Глава 5. Взаимоотношение языка, речи, текста

Где и в каких формах существует язык? Язык, как я показал выше (см. Главы 1, 2), есть система материальных четырёхуровневых знаков, каждый уровень из которых представляет собой тесное взаимодейстие двух материальных объектов – материи знака ( 1 ) и материи внешнего предмета (4 ), и двух их идеальных, психических ассоциативных образов от них – логических образов материи знаков, или фонем ( 2 ) и логических образов внешних реальных предметов, или понятий ( 3 ). Неразрывное заимодействие этих четырёх уровней в знаках, т.е. в языке основано на двух внешних материальных объектах и на двух их внутренних, идеальных или логических образах, формах, причём ни один из этих уровней языