Книга первая Москва · «Логос» · 2002 пролегомены p65 Розов Н. С

мию или администрацию, сразу становились легко управляемыми отдельными элементами действующей военно-бюрократической машины. Это значит, что внутри имперской администрации не было коалиций, которые только и могли составить серьезное противо­действие государственной централизованной политике.

Скочпол останавливается на стадии эмпирических обобщений, которые формулирует таким образом:

1. Государственные организации допускают административный и во­енный распад, когда подвергаются интенсивному давлению со сторо­ны более развитых стран.

4.3. Социальные революции и распад государств: реконструкция... 247

2. Аграрные социополитические структуры, которые способствова­ли широким крестьянским восстаниям против землевладельцев, взя­тые вместе, были достаточными различительными причинами соци­ально-революционных ситуаций, начавшихся во Франции в 1789 г., России в 1917г. и Китае в 1911 г. [Ibid., р. 154], Эти обобщения в принципе можно превратить в теоретические гипотезы, снабдив кванторами всеобщности, явно обозначив фор­мулировки общего закона и необходимых и достаточных началь­ных условий. Такой подход потребовал бы последующей проверки на всей совокупности социальных революций и революционных ситуаций, поиска и интерпретации аномалий, к чему Скочпол ко времени написания работы, по-видимому, не была готова. В то же время именно обобщающий эмпирический характер ее результатов вызвал основной поток методических нареканий.

Во второй части работы Скочпол тоже не идет дальше эмпири­ческих обобщений. В них она утверждает, что результаты револю­ций получают свои формы и ограничения от существовавших со-циоэкономических структур и международных обстоятельств, чем объясняет и сходства, и различия между исходами трех революций (во Франции, России и Китае). По сути дела, здесь заложены осно­вы для последующей теоретизации: формулированию и проверке гипотез о том, какие действуют законы, при каких необходимых и достаточных начальных условиях революционные кризисы приво­дят согласно этим законам именно к таким, а не иным результатам.

4.3.8. Роль идеологий в революциях

Можно только приветствовать обращение Скочпол к структур­ным, геополитическим и финансово-экономическим истокам со­циальных революций. Это был резонный объективистский протест против традиционной для историков манеры объяснения в терми­нах «тот-то думал так-то», а «эти хотели того-то». Тем не менее при чтении книги остается впечатление, что с водой выплеснули и ре­бенка. Все рассмотренные случаи показывают чрезвычайную важ­ность настроений, установок, интересов разных групп и слоев об­щества. Неверным будет сказать, что это непредсказуемая и совер­шенно свободная человеческая субъективность. Пренебрежение Скочпол к такого рода концепциям понятно и оправданно. Но не­верно полагать, что сознание, интересы и поведение людей прямо механически вытекают из сложившейся объективной ситуации. Скочпол этого не заявляет, она просто берет как данность, к при-

248
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИК- ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

меру, что французские парламенты были настроены антимонархи­чески и антиклерикально, русское общество приветствовало паде­ние самодержавия, но при этом почему-то юнкеры в Пруссии были настроены вполне промонархически, а самураям в Японии понадо­бился император. В результате объяснение оказывается неполным, а задачи предсказания даже не ставятся.

Позже, после критики книги Сьюэллом [Sewell, 1996], Скочпол показала, что вполне отдает себе отчет в большой значимости фак­тора идеологии в революциях, кроме того, в противовес примитив­ным интерпретациям (например, идеология Просвещения привела к французской революции) она дала весьма трезвую характеристи­ку реального положения дел в этой сфере.

Историки, социологи и политологи (political scientists) не особенно выигрывают, полагая, что набор идей — будь то интеллектуальные продукты или культурные каркасы (frameworks) с более неформаль­ным обоснованием — является «конститутивным для социального порядка». Скорее, сосуществуют множественные культурные иди­омы, они побеждают, либо приходят в упадок, либо смешиваются в ритмах, которые должны быть исследованы интеллектуальными и социокультурными историками. В любой данный период культур­ные идиомы берутся на вооружение деятелями, находящимися в конкретных ситуациях, поскольку они пытаются осмыслить свои действия и самих себя в отношении к другим деятелям. Можно быть уверенным, что будет (определенная) разница, какая идиома или смесь идиом доступна для взятия на вооружение имеющимися груп­пами. Действительно, сами определения групп, их интересов и их отношений друг к другу будут испытывать влияние культурных иди­ом. Но выбор и использование доступных идиом — и особое напря­жение, которые вырабатывается между ними, — будут также испы­тывать влияние социальных и политических ситуаций действующих групп, а также задач, которые им нужно выполнить относительно друг друга [Skocpol, 1996, р. 204].

