Книга посвящена обоснованию природы языкового знака. Не раскрыв сущность языкового знака, не познать и механизм взаимодействия языка с мышлением, речью, текстом, действительностью



бет2/46
Дата25.06.2016
өлшемі4.29 Mb.
#158079
түріКнига
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   46

II. Модель языкового знака.
Модели присутствуют во всём, везде, всегда. Например, вода является водой, т.е. самой собой, но это значит, что она есть модель или копия той основной модели, которая зафиксирована в химической формуле воды. Всякий знак есть тоже модель определённой предметности. Без обозначения вещи каким-либо знаком мы бы не только не знали о её свойствах, но не знали бы даже о её существовании. Модель сама по себе должна быть совершенно прозрачной. Только при этом условии имеет смысл сопоставлять её со структурой или с поведением объясняемого ею объекта. Вне своей объяснительной функции модель не имеет ценности.

Теоретическое языкознание – уникальная наука, она находится на пересечении путей многих наук, в том числе и биологии. Лингвистическая модель знака и её терминология вошла, например, в биологию в 1943 году благодаря работам физика Э. Шредингера, опубликовавшего книгу «Что такое жизнь с точки зрения физика? » (Нью-Йорк, 1956). Почему сообщения, спрашивают биологи, записанные в биологических хромосомах, аналогичны сообщениям, записанным языковыми знаками? Наследственность – это то же знаковое сообщение, но записанное в хромосомах, однако с использованием не идеограмм в виде звуковых и графических слов, а химического алфавита. Биологи считают, что среди всех систем передачи информации только генетический код и языковой код базируются на использовании дискретных элементов, которые сами по себе не имеют смысла, но служат для построения минимальных единиц, имеющих смысл, т.е. сущностей, наделённых собственным смыслом в данном коде.

Физические носители генетической информации в молекулах – хромосомная структура ядер молекул. Хромосомная нить создаётся малым числом исходных элементов путём их повторений и перестановок. Хромосомы содержат в себе в виде естественного шифровального кода весь план будущего развития индивидуума и его функционирования в зрелом состоянии. Полный набор хромосом содержит весь шифр, эта система функционирует по принципу знаков Морзе, достаточная для объяснения безмерного многообразия живого мира. [Жакоб Ф., ВЯ, 1992, № 2 ].

Эта природа объекта нашла отражение и в других науках. В генетике многообразие признаков живых организмов сводится к наиболее общим. Аналогичная мысль Р. Якобсона: «Можно сказать, что среди всех систем передачи информации только генетический код и языковой код базируются на использовании дискретных компонентов, которые сами по себе не имеют смысла, но служат для построения минимальных единиц, имеющих смысл, т.е. сущностей, наделённых собственным смыслом в данном коде». [Якобсон 1985 : 393 ]. Лингвисту в этом надо разобраться и понять – какой в этом языковедческий, философский смысл? Ведь это тот же принцип знаковой природы языка.

Напомню Соссюровскую теорию языкового знака, которая в основных чертах отразила диалектическую сущность знака. Это облегчит понимание представленной здесь мною теории знака. Соссюровская теория знака до сих пор по-настоящему не понята. Об этом свидетельствует великое многообразие точек зрения в современном языкознании, часто исключающих друг друга. Вот основные положения Ф. де Соссюра:

1) Языковой знак есть двухсторонняя психическая сущность. Язык – это система знаков, в которой единственно существенным является соединение смысла и акустического образа, причём оба эти компоненты в равной мере психичны.

2) Языковой знак связывает не вещь, а понятие и акустический образ. Этот образ – не материальное звучание, вещь чисто физическая, а психический отпечаток звучания, представление, получаемое нами об этом физическом звучании посредством наших органов чувств.

3) Звук, как чувственная природа, превращается в акустический образ, его идеальное представление.

4) Знаки – это материя, но они психичны, потому что сцеплены коллективным сознанием, согласием с предметами через психические ассоциации. Это абстрактные реальности.

5) Словесный образ не совпадает с самим звучанием и он столь же психичен, как и ассоциируемое с ним понятие.



  1. Непосредственно наблюдать конкретные сущности или единицы языка

невозможно [Соссюр 1977 : 51, 53, 99, 146 ].

Действительно, язык состоит из звуков, указывающих на разные предметы,

которые он обозначает. Что общего между звуками и самими этими вещами? Звуки речи – акустически - артикуляционное явление. А что акустического в предмете, обозначаемым этими звуками и этой артикуляцией? В каждой языковой единице (морфеме, слове и т.д.) содержатся эти два, не сводимых один к другому смысловых плана – материальный и идеальный. Без этой двухплановости не существует языка. В знаковой ситуации материя слова не может просто указывать на предмет. В этом случае устраняется идеальное как результат отражательной деятельности мышления. Изымается и человек как субъект познавательной деятельности. Теряется различие между материей знака и объектом познания.

Звуковая материя, взятая вне установленного мыслящим субъектом отношения к другим явлениям, есть лишь природная материя. Звуки животных, природы и звуки человека, не соотнесённые им с какими-либо вещами, – одной природы. Эта звуковая материя существует вне сознания человека. Эта звуковая материя, чтобы стать знаком, языком, предполагает присутствие мыслящего человека, который устанавливает связь между двумя явлениями. Если допустить, что материальный знак отражает мир, то это уже не знак, не посредник между мышлением и миром, а сама материя знака выступает в функции мыслящего мозга. Материя знака есть лишь у с л о в и е осуществления и существования обобщающего образа реального предмета, возникающего в нейронной материи мозга.

Звук в знаке как материя н е с о в п а д а е т с самим знаком, ибо физический звук в устах человека столь же психичен, как и ассоциируемое с ним понятие: материя слова и его значение (в мозгу) – одинаково психичны (это логические формы: фонемы и понятия). Все языковые знаки, как и любые материальные явления окружающего мира, отражаются в сознании человека в виде их идеальных образов, т.е. в виде мельчайших логичесуких форм – фонем и графем. Реальные предметы, как и языковые знаки, отражаются в сознании тоже в виде идеальных образов, называемых логическими понятиями. Однако те, и другие образы, т.е. и знаковые и предметные идеальные образы (фонемы и понятия) лежат в разных плоскостях, на разных уровнях.

Звук, знак, материя – это область чувственного мышления. А может ли человек непосредственно, своим мозгом, воспринимать материю знака в виде её физического звучания или написания? Нет, только через абстрактные образы своего чувственного восприятия мира, как мышлением второго уровня или второй фазы человеческого мышления, основанной на первом, материальном уровне. Человек воспринимает материю предмета так же, как и животгное, через своё чувственное мышление. Но мышление животного на этом и останавливается – оно не переходит в идеальную фазу, хотя уже и существует, но лишь в зачаточной форме. Но для животного этот чувственный предмет – не знак. Если человек в материи знака, слова видит знак, значит он «увидел» в нём идеально представленный знак (фонему, графему) и реальный предмет в виде его логического понятия. Следовательно, материя знака должна быть преобразована, подогнана под идеальное, а это значит, что звук, буква должны быть преобразованы в фонемы, графемы, морфонемы, понятия.

Проблема знака сосредоточена в знаковой ситуации вокруг трёх понятий: звук – смысл – предмет, и вокруг их взаимоотношений. Вне материи нет знака, материальность есть обязательное, необходимое свойство знака. Но материя становится знаком, если она идеально представлена в мозгу человека и ассоциативно соотнесена с каким-либо внешним предметом. Тем самым у кусочка материи появляется идеальный образ, «значение», но оно не в материи знака, а в мозгу. Следовательно, при рассмотрении сущности языкового знака нас ждёт взаимоотношение следующих его аспектов: ( 1 ) физическая субстанция знака; ( 2 ) психическое представление об этой субстанции (фонемы или графемы) в сознании; ( 3 ) знаковая, абстрактная функция отражаемых этими знаками реальных предметов в сознании (понятия); ( 4 ) роль и место самих реальных, познаваемых явлений в знаковой теории языка.

Итак, в мозгу, в абстрактном мышлении человека соединяются две идеальные сущности – от материи знака (фонемы или графемы) ( 2 ), и от материи отражаемой вещи, обозначаемой этим знаком (понятие) ( 3 ) , т.е. в сознании человека, в его абстрактном или логическом мышлении заложены два идеальных, логических образа как идеальные эквиваленты двух материальных вещей (от знака – это фонема, от предмета – это понятие).

Но так как мышление человека функционирует на двух уровнях – чувственном и абстрактном, и так как знаки языка проходят через обе эти фазы мышления, то

фактически в мышлении объединены четыре сущности – две материальные и две идеальные, абстрактные, потому что знак и внешний предмет одновременно и материальны, и идеальны. Вот эти четыре уровня: ( 1 ) звуки, буквы как физическая материя (уровень чувственого мышления); ( 2 ) идеальное от материи знака (фонемы, графемы); (3 ) идеальный образ от отражаемого реального материального внешнего предмета ( 4 ). Идеальное от материи знака ( 2 ) совпадает с идеальным от матрии внешнего предмета ( 3 ), например, идеальная форма цепочки фонем дерево ( 2 ) совпадает с понятием предмета дерево ( 3 ), но только по названию, а не по сущности – слово дерево не есть само дерево. Связь в мозгу происходит между двумя идеальными образами (от знака и от предмета) на уровне абстрактного, логического мышления как переход с уровня ( 2 ) на уровень ( 3 ). На уровне же чувственного мышления мы видим, ощущаем, воспринимаем только физическую реальность – звуки и буквы слова ( 1 ) и реальный внешний предмет ( 4 ). В мозгу они соединяются ассоциативной логической связью как переход с уровня фонем ( 2 ) на уровень понятий ( 3 ).

Итак, знак четырёхсторонен, четырёхфункционален, и только в таком виде он есть истинный языковой знак, и только в таком виде он существует в мозгу. Хотя практически это никто не ощущает и ощущать не может: это внутренняя, тайная, стихийная работа нашего сознания. Но по другому эта структура знака и не может существовать. Это можно проверить на самом себе – может ли хоть одно из четырёх звеньев отсутствовать в знаке, когда человек пользуется языком в любой его форме (устной или письменной)?

Но одновременно эти четыре свойства знака можно рассматривать и попарно, но лишь условно, лишь в сравнительном плане. С этой точки зрения знак можно признать и двусторонним, и односторонним. Двухсторонен знак в том смысле, что он одновременно и материальное и идеальное, но материальное в нём находится «на воле», вне мозга человека, а идеальное в нём – только в «тюрьме сознания», как идеальный двойник материи знака. Знак можно признать и дносторонним, но только в том смысле, что и материальное в знаке, и материальное в отображаемом им предмете (дерево) обладают в сознании одной и той же природой по их названию – они и д е а л ь н ы. Но у них, однако, разное идеальное: от звука (буквы) – это фонема (графема), а от предмета – это значение, идеальное, т.е. понятие. Это две обычные логические формы, но разных логических уровней. Одно и то же свойство и материи знака, и реального предмета – это их идеальный образ в мозгу, обеспечивающий переход от чувственного мышления к абстрактному, и от абстрактного мышления к чувственному как процесс познания и коммуникации. Идеальные формы материи знака, т.е. слова, предложения – это единицы или формы мышления: фонемы, графемы, морфонемы, понятия, суждения, умозаключения. Если какие-либо акустические звуки или чернильные крючки пожелают быть для человека я з ы к о в ы м и з н а к а м и, то в иной ипостаси, кроме как в идеальной, мыслительной, логической форме в мозгу человека эти звуки и крючки не существуют, оставаясь природной материей.

Человек выполняет программу своих действий с реальными вещами заочно, не совершая никаких непосредственных материальных действий или манипуляций с этими вещами и не производя какие-то изменения в самих вещах, а производит лишь мыслительные операции. Это возможно потому, что идеальные образы реальных предметов объективируются во внешней материальной форме, опредмечиваются в материальных знаках. Специфика знаковой деятельности состоит в том, что мы будто оперируем, как кажется на первый взгляд, лишь чувственно воспринимаемыми предметами (материальными знаками – звуками, буквами в слове дерево) вместо других реальных предметов (деренвьев). На самом же деле мы оперируем и д е а л ь н ы м и образами как тех, так и других в виде их л о г и ч е с к и х форм – первых в виде фонем и графем, вторых – в виде логических понятий. Это тоже предметная деятельность, но деятельность, ориентированная на мысленное овладение другими вещами, имеющая цель оперировать предметами вне самих непосредственно присутствущих, видимых, слышимых, ощущаемых, осязаемых предметов.

Языковые знаки служат заместителями объектов, к которым знаки отсылают. Лишь обозначая предмет с помощью словесных знаков, субъект делает их информативными и превращает в средства мышления, познания, коммуникации. Выполняя указанные функции, языковые знаки и выступают в качестве фактора идеализации внешних предметных операций, превращая их из материальных в идеальные операции, позволяющие схватывать объективное содержание, отражать внешний мир и служить средством организации своего и чужого мышления и коммуникации.

Обозначение предметов с помощью знаков, а их отношений – в виде грамматических знаковых систем и структур, которые тоже суть логические фонемы и графемы – приводит к тому, что внешняя предметная деятельность свёртывается, превращаясь в знаковую. Знак не просто вещь, а определённое общественное отношение, скрытое под вещной оболочкой. Знак вообще есть общественное отношение, связь людей через посредство знания. Знаки – это не просто вещь, а средство знания, которое за знаком ассоциативно закрепляется в мозгу человека, носителем которого он является. Но знаки обособляются от реального процесса материальной деятельности человека и становятся формой его теоретической деятельности и коммуникации.

Таким образом, к сущностной характеристике знака надо отнести два его величайшие достоинства. Первое из них : ни его м а т е р и а л ь н а я с у б с т а н ц и я (звуки, буквы), ни с у щ н о с т ь обозначаемого ею предмета, представленной в её с е м а н т и к е, т.е. в л о г и ч е с к о м п о н я т и и (дерево), н е и м е ю т н и ч е г о о б щ е г о с т е м п р е д м е т о м, н а к о т о р ы й о н и н а п р а в л е н ы. И то, и другое, т.е. и имя знака, и имя предмета имеют знаковый характер, условны, идеальны, перенесены в мозг и преобразованы в нём из материального мира. Или, как говорил Маркс: «Идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней». Второе достоинство знака: он создаёт условия с в о б о д н о г о о б м е н а м ы с л я м и , которые н е с в я з а н ы органически и необходимо с предметами, на которые материальный знак указывает, будучи представленным в мозгу идеально. Невозможно себе представить речь, в которой каждое слово «тащило» бы за собой, кроме указания на сам предмет, ещё и на все его качества, свойства, функции, которыми обладает данный предмет (а такая «научная» точка зрения существует в марксистском языкознании). И материя знака, и материальный предмет входят в мозг человека и продуцируются в нём на выходе в преобразованном виде, только в и д е а л и з и р о в а н н о й, л о г и ч е с к о й форме – звуки как фонемы, буквы как графемы, а предметы и вещи – как логические понятия.

В этом вся суть знаковости языка. И материя знака, и материальный предмет представлены прежде на уровне чувственного мышления, физической материей. И только в мозгу они становятся идеальными, представленными как логические формы. Нет никакой разницы между материальной формой знака (звуком, буквой) как его идеальной формой в мозгу (фонемой и графемой) и названием материального предмета как его логической формой (понятием). Это одно и то же, но одно и то же только по их н а з в а н и ю, а н е п о и х с у щ н о с т и и отражено в модели знака как ( 2 ) ( 3 ). Различие между ними состоит лишь в том, что в первом случае мы имеем дело с мельчайшей логической формой – фонемой или графемой от материи знака (в модели знака это – 2 ), в другом случае мы имеем дело с более высокой логической формой – понятием о реальном внешнем предмете (в модели знака это – 3 ).

Идеального в материи знака с самого начала нет, это обычная природная

материя, которая преобразуется в идеальное только в мозгу человека и остаётся там

на всю жизнь. Как только мы, вооружённые этой же знаковой системой, увидели,

услышали и поняли, какая идея скрывается за этой материей, мы тотчас же поняли и эту м а т е р и ю к а к з н а к, но как знак только для нас, владеющих этой же знаковой системой. Материальное в знаке только кажется материальным этого знака (хотя на самом деле оно и есть материальное, его можно исследовать инструментально, опытным путём, и без физической материи язык невозможен), на самом же деле оно с самого начала идеальное т о л ь к о для человека, владеющего данным языком. Для человека, не знающего данного языка, любое слово – лишь природная материя, а для з н а ю щ е г о э т о т я з ы к каждое слово соотносит идеальное, логическое понятие, выраженное в этом слове, с определённым внешним предметом, т.е. переходит с абстрактного на уровень чувственного мышления. Все знаки языка отпечатаны в качестве идеального отражения только в языковом сознании человека, знающего этот язык. Языковой знак выполняет знаковую функцию лишь потому, что он выступает в этой роли для с у б ъ е к т а, о б л а д а ю щ е г о м ы ш л е н и е м, и для с у б ъ е к т а, в л а д е ю щ е г о с и с т е м о й д а н н о г о я з ы к а, а вне человека нет знака – это лишь материя. Система идеальных сторон языковых единиц локализована в материи мозга человека, а вне мозга эта система материализуется как система слышимых и видимых знаков и в этой, уже материализованной форме, знаки выступают как идеальное значение, ассоциативно отпечатанное в сознании.

Что общего между знаками (звуками, буквами) корова и реальными коровами? И те, и другие материальны, но чтобы те и другие отражались в мозгу, они должны быть преобразованы в их идеальные двойники. В то же время между знаками и внешними предметами существует различие: количество знаков ограничено в каждом языке, тогда как реальных предметов – безграничное множество. Это является следствием того, что языковые знаки условны, произвольны, не мотивированы, и они могут беспрепятственно обозначь любые предметы, синонимично заменяя друг друга. С этим связано также то, что знаки функционируют только в структурных, грамматических связях друг с другом.

Итак, языковой знак – четырёхфункционален. Что это значит? Когда человек данного языкового коллектива слышит (видит) знакомое ему слово, он слышит (видит) прежде всего физическую материю знака. Почему оно ему знакомо? Ведь один и тот же звук, одно и то же слово могут быть произнесены говорящим и пишущим на тысячи ладов, в зависимости от обстоятельств, от его интеллекта, ситуации общения и т.д., и тем более – разными людьми. То же самое происходит и с графическими знаками – невозможно встретить несколько одинаковых почерков. Но слушатель (читатель), тем не менее, узнаёт в разных, несколько отличающихся друг от друга звуках, буквах нечто постоянное, знакомое ему. Он узнаёт звуки и буквы не потому, что они в их материальной субстанции находятся у него в голове: реальную материю невозможно вложить в мозг, в том числе и потому, что мозг скрыт в черепной коробке. Звуки и буквы говорящего и пишущего превращаются в мозгу реципиента в их абстрактные двойники, идеальные, логические образы самого низкого уровня – фонемы, графемы, морфонемы, и более высокого уровня – понятия, суждения, умозаключения. Следовательно, природная материя языкового звука и языковой буквы – двухфункциональна: они и материальны, и идеальны. Но только для человека, в мозгу которого эти стороны знака связаны воедино как материальное в одновременно как его идеальное, и в мозгу которого это идеальное несёт какую-то идеальную, логическую информацию, т.е. является абстрактной, логической стороной данного знака, одним из понятий знакомого ему языка.

Чем порождается эта информация и что она обозначает? Идеальная сторона знака есть одновременно и идеальная сторона реального, материального внешнего предмета. Услышав от говорящего или увидев напечатанное слово дерево, идеальное этого знака ассоциативно переносится на идеальное реального предмета, на реальное дерево, которое встаёт перед глазами или в его реальном воплощении перед окном, или в виде представления о нём. Идеальное материи знака переносится ассоциативно на идеальное реального материального предмета, т.е. перед нами цепочка мозгового восприятия реального мира, состоящая из четырёх актов: материя знака ( 1 ) переносится на её идеальный образ в мозгу ( 2 ), который психически ассоциируется с условным, произвольным идеальным образом или названием внешнего предмета ( 3 ), с которым ассоциативно связана материя внешнего предмета, т.е. сам реальный материальный объект ( 4 ). Материальный, звуковой или графический знак ассоциируется с реальным предметом ч е р е з идеальные образы того и другого. Формально идеальный, логический образ знака дерево и реального предмета дерево – одно и то же. Но именно этот факт формального совпадения языкового знака, т.е. условного, произвольного имени, и реального предмета требует объяснений. Именно эта проблема до сих пор не понята в теоретическом языкознании.

Мы имеем дело, таким образом, с ч е т ы р ё х у р о в н е в о й структурой модели языкового знака, состоящей из двух крайних, стоящих в начале и в конце модели, материальных объектов – ( 1 ) материи знака и ( 4 ) материи предмета, между которыми располагаются два их идеальных, абстрактных образа: ( 2 ) идеальный образ знака (фонема, графема ) и ( 3 ) идеальный образ предмета (понятие). Модель знака предстаёт перед нами как четырёхуровневая материально-идеальная сущность. Все четыре уровни или элементы знака теснейшим образом, условно, по договору внутри общества, связаны между собою и предполагают друг друга. Знак – это диалектическое взаимодействие двух реальных, материальных объектов (знака – 1 и предмета – 4) и двух идеальных, логических образов этих объектов (фонемы – 2 и понятия – 3). Следовательно, материальное слово дерево становится знаком для материального предмета дерево лишь тогда, 1) когда оно поступает в мозг в виде абстрактного, психического, т.е. логического образа – ф о н е м ы, 2) когда оно обозначает реальный или мнимый предмет в виде его абстрактного, психического, логического образа – п о н я т и я. Понимание знака как четырёхфункциональной модели процесса человеческого познания и общения говорящего и слушающего, пишущего и читающего, и есть о с н о в н о й п р и н ц и п т е о р е т и ч е с к о г о я з ы к о з н а н и я и философии языка. Вот так, примерно, можно представить четырёхуровневую модель языкового знака:
Объект чувственного мышления

Материя Идеальный Идеальный Реальный

знака (звука, образ знака образ предмет

буквы) (звука, буквы), предмета,

фонема. понятие.

( 1 ) ( 2 ) ( 3 ) ( 4 )

Объект абстрактного мышления


Обе идеальные стороны языкового знака, т.е. ( 2 ) ( 3 ) в равной мере

психичны. Это члены ассоциативной пары, оба идеальные ингредиенты и знака, и внешнего предмета, но они органически не связаны, они независимы друг от друга, связаны условно, по договору. Но став знаком как свободно объединённые логические элементы, они нерасторжимы для всех говорящих на данном языке, в данную эпоху. Если данное слово называется «языковым знаком», то только потому, что в него ассоциативно включен идеальный образ данного звука или буквы (фонема или графема) и идеальный образ данного конкретного предмета (понятие). Поэтому термин «языковой знак» в реальности есть не что иное, как нечто целое, так как в него, в его материю ассоциативно, условно включено идеальное от материального знака и идеальное от внешнего материального предмета, но и то идеальное, и другое идеальное живут в мозгу. Связь между двумя идеальными, т.е. между ( 2 ) и ( 3 ) в модели знака, установленная по ассоциации одного с другим, незыблема, она установлена общественным договором исторически. Такое понимание языкового знака объемлет в себе всю философию языка.

Итак, между знаком (дерево) и реальным предметом (дерево) стоят два идеальных понятия: идеальное от материи знака (цепочка фонем, графем дерево) и идеальное от реального предмета (понятие дерево). В процесс познания и общения с помощью языковых знаков включена, таким образом, цепочка, состоящая из двух реальных, физических, материальных предметов (слово дерево и реальное дерево) – в модели знака это уровни ( 1 ) и ( 4 ) как две крайние, чувственные формы мысли – и из двух идеальных образов (цепочки фонем дерево и понятия дерево) – в модели знака уровни ( 2 ) и ( 3 ) как две условно между собою связанные, промежуточные, абстрактные формы мысли. Четырёхуровневая структура языкового знака должна пониматься так: ( 1 ) материальные звуки, буквы как объект чувственного мышления преобразуются в их идеальный образ в голове слушающего, читающего, т.е. в фонемы как объект абстрактного мышления ( 2 ) , ассоциативно рождающие идеальный образ реального внешнего предмета, т.е. понятие как объект абстрактного мышления ( 3 ), которое, как идеальное, переносится на реальный, материальный предмет как объект чувственного мышления, т.е. в виде ощущения, восприятия, представления ( 4 ).

В модели знака все четыре уровни взаимодействуют, и все вместе, и по отдельным парам, как ( 1 2 ) и как ( 3 4 ). Я эти пары выделяю не случайно, потому что они отражают основной закон диалектики о взаимодействии материального и идеального. Переход ( 1 2 ) означает переход от чувственного мышления к абстрактному, от материального к идеальному, а переход ( 3 4) означает обратный переход от абстрактного к чувственному, от идеального к материальному. Например, материя знака (звук, буква), если это знак понимаемого мною языка, то он обязательно имеет свой идеальный образ в моём мозгу ( 1 2 ), т.е. материальное переходит в идеальное (фонема). Взаимодействие уровней ( 3 4 ) означает, что идеальный образ реального предмета как абстрактное мышление (понятие ) переходит в реальное ощущение, восприятие или представление об этом предмете, как уровня чувственного мышления. Взаимодействие уровней ( 2 3) означает, что идеальный образ материального знака (фонема) условно, по общественному договору становится одновременно идеальным образом (понятием) реального предмета. Это значит, что условный знак дерево (устный или письменный) есть п о н а з в а н и ю, только п о и м е н и, н о н е п о е г о с у щ н о с т и то же самое, что и условное идеальное понятие дерева, растущего у меня за оном.

Но хочу подчеркнуть один важный момент, который извращён, в основном, в «марксистском языкознании»: хотя условный языковой знак дерево ( 1 ) есть то же, что и название реального предмета дерево, однако это последнее, т.е. название предмета дерево, есть лишь знак дерево, его название, но не само дерево, поэтому оно не отражает сущность реального дерева, а есть лишь условный указатель на данный предмет – дерево ( 4 ). Материя языкового знака и материя реального предмета – одно и то же по названию, а не по сущности. Сущность же реального дерева изучают естественные науки, но только не языкознание.

Идеальное значение, т.е. понятие находится не внутри материального знака, он лишь указывает своей материей на ассоциативную связь с идеальным образом в мозгу. Для того, чтобы существовало идеальное, понятие, необходима его материальная, знаковая основа, носитель, а также присутствие человека, воспринимающего знак, интерпретатор знака, который интерпретирует эту идеальную ассоциацию со своим собственным пониманием этого значения. Идея, логическое понятие предмета находится в голове человека. Но и понятие материи знака, т.е. идеальный образ знака, фонемы – тоже в мозгу человека. Это одно и то же, но только по названию, а не в действительности. При переходе абстрактного, логического мышления (понятия) в чувственный образ реального предмета, мы видим его или в нашем представлении, или вооочию, выглянув из окна.

Так как языковой знак имеет четыре различных функции: материя знака вне мозга; её идеальный образ в мозгу (фонема); идеальный образ реального предмета в мозгу (понятие); материя внешнего предмета вне мозга ( 1 2 3 4 ), то модель языкового знака можно представить как её тетралогическую, четырёхфункциональную сущность. Языковой знак и материален (вне мозга), и идеален (в мозгу). Внешний предмет, от которого ассоциативно, условно образован знак, тоже и материален (вне мозга), и идеален (в мозгу). Логическое понятие, как уровень абстрактного мышления, переходит на уровень чувственного мышления, т.е. к чувственному восприятию этого предмета, или воочию или в виде представления о нём. Обратный процесс: переход от чувственого к абстрактному, логическому образу.

Знак – это комбинация логического образа, т.е. понятия ( 3 ) от реального предмета ( 4 ) и акустического логического образа, фонем, графем ( 2 ) от материи знака ( 1 ), и эта связь произвольна. Следовательно, знак произволен в целом, т.е. между звуком и реальным предметом нет никакого подобия. Например, знак берёза отражен в мозгу и как цепочка фонем, и как понятие. Звуки лишь условно указывают на понятие берёза. Следовательно, и само абстрактное понятие берёза от реального предмета берёза – условно. Материя слова – это произвольный знак, так как он не связан органически с понятием об этом объекте, которое, в свою очередь, тоже есть условный знак, ибо и оно, это понятие не связано с реальным предметом ничем, кроме условной, немотивированной связи.

Итак, идеальным свойством обладает не только материя языкового знака в виде цепочки фонем, но и сам материальный предмет внешнего мира в виде понятия. То же самое обязательно и в обратном направлении: от идеального в предмете к идеальному в знаке, обозначающему этот предмет. Между языковым знаком и внешним предметом, повторяю, существует четыре функциональных отношения: материя знака ( 1 ) переходит в её идеальный образ (фонемы) ( 2 ), они переходят в идеальный образ внешнего предмета (понятие) ( 3 ), которое по ассоциации связано условной связью с материальным объектом ( 4 ). Идеальное в знаке (фонемы) и идеальное в предмете (понятие) – одно и то же идеальное. Но в знаке оно отражает условно выбранную материю знака, а в реальном предмете оно отражает условно выбранное имя внешнего предмета, которое есть тот же знак.

Поэтому мы можем здесь раскрыть сущность старой байки «марксистского языкознания», основной марксистский постулат которого гласит, что «язык неразрывно связан с мышлением», «слова отражают то, что они обозначают», «между логическими понятиями с самими материальными объектами существует неразрывная и органическая связь», «название вещи отражает сущность самой вещи». Однако связь эта – не необходимая, не безусловная, не органическая, а абсолютно произвольная и абсолютно условная и немотивированная.

Продемонстрирую это ещё раз на модели знака. По «краям» модели знака расположены две материи – ( 1 ) и ( 4 ). В одном случае это материя знака, в другом – материя внешнего объекта. Между ними находятся два идеальных образа – ( 2 ) и ( 3 ), символизирующих, как будто, но только как будто, одно и то же (например, дерево). Может быть поэтому у знака не четыре функции, а три? Нет, четыре. Ибо два идеальных образа – ( 2 ) и ( 3 ), расположенных между двумя материальными объектами, кажущихся одним и тем идеальным образом (дерево), на самом деле – разные образы. Первое ( 2 ) – это идеальное от материи букв, звуков, второе ( 3 ) – это идеальное от того же имени знака, но условно, по договору перенесённое на реальный предмет как его имя. Эти два идеальных образа – н о т о л ь к о п о н а з в а н и ю, а н е п о и х с у щ н о с т и – объединяют воедино материю знака и материю внешнего предмета. Они связаны, как будто, напрямую, непосредственно, без каких-либо посредствующих звеньев, без материи знака и без материи внешнего объекта, эта ошибочная точка зрения была и остаётся реальной для многих лингвистов. Но суть языкового знака состоит в том, что он есть материальный предмет, знак (слово дерево) ( 1 ), условно указывающий на другой материальный предмет (реальное дерево) ( 4 ) через два их идеальных образа – ( 2 3 ). Но сам себя этот знак не может связывать с предметом ( 1 .... 4 ), потому что между знаком и предметом стоит человек с его мозгом, с его абстрактным, логическим мышлением, который и устанавливает эту условную связь. Как мы видели, связь между знаком и предметом на самом деле не прямая, не непосредственная, а обусловлена сложными абстрактными, логическими переходами одного к другому, совершаемые сознанием человека. Ср. Ф. Соссюр: «Язык есть по своей природе система знаков, в которой единственно существенным является соединение смысла (т.е. идеального образа предмета, п о н я т и я, – А. К.) и акустического образа (т.е. идеального образа материи знака, ф о н е м ы, – А. К.), причём оба эти компонента знака в равной мере психичны» [Соссюр 197 : 53].

Теперь легко обнаружить, почему все мы так уверенно и совершенно ошибочно объясняем связь между материей знака и реальным предметом как связь непосредственную, прямую, органическую, без всяких промежуточных звеньев. Как совместить, связать физическую субстанцию знака (звук, букву) ( 1 ) с физической субстанцией реального предмета ( 4 )? Они лишь по названию одинаковы, но совершенно различны по своей физической субстанции и, следовательно, по своей сущности и функции в знаке? Идеальное в обоих случаях – одно и то же. Но ведь материально, вещественно это разные объекты, с одной стороны, это звуки, буквы лошадь, с другой стороны – реальное животное лошадь. Этот парадокс поставил миарксистское языкознание в тупик, из которого они так и не вышли, полагая, что слова отражают сущность вещей и язык, следовательно, есть орган мышления и познания.

Если идеальные образы ( 2 ) и ( 3 ) знака лошадь и предмета лошадь совпадают, то должны совпадать и реальные звуки, буквы с реальным названием животного. Если идеальное в ( 2 ) и ( 3 ) совпадает, то это значит, что идеальное от названия, т.е. знака лошадь и от названия реальной лошади – одно и то же. Да, идеальное и там, и тут – одно и то же, но материальное в них – различно. И совпадают они лишь потому, что и знак, и предмет имеют одно и то же название. Совпадают только потому, что знаки – условны, не отражают сущности реальных предметов, любой предмет может быть обозначен любым условным словом, хотя некоторые лингвисты уверены в том, что язык отражает мир. Ведь в процессе познания и коммуникации устанавливается ассоциативная связь прежде всего именно между условным знаком и выраженным этим знаком предметом, т.е. между двумя физическими, совершенно разными субстанциями. Это как бы видимая часть айсберга и в силу этого прямая и непосредственная связь между ними, как кажется, не только возможна, но и единственная. Однако существующая между ними связь не прямая, а косвенная, условная, по договору, устанавливаемая в мозгу, путём абстракции, на основе их психической взаимной ассоциации. Это промежуточное, т.е. идеальное, логическое звено между знаком лошадь ( 2 ) и предметом лошадь ( 3 ) мы не видим и не слышим, и о нём даже не подозреваем, но оно есть и оно записано в нейронных клетках. И оно есть главное, на чём держится язык. Ведь в процессе познания и коммуникации устанавливается связь именно между материей условного знака и материей предмета, т.е. чувственными образами выраженного этим знаком предметов. А абстрактное звено в механизме связи двух материй мы только подразумеваем, так же как и, например, траекторию полета снаряда: её не видно, но она есть. Это идеальное промежуточное звено, эта «абстрактная траектория» и есть абстракция от знака лошадь ( 2 ) и реального предмета лошадь ( 3 ).

Знак тогда знак, когда через него воспринимается и значение отражаемого предмета (абстрактная форма мысли) ( 3 ), и сам предмет (чувственная форма мысли) ( 4 ). Значение, т.е. идеальная форма мысли и сам предмет как объект чувственного восприятия, отражаются разными уровнями мышления, первое – абстрактным, второе – чувственным. Материя знака есть опора для данного значения. Ассоциация звука и значения настолько тесна и постоянна, что одно из них немедленно вызывает другое: но связь эта тем не менее произвольна в силу того, что языковой знак и реальный предмет – разные материи и у них нет ничего общего, ибо они связаны лишь условной, не необходимой для данного общества связью. Знак и ассоциированный с ним предмет связаны неразрывно в силу общественного договора для данного народа и в данное время.

Я подчёркиваю: знак представлен как материя в виде звуков и букв на бумаге и в звуковых волнах, а его идеальный образ – в мозгу. Реальный внешний предмет тоже имеет две стороны – это сам материальный предмет (дерево) как его чувственное восприятие человеком, и идеальный образ этого предмета как абстрактное мышление, в виде его понятия. Но этот идеальный образ предмета (растения дерево) является одновременно и знаком, и идеальным прообразом материи знака (слова дерево). Следовательно, материальный знак и предмет ассоциативно связаны друг с другом через их идеальные, абстрактные логические понятия, локализованные в мозгу.

Между материей слов ( 1 ) и идеальной мыслью о ней, выраженной в форме фонем ( 2 ), нет ничего общего, точно так же, как и между материей знака ( 1 ) и его ассоциативным внешним предметом ( 4 ). В обоих случаях это разные объекты. Звук сам по себе, как материя знака, неспособен своею материей передавать такую бы то ни было информацию о своей собственной материи. Необходимо посредствующее звено между материей знака и материей внешнего предмета, которое могло бы передавать информацию от одной материи к другой, потому что информация может быть только идеальной, логической, а мёртвая материя мыслить не может. Материалистическая диалектика раскрывает взаимодействие противоположностей, разрешение противоречий между ними через посредствующие звенья ( 2 3 ). Это ключевой момент в понимании диалектического противоречия. Промежуточные звенья сочетают в себе свойства противоположностей, противоречия между которыми разрешаются только на уровне промежуточных звеньев. Материальное и идеальное образуют тождество именно потому, что между ними есть связующие звенья. «Опосредование есть само непосредственное единство». [Гегель 1972 : 301 ].

Принципиальная схема взаимодействия четырёх уровней модели знака в реальной жизни может выглядеть так. Я еду в вагоне поезда, мимо проплывают луга. Я говорю спутнику: лошадь. Что происходит у меня в голове? Я вижу ( 4 ) предмет лошадь (это моё чувственное мышление) и знаю, что этот предмет называется ( 3 ) логическим понятием лошадь, т.е. перевожу чувственную форму мысли в абстрактную. Я нашёл этому животному нужный материальный знак русского языка, прочно усвоенному мною ещё с детсва, как цепочку ( 2 ) фонем лошадь, которая моим мозгом через мои органы речи преобразована в ( 1 ) звуковой знак лошадь. Собеседник, услышав материю знака лошадь ( 1 ), понял, что это знакомая ему цепочка фонем, фонемный ряд лошадь ( 2 ), обозначающий знакомый ему предмет, имеющий название или логическое понятие лошадь ( 3 ) и представил её себе в своих воспоминаниях, не видя её, как ( 4 ) чувственный образ лошади, или увидел живую лошадь, пасущуюся на лугу ( 4 ). Совершающийся в моём мозгу переход от видимого мною предмета в его понятие ( 4 ) ( 3 ) – это переход чувственной формы мысли в абстрактную, а переход в мозгу моего собеседника от услышаного от меня понятия ( 3 ) ( 4 ) – это переход абстрактной мысли в чувственную.

Это позволяет нам установить границу между чувственным и абстрактным мышлением чловека. Воспроизведение определёной последовательгости всех четырёх уровней знака в сознании человека позволяет установить две цепочки в последовательности уровней в знаке, которые могут символизировать и чувственное и абстрактное мышление человека: цепочка уровней у говорящего 4 3 2 1 начинается с чувственной формы мысли, а цепочка уровней от слушающего 1 2 3 4 начинается с абстактной формы мысли, т.е. первая цепочка – переход от чувственного мышления к абстрактному, вторая цепочка – переход от абстрактного мышления к чувственному.

Теория четырёхфункциональних языковых знаков оказалась своеобразной теорией, и именно первоосновой теории языка, где всё представлено как бы в чистом, идеализированном виде. Это объекты, которых на самом деле как будто бы и нет, но с их помощью описывается, изучается и на основе их и существует язык, они служат для представления реальных объектов в мозгу. Идеализированные объекты – это выделенные учёными из реальных вещей их закономерности в их чистом виде. Поэтому идеализированные объекты предстают перед нами как своеобразные модели – в данном случае четырёхфункциональная модель языкового знака, – которые отражают реально существующие закономерности и служат нам для познания сущности языка.

Идеальное от реального предмета находится в мозгу, оно произвольно, и в то же время жёстко связано с материей языка, оно не может ни возникнуть, ни существовать без материального знака. Имеет место отношение взаимообусловленности: идеальное в мозгу, рождённое до знака или вместе со знаком, обусловливает рождение языковых звуков вне мозга, а звуки материи обеспечивают вынос идеального за пределы мозга в виде его психических ассоциативных связей с внешними предметами. Для звуковой материи языка необходимы психологические ассоциации, значение, чтобы они вызывали всем известное значение, а оно как идеальное предполагает наличие мыслящего субъекта, который преобразует природную материю звука в абстрактные образы языка. Материя звука как знаковая материя языка существует вне сознания человека, а остаётся в мозгу как ассоциативное значение данного звука. Но значение, понятие, идеальное не может быть отторгнуто от сознания, оно не существует вне субъекта, оно не переходит в материю знака, а остаётся в мозгу как ассоциативное, понятийное значение данного звука, остаётся навсегда, доколе это позволит долговременная память.

Значение как идеальное находится в сознании субъекта. Если бы не было средств для того, чтобы вывести его наружу, в интерсубъектную область, воплотиться в материи знаков, в природной материи звука или буквы, оно бы не только лишилось возможности развиваться, но и не могло бы возникнуть и существовать. Следовательно, значение не может находиться вне сознания субъекта. На самом деле значения – только в сознании как идеальные образы объектов материальной действительности. Субъект преобразует идею в звук, а звук – в идею. Так совпадают противоположности, образуется их тождество, но только благодаря работе мозга. Мыслящий субъект явился тем «известным условием» (Ленин), при наличии которого явление превращается в свою противоположность – сущность : природная материя становится как бы неприродной, т.е. становится материей языка, а это значит – рождается в мозгу в виде своего идеального отпечатка.

Материальная форма языка изваяна материальной природой, конкретнее – живым мозгом и его органами речи, материя языка является микроскопическим отпечатком материального мира. И в то же время материальное языка невозможно вне идеального, находящегося в мозгу, иначе природная материя не становится языковой материей. Без идеального это уже будет не материальная форма языка, а обычная природная материя – свист ветра, гром молнии, скрип немазаной телеги. Звучащая и написанная речь есть посредствующее звено, через которое языковая материя превращается в мозгу – в идеальное, в значение. Но и значение, идеальное как функция мозга не может существовать вне акустического (графического) образа, именно идеального образа материи знака, которое порождено материей мозга. Акустический (графический) образ знака есть посредник, звено, через которое идеальное в мозгу (значение) связано с языковой материей и ассоциативно как бы «переходит» в знак, но всегда оставаясь только в мозгу. Значение, идеальное в мозгу превращает природную материю в звуковую, буквенную материю языка. Но звуковая, графическая материя языка продолжает существовать объективно (на плёнке и на бумаге), т.е. вне сознания человека. Идеальное существует только в мозгу, оно не переходит в материю языкового знака: звук, буква находятся вне сознания, но их идеальные образы, значения – в мозгу.

Тогда возникает вопрос: как происходит слияние звук (материальное) и значение (идеальное) в единство? Ведь это подрывает статус их диалектической противоположности как единой сущности. Языковой знак как бы несёт в себе печать идеального, продукции мозга, т.е. звук содержит в себе идеальное как бы в виде «условных следов» его присутствия. Но эти кажущиеся «следы» и их «присутствие» вводят лингвистов в заблуждение: считается, что в самом слове содержится и материальное, и идеальное. Поэтому иллюзорное наличие и идеального и материального в самом знаке вводит лингвистов в заблуждение, оправдывая рассмотрение языка как «средства обмена мыслями».

Если знак – только материя, значит это не более чем природная материя (природа всегда первична !), следовательно, природные объекты являются первичными по отношению к сознанию и в то же время независимы от него. Но язык – не голая звуковая материя. Если звук начинает употребляться для чего-то, он как бы теряет свою природную объективность. Звук соотносится с некоторым явлением, с которым у звука нет причинно-следственной связи. Эта связь устанавливается условно, человеком. Использование звука субъектом превращает звук из чисто природной материи в потребительский знак. Звуку придаётся новое качество – знаковость, сигнальность. Звук становится представителем не-звука и для субъекта превращается в знак. Так звук из области чистой природы попадает в область интеллекта. Происходит распредмечивание звука и звук или буква поступают в интеллектуальную собственность людей на вечное пользование.

Значение как идеальное немыслимо вне и без своей чувственно выраженной материальной основы. Оно произвольно и в то же время жёстко связано с материей звука, ибо не может ни возникнуть, ни существовать без неё (если не учитывать «авербального мышления»). Следовательно, происхождение и функционирование значения как идеального обусловлено и работой нейронных клеток, и наличием материи звука. Таким образом, существует взаимозависимость идеального и материального: идеальное обусловливает наличие языковых звуков, а звуковая материя обеспечивает ассоциативную связь с идеальным, значением. Идеальное немыслимо не только вне своей материи мозга, но и вне материи языкового знака. Оно не возникает и не существует без звуков (букв), нет иных материальных средств, чтобы «собрать» отдельные мысли в единство, держать их и передавать поколениям. Но происхождение идеального – не в звуках, а в нейронах мозга. Следовательно, существует взаимозависимость идеального и материального только под эгидой и руководством мозга.

В языковом знаке нельзя разъять материальное и идеальное, которые суть и тождество, и различие. Языковой знак – сплошное противоречие: 1) эти два момента – материальное и идеальное – взаимоисключающие, 2) но языковой знак существует благодаря утрате им этих противоположностей как самостоятельных, благодаря их слиянию в тождество. Языковой знак становится как бы и не материальным, и не идеальным объектом. Эти два свойства знака означают постоянный переход одного в другое. Эта противоположность фиксируется лишь в теоретическом анализе, который, чтобы понять их механизм, искусственно расчленяет их. Ассоциативный отпечаток идеального в звуке знака ( 2 ), ассоциативный отпечаток идеального в названии реального предмета ( 3 ) есть те а с с о ц и а т и в н ы е п р о м е ж у т о ч н ы е з в е н ь я между материей знака и материей предмета, через которые о с у щ е с т в л я е т с я а с с о ц и а т и в н а я в з а и м о к о о р д и н а ц и я между двумя физическими субстанциями – языковым знаком и реальным предметом. Ленин подчеркивает слова Гегеля: «Трудное и истинное заключается в том, чтобы показать, что то, что есть иное, есть то же самое, а то, что есть то же самое, есть иное, и именно в одном и том же отношении» [Ленин т. 29 : 85 ]. Роль языковых знаков заключается не только в том, чтобы служить инструментом рождения мыслей, но и в том, чтобы быть посредником между реальным миром и мышлением, конкретнее – между идеализированными образами искусственной, произвольной материи и идеальными образами реальных предметов внешнего мира.

Материя языковых знаков служит посредником между идеальным знака и идеальным предмета. Мышление, хаотичное по своей природе, нуждается в приручении и упорядочивании. Между материей звука и реальным предметом есть связь, но условная, по договору. Но связь эта внешняя, а внутренняя связь между тем и другим – это связь идеи от звука (фонемы) и идеи от предмета (понятия). Идеальное от звука (фонема) закрепляется этим звуком, а звук ассоциативно указывает на своё идеальное. Идеальное от внешнего предмета (понятие) закрепляется в звуке через его идеальное (фонемы). А идеальное от предмета закрепляется в идеальном от звука и становится самим звуком.

В языковом или знаковом сознании присутствуют все четыре звена или

уровни модели знака. Единство мыслительно-речевой системы проявляется в том, что во всех актах речевой деятельности участвуют все звенья модели знака. Возможность абстрактного мышления обеспечивается материей знаковых, языковых единиц, которая служит посредником между субъектом и объектом. К функциям знаковой системы относятся, кроме звуковых и зрительных раздражителей также кинетические раздражения, идущие в кору головного мозга от функционирующих органов речи. Круговорот речи находится в мозгу говорящего А, у него в языковом сознании живут единицы сознания – фонемы, графемы как обстрактные формы знаков. Они синтезируют в сознании соответствующие акустические и графические образы. Это процесс чисто психический. Далее следует физиологический процесс: мозг передаёт органам речи, руке импульс, соответствующий этим образам. Затем звуковые и визуальные волны распространяются через воздушную, графическую среду от А к Б. Это процесс чисто физический. Далее информация поступает из мозга Б в мозг А в обратном порядке.

III. Свойства языкового знака.





  1. Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   46




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет