и малышей к каким-либо вылазкам: подготовка и расписание. Подготовка—это оче­видный момент. Если вы отправляетесь на машине куда-либо без пеленок, подтирок, крема, бутылочек, сока, влажных тряпочек, сухих тря­почек, пустых полиэтиленовых пакетов для складывания в них бесчисленных кошмарных вещей, игрушек, легких колясок, панамок от со­лнца или зимних шапочек и так далее, то рискуе­те заполучить все богатое разнообразие злости и раздражения.

Более очевидна необходимость строгого рас­писания, если, к примеру, ребенок капризни­чает, не поспав днем. Тогда следует подумать о спокойной поездке в машине или пребывании в коляске в течение этого часа. Если ваши дети взвиваются штопором, не получив обеда в 12.15, значит, вам нужно либо в 12.15 где-то их покормить, либо прихватить с собой много фруктов и печенья. А если вашему ползунку во­обще не нравится находиться в машине, тогда самое лучшее, что вы можете сделать, - это привязать коляску к сиденью, подыскать чадолюбивого спутника для поездки, заняться те­лефонным разговором и отложить путешествие на четверть часа. Он начнет капризничать и будет продолжать капризничать. Иногда имен­но вопрос расписания для семейных вылазок полностью лишает отца и мать желания пред­принимать их. Если вы провели свою моло­дость, составляя планы на ходу, задерживаясь допоздна без предупреждения, заходя в пивные бары, когда захочется, и питаясь, когда забла­горассудится, тогда маленькие дети будут для вас натуральным потрясением.

Во время благословенных дополнительных отпусков часто можно слышать яростные споры между папой и мамой, когда один из родителей неправильно понял принцип прогулок с детьми:

- Мы не подчиняемся, черт побери, железнодорожному расписанию! Я хочу увидеть следую­щие скачки!

— Да, но ты соображаешь, что будет, если Дебби в ближайшее время не покормить? До того, как Артур заснет? Ведь если он заснет сей­час, то будет орать в машине, как резаный, и тогда она не будет спать, а у нас не хватит молока на потом!!!

— Ну, ладно, пусть будет по-твоему, давайте все вернемся домой, давайте все перестреляемся, зачем, черт побери, было все это затевать!

— Ты самая неразумная, эгоистичная свинья, которую я когда-либо...

Но давайте отвлечемся от этих удручающих сцен. Ниже приведены некоторые наблюдения, собранные целым рядом предприимчивых роди­телей.

Если вы единственный взрослый человек в машине, обязательно поставьте одно из зеркал тылового обзора (они прикрепляются на присо­сках к ветровому стеклу) и разверните таким об­разом, чтобы видеть лицо своего дорогого ма­ленького пассажира. Крутой поворот опасен, даже на мгновение, но младенцы на удивление быстро начинают понимать, что некоторые зву­ковые сигналы, вызывающие тошноту, удушье, заикание и скрежет зубов, заставят шофера уде­лить им внимание, пусть на короткое время. (Мой сын в год и восемь месяцев устраивал убе­дительный и совершенно преднамеренный спектакль с предсмертным хрипом, причем на­чинал его всякий раз, когда я прекращала петь песенку «Юкелеле Леди», чтобы сосредоточиться на движении машин на дороге.)

Ползунки получают огромное удовольствие, когда тащат на веревке за лодкой по течению какие-то предметы. Не забудьте веревку.

Кстати, мне только в прошлом году пришло в голову, что нет никакой чисто биологической причины, по которой именно мама должна всег­да контролировать поведение детей за столом, в то время как отец (Мужчина-Охотник) преспо­койно стоит в очереди за кофе по-турецки.

Но, конечно, обе истины в соответствующее время с успехом попирались ногами. Смелые ма­маши в мятежные пятидесятые брали с собой детей в колясках на коктейль-приемы и даже участвовали в официальных ужинах с ползун­ком, сидящим у них на коленях. И наоборот, даже самые современные пары в наши дни иногда твердо напоминают своим гостям; приглашен­ным на ужин, что дорогие и любимые двухлетние детишки и сладкие шестимесячные ползун­ки могут и посидеть с няней дома. Потому что, хотя вы можете взять с собой спящих младенцев практически всюду и, хотя всем нравится пово­зиться с маленьким ребенком в течение пяти минут, существуют два неприятных момента в том случае, если вы все-таки берете с собой детей. Во-первых, это означает, что ваше дежур­ство продлевается именно на это время. (Я пыталась накормить и обласкать пару, которая при­везла с собой на ужин двух младенцев, дать ей расслабиться, но все напрасно — ни один из них явно не получил никакого удовольствия из-за опасения, что в углу произойдёт что-нибудь ужасное). Во-вторых, это ломает весь распоря­док дня ребенка. Лишь немногие младенцы и ползунки могут спокойно заснуть в чужом доме, не протестуя, когда их подымают в полночь, везут на машине домой и сваливают уже в их собственную кроватку. Но так делать будут не все. Ползунок может настаивать на том, чтобы остаться со взрослыми. Подросший младенец может плакать без передыха, если его оставить в спальне, а потом продолжать без передыха плакать уже от усталости и изумления, оказавшись со всеми. Ниже вы найдете уловки, которые мно­гим очень помогли: кусок замши. Им пользовались только для сна, и где бы мы ни клали его, ребенок знал, что здесь можно спокойно спать;

сумка со знакомыми книжками и родимая кружка с соком;

очень, ну очень долгий послеобеденный сон и куча игрушек в углу столовой;

переносная коляска. Даже в возрасте двух лет наша дочь забиралась в нее и лежала там часами совершенно счастливая. Я полагаю, что это как-то заменяло ей материнскую утробу.

Одна очень богатая и весьма знатная семья, когда принимает дома гостей, всегда приглаша­ет сиделку для детей. Она находится в доме толь­ко для того, чтобы не разрешать детям спускать­ся на нижний этаж и мешать взрослым. Еще одна семья была известна тем, что приводила с собой няню с детьми на званые ужины и превра­щала часть дома хозяев в нечто вроде детской Мэри Поплинов ночное время, причем с той раз­ницей, что няня в форменной одежде потихонь­ку стучала в дверь, чтобы напомнить мамочке, что пора кормить грудью. Но это все для Высше­го общества. Большинство из нас принадлежит к обществу Низшему, и самое большее, чего мы до­стигли, так это брать с собой сигнальное устрой­ство детской тревоги, когда едем в незнакомые высотные дома.

Гостиничные ванны редко защищены оттого, чтобы не поскользнуться в них, а перспектива возить с собой свой собственный резиновый ков­рик малопривлекательна. Я знаю одну совре­менную девушку, которая возит с собой клейкую ленту и заклеивает крест-накрест пол в ванной, получая таким образом эффект совершенно не­скользкого дна, которого хватает на несколько дней.

«Системы прослушивания маленьких детей» действуют в некоторых гостиницах. Эта систе­ма, в основном, заключается в том, что, ненадол­го уходя, родители снимают телефонную трубку с рычага, а на коммутаторе телефонистки каж­дые десять минут слушают, нет ли какого-нибудь шума. Лучше напоминать об этом телефонистке несколько раз, а до этого продемонстрировать воркующего и улыбающегося младенца, если они забудут и не услышат, как ребенок орет в течение двадцати минут или больше.

С ребенком немного старше, который уже что-то соображает, может случиться так, что даже после вашего прихода он проведет остаток ночи в слишком перевозбужденном состоянии и не сможет нормально спать.

Если же вы уходите из номера, няня просто необходима. Когда мои дети были совсем ма­ленькими, я звонила в местное агентство по найму нянь и просила прислать кого-нибудь либо находила какую-то местную знакомую, ко­торой можно было доверять.

Боюсь, что американские гостиницы лучше организованы в отношении ухода за детьми, чем английские. В английских гостиницах сущест­вует традиция обставлять все помпезно и краси­во, не предоставляя реальных услуг и помощи, — бесконечные обращения «сэр» и «мадам», сереб­ряная посуда, но никакого шанса получить ки­пяченую воду в неположенный час, для того чтобы приготовить детское питание в бутылоч­ке. Американские гостиницы в Великобритании могут выглядеть ужасными и сделанными из пластика, но зато у вас значительно больше шансов получить настоящую помощь. Во Франции, Италии и других теплых католических странах младенцы и маленькие дети пользуются таким радушным приемом, что анг­лийские родители готовы рыдать от умиления, переполненные чувством облегчения оттого, что удалось сбежать от неприветливого, осуждающего англосаксонского мира, где вас встречают, поджав губы.

Книги о воспитании младенцев на протяже­нии веков помогали матерям, беспокоили их, поддерживали или угнетали в различной степе­ни. Некоторые из «экспертов» были весьма непо­стоянны: процветающая школа двадцатых годов считала, что младенцев нужно не ласкать, а воз­награждать тумаком в голову или рукопожати­ем. Даже госпожа Франкенбург, сама, будучи пре­красной матерью, считала, что никогда не сле­дует ничего указывать ползунку, чтобы он не перевозбудился и кровь не прилила ему в голову. Я пишу от имени матерей, лица которых перема­заны углем, матерей не из какого-нибудь рос­кошного офиса с кондиционером, расположен­ного в поднебесье, так что мне не хотелось бы оставлять за собой последнее слово. В любом случае не может быть последнего слова в этом странном мире младенцев — созданий, которые какое-то время являются частью вашего тела, а потом отчуждаются, становятся требовательны­ми и сбивающими с толку личностями, которым необходимо по крайней мере три года, чтобы приобрести такое качество, как ум (и еще пят­надцать лет, чтобы укрепить его). Заключитель­ное слово в этой книге должно исходить от самих матерей и от подруг, чья помощь, совет и испепе­ляющая критика поддерживали меня с самого начала. Я спросила их, есть ли что-то такое, что они хотели бы знать в первые годы своего мате­ринства или что оказалось особенно им полез­ным. Вот их слова:

Либби Первис начала поздно, ее первый ребе­нок появился, когда ей было тридцать два года. До этого она упражнялась в материнстве, целый день таская на себе тяжелый магнитофон (на «Би-би-си Радио Оксфорд»), вставая в половине четвертого утра (работая диктором на радио­передаче «Сегодня») и разбирая спорные вопро­сы (в качестве председателя жюри одной из теле­программ на Би-би-си).