Далее Скочпол дает продуктивное различение между культурны­ми идиомами и идеологиями, фиксирует свою концептуальную по­зицию относительно отношения структурных и субъективных (куль­турных, идеологических) факторов в социальных революциях.

Я предпочитаю сохранить термин «идеология» для систем идей, раз­вертываемых как осознанные политические аргументации политичес­кими деятелями. Идеологии в этом смысле развиваются и разверты­ваются особыми группами или альянсами, вовлеченными в текущие политические конфликты или попытки оправдать использование го­сударственной власти. Когда политические деятели конструируют идеологические аргументации для конкретных целей, связанных с дей-

ствиями, они неизменно используют или берут во внимание имею­щиеся культурные идиомы, причем эти идиомы могут структуриро­вать их аргументации в частично непреднамеренных направлениях. При этом они также могут развить новые идеологические аргументы в ответ на нужды самой развертывающейся политической борьбы. Кон­цептуализируя таким образом по отдельности «культурные идиомы» и «идеологии», можно проследить взаимодействия нонинтенционалис-тского (т.е. структурного, характерного для самой Т. Скочпол. - Н.Р.) и интенционалистского аспектов идей в революциях, что я и пыталась сделать в книге «Государства и социальные революции», исследуя клас­совые и государственные структуры в отношении к целям и способ­ностям действующих групп [Ibid.].

Несмотря на разумность и эвристичность сделанной концепту­ализации, ясно, что теория роли идеологий в революциях так и не

была построена.

Здесь нет возможности развертывать теорию субъективных фак­торов в социально-политических процессах, поэтому попробуем только наметить некоторые эвристические подступы к такого рода исследованию. Идеологии возникают не из воздуха, а являются про­дуктом духовного производства: есть вполне определенные группы со своими лидерами, которые вынашивают, создают и распростра­няют социально-политические взгляды и системы идей„ Как пра­вило, в каждый момент, особенно в кризисные времена, имеется веер альтернативных идеологий.

Наиболее тонкий и сложный вопрос — определение того, какие условия необходимы и достаточны для того, чтобы одна идеология начала побеждать (становится более распространенной среди вли­ятельных групп населения). По-видимому, теория должна учиты­вать следующее:

а) культурный фон, включающий как общий имеющийся набор
«культурных идиом» (по Скочпол), так и установки основных со­
циально-политических групп в роли своего рода «фильтра» новых
идей на соответствие архетипам (ход к культурологии и цивилиза-

ционному подходу);

б) историю успехов и поражений конкурирующих идиом
(пред)идеологий (принцип инерции успешных стратегий);

в) статус, легитимность авторов идеологий (веберианский взгляд

г) причины их альянсов с теми или иными социальными груп­

250

Глава 4, ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

4.4. Законы геополитики и легитимность: реконструкция...

251

д) фактор переноса на идеологии флера геополитического успе­
ха, который был достигнут при лидерах, исповедующих данную иде­
ологию (теория Р. Коллинза);

е) факторы выбора того или иного идейного направления поли­

тическими деятелями и группами, что, вероятно, должно включать
уже указанные выше пункты а—д, увязанные в целостную концеп­
туальную модель.

Позже, при развертывании насильственных конфликтов и по мере усиления одной из идеологий, остальные либо полностью те­ряют популярность, либо подчиняются и ассимилируются с силь­нейшей. Это происходит по той простой причине, что социально активные индивиды и группы в своем большинстве не желают ос­таваться на стороне побежденных (действие фундаментального фак­тора страха - также аргумент Р. Коллинза). Кроме того, внешний успех идеологии, как правило, служит убедительным «логическим» доводом ее правомерности (побеждает тот, за кого Бог; какое уче­ние сильно, такое и верно).

4.3.9. Уроки Скочпол

1. 
   Не бояться отдаленных сравнений. Не может не показать­
   ся скандальным сопоставление великой и славной французской ре­
   волюции XVIII в. с тем, что произошло в одном из «медвежьих уг­
   лов» человеческой истории - полуколонизованном Китае в начале
   XX в. Следует принимать как должное, что традиционные историки
   еще долго будут твердить о несравнимости и несопоставимости слу­
   чаев в истории, далеко отстоящих друг от друга во времени, геогра­
   фическом и социокультурном пространстве. Вместе с тем если явно
   и четко задать основания для подбора сравниваемых случаев, то в
   полном соответствии с требованием Дюркгейма анализу должны под­
   лежать в принципе все случаи, подпадающие под выделенные кри­
   терии, где бы и когда бы они ни имели место [Дюркгейм, 1895, 1995].
   
2. 
   Дополнять позитивные случаи негативными. Глубина, сила
   и выигрышность анализа Скочпол существенно возросли благода­
   ря тому, что она дополнила рассмотрение трех позитивных случаев
   (успех социальной революции во Франции, Китае и России) нега­
   тивными случаями отсутствия или неуспеха восстаний в Японии,
   Пруссии и Англии. В принципе это еще одно подтверждение боль­
   шого потенциала объединенного метода сходства и различия Бэко­
   на — Милля.
   

4.3.9.3. Не бояться делать смелые теоретические обобщения, до­пускающие возможность предсказаний. Этот урок носит, скорее, не­гативный характер, поскольку сама Скочпол воздержалась от жест­ких теоретических формулировок. В результате наиболее сильная логическая критика, прозвучавшая по поводу ее работы, состояла как раз в том, что Скочпол всего лишь сделала очередное эмпири­ческое описание в рамках предзаданной теоретической парадигмы, втом, что ее построения нефальсифицируемы [Burawoy, 1989; Kiser and Hechter, 1991].

Есть ли авторы, которые берут на себя смелость и ответствен­ность формулировать в явном виде законы теоретической истории, касающиеся не отдаленного «археологического прошлого» (как у Карнейро), а современности, более того, которые осмеливаются делать конкретные натуральные предсказания на основе этих зако­нов? Увы, таких совсем немного, но они есть. И самой яркой фигу­рой здесь является американский социолог Рэндапл Коллинз.

4.4. Законы геополитики и легитимность:

реконструкция исследовательской

программы Р. Коллинза

Первые значительные публикации Коллинза относятся к началу 1970 г., поэтому уже можно проследить за прошедшие почти три десяти­летия, как он строил (сознательно или нет) свою долговременную стра­тегию исследования социальной реальности. Начал он с построения до­статочно общей и абстрактной теории конфликтов [Collins, 1975], затем обратился к теории государства, легитимности и геополитики [Collins, 1986]. Параллельно он развивает теорию солидарности и ритуала, власти и собственности [Collins, 1982, 1986]. Затем начинаются разнообразные приложения: к сравнительному анализу устойчивости современных сверхдержав, к геополитическим основам динамики доаграрных обществ [Collins, 1981], к социологии любви и брака [Collins, 1982]. Опять-таки параллельно развивается теория рынков, синтезируется с уже имеющи­мися теориями [Collins, 1992], после чего вновь начинаются самые экзо­тические приложения: тут и происхождение капиталистических отноше­ний в средневековых монастырях Европы, Китая и Японии [Collins, 1997], и анализ современного развития Германии, и специфика сексуального рынка в обществах охотников-собирателей. Помимо этих тем Коллинз постоянно работал над логическими, семантическими аспектами науч­ного дискурса [Collins, 1984], занимался проблемами социологии обра­зования [Collins, 1979], детально изучал огромное наследие Вебера

2^2 Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

[Collins, 1986], написал фундаментальный труд по социологии философ­ских школ [Collins, 1998].

В последующем изложении мы коснемся только одной линии в ис­следованиях Коллинза — развития геополитической теории.

4.4.1. Постановка проблемы геополитической динамики

Рэндалл Коллинз, уже имея опыт построения теории конфлик­тов [Collins, 1975], поставил перед собой задачу распространения ее на сферу государственной власти.

Расширяя теорию конфликтов, я решил подойти серьезно к определе­нию Максом Вебером государства как монополизации легитимной власти над территорией. Обращение этого определения в объяснитель­ную теорию означает отношение ко всему в нем как к переменным [Коллинз, 2000а, с. 234].

Обратим внимание на этот весьма нетривиальный подход к тео-ретизации предметной области: берется жесткое статическое опре­деление, уже доказавшее свою силу и конструктивность; каждое понятие в нем «раскачивается», превращается в понятие-перемен­ную, т.е. понятие, объемлющее ряд значений, которые соответству­ют некоторой шкале. Территория может быть большей или мень­шей, легитимность власти над ней может быть более высокой или более низкой, каждая часть территории может иметь монополию той или иной власти либо не иметь такой монополии (быть спор­ной, быть под совместным протекторатом и т.п.). Соответственно мощь государства определяется его способностью утверждать мо­нополию власти, уровнем ее легитимности и величиной контро­лируемой территории. Далее идет проблематизация отношений между переменными и проблематизация условий, определяющих изменения в этих переменных: почему растет или сокращается тер­ритория, почему растет или падает легитимность власти? Ответом на такого рода вопросы и должна стать теория. Результатом стала теория условий, которые определяют геополитические подъемы и упадки территориальной власти, вместе с последствиями, вытека­ющими из этих изменений власти [Ibid.].

4.4.2. Теоретизация легитимности

Р. Коллинз — автор книги о социологии М. Вебера, он сам на­зывает себя веберианцем и соответственно черпает основополага­ющие постулаты (ядро своих теорий) из наследия духовного отца.

4.4. Законы геополитики и легитимность: реконструкция...

Сетуя на то, что широко известными стали только статические пред­ставления Вебера о легитимности (три классических типа автори­тета — традиционный, харизматический и правовой рациональный), Коллинз подчеркивает значимость динамического фактора изме­нения легитимности, который обозначен в главе «Политические сообщества» книги Вебера «Экономика и общество» [Weber, (1922) 1968, р. 901-1372]. Согласно Веберу, этот фактор напрямую связан с внешней политикой государства.

Политика работает извне внутрь, и именно внешние, военные отно­шения государств являются критическими детерминантами их внут­ренней политики. Это происходит из-за центрального характера ле­гитимности как ресурса в борьбе за власть. Легитимность, понятая в обычном типологическом ключе, представляется недостаточно теоре-тизированной. Она признана как имеющая значение, но, кажется, нет пути выхода за пределы статической типологии, представления ее в движении. Каким образом легитимность достигается и теряется, кто получает ее и в каких условиях? Вебер предлагает тезис, что легитим­ность связана с властной позицией государства на международной аре­не [Collins, 1986, р. 45].

Этот веберовский тезис Коллинз далее реконструирует таким образом: «Легитимность правителей государства и тенденция к им­периалистической экспансии находятся в реципроктной связи»

[Ibid., р. 146].

В другой работе Коллинз проводит ту же мысль проще и яснее: «Легитимность следует за геополитикой» [Коллинз, 2000а, с. 249], иначе говоря, чем больше (меньше) геополитический успех, тем более (менее) высока легитимность правящей элиты государства. Таков один из центральных тезисоо ядра исследовательской про­граммы Коллинза.

4.4.3. формирование гипотез геополитической динамики

Гипотезы, касающиеся условий или факторов роста/сокраще­ния подвластных территорий, были заимствованы прежде всего из геополитических концепций. Гипотезы касаются действия факто­ра окраинной центральной позиции, фактора ресурсов (территори­альных, демографических, экономических) и фактора груза конт­роля над чрезмерно расширенной территорией. Далее эти гипотезы будут сформулированы уже в выверенной формулировке как под­крепленные эмпирической проверкой теоретические положения — принципы геополитической динамики. Путь от начальных заим-

254

Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

4.4. Законы геополитики и легитимность: реконструкция..

255

ствованных гипотез к этим принципам включал работу с эмпири­ческим материалом — исследованием долговременных закономерно­стей территориальных изменений. Материалом для анализа послужи­ли исторические атласы Среднего Востока, Европы и Китая, охваты­вающие 3000 лет. Работа с атласами позволила Коллинзу не только проверить и уточнить геополитические гипотезы, но также выяснить, к чему, как правило, приводит кумулятивное действие соответству­ющих факторов. Так, выяснилось, что все семь объединителей Ки­тая были окраинными северными провинциями, в которых населе­ние было больше, чем в других окраинных провинциях.

Геополитические гипотезы говорили только о закономерностях расширения и распада чрезмерно расширившихся держав. Анализ атласов позволил обнаружить феномен фрагментации внутренних держав. Это явление было обнаружено в Китае в нескольких меж­династических периодах, в Киевской Руси, на Балканах после упадка Османской и Австрийской империй, в средневековой Священной Римской империи. К той же закономерности относятся фрагмента­ция Орды, попавшей в центральное положение между усиливаю­щимися Османской империй и Московией, многократные разделы Польши.

Далее выяснилось, что за фрагментацией внутренних областей, как правило, следует упрощение ситуации посредством успешных завоеваний одной (как в Китае, Месопотамии, Средиземноморье периода расцвета Римской империи) или двух держав/блоков дер­жав (испанские и австрийские Габсбурги против французской коа­лиции, наполеоновская Франция против союзников, германская ось против союзной периферии в Первой и Второй мировых войнах). Именно в эти периоды происходят наиболее жестокие и опустоши­тельные «решающие» (или «показательные» - showdown) войны между главными завоевателями. Примерами являются в Китае вой­ны Чжэна — первого объединителя Китая после периода «воюю­щих царств», войны Ассирии - первой объединительницы всей Ме­сопотамии, войны Рима против Карфагена, войны монголов, пы­тавшихся объединить всю Евразию. Сюда же относятся опустошения и массовые жертвы среди гражданского населения в войнах XX в. Коллинз объединяет заимствованные гипотезы и выявленные фе­номены в единую модель. Получается, что факторы ресурсного и позиционного преимуществ приводят вначале к расширению не­скольких окраинных держав, дроблению внутренних держав, пос­ледующему радикальному упрощению ситуации через завоевание

всего региона (геополитической ойкумены) одной или двумя круп­нейшими империями, которые в дальнейшем неминуемо терпят рас­пад вследствие груза контроля от чрезмерного расширения. После этого цикл начинается заново, но уже с другими центрами геопо­литической экспансии.

4.4.4. Теоретические положения -принципы геополитической динамики

В работах разных лет [Collins, 1978, 1981,1986, 1992,1995; Collins and Waller, 1992] Коллинз формулировал их по-разному. Существен­ных содержательных изменений практически не было, поэтому при­ведем эти утверждения в поздней формулировке 1995 г. [Collins, 1995; рус. пер.: Коллинз, 2000а]. В скобках после указания на ис­точник цитаты даются ссылки на работы, содержащие исходные идеи соответствующего принципа.

Принцип L Величина и преимущество в ресурсах способствуют терри­ториальной экспансии; при прочих приблизительно равных условиях большие, более населенные и богатые ресурсами государства расши­ряются военным путем за счет меньших и более бедных государств [Collins, 1995, р. 1555; см. также Davis, 1954; Stinchcombe, 1968; Liddel-Hart, 1970; Andreski, 197i;Gilpin, 1981, Modelski and Thompson, 1988]. Принцип IL Геопозиционное или «окраинное» преимущество способ­ствует территориальной экспансии; государства с врагами по меньше­му числу направлений расширяются за счет государств с врагами на большем числе границ [Collins, 1995, р. 1555; см. также McNeill, 1963]. Принцип III. Государства в середине географического региона имеют тенденцию со временем делиться на меньшие единицы [Collins, 1995, р. 1556; см. также Morgenthau, 1948; Gilpin, 1981]. Принцип IV. Кумулятивные процессы приводят к долговременному уп­рощению (т.е. к подчинению всей территории региона двум-трем за­воевателям. - Я.Р.), с масштабными гонками вооружений и решаю­щими войнами между немногими соперниками [Collins, 1995, р. 1557]; (авторство самого принципа принадлежит Коллинзу; о проблематике решающих войн, причинах глобальных противостояний см. также [Waltz, 1979; Gilpin, 1981]).

Принцип V. Чрезмерное расширение (overextension) приводит к ресур­сному напряжению и государственному распаду [Collins, 1995, р. 1558; см. также Boulding, 1962, р. 227-276; Stinchcombe, 1968, р. 218-230; Luttwak, 1976; Kennedy, 1987].

Коллинз уточняет последний принцип с помощью двух крите­риев. Чрезмерное расширение определяется, во-первых, снижени­ем уровня уязвимости (военной достижимости) отдаленных регио-

256

жүктеу/скачать 3.68 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: