Книга первая Москва · «Логос» · 2002 пролегомены p65 Розов Н. С


Глава 2, ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ



бет10/56
Дата23.07.2016
өлшемі3.68 Mb.
#216043
түріКнига
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   56
Глава 2, ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ

2.2.4. Пример геополитической теории Р. Коллинза

Геополитические принципы Коллинза 1—3 о ресурсном и окра­инном преимуществах и чрезмерном расширении [Коллинз, 1998]) являются аксиомами его теории (они ниоткуда не выводятся дедук­тивно, будучи по происхождению индуктивными обобщениями). Принципы 4 и 5 о периодическом упрощении геополитической структуры (завоевании всей ойкумены одной-двумя окраинными и наиболее обеспеченными ресурсами империями) и о фрагментации срединных областей являются теоремами (хоть и выведенными из аксиом без полной логической строгости).

Все эти принципы являются универсальными законами L, ., поскольку устанавливают причинное соответствие между классами условий С, (ресурсное и окраинное преимущество, отсутствие чрез­мерного расширения), С2 (проигрыш в ресурсах, невыгодное цент­ральное положение между ресурсно богатыми и окраинными про­тивниками, чрезмерное расширение) и соответствующими класса­ми следствий: Е{ (дальнейшее геополитическое расширение) и Е2 (прекращение расширения и распад).

В 1980 г. Коллинз сопоставил конкретные данные для оценки геополитического положения США и СССР на конец 70-х годов и установил, что по всем показателям данные для США входят в класс С,, что означает ресурсное и окраинное преимущество, отсутствие чрезмерного расширения, в то время как данные для СССР по тем же показателям входят в класс С2, т.е. проигрыш в ресурсах, прежде всего в населении и доходах на душу населения, чрезмерное рас­ширение, выражаемое в слабости коммуникаций, контроля и на­личия вокруг хартленда нескольких этнических слоев, готовых к сопротивлению, а также невыгодное центральное положение меж­ду странами Запада, Китаем и исламским миром.

На этой основе (законы £,_5и конкретные условия с,,..., сп) в 1980 г. Коллинз сделал в нескольких докладах, а в 1986 г. опублико­вал прогноз о распаде Советской империи (т.е. СССР со всеми дру­гими странами, где были дислоцированы советские войска) в тече­ние 30—50 лет (т. е. времени действия геополитических тенденций). Очень важно отметить, что здесь не было точного предсказания со­бытий, которые произошли в 1989 г. (распад Варшавского блока) и в 1991 г. (распад СССР). Было предсказано лишь, что в течение оп­ределенного периода (30—50 лет) в Советской империи произойдут явления из класса £2, а именно прекращение расширения и распад,

2.2. Теория в истории: логическая структура

в то время как с другой сверхдержавой — США — этого не произой­дет. Именно этот прогноз оправдался, что согласно общепринятым критериям резко повысило достоверность самой теории (см.: Нача­ла... 5.4.5 о подкреплении теорий по Дюркгейму — Стинчкомбу).

Успешное предсказание всегда исключительно эффектно (дос­таточно вспомнить общекультурный эффект первого успешного предсказания Эдмундом Галлеем появления в 1758 г. кометы, кото­рая ранее наблюдалась в 1682 г.). В то же время, как справедливо отмечали Поппер и Гемпель, с логической точки зрения теорети­ческие (основанные на универсальных законах) предсказание и объяснение симметричны. В этом смысле Коллинз мог бы сделать дедуктивный вывод о распаде Советской империи не в 1980, а в 2000 г., и качество самой логики объяснения-предсказания от это­го бы не пострадало. При этом сохранилось бы глубокое отличие этого истинного (номологического) объяснения от множащихся сейчас объяснений ad hoc объяснений без явного указания на уни­версальные (верные не только для СССР данного периода) законы, а также на необходимые и достаточные начальные условия.

Это рассуждение позволяет нам сделать вывод о том, что в исто­рической науке целесообразно стремиться именно к объяснениям прошлых явлений в логике Гемпеля, блестяще примененной Кол­линзом. Более того, с учетом возможности структурных и антипа-ционных предсказаний прошлого теоретическая история вполне вправе рассчитывать на новые, неожиданные и впечатляющие ре­зультаты. Нельзя исключать и того, что натуральные предсказания будущего на основе теории станут со временем развитой областью приложения теоретико-исторических знаний в глобальном, нацио­нальном и региональном прогнозировании. Предполагаемое тео­ретическое описание включало бы наряду с геополитической тео­рией также социологическую, политологическую, экономическую, культурологическую, демографическую и другие теории, относящи­еся к факторам кризиса и распада больших социальных систем.

Выше говорилось, что синтез теорий осуществляется посред­ством отождествления понятий. Например, понятие ресурсов в гео­политической теории Коллинза включает экономическое богатство, количество населения и величину территории. Эти понятия, оче­видно, нуждаются в уточнении, например, значение имеет не столько формальная величина, сколько так называемая эффектив­ность территории - ее потенциал для получения экономического богатства при имеющемся уровне технологии. После уточнения эти


114


Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ

понятия естественным образом могут и должны быть отождествле­ны с соответствующими понятиями экономической, демографичес­кой и географической теорий.



2.2.5. Условный пример аксиоматической теории по М. Бунге

Теория Коллинза близка к идеалу дедуктивно-организованной, аксиоматической теории в социальных и исторических науках, но она не строилась со специальной ориентацией на этот стандарт, т.е. нужна еще специальная и немалая работа для приведения ее к соот­ветствующему виду. Возможны ли в принципе аксиоматические теории в социальном и историческом познании? А если да, то мож­но ли привести хотя бы условный пример? Позаимствуем такой пример из недавней книги Марио Бунге «Находя философию в со­циальной науке» [Bunge, 1996]. Сразу заметим, что данная теория не претендует на истинность (более того, ниже я постараюсь пока­зать, в чем ее ложность), но здесь главным для нас является не со­держание, а сам принцип логического построения. С помощью ус­ловной теории Бунге раскрывает интуитивное представление о том, что участие страны в гонке вооружений разрушает экономику стра­ны и снижает качество жизни ее населения. Вначале Бунге приво­дит набор из четырех аксиом.



Акси ом a l. В каждом фискальном году сумма гражданских и воен­ных инвестиций постоянна.

Аксиома 2. Темп технологических инноваций является возрастаю­щей функцией от инвестиций в исследования и развитие (в отечествен­ной терминологии - в НИОКР, т. е. научно-исследовательские и опыт­но-конструкторские разработки. — Н.Р.).

Аксиома 3. Коммерческая конкурентоспособность является возра­стающей функцией от [темпа] технологических инноваций.

Аксиома 4. Жизненные стандарты (уровень качества жизни) являют­ся возрастающей функцией от гражданских инвестиций [Bunge, 1996, р. 125].

Далее Марио Бунге приводит некоторые логические следствия из этих аксиом.



Короля ар и и 1. Чем больше военные затраты, тем меньше граждан­ские (из аксиомы 1).

Теорема 1. В той мере, в какой гражданские инвестиции снижают­ся по отношению к военным, темп технологических инноваций падает (из короллария 1 и аксиомы 2).

Теорема 2. Коммерческая конкурентоспособность падает в связи с растущими военными затратами (из теоремы 1 и аксиомы 3).

2.2. Теория в истории: логическая структура i j r

Теорема 3. Жизненные стандарты падают в связи с растущими во­енными затратами (из аксиом 1 и 4) [Там же].

Каждая аксиома выглядит вполне приемлемой, теоремы доста­точно строго выводятся из аксиом. В то же время факты говорят о том, что такие лидеры в производстве вооружений, как США, Шве­ция, Великобритания, Франция, никак не являются странами, на­селение которых обижено низким качеством Жизни, более того, все эти страны находятся как раз на вершине по данному показателю. В чем же дело? По-видимому, секрет в том, что при составлении своих аксиом Бунге ориентировался только на традиционную эко­номическую парадигму, в которой единицей анализа является страна или общество (и в этом сходны столь разные теории Адама Смита, Маркса, Кейнса, Ростоу, Хайека и т.д.). Как только мы переходим к миросистемнои парадигме, где единицей анализа является не стра­на, а миросистема (в данном случае мир-экономика, где указанные страны входят в ядро), то ситуация меняется.

Многие страны ядра производят, продают оружие на внешнем рынке в весьма значительных объемах. Кроме того, поскольку про­изводством и продажей занимаются частные или полугосударствен­ные фирмы, то при росте объемов продаж растут и налоговые вли­вания в государственную казну (против аксиомы 1 и короллария 1). Далее, как известно, в указанных странах (особенно быстро и эф­фективно в США) технологические инновации, полученные в сфе­ре вооружений (новые материалы, конструкторские решения, дос­тижения в электронике, связи, организационном управлении и пр.), находят применение в сфере гражданского производства, иначе го­воря, в аксиоме 4 жизненные стандарты, оказывается, испытывают благотворное влияние не только непосредственно от гражданских, но косвенно и от военных инвестиций. Неверными оказываются и теоремы 1—3.

Означает ли сказанное, что здесь оправдывается гонка воору­жений? Вовсе нет. Проданное на рынке оружие кто-то покупает: прежде всего это государства, как раз и тратящие на вооружения большую часть из казны, которая могла бы быть потрачена на граж­данские инвестиции (в точном соответствии с аксиомой 1). Иначе говоря, жизненные стандарты падают или как минимум не растут, как могли бы, но не в тех странах, которые производят оружие, а в тех, которые его покупают. Иными словами, гонка вооружений яв­ляется мощным ускорителем роста разрыва между бедными и бога­тыми на планете.



116

Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ

2.3. Парадигмы, их состав и использование


Что же происходит, когда военным производством занимается только государство, внешние продажи либо отсутствуют, либо не­значительны в масштабе всего производства, а технологические инновации в военной технологии строго засекречены и почти не проникают в гражданские технологии? Вот тут уже все идет в точ­ности по теории Бунге, и отечественный читатель хорошо знает на примере нашей страны, к чему это приводит. Причем длится это не только в течение советских и постсоветских десятилетий, как мы привыкли думать, но столетий, начиная даже не с Российской им­перии Петра, а с начала роста Московии в конце XIV в. Вполне по­нятно, какие важнейшие сферы гражданского производства стра­дали от хронических государственных недоинвестиции в строитель­ство дорог, в коммуникации, связь, энергетику, качественное жилищное строительство, крупную пищевую промышленность с конкурентоспособной продукцией, медицинскую промышленность и фармацевтику — все то, где мы ощущаем острый дефицит и/или непомерные цены сейчас, спустя шесть столетий с начала этой гру­стной истории. К таким мыслям приводит рассмотрение некото­рых, на первый взгляд чисто условных теорий.

Подчеркнем еще раз: аксиоматическая форма теорий ни в коей мере не является гарантией их истинности. Напротив, она наибо­лее явно высвечивает ошибочные утверждения, предпосылки, ло­гические связи, если они есть. Эта ясность и прозрачность аксио­матических теорий, открытость для критики и коррекции, легкость изменения содержания через переформулировку или замену акси­ом обеспечивают данной форме теорий наивысший, наиболее пред­почтительный методологический статус.



2.3. Парадигмы, их состав и использование

В теории познания нет, пожалуй, более модного и одновремен­но более расплывчатого понятия, чем парадигма. Сам Томас Кун понимал ее как «признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу мо­дель постановки проблем и их решений» [Кун, 1977, с. 11].

Логическая и методологическая неопределенность термина «до­стижения» бросалась в глаза, что послужило началом бесконечных и не особенно плодотворных дискуссий о том, что же считать пара­дигмами: теории, концепции, отдельные постулаты, онтологичес-

кие или гносеологические предпосылки и т.д. М. Бунге предпри­нял очередную попытку дать строгое определение парадигмы. По его мнению, парадигма включает пять компонентов:



Я=<5, Η,Ρ,Α, Λ/>,

где В (body) — тело, или основа фонового знания, включающего философские принципы, научные концепции, данные, сведения; //(hypotheses) — множество особых субстантивных гипотез; Ρ (proble­matics) — проблематика как множество чисто познавательных про­блем; A (aim) — познавательная цель; M (methodics) — вся сово­купность релевантных процедур [Bunge, 1996, р. 79—81]. Соответ­ственно сдвиг парадигм или смена перспективы, по Бунге, — это радикальное изменение в Я (гипотезах) или P (проблематике) или в обоих компонентах [Ibid, p. 81].

Подход Бунге заслуживает внимания и, возможно, дальнейшего развития, но смущает его слабая реальная применяемость самими учеными-предметниками, например макросоциологами или истори­ками, работающими над теорией. Если философы науки могут по­зволить себе роскошь кропотливо выявлять указанные выше множе­ства и составлять соответствующие списки по каждой научной тра­диции, претендующей на статус парадигмы (чего, впрочем, и сами философы науки не делают), то для ученых явно требуется пусть не столь точное, зато рабочее и операциональное определение парадиг­мы. По-видимому, после десятилетий споров и недоумения правиль­нее будет не пытаться сузить понятие парадигмы до какой-то точно определенной методологической категории и не выстраивать его как сложный всеобъемлющий комплекс познавательных компонентов, но оставить его как есть, поскольку именно эта расплывчатость, судя по всему, отвечает невозможности реально выявить методологичес­кий статус устоявшихся научных построений (или достижений, по Куну). Поэтому, особенно не меняя классическое определение Куна, будем далее понимать под парадигмой устойчивую связную совокуп­ность философских и/или научных взглядов, служащую основой ученым как минимум двух поколении ставить проблемы, планировать и прово­дить исследования для их решения.

В этой совокупности взглядов могут присутствовать и теории (см. 2.1), и концепции (предтеории, не достигшие еще строгой де­дуктивной структуры, соответствующей объяснительно-предсказа­тельной силы), и схемы (понятия, связанные отношениями), и мо­дели (еще один крайне расплывчатый термин, о котором будет ска-



118

Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ

2.4. Исследовательские программы




зано ниже), и разного рода предпосылки и основания (онтологи­ческие, гносеологические, ценностные). Будем считать также, что постановка и решение проблем покрывают понятие познаватель­ной цели, по Бунге, а то, что при решении теоретических проблем выдвигаются и проверяются гипотезы, используются разного рода методики и процедуры, тоже вполне очевидно и включения в оп­ределение не требует. Кроме того, смена гипотез и методик представ­ляется достаточно частым явлением внутри одной парадигмы. Поэто­му сдвигом парадигм следует считать смену самой основы научных и философских взглядов, как правило, тесно связанную со сменой главных или типовых проблем.

Кроме того, в нашем определении связность знаний, устойчи­вость и сохранность этой основы в течение двух и более поколений дают простые и достаточно мощные отличительные признаки па­радигм от непарадигм, которые у Бунге и самого Куна отсутствова­ли. Отличать парадигмы от концепций, схем и моделей будем на основании, во-первых, отношения целое - часть, исходя из того, что в рамках каждой парадигмы могут сосуществовать многие кон­цепции, схемы и модели, во-вторых, на основании более продолжи­тельной «жизни» парадигм по отношению к концепциям и теориям, которые в своем большинстве живут не дольше, чем их авторы: пара­дигмы в этом смысле являются результатом отсеивания концепций и теорий, синтеза оставшихся парадигм при смене поколений уче­ных. Эта принадлежность определяется посредством выявления общего смыслового инварианта и/или идейной преемственности. Возможно, и нередко случается, что концепции, теории, схемы и модели одновременно, как бы разными своими частями, принад­лежат не к одной, а двум и более парадигмам. Например, концеп­ция эволюции Т. Парсонса принадлежит и к эволюционной, и к структурно-функциональной парадигме.

С точки зрения метода теоретической истории знание о пара­дигмах и умение их выявлять имеет большое значение для реструк­туризации теоретического поля, т. е. выявления конкурирующих взглядов, нахождения или построения адекватной исследовательс­кой программы. Дело в том, что по каждой крупной проблеме есть практически необозримое множество частных концепций. Струк­турирование их в исследовательские программы в точном смысле термина (см. ниже) — самостоятельная и весьма трудоемкая задача. Наиболее целесообразно работать на «молярном уровне» — с груп­пировками конкурирующих концепций и теорий в виде парадигм.

Таким же образом следует определиться с той исследовательской программой, которая представляется наиболее адекватной. Если же такой нет, то следует выбрать наиболее близкую парадигму (либо провести синтез парадигм), но далее результат этой работы уже не­обходимо превратить в более четко структурированную исследова­тельскую программу.



2.4. Исследовательские программы

Прогресс состоит не в замене неверной теории на верную, а в замене одной неверной теории на другую неверную,

но уточненную.

Стивен Хокинг

Сам И. Лакатос дает два основных определения центральному понятию своей методологии: одно — через ряд теорий, а второе — через две группы правил. Связующим звеном в данном случае яв­ляется представление о некой непрерывности между теориями, за­даваемой как раз этими группами правил.

Именно ряд или последовательность теорий, а не одна изолированная теория, оценивается с точки зрения научности или ненаучности. Но элементы этого ряда связаны замечательной непрерывностью, позво­ляющей называть этот ряд исследовательской программой. Такая не­прерывность — понятие, заставляющее вспомнить «нормальную науку» Т. Куна, — играет жизненно важную роль в истории науки; централь­ные проблемы логики открытия могут обсуждаться только в рамках методологии исследовательских программ [Лакатос, 1995, с. 78]. Если рассмотреть наиболее значительные последовательности, имев­шие место в истории науки, то видно, что они характеризуются непре­рывностью, связывающей их элементы в единое целое. Эта непрерыв­ность есть нечто иное, как развитие некоторой исследовательской программы, начало которой может быть положено самыми абстрак­тными утверждениями. Программа складывается из методологичес­ких правил: часть из них — это правила, указывающие, каких путей исследования нужно избегать (отрицательная эвристика), другая часть — это правила, указывающие, какие пути надо избирать и как по ним идти (положительная эвристика) [Там же, с. 79].

К последнему пассажу Лакатос делает многозначительное при­мечание.

Можно было бы сказать, что положительная и отрицательная эврис­тики дают вместе примерное (неявное) определение «концептуально­го каркаса» (и значит, языка). Поэтому, если история науки понима­ется как история исследовательских программ, а не теорий, то приоб-




120
Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ

ретает определенный смысл утверждение, что история науки есть ис­тория концептуальных каркасов или языков науки [Там же, с. 183].

Явная отсылка к Куну и сопоставление правил (эвристик), за­дающих непрерывность ряду теорий, с концептуальным каркасом заставляют соотносить понятие исследовательской программы с понятием парадигмы. Получается, что каждая исследовательская программа является парадигмой (концептуальным каркасом, объе­диняющим философские и/или научные взгляды на протяжении как минимум двух поколений исследователей, см. 2.3). В то же вре­мя отнюдь не каждая парадигма есть исследовательская программа. Дело в том, что исследовательская программа удовлетворяет суще­ственно более строгим правилам. Парадигма должна как бы «дора­сти» до того, чтобы получить право называться исследовательской программой.

Во-первых, программа должна включать ряд теорий, а не толь­ко концепций, моделей, представлений и т.п. Причем теории здесь понимаются в строго научном смысле (см. 2.1). Кроме того, име­ются в виду непременно фальсифицируемые теории, получившие какое-либо эмпирическое подкрепление (в противном случае в кон­тексте эмпирически обоснованного научного познания их положе­ния имели бы статус лишь гипотетических суждений).

Во-вторых, у самого Лакатоса имеется важное уточнение того, что именно в парадигмах позволяло «ставить проблемы, планиро­вать и проводить исследования для их решения» (см. 2.3): появля­ются специфические методологические правила — отрицательные и положительные эвристики, задающие непрерывность в ряду тео­рий (см. выше, во втором определении Лакатоса). Если назвать вы­полнение указанных двух условий «научной развитостью», то но­вое определение приобретает простой вид, оставаясь при этом впол­не конструктивным и операциональным. Исследовательская программа есть научно развитая парадигма.

Парадигмы (см. 2.3) начальной стадии развития науки включа­ют, как правило, только концепции (предтеории). При дальнейшем научном развитии в некоторых из них концепции становятся тео­риями, появляются положительные и отрицательные эвристики, соответственно они (парадигмы) получают статус исследовательс­ких программ. Так, множество концепций геополитики группиро­вались по считанному количеству парадигм (органицистской пара­дигме Ратцеля—Челлена—Хаусхофера, парадигме «земля — суша» Маккиндера-Мэхана-Спайкмена и др.). Но по вышеприведенным


121
2.5. Критерий прогрессивности исследовательских программ

критериям только парадигма факторов геополитической динамики (В. Макнил, А. Стинчкомб, П. Кеннеди) достигла статуса исследо­вательской программы, когда Р. Коллинз превратил множество раз­розненных концепций, положений и гипотез об этих факторах в стройную геополитическую теорию, которая была не только фальси­фицируемой, но также позволила предсказать новые, неизвестные ранее явления (распад Советской империи) в точном соответствии с критерием прогрессивности Лейбница—Лакатоса (см. ниже).

2.5. Критерий прогрессивности исследовательских программ



Лучшей похвалой гипотезе (когда ее истинность уже доказана)

является то, что с ее помощью могут быть сделаны предсказания

о неизвестном ранее явлении или еще небывалом эксперименте.

Лейбниц


Именно ряд или последовательность теории,

а не одна изолированная теория оценивается

с точки зрения научности или ненаучности.

Лакатос


Согласно И. Лакатосу, исследовательская программа может быть теоретически или эмпирически прогрессивной. Она теоретически прогрессивна (или образует теоретически прогрессивный сдвиг про­блем), если каждая новая теория имеет добавочное эмпирическое содержание по сравнению с предшественницей [Лакатос, 1995, с. 55]. В терминологии СП. Никанорова это означает, что каждая новая теория имеет более широкую область или даже новые облас­ти интерпретации [Никаноров, 1977]. Если же эмпирическое содер­жание новой теории меньше, чем содержание прежней (как прави­ло, в результате добавления ad hoc гипотез), то такая последователь­ность считается теоретически регрессивной. Последовательность теорий эмпирически прогрессивна, если какая-то часть этого доба­вочного эмпирического содержания является подкрепленной, т.е. если каждая новая теория ведет к действительному открытию но­вых фактов [Лакатос, 1995, с. 55].

Другими словами, в новой области интерпретаций гипотезы этой теории прошли проверку, и их не удалось фальсифицировать. От­сюда следует методологический императив: так развивать исследо­вательскую программу теоретического описания исторической дина-



122



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   56




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет