) Природа семантических и логических форм мысли

Закономерности объективного мира находят своё отражение в законах логики, которые являются для всех людей едиными законами связей мыслей в рассуждениях. Благодаря этому логический строй мыслей у людей всех наций один и тот же. Но одну и ту же мысль носители различных языков, в полном соответствии с семантико-грамматическими различиями в разных языковых системах, выражают различным образом. Отсюда – своеобразие способов выражения одного и того же, например, суждения в каждом национальном языке. Более того, одна и та же мысль даже в одном и том же языке может быть выражена десятками вариантов.

Хотя у всех народов единое логическое мышление, однако словарные и синтаксические структуры их языков совершенно разные. На первый взгляд это кажется парадоксальным, поскольку коммуникация строится на базе отражения человеком законов одного и того же мира, т.е. на базе логического мышления, и в то же время это общее для всех логическое мышление как бы игнорируется, оно безразлично к тому, как и чем оно выражается. Причина всему этому – одно и то же логическое основание для разных языковых систем, которое нивелирует различные структуры разных языков, в каждом из которых отражаются разные семантические членения отрезков мира.

Надо ещё учесть то, что связь языковых знаков означает связь понятий, а она порождает дополнительный смысл знакового сочетания в целом. Словосочетания порождают новый смысл, и тем самым преодолевают ограниченность значений отдельных слов, поэтому логическое мышления снимает различие семантических структур языков. Отсюда следует, что содержание сознания шире всех знаковых значений.

Надо различать «речевое, оречевлённое мышление», т.е. «звучащую», «написанную» форму мысли в материальных знаках, вынесенную за пределы мозга. Это реально звучащая или написанная речь, текст, вынесенные за пределы мозга. Только звучащая или зафиксированная в тексте г р а м м а т и ч е с к а я и с е м а н т и ч е с к а я система оречевлённого мышления и связанное с нею уникальное, неповторимаое семантическое представление реального мира сегментирует, членит – но не «отражает» – мир в направлении, диктуемым каждым конкретным языком. Но лишь «членит», «сегментирует» и не более, и своей семантико-грамматической формой извещает слушающего (читающего), и именно в силу специфики каждого конкретного языка, о заложенной в её глубине логической ф о р м е мысли. Это значит, что с реальным миром соотносятся не только грамматические формы языка и выраженная ими семантическая информация как с е м а н т и ч е с к а я ф о р м а м ы ш л е н и я, но и л о г и ч е с к и е ф о р м ы м ы ш л е н и я, служащие её фундаментом.

Семантическая форма мышления в звучащих и написанных словах семантически отражает окружающий мир, но передаёт лишь то семантическое значение мысли, которое рука об руку шагает вместе с материальной формой языка, т.е. мир выражается в национальном языке как национальная форма мысли. Однако мир воссоздаётся логическим мышлением в форме логических понятий, суждений, умозаключений, которые лежат в основе семантической и грамматической структуры языка, потому что эти логические формы едины для людей всех наций, хотя и выражены различными языками.

Логические формы мысли как предмет изучения логики, будучи идеальными объектами, приобретают материальную форму в языке и могут быть выявлены лишь путём специального анализа языковых контекстов.

Логическая структура предложения опознаётся из содержания, а оно – из синтаксической структуры. Чтобы определить логичекую структуру сложных предложений, надо исходить из его содержания. До тех пор, пока не определена логическая структура выказывания, его записать в симводической форме суждения невозможно. В этом состоит одна из сложнейших проблем машинного перевода. Машины не могут перевести смысл текста, они воспринимают исключителльно вид и последовательность знаков, с помощью которых записан текст, т.е. «видят» только синтаксис.

Разделение семантического (языкового) и логического мышления фактически идёт ещё от Аристотеля, создавшего формальную логику, отделив тем самым логические формы мысли от семантических форм мысли (для него они просто – язык, в данном случае – греческий). Противопоставляемые единицы языка, т.е. семантические единицы (звук, буква, морфема, слово, предложение, сложное предложение), и логики, т.е. логические формы (фонема, графема, морфонема, понятие, суждение, умозаключение) есть р а з д в о е н и е мыслительного содержания, развитие идей Аристотелевской логики, которая в конечном итоге, принадлежа двум наукам – языкознанию и логике – вылилась в дихотомию

«семантических форм мысли и логических форм мысли». Все подходы к этой д в у х у р в н е в о й сущности мышления давно уже проложены, очищены от бурьяна и мусора, укатаны многочисленными последователями Аристотеля, в том числе и лингвистами, даже не подозревающими о своей принадлежности к его учению. Эта идея давно уже носилась в воздухе. Многое уже сделано, осознано, доказано и разрозненно, и по разным поводам, описано, но мы до сих пор не понимаем простой – теперь уже п р о с т о й, потому что она стала понятной, – истины: есть два типа, два уровня или два процесса мышления, две формы мышления, и они, «пересаженные» в ассоциативные материальные знаки, п р о н и з ы в а ю т л ю б о е п р е д л о ж е н и е л ю б о г о я з ы к а. При этом логическая форма мысли – главная. Именно с неё начинается продуцирование предложения и именно ею кончается понимание предложения.

Сам процесс мышления о д н о в р е м е н н о состоит из двухуровневого процесса мышления, структурными единицами которого являются логические формы и семантические формы (семанико-грамматическая структура предложения), как материальные знаки, которые, оставаясь лишь материей на уровне семантического мышления, сами становятся идеальными единицами – логическими понятиями. Мышление осуществляется с помощью указанных логических форм как форм первого уровня мышления, и с помощью языковых знаков как форм второго уровня мышления. Поэтому в процессе мышления два слоя - л о г и ч е с к и й и с е м а н т и ч е с к и й (я з ы к о в о й) спаяны в едином мыслительном процессе, причём первый уровень мышления (логический) ведёт за собой языковой (семантический) уровень: когда мы говорим и пишем, мы обязательно исходим из логического строя мысли, опираемся на логику, исходим из логических суждений. Когда мы слушаем (читаем), мы слышим семантический уровень предложения и через него приходим к логическим суждениям, заложенных говорящим в его языке.

Некоторые люди каждой нации тешат себя иллюзиями, будто их язык – лучший из всех, самый богатый и точнее остальных отражает окружающий мир. В этом смысле такие люди воображают, будто их язык и есть их мышление, что их язык и есть их мир, не задумываясь о том, что их язык, напротив, и с к а ж а е т этот мир. А искажает потому, что мир един, а разноструктурных языков много, следовательно, если каждый из них создаёт свой мир, то единство мира исчезает. Но он, тем не менее, остаётся единым для всех, подтверждая своим существованием реальность единого для всего человечества логического мышления, отражающего этот единый для всех мир. Люди думают, что они имеют свой собственный мир, но только до тех пор, пока люди, например, данной, конкретной нации, не стукнутся лбом о какие-либо «несоразмерности», «нелогичности» или «несуразности» других языков, которые также хорошо служат инструментом общечеловеческого логического мышления для отражения единого для всех мира, который они создали, якобы, своим собственным языком. Набитые шишки заставляют их понять, что мир-то, оказывается, построен не по законам их языка, и не по законам какого-либо иного языка, но п о с в о и м с о б с т в е н ы м з а к о н а м, не зависящих ни от какого языка. И отражается этот единый для всего человечества мир мозгом, мышлением, и только в логических формах, единых для всего человечества, хотя это единое для всех общечеловеческое, логическое мышление представлено в разных языках по-разному, в зависимости от их структурно-семантического устройства, которое было продиктовано жизненными, экономическими, историческими, географическими условиями развития данной нации.

Оказывается, между миром и языком человека лежит его м ы ш л е н и е, имеющее свои собственные формы – логические формы, которые и берут на себя ф у н к ц и и общения между людьми. Причём роль языковых знаков в этом познании – инструмент, отмычка (ср. лопата, топор, грабли и пр.), вооружающая мозг, т.е. мышление, чтобы с его помощью не только легче было, во-первых, осознать, понять, обобщить действительность (познающее мышление) и, во-вторых, описать, рассказать, сообщить о свойствах внешнего и внутреннего мира (коммуникативное мышление), но главным образом, всё-таки, – мыслить, думать. А это сделать без материальных знаков невозможно (кроме, разумеется условий, когда человек пользуется авербальным мышлением, постоянным спутником человека в повседневной жизни). Различие между логическим уровнем мышления (логикой) и семантическим уровнем мышления (языком) состоит в том, что второе есть не что иное, как наше «вынесенное» за пределы мозга языковое или оречевлённое ассоциированное с нейронами мышление, как семантическое с о д е р ж а н и е нашего мышления, как «непосредственная действительность мысли» (хотя мы должны понимать, что сама мысль вне мозга не существует).

То, что я называю семантическим мышлением, есть реальный язык, а логическое мышление – это обычные логические формы, изучаемые наукой логикой. Задача науки, прежде всего языкознания – выявить эти «чистые», «всеобщие», «абстрактные» логические формы как всеобщие схемы для всех языков, но по-разному реализованные в различных языках в соответствии с их структурой.

Многие лингвисты так и не поняли двухуровневого характера процесса мышления и, следовательно, с у щ н о с т и языка, в основе которой лежит не «неразрывная» связь языка и мышления, а именно их «разрывность», нетождественность, двойственность как соотношение явления и сущности. Я бы посоветовал лингвистам, логикам, психологам, философам – не писать больше о теории «лингвистической относительности» и о теории «языковой картины мира», не ломать понапрасну копья ! Нет нужды изучать системы наименований цвета в разных языках с целью выяснения вопроса о том, как язык «влияет» на восприятие цвета. Материя языковых знаков ни на что не влияет, всему голова – наше мышление, живущее в черепной коробке, и следы нашего внешне выраженного мышления в языковых знаках, отправляющие слушателя и читателя к соответствующим понятиям в моём и в чужом сознании. Нет нужды сравнивать «языковые картины мира» киргизского и испанского языков. Изучение этого вопроса полезно только с точки зрения сопоставительного анализа с т р у к т у р ы р а з н ы х я з ы к о в в конкретных аспектах. Нет необходимости заниматься способами выражения солнечного спектра в разных языках, кроме структурно-семантических сравнений этих участков словаря в разных языках. Нет такой теории, повествующей о том, будто язык управляет нашим восприятием мира. Не надо проводить эксперименты, ставить опыты на студентах и школьниках разных национальностей, чтобы убедиться, разное ли у них мышление в зависимости от их языка. Есть лишь р а з л и ч и я в с т р у к т у р е н а ц и о н а л ь н ы х я з ы к о в, родившиеся в соответствующих экономических, географических и иных условиях зарождения и развития каждой нации, и эти различия изучаются в сравнительно-историческом и сопоставительном языкознании.

Но общим для всех, одними и теми же для всех будут лишь ф о р м ы м ы ш л е н и я людей разных национальностей. Как бы различно и в каком бы количестве не был представлен солнечный спектр, названия разных цветовых гамм, названий оленей, коров, льда, снега, рыбы в каждом национальном языке, их с е м а н т и ч е с к а я с е г м е н т а ц и я зависит не от самого языка, а от мышления человека, отражающего жизненный опыт людей данной нации, живущей в соответствуюших экономических и природных условияях. Лингвисты и в какой-то степени логики, психологи, философы должны понять, что, например, теорий «лингвистической относительности» и «языковой картины мира» нет, эти понятия мертвы. Чтобы их оживить, надо немногое – напомнить о том, что «лингвистическая относительность» и «языковая картина мира» и есть то, что всегда называлось с е м а н т и к о – г р а м м а т и ч е с к о й структурой данного языка, т.е. с е м а н т и ч е с к о й ф о р м о й м ы ш л е н и я. А эта последняя не существует иначе, как только в л о г и ч е с к о й ф о р м е м ы с л и – в фонеме, графеме, морфонеме, понятии, суждении, умозаключении.

Два человека, в одинаковой степени владеющие одним и тем же языком, по-разному опишут увиденное, в том числе, например, и увиденное в микроскоп. Гистолог или химик в химическом препарате увидят и, следовательно, расскажут больше, чем лингвист. Писатель перескажет увиденное совсем иначе, чем неписатель. Но это связано не со степенью владения ими их общим родным языком (от этого я отвлекаюсь), а с тем, что первые владеют несравненно большим запасом л о г и ч е с к и х п о н я т и й и с у ж д е н и й из данной области (соответственно и слов), чем вторые, т.е. понятий, выраженных т е м ж е я з ы к о м. Теории «лингвистической относительности» и «языковой картины мира» разрушаются наукой, но эти теории разрушается и на повседневном уровне, в механизме естественного языка каждого говорящего и каждого слушающего. Мы бы не смогли ни говорить, ни понимать других, если бы не были вооружены мышлением, от природы, ab ovo, наделённым двумя уровнями – семантичесим и логическим, в основе разделения которых лежит только и только з н а к о в а я природа языка и мышлеия. Эмпирические факты гласят: «Мир вокруг нас – един; разные языки сегментируют в себе этот мир по-разному». Чтобы понять природу этого противоречия, надо понять природу языкового знака и как следствие этого – природу взаимоотношения двух уровней человеческого мышления – семартического и логического.

Являюсь ли я в этом вопросе первооткрывателем? Ни в коем случае. Я здесь принципиально ничего нового не «изобрёл», а систематизировал лишь то, что было написано до меня в этой области в языкознании, логике, психологии, философии, нейропсихологии. Оказывается, многие критические точки о теории двухуровневого процесса мышления уже поставлены, разрозненно, в разных науках, в разных работах, у разных авторов, по-разному, по крохам. Моё дело – собрать эти наметившиеся точки зрения, точки роста воедино, придать им стройную систему и найти её истинное место в системе наук о языке.

Многие авторы в своих работах неоднократно высказывают мысль, что мышление человека имеет национальные черты. Так ли это? И да, и нет. Если под мышлением понимать п р о ц е с с п о з н а н и я мира, процесс логического отражения мира в л о г и ч е с к и х ф о р м а х мышления, то ясно, что этот процесс логического отражения мира н е о к р а ш е н н а ц и о н а л ь н ы м и к р а с к а м и д а н н о г о я з ы к а. Это именно тот процесс мышления, который имеет логические свойства, и он представлен логическими формами мысли. Если под мышлением понимать процесс коммуникации, мышление как употребление форм языка, в виде слышимого и видимого речевого или оречевлённого с е м а н т и ч е с к о г о мышления, т.е. то, что мы непосредственно слышим, читаем, говорим, то ясно, что этот процесс мышления, кроме общенациональных логических форм, имеет чисто национальную окраску, национален. Но в то же время любой национальный язык, если бы он не базировался на логической основе, был бы лишён познавательной силы – не через него познаётся мир и происходит знаковая коммуникация. Минуя промежуточное звено между материальным миром и материальными знаками, и в то же время главное звено – логическое мышление, национальная знаковая система (национальный язык) не отражает и не может отражать мир, ибо язык как знаковая система не связан с миром непосредственно, минуя логическое мышление. Ясно, что этот процесс «говоримого» или «написанного» мышления как семантического мышления только в виде форм соответствующего национального языка, о к р а ш е н н а ц и о н а л ь н ы м и к р а с к а м и д а н н о г о н а р о д а. Именно этот процесс мышления в формах языка К. Маркс назвал «непосредственной действительностью мысли».

То, что авторы теории «лингвистической относительности», начиная от В. Гумбольдта, считали национальным духом, национальным своеобразием мышления, и есть не что иное, как семантические формы мышления, т.е. та же грамматическая и семантическая структура языка, которые служат лишь знаковым структурным инструментом, ассоциативно связывающим языковые знаки с формами мысли, знаковым инструментом для п е р е в о д а семантических форм мысли в логические.

Одного семантического уровня мышления, т.е. конкретного предложения конкретного языка без одновременного существования его антипода и фундамента – логических форм мышления – не существует и существовать не может. Ведь любое осмысленное предложение имеет какое-то значение, несёт в себе какой-то определённый смысл. А с м ы с л – это идеальный продукт мозга, категория мышления, смысл не заложен в самом предложении, предложение – лишь чернильные пятна, физические звуки, и они останутся таковыми, е с л и э т о г о п р е д л о ж е н и я н е к о с н ё т с я ч е л о в е ч е с к и й м о з г, в о о р у ж ё н н ы й т о й ж е я з ы к о в о й с и с т е м о й. Смысл не может витать в некоей туманной дали, он строго локализован и пребывает в нейронных связях мозга, и только в высших, обобщённых, т.е. логических формах.

За непосредственно видимыми и слышимыми языковыми, знаковыми, семантическими формами мышления многие учёные не увидели более важных, основополагающих во всякой коммуникации и в познавательном процессе, логических форм мышления, обязательно сопровождающих каждое предложение как языковую (речевую) форму мышления. В теоретическом языкознании создалась ситуация – путаница в понимании идей и методов теоретического языкознания, сопровождаемая полной неразберихой в терминологии. А г л а в н е й ш е й п р и ч и н о й сложившейся ситуации в т е о р е т и ч е с к о м языкознании является н е п о н и м а н и е с о в р е м е н н ы м я з ы к о з н а н и е м м е х а н и з м а в з а и м о д е й с т в и я действительности, мышления, сознания, логики, языка, речи, текста, и, следовательно, с у щ н о с т и я з ы к а.

Сложно ли или, напротив, совсем просто разграничить эти разные формы мысли – семантическую форму мышления отграничить от логической, и наоборот? Может ли человек с улицы, наивный говорящий или слушающий практически разграничить эти формы? Практически это разграничение делают все люди, не замечая своего стихийного эксперимента. Если бы этот стихийный эксперимент не был бы реальным фактом, то коммуникация – говорение, слушание, чтение, понимание были бы полностью исключены. Говорящему (пишущему), чтобы высказать предложение, надо прежде родить в мозгу его логическую форму в виде субъектно-предикатного суждения S – P. И лишь затем, хотя это происходит одновременно, молниеносно и неосознанно (осознанно тогда, когда возникают трудности с поиском нужных слов, когда говорящий испытывает «муки слова»), он находит для этой логической формы, т.е. для субъектно-предикатного суждения соответствующую языковую форму, состоящую из многих строительных элементов и их форм (отдельных слов, их морфологических и синтаксических форм, интонации, порядка слов и др.). Слушающий (читающий), чтобы понять предложение, должен проделать обратную операцию: воспринимая семантико-грамматическую структуру предложения, он прежде всего должен уяснить себе его логическую структуру, найти в нём такие члены, которые сигнализировали бы однозначно о скрытом в этом предложении, латентном субъектно-предикатном суждении S – P, его субъект и предикат, которые не всегда на виду, и не всегда совпадают с синтаксическими подлежащим и сказуемым. Это стихийный, неосознаваемый, автоматический, молниеносный, хотя и благоприобретённый в речевой практике процесс, как и сам процесс мышления.

Только путём экспериментального анализа языка и психологических тестов можно установить, разграничить два разных процесса мышления или две разные формы мысли – логическую и семантическую. Но, повторяю, в процессе говорения и слушания эти формы неразложимы, они постоянно сопровождают одна другую как у говорящего, так и у слушающего, но лишь с одной большой разницей: говорящий (пишущий) начинает с логической формы и автоматически переводит её в семантическую форму, на язык знаков; слушающий (читающий), напротив, прежде воспринимает семантическую форму мысли (знаковый продукт) и переводит его автоматически в логическую форму мысли. Это не два мыслительных процесса отражения мира, а единый процесс отражения мира в форме оречевлённого мышления, в основе которого лежат логические формы мысли, и только через них человек познаёт мир и общается с себе подобными. Мысль формируется по и н т е р н а ц и о н а л ь н ы м законам формальной логики, а оформляется средствами каждого н а ц и о н а л ь н о г о языка так, как устроен каждый язык.

Для чего нужен язык? Он разрезает мир на куски и, как будто, подчиняет его себе. Но разрезание мира с помощью языка – ложная приманка. Реальность не становится вследствие этого процесса более понятной. Напротив, она загромождается, разбивается на множество мельчайших единиц, являющихся теми самыми смыслами, против которых борется логика. Но это не значит, что против них, т.е. семантических форм мысли, надо бороться. Они живут в мышлении человека с момента его рождения, и сидят там прочно, неосознанно, являются благоприобретёнными. Но внутри них, незримо и неосязаемо, скрыты логические формы мысли, которые всеми людьми данной нации понимаются одинаково, автоматически и бессознательно, и могут быть обнаружены также специалистами, экспериментально.

Для человека, владеющего только одним языком, ни «лингвистической относительности», ни «языковой картины мира» не существует. Человек, воспитанный в сфере только одного языка, – лингвоцентричен. Он считает, что все языки похожи на его родной. Он не подозревает, что окружающий мир может быть описан иначе, чем это делает его родной язык. Но сравнительное описание норм двух языков вскрывает существующие в каждом языке словарные проблемы, „белые пятна на семантической карте языка“, незаметные изнутри, например, для человека, владеющего только одним языком». В данном случае человек из одноязычного общества может совершенно справедливо утверждать, что только его язык есть единственная и уникальная сегментация структуры мира. Однако и человек одноязычного общества отражает мир не языком, его языком, а мышлением, выраженным в формах его языка. Не его язык связан с миром, а его мышление – ч е р е з его язык. А это означает, что взаимопонимание в одноязычном обществе происходит точно так же, лишь на базе с м ы с л о в, представленных л о г и ч е с к и м и ф о р м а м и, выраженными теми языковыми формами, которыми вооружены люди этого общества. В таком одноязычном мире, как и в многоязычном мире, логическое мышление людей о д и н а к о в о, хотя их семантическое мышление, т.е. их язык остаётся сугубо национальным. Взаимодействие мышления и языка в одноязычном мире то же, что и в многоязычном мире. Существуют тысячи языков, а это значит – тысячи р а з л и ч н ы х семантических типов мышления, не совпадающих от языка к языку, но выражающих о д н о и т о ж е логическое мышление.

Звегинцев давно обнаружил, что содержательная сторона языка имеет какой-то внутренний слой, без которого не мог бы существовать язык. «Лингвисты, пожалуй, даже несколько неожиданно для себя обнаружили, что они ф а к т и ч е с к и е щ ё н е с д е л а л и н у ж н ы х в ы в о д о в из того обстоятельства, что человек работает, действует, думает, творит, живёт, будучи погружен в с о д е р ж а т е л ь н ы й (или з н а ч и м ы й) мир языка, что язык в указанном его аспекте, по сути говоря, представляет собой питательную среду самого существования человека ...» (разр. моя, – А.К.) [Звегинцев 1968 : 19].

Двухуровневый процесс мышления неизбежен. Это подтверждает также великий философ Г. В. Гегель, его теорию обобщает Ленин: « ... практика человека, миллиарды раз повторяясь, закрепляется в сознании человека фигурами логики. Фигуры эти имеют прочность предрассудка, аксиоматический характер именно (и только) в силу этого миллиардного повторения» [Ленин т. 29 : 198]. «Гегель действительно д о к а з а л, что логические формы и законы не пустая оболочка, а отражение объективного мира. Вернее, не доказал, а гениально угадал» [Ленин т. 29 : 162].

За разными языками, т.е. за разными семантическими формами мышления, и с п о л ь з у ю щ и м и разные языки, стоит о д н о и т о ж е о б щ е ч е л о в е ч е с к о е л о г и ч е с к о е мышление, для которого совершенно безразлично, материальными знаками каких языков оно пользуется. Это одно и то же логическое мышление людей разных наций н и в е л и р у е т все языковые различия, оставляя их каждой нации лишь как национальное знаковое украшение, лишь в качестве своего собственного оречевлённого, семантического мышления, в основе которого лежат логические формы мысли.

Действительно, коммуникация между людьми, говорящими на разных языках, вполне возможна, что реально и происходит, ведь на них как раз и говорят люди разных наций. Эти люди понимают людей своей нации и других наций и общаются с ними не только ч е р е з с в о й р о д н о й я з ы к, но и не через перевод с другого языка на родной язык, а это происходит через о б щ и е д л я в с е г о ч е л о в е ч е с т в а л о г и ч е с к и е ф о р м ы м ы с л и.

Для выражения одного и того же содержания, т.е. т о г о ж е л о г и ч е с к о г о суждения, в различных языках привлекаются д р у г и е средства. Значит теория о «неразрывности» языка и мышления означает, что в ней опущено с а м о е г л а в н о е – а именно то, что мы должны признать необходимым и неизбежным существование л о г и ч е с к и х ф о р м м ы с л и, как п о с р е д с т в у ю щ е г о звена между всеми известными нам знаковыми языками, т.е. должны признать «разрывность» языка и мышления, которое не имеет и не может иметь других форм существования, кроме как логических, отличных от семантических. А это значит признать реально не только существование мышления, но м ы ш л е н и я д в у х у р о в н е в о г о.

Тот факт, что мир един для всех, что все языки имеют соответствующий арсенал средств, и все системы во всех языках сбалансированы, что «лингвистическая относительность» устраняется наукой, комбинированием элементов речи под руководством логического мышления, – эти тесно взаимодействующие факторы превращаются в конечном счёте в один аргумент – в основе всего лежат л о г и ч е с к и е ф о р м ы м ы ш л е н и я, «работающие» одинаково в разных языках – это фонемы, графемы, морфонемы, понятия, суждения, умозаключения. В основе функционирования мышления лежит фундаментальный закон – существуют о д н и и т е ж е о б щ е ч е л о в е ч е с к и е л о г и ч е с к и е ф о р м ы м ы ш л е н и я, но передаваемые или реализующиеся в формах р а з л и ч н ы х н а ц и о н а л ь н ы х я з ы к о в как формах семантического (оречевлённого) мышления.