Глава Z ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ

Итак, два этих центростремительных направления исследова­ния («клещи») смыкаются в логическом сравнении суждений: эм­пирической гипотезы с релевантным фактом, для которого служит наглядное сравнение модели эмпирической гипотезы с моделью релевантного факта.

2.8. Уровни общности причинных репрезентаций по А. Стинчкомбу

Сопоставим с методологической лестницей (2.6) классифика­цию элементов теоретического знания по основанию общности, сделанную Артуром Стинчкомбом. Поясняющие примеры он при­водит из учения Зигмунда Фрейда, а также из теоретико-истори­ческого и социально-экономического учения К. Маркса, что тем более должно быть интересно отечественным читателям, в большин­стве воспитанным на марксизме или постмарксистской парадигме обществоведения.

Стинчкомб выделяет следующие уровни общности репрезента­ции причинных связей:

1. Общие идеи о причинности, касающиеся того, что может счи­таться фактом, какие формы логической аргументации принима­ются как достоверные.

Общий аргумент Маркса о том, что материальный мир существует и все наблюдаемые явления имеют материальные причины, есть при­мер такого уровня [Stinchcombe, 1968, р. 48, 49].

Это не что иное, как гносеологические предпосылки, относя­щиеся к ступени методологической лестницы «философские осно­вания» (см. 2.6).

2. Общие представления о причинности, о видах причин и причин­
ных структурах, используемых при объяснении разнообразных явлении.
Сюда относится, в частности,

марксово представление, что общественные отношения в производи­тельных деятельностях создают интересы и мотивы, которые люди переносят в другие сферы жизни [Ibid., р. 49].

В методологической лестнице общие представления о причин­ности и инвариантных причинных структурах имеют статус фило­софских онтологических основании (см. 2.6.2) и общенаучных основа-

3. Широкие различения классов явлений, каждый из которых име­

Маркс различал множество властных отношений и права собственно­сти («отношения собственности» или «производственные отноше­ния»), которые, по его мнению, имели большое число эффектов и в свою очередь были систематически обусловлены исторической ста­дией экономического развития [Ibid.].

Наиболее широкие различения классов явлений носят онтоло­гический характер (см. 2.6.2). В частности, на этом уровне выделя­ются «миры» по Попперу (см. более детальное различение таких «миров», или «сфер бытия», в [Розов, 1997а]; детальному анализу этих вопросов онтологии будет посвящена специальная глава дан­ной работы). Далее внутри каждого «мира» (как сферы бытия) мо­гут быть проведены весьма общие различения, входящие в общена­учные концепции и основания (см. 2.6.3), в частности общесоцио­логические различения Маркса, приведенные выше Стинчкомбом. Речь может идти, наконец, о собственно научных концепциях (пред-теориях как комплексах суждений, нестрогих относительно требо­ваний дедуктивной логики и понятийной замкнутости) и о концеп­туальных моделях - собственно классах явлений, подпадающих под понятие концепции (см. 2.6.4, 5).

4. Идеи, что причины явлении одного широкого класса, вероятно,

Представления о том, что явления одного класса служат в об-Щем случае причинами явлений другого класса (подсознательные комплексы для не контролируемых сознанием поведений в концеп-

I *s Глава 2. ТЕОРИИ, ПАРАДИГМЫ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ

ции Фрейда, производственные отношения для надстроечных явле­ний в концепции Маркса) составляют концептуальную схему при­чинности, относятся соответственно и к ступени теорий (см. 2.6.4), и к ступени теоретических моделей (см. 2.6.5). Схемы причинности могут связывать явления из разных «миров», и в этих случаях будем называть такие связи причинными каналами связи сфер бытия.

5. Объяснительные теории — это теории, состоящие в том, что
одна отдельная переменная широкого класса явлений объясняет
отдельную переменную (или множество переменных) в другом клас­
се явлений. Например, Маркс утверждал, что бонапартизм («попу­
листская диктатура», как мы назвали бы ее сегодня) был обусловлен
преобладанием «мелкобуржуазного» способа производства (характеризуемого представителями малого бизнеса и мелкими фермера­ ми). Он думал, что мелкий буржуа (особенно вышедший из кресть­ян) одновременно стремился к уравнительности и имел трудности в организации класса, нуждаясь, таким образом, в демократически ориентированной диктатуре [Там же, с. 50].

Данный уровень Стинчкомб называет теориями (ср. 2.1 и 2.6.4). Сами же переменные – это не что иное, как идеализированные (аб­страктные) объекты, составляющие основу теоретической модели (см. 2.6.5).

6. Эмпирические следствия из теории, описывающие наблю­дения, которые могли бы быть сделаны, если бы теория была верна.
Так, Маркс утверждал, что если мелкобуржуазное производство
приводит к бонапартизму, то Луи Бонапарт во Франции должен
был иметь сильную поддержку со стороны мелкобуржуазных
групп. Современные марксисты могли бы утверждать, в свою оче­
редь, что развитие бонапартизма в Египте или Мексике тоже бу­
дет поддержано мелкими крестьянами и мелкими бизнесменами
[Там же, с. 50].

Далее Стинчкомб отмечает: в действительности диктатуры в этих странах наиболее широко поддержаны пролетариатом, что подры­вает тезис Маркса [Там же, с. 51 ]. В терминах методологической ле­стницы данный познавательный компонент значится просто как эмпирическая гипотеза — выведенное из теории (или ее «точки рос­та», т.е. теоретической гипотезы) суждение об ожидаемых наблю­дениях в определенном времени и месте. Эмпирическая гипотеза формируется с помощью формы представления данных и относит­ся к ступени поля эмпирической проверки (см. 2.6,6).

7'. Суждения проверки — утверждения, что наблюдения в отдель­ном случае поддерживают или отвергают эмпирическое уточнение уровня 6 (здесь 2.8.6. — Н.Р.). Так, Марксовы утверждения, что фак­тически мелкобуржуазные группы поддержали Луи Бонапарта, или фрейдовы утверждения, что в его исследовании случаев подавлен­ные желания были найдены, относятся к этому ряду [Там же].

(В следующем разделе Стинчкомб указ'ывает на поддержку Луи Бонапарта вовсе не мелкобуржуазной массой, а крупным бизнесом и крупными землевладельцами [Там же]. Здесь, конечно же, речь идет о релевантном факте, который сопоставляется с эмпирической гипотезой (см. 2.6.6 и 2.7).

Итак, методологическая лестница (см. 2.6) полностью соответ­ствует фундаментальным методологическим разработкам одного из крупнейших современных исторических социологов, по кни­гам которого, в том числе и по книге «Построение социальных те­орий» (1968), учились последующие поколения исследователей в этой области. Кроме того, можно заметить, что наша методологи­ческая лестница предлагает более тонкие различения и расширяет сдектр уровней как «вверх» (к предельно абстрактной теории — фи­лософии), так и «вниз» (к предельно конкретной эмпирии — сви­детельствам).

2.9. Модели и теории причинных связей в миросистемах по Чейз-Данну

Кристофер Чейз-Данн, один из признанных лидеров миросис-темного анализа, в своей книге «Глобальная формация» выделяет только три методологических уровня представления причин соци­ально-исторических явлений, динамики мировых систем [Chase-Dunn, 1991, р. 304].

1. 
   Теория глубокой структуры, или главного движителя мировой
   системы. К этому уровню Чейз-Данн относит такие концепции, как
   Марксова теория капиталистического способа производства. На этом
   уровне утверждаются структурные тенденции долговременной дина­
   мики роста и воспроизводства социально-экономических систем. С
   точки зрения представлений о методологической лестнице здесь объе­
   диняются ступени научной парадигмы и теории (см. 2.6.5—6).
   
2. 
   Модель переменных. На следующем уровне, по Чейз-Данну,
   «модель является спецификацией причинных отношений между
   

переменными, которые являются чертами целой миросистемы или ее составных частей, таких, как зоны, национальные государства и т.д.» [Ibid.]. Этот уровень моделей, по Чейз-Данну, прямо соот­ветствует уровню 5, по Стинчкомбу: «Теории, состоящие в том, что одна отдельная переменная широкого класса явлений объясняет отдельную переменную» (см. 2.8.5), и вместе с тем уровню теоре­тических моделей в методологической лестнице (2.6.5). Здесь в ме­тодологии Чейз-Данна достаточно очевидно неразличение теорий и моделей. Теоретические модели и в особенности их главные ча­сти — схемы — естественнее и нагляднее всего изображаются гра­фически: диаграммами, блок-схемами и графами. Модели, пред­ставленные в виде ориентированных графов (тренд-графов), в ко­торых переменными-вершинам и являются исторические тенденции, а связями-ребрами — положительные или отрицатель­ные воздействия, называются тренд-структурами. Примерами тренд-структур являются «причинная модель эффектов последова­тельности гегемонии в иерархии ядро—периферия» [Ibid., р. 278], итеративная модель связи экологических, демографических, техно­логических и социально-политических переменных [Ibid., р. 102], модель связи факторов геополитической динамики (см. 4.4.4, [Collins, 1998]). Чейз-Данн также описывает методы проверки ут­верждений этого уровня моделей [Chase-Dunn, p. 309—333], но к ним мы еще вернемся (см. 5.5.2; 5.6; 5.7.6.6).

3. Дескриптивные или описательные модели, фиксирующие, по Чейз-Данну, отношения во времени между несколькими циклами и тенденциями (трендами) миросистемы. В моделях этого рода не устанавливаются причинные отношения между переменными. Мо­дели И. Валлерстайна и Т. Хопкинса, касающиеся связи трендов и циклов в капиталистической миросистеме Европы Нового време­ни, относятся Чейз-Данном именно к этому уровню. В иерархии общности причинных репрезентаций Стинчкомба места для таких моделей нет, поскольку они, по-видимому, просто отражают на­чальный этап осмысления материала. Пожалуй, можно соотнести дескриптивные модели по Чейз-Данну с познавательной целью вы­явления общих структур и отношений по Рэгину (см. 5.4.3). В ме­тодологической лестнице для описательных моделей Чейз-Данна есть концепции на ступени теорий (см. 2.6.4). Кроме того, к концеп­циям могут приближаться обобщения в эмпирических описаниях (на­пример, в историографии, см. 2.6.8).

2.Ш форма исслеАовательской программы теоретической истории i^q

2.10. форма исследовательской программы теоретической истории

Д. Лихачев

Хоумер Аткинз

Форма программы означает явную систему требований к основным компонентам исследования. Теоретическая история строится как дисцип­лина, т.е. поле действия и конкуренции многих исследовательских про­грамм. Задать сразу компоненты конкретной программы (твердое ядро, защитный пояс, положительные эвристики, по Лакатосу) - значит изна­чально редуцировать всю дисциплину к частной программе, которая, во-первых, может провалиться, во-вторых, даже в случае успеха рано или поздно будет заменена более прогрессивной (в терминах Лакатоса) иссле­довательской программой. Чтобы не ставить теоретическую историю как дисциплину под удар в зависимости от успеха-неуспеха частной програм­мы, при изложении метода дисциплины формулируются только требова­ния к основным компонентам исследования, т.е. форма программы.

2. ΊΟ. Ί. Твердое ядро и отрицательные эвристики

Данные компоненты, по Лакатосу, являются такими базовыми суждениями исследовательской программы, к которым нельзя при­менять логическое правило modus tollens (А-^Б, не-В\ следовательно, не-у4). Положения ядра в рамках данной исследовательской програм­мы суть неопровержимые постулаты. В терминах нашей методологии такими постулатами являются аксиомы теорий, входящих в иссле­довательскую программу (см. 2.4), причем не все, а лишь те, что не подлежат сомнению и проверкам в рамках данной программы. От­метим также, что постулаты твердого ядра могут иметь статус как философских, научных оснований, так и собственно теоретических положений, иначе говоря, располагаться на любой из трех верхних ступеней методологической лестницы.

Итак, какие же положения, касающиеся структуры, динамики и. хода истории, могут войти в твердое ядро той или иной исследо­вательской программы?

140

Во-первых, это должны быть тезисы о мире, логическая форма которых в принципе допускает их опровержение. Общие рассужде­ния без ясной логической структуры, а также методологические, эпистемологические, ценностные суждения (например, с предика­тами «важности», «значимости», «сложности», «(не)предсказуемо-сти» и т.д.) не могут составлять ядро программы.

Во-вторых, поскольку постулаты твердого ядра должны служить в роли аксиом для логических выводов, обязательным атрибутом их строгой формулировки является наличие переменных, связан­ных логическими кванторами («все», «найдется хотя бы один», «один и только один»).

В-третьих, общность постулатов ядра должна прямо соответство­вать общности претензий исследовательской программы на охват предметной области. Если исследовательская программа касается периода средневековья, то постулаты должны распространяться как минимум на весь период средневековья («все средневековые обще­ства...»).

Поскольку, согласно Лакатосу, выигрывает конкуренцию та ис­следовательская программа, которая при прочих равных условиях (например, объяснительной и предсказательной силы) имеет более широкое эмпирическое содержание (как программа Эйнштейна в сравнении с Ньютоновой), следует стремиться по возможности к максимальной общности постулатов.

Как было сказано в предисловии к «Началам» [Розов, 19976], единственно адекватным масштабом для философии истории яв­ляется всемирная история, поэтому такой же масштаб оптимален для больших теоретико-исторических программ, результаты кото­рых могут прямо служить для историософского осмысления. Мас­штаб всемирной истории — это история всех человеческих сообществ (от мелких поселений до цивилизаций и мировых регионов, ойку­мен) со времени неолитической революции (или с момента образо­вания протогородов) до наших дней.

Есть и более радикальные взгляды, охватывающие антропоге­нез (Б. Поршнев), эволюцию биосферы (Г. Снукс), историю Земли (В. Вернадский, Тейяр де Шарден) и даже историю космоса с мо­мента «Большого взрыва» (Ф. Спир). Как же быть с тезисом «что объясняет все, то не объясняет ничего»?

Общность исследовательской программы (например, Ньютоно­вой, где три закона Ньютона и закон гравитации имели максималь­ную общность для взаимодействия тел в физическом мире) не зап-

решает создание частных теорий внутри исследовательской програм­мы, объясняющих конкретные фрагменты действительности (на­пример, теорию движения Солнечной системы). Таким же образом постулаты теоретико-исторической программы, касающиеся всей толщи всемирной истории (скажем, с начала неолита), вовсе не препятствуют созданию внутри этой программы «теорий среднего уровня», касающихся древности, средневековья, истории Нового времени или современности.

В-четвертых, вся совокупность постулатов твердого ядра долж­на позволять делать выводы о самых разных аспектах исторической действительности (экология, технология, хозяйство, социальные отношения, культура, психика, поведение). Это достигается либо высокой степенью абстрактности тезисов (с необходимыми сред­ствами конкретизации), либо полнотой «сферной номенклатуры» постулатов.

В-пятых, должен быть соблюден баланс продуктивности и не­уязвимости постулатов. Чем сильнее постулат, чем более содержа­тельно задаваемое им суждение о мире, тем больше нетривиальных выводов можно из него сделать, т.е. тем постулат продуктивнее. Но эти выводы могут быть опровергнуты опытом, что по правилу modus tollens ставит под сомнение сам постулат твердого ядра, т.е. делает его более уязвимым. По определению это правило не ведет к отвер­жению постулата внутри исследовательской программы: проблема аномалий решается через введение дополнительных гипотез. Эти гипотезы могут вести к регрессивному сдвигу проблем (см. 2.5) и росту уязвимости всей исследовательской программы.

Итак, на одном полюсе тривиальные, тавтологические посту­латы, максимально неуязвимые, но с минимальной продуктивно­стью — из них ничего или почти ничего нельзя вывести. На другом полюсе - смелые, сильные, продуктивные постулаты, из которых следует множество нетривиальных суждений о мире, но они же делают всю программу крайне уязвимой, поскольку выведенные суж­дения могут быть опровергнуты эмпирической проверкой (напри­мер, сопоставлением с историографическими данными). Тяга к не­уязвимости характеризует догматическое мышление: неважно, что из догмы не следует ничего нетривиального, важно, чтобы в тече­ние веков, а то и тысячелетий нельзя было бы усомниться в ней.

Тяга к продуктивности характеризует научное мышление: важ­ны прежде всего нетривиальные выводы, пусть рано или поздно они будут опровергнуты и даже сама программа будет заменена лучшей.

ность и ресурсный градиент ускоряют политическую эволюцию в центре ойкумены, следует считать вспомогательными гипотезами. В самой теории стесненности они играли роль теорем. При этом пер­воначальное понятие стесненности (изобилие ресурсов внутри зоны с непреодолимыми географическими границами) стало пониматься только как экологическая стесненность. Соответственно появилась более общая аксиома о положительном влиянии стесненности вооб­ще (включая и экологическую, и социальную, и градиент ресурсов) на скорость политической эволюции в центре ойкумены.

Таким образом, при наличии дополнительной предпосылки о присутствии социальной стесненности выводится теорема о боль­шей скорости эволюции в центре ойкумены по сравнению с пери­ферией; при полном отсутствии социальной стесненности скорость эволюции в центре ойкумены также больше, чем на периферии. Эта теорема имела и статус вспомогательной гипотезы, поскольку она служила для объяснения высокого уровня политической эволюции в Венесуэльской аномалии (см.: Начала... 4.2.7.2). Подобным же об­разом дополнительная гипотеза о градиенте ресурсов потребовалась для объяснения Амазонской аномалии (см.: Начала... 4.2.7.1). Обе были не гипотезами ad hoc (что привело бы к регрессу исследова­тельской программы), но настоящими универсальными гипотеза­ми, по Гемпелю [Темнель, 1942/1998], поскольку были подтверж­дены на материале многих других регионов мира, например доли­ны р. Хуанхэ на заре истории Китая.

На начальном этапе программы проблему составляют не столько аномалии, сколько «белые пятна». Какие положения в принципе следует взять в качестве элементов защитного пояса? Прежде все­го, это такие известные в науке гипотезы, тезисы моделей и кон­цепций, которые помогают конкретизировать постулаты твердого ядра в целях теоретического прояснения «белых пятен», нового объяснения известных феноменов, а также преодоления имеющихся или ожидаемых аномалий. Согласно Лакатосу, в прогрессивной исследовательской программе, что вспомогательные гипотезы за­щитного пояса должны не уменьшать, а увеличивать эмпирическое содержание. Это достигается только при высоком уровне общнос­ти таких гипотез. В то же время обобщение любых гипотез за пре­делами их первоначальной области практически всегда ведет к ано­малиям. Борьба с аномалиями предполагает переформулировку имеющихся гипотез, добавление новых гипотез или замену ста­рых новыми (без нарушения целостности твердого ядра).

Лакатос понимает данные компоненты как доводы и предполо­жения, модели, направленные на развитие «опровержимых вари­антов» исследовательской программы, т.е. идеи о том, как модифи­цировать и уточнять «защитный пояс». Например, в Ньютоновой программе небесной механики такой положительной эвристикой был тезис о том, что планеты представляют собой вращающиеся волчки приблизительно сферической формы, притягивающиеся друг к другу. Было известно, что такой взгляд ошибочен (есть еще электромагнитные характеристики и т.д.), но такая эвристика все же помогала продвигаться в построении теоретического описания

небесной механики.

В терминах нашей методологии положительные эвристики - это прежде всего концептуальные схемы и модели (см. 2.6.6), позволя­ющие пусть упрощенно и искаженно, но все же как-то представ­лять себе идеализированные объекты и соответственно строить ги­потезы об их «поведении». При введении новых гипотез задачей-минимум является преодоление аномалии, а задачей-максимум -получение добавочного эмпирического содержания программы, что означает, по Лакатосу, предсказание новых, ранее не ожидавшихся фактов (см. 2.5).

Глава 3

СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ,

И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ*

Далее будет представлен вариант квазипространственной онтоло­гии исторических изменений обществ в форме четырех подпространств: экотехнологического, социетального, культурного и психологическо­го. Наиболее сложной является структура социетального подпростран­ства, которое наряду с шестью «слоями» - универсальными фазами развития обществ (К. Маркс, Д. Белл, У. Ростоу, И. Дьяконов) имеет также множество частных типов-аттракторов (М. Вебер, И. Пригожий).в каж­дом слое, «башни» мир-империй и мир-экономик (Ф. Бродель, И. Вал-лерстайн, К. Чейз-Данн, С. Сандерсом), объединяющие общества из разных слоев, и, наконец, составленные из этих миросистем и мемори­альных слепков прошлых обществ «кометы» цивилизаций (А. Тойнби, К. Квигли). Более просты подпространства: экотехнологическое (структу­ра из четырех слоев - стадий развития), культурное («планетарная модель» цивилизаций с обществами доминантными, субдоминантными и марги­нальными) и психологическое (соотносящее разнообразия менталитетов с «кооперативной способностью» общества).

Данная структура онтологии сопоставляется с традиционными пара­дигмами макроистории (стадиально-формационным, цивилизационным и миросистемным подходами), обогащается за счет их понятий и схем, служит общей платформой для синтеза парадигм.

Устанавливаются принципиальные способы соотнесения четырех вы­деленных подпространств через понятия требований (принуждающих свя­зей), проявляющихся в вызовах (А. Тойнби), и ответов-стратегий (Г. Снукс), развитие и распространение которых подчиняется эволюционным зако­нам отбора и научения (Дж. Модельски). Задаются наиболее общие гипо­тезы исторической динамики - эвристические горизонты использования новой онтологии для разработки моделей теоретического объяснения рас­цвета/упадка обществ.

* Раздел подготовлен при поддержке Института «Открытое общество». Мега-проект «Развитие образования в России». Программа поддержки кафедр.

147
3.1· Структура социальной онтологии

3.1. Структура социальной онтологии 3. Ί. 1. Понятие онтологического пространства истории

Социальная онтология как связь предельно общих понятий и категорий, используемых при описании и исследовании истории и современности человеческих сообществ, может быть задана разны­ми способами. Одним из них является использование квазипрост­ранственных метафор, основанное на трактовке социального изме­нения как движения в некотором условном пространстве качествен­но-количественных характеристик и состояний.

Под онтологическим пространством истории будем понимать предельно широкое обобщение возможных параметрических про­странств изменений социальных целостностей во времени. Наи­более известным типом параметрических пространств является график с временем по оси Хн любым релевантным истории коли­чественным параметром по оси У. Таким образом, к примеру, учи­тывается рост (или падение) численности населения, городов за­данной величины, армии, рангов в военной или чиновничьей иерархии, площади занимаемой территории, величины валового национального продукта и т.д. Ясно, что такого рода графиков мо­жет быть построено сколь угодно много. Кроме того, некоторые параметры могут быть заданы не в количественных шкалах (абсо­лютной, шкале отношений, шкале промежутков), а в шкале по­рядка (см. 1.4.7).

Изменения некоторой социальной системы по фиксирован­ным параметрам означают «смещение» ее в некотором условном «пространстве», измерениями которого являются эти параметры. Ясно, что таких пространств (комбинаций параметров) может быть также сколь угодно много. Для преодоления этой сложнос­ти строится априорное понятие онтологического пространства истории как некоторого предельно полного «гиперпространства» изменений социальных систем, по отношению к которому все остальные параметрические пространства, используемые в исто­рии и социальных науках, являются конкретными срезами и час­тными уточнениями.

Философская проблема формулируется так: какова структура онтологического пространства исторической динамики, позво­ляющая представлять известные процессы изменения социальных Целостностей во всемирной истории и строить объяснительные

I до Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ

модели этих изменений? С данной формулировкой сразу свяжем следующее основание приемлемости (адекватности) решения по­ставленной проблемы. Адекватна та структура онтологического пространства истории, следствия из положений о свойствах ко­торой не противоречат результатам исторических исследований, позволяют корректно объединять и совместно использовать раз­личные конструктивные подходы к осмыслению крупных изме­нений в истории (макроисторические парадигмы), являются эв-ристичными для планирования и ведения научных исследований, направленных на теоретическое объяснение и предсказание та­ких изменений.

3. Ί.2. Примеры известных пространств социальной онтологии: «пирог» и «зоопарк»

Стадиально-формационный подход, восходящий к традиции Вико, Тюрго, Кондорсе, Сен-Симона, Гердера, Гегеля, имеет две основные ветви: формационную [Маркс и Энгельс. Соч. Т. 3, с. 13] и либерально-модернизационную [Rostow, 1962; Bell, 1973; Toffler & Toffler, 1995]. Пространство исторических изменений в этом подхо­де едино и имеет структуру слоеного пирога, причем в его центре — западноевропейской истории — имеется «правильное» (образцовое) расположение слоев и происходит движение от нижнего к верхне­му, т.е. от первобытности к коммунистическому обществу, по Мар­ксу, или постиндустриальному обществу (с известными вариация­ми наименований), по Ростоу, Беллу, Тоффлеру и др. По краям пи­рога «тесто смялось», т.е. слои деформированы, хотя общая закономерность движения от нижних слоев к верхним сохраняется с поправками на «конкретно-историческую специфику».

Сильная сторона этой онтологии — способность к осмыслению всемирно-исторических инвариантов социальной эволюции, тех­нологического и социального прогресса, необратимости измене­ний, соотношения уровней развития. Слабая сторона стадиально-формационного подхода хорошо известна из критики со стороны приверженцев цивилизационной и гуманитарной парадигм [Фор­мации и цивилизации, 1989; Гуревич, 1990]. Серьезная критика появляется и изнутри самого стадиального подхода [Дьяконов, 1994, с. 6—10]. Главный и уже почти общепринятый тезис этой критики таков: европейская история — это вовсе не центр и не ти­пичный образец движения по слоям фаз (стадий, формаций) для

149
ЗЛ. Структура социальной онтологии

остальных частей всемирной истории, напротив, сама европейс­кая история является крайне специфичным явлением. Таким об­разом, «края пирога» — это не деформированные европейские слои, а иные самодостаточные структуры, в чем-то отличные друг от дру­га, а в чем-то удивительно схожие (особенно показательны струк­турные сходства доколумбовых центрально- и южноамериканских обществ с афроазиатскими обществами [Там же, с. 6—10, 65, 72, 137-151].

Онтологическое пространство цивилизационного подхода (тра­диция Данилевского, Шпенглера, Тойнби, Кребера, Квигли, Бэг-би, Кулборна, Айзенштадта и др.) не едино, но распадается на изо­лированные друг от друга части — по числу выделяемых цивилиза­ций. Зато все эти части в принципе устроены одинаково и имеют круговую структуру: рождение - рост - расцвет - надлом - упадок.

Если метафора формационного подхода представляет собой «слоеный пирог», то метафора цивилизационного подхода — это скорее «зоопарк», где по клеткам сидят особи-цивилизации, кото­рые рождаются, расцветают, стареют и умирают, а их останки ста­новятся пищей для новых растущих особей-цивилизаций [Тойнби, 1991; Civilizations and World Systems, 1995].

Сильная сторона цивилизационной онтологии - сосредото­чение внимания на реальной специфике каждой большой куль­турно-исторической целостности, осмысление действительно имеющих место циклических процессов (к примеру, роста и рас­пада империй).

Слабые стороны тоже имеются. Во-первых, еще Тойнби и Макнил показали, что непроницаемых перегородок между циви­лизациями никогда не было. Они соединяются, разделяются, пе­ретекают друг в друга, а главное — исключительно сильно влияют друг на друга практически на всем протяжении известной исто­рии человеческого рода [Тойнби 1992; McNeill, 1965, 1995]. Во-вторых, стройной круговой структуры также нет — скорее есть цивилизационные приливы (расцветы) и отливы (кризисы и упад­ки), но это чередование не имеет железно заданной правильной регулярности. В-третьих, цивилизационная специфика никак не мешает проявлению общих геополитических и геоэкономичес­ких закономерностей развития (пример: включение всех совре­менных цивилизаций в структуру глобальной мировой экономи­ческой системы) [Wallerstein, 1974, 1980; Sanderson, 1995; Chase-Dunn, Hall, 1997].

jgQ Глава 3. СОЦИАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ, МАКРОИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И МОДЕЛИ ДИНАМИКИ

Для начальной фиксации полюса онтологии воспользуемся сле­дующим представлением о четырех «сферах бытия» социально-ис­торической реальности [Розов, 1997].

1. 
   Биотехносфера (материальный мир) — биологическая приро­
   да индивида и популяций, окружение живой и неживой природы,
   чисто материальные аспекты техники, производства и их послед­
   ствий (ср. с «первым миром» К. Поппера).
   
2. 
   Психосфера — все психические свойства, процессы, неотчуж­
   даемые от человека компоненты менталитета. Способ бытия пси­
   хосферы основан на пихофизиологической природе индивидов, их
   общении между собой и деятельностном освоении окружения. Пси­
   хосфера шире, чем «второй мир» К. Поппера, поскольку наряду с
   индивидуальным субъективным опытом включает неосозноваемые
   установки, мотивы, потребности, страхи, влечения, причем не толь­
   ко индивидуальные, но также групповые и массовые, объективную
   реальность устной речи.
   
3. 
   Культуросфера — пространство образцов (в смысле Кребера),
   отчуждаемых от человека и передающихся из поколения в поколе­
   ние. Образцы существуют в трех связанных бытийных формах:
   как идеальные объекты (образы, смыслы и знаки), материальные
   носители (тексты в широком смысле), индивиды, способные по­
   нимать эти тексты и пользоваться соответствующим смысловым
   и образным содержанием [ср. с «миром идей» Платона, «миром
   целей» Канта, «миром ценностей» Г. Риккерта, М. Шелера, «тре­
   тьим миром» К. Поппера, см. также Kroeber,1952; Розов, 1992].
   Если стихия устной речи принадлежит психосфере, то язык,
   фиксированный в словарях, грамматиках, литературных и прочих
   текстах, очевидно, относится к культуросфере.
   
4. 
   Социосфера — объединяет социальные, политико-правовые и
   экономические сущности и процессы. Способ бытия социальных
   форм как главных элементов (единиц анализа) социосферы состоит
   во взаимосвязи следующих бытийных форм: а) культурные образцы
   отношений между людьми (роли, ожидания, нормы, структуры, ин­
   ституты и т.п.); б) индивиды (как биологические тела); в) психика,
   структурированная этими образцами; г) элементы биотехносферы
   (например, ресурсы окружения и материальные блага), восприни­
   маемые этими индивидами согласно образцам отношений. Онтоло­
   гическую автономию социального успешно раскрыли Э. Дюркгейм
   и П. Сорокин. Идея интеграции предметов истории, социологии,
   

антропологии, политических и экономических наук обоснована И. Валлерстайном.

В рамках каждой из четырех выделенных «сфер бытия», или «миров», принципиально различные сущности «живут» по прин­ципиально различным законам. Поэтому каждая сфера может пре­тендовать на роль подпространства социальной онтологии.

3. Ί.4. Режимы и общества

Подрежимами понимаются повторяющиеся, рутинные аспек­ты существования любых сложных целостностей. Среди косми­ческих, геологических, экологических и биологических режимов нашли свое место человеческие режимы, включающие в себя все рутинное в социальной и индивидуальной жизни людей [Spier, 1996]. Человеческие режимы достаточно условно можно разделить согласно четырем сферам бытия на техноэкологические и демогра­фические (с центром тяжести в материальном мире), социальные, психологические и культурные. Ниже приведены некоторые прин­ципы существования и взаимодействия режимов.

Принцип режимной релевантности. При условии относительно­го постоянства внешней природной и социальной среды каждое сообщество входит в период благополучной стабильности (регуляр­ное удовлетворение ценностей и потребностей влиятельных групп), когда достигаются следующие отношения релевантности:

• 
  техноэкологический режим адекватен ресурсным, ландшаф­
  тным, климатическим условиям среды;
  
• 
  социальный режим адекватен экологическому режиму и ядер­
  ным культурным образцам;
  
• 
  психологический и культурный режимы адекватны социаль­
  ному режиму и ядерным культурным образцам;
  
• 
  ядерные культурные образцы таковы, что позволяют членам
  сообщества оправдывать их режимное поведение («то, что я делаю
  каждый день, соответствует тому, что для меня свято»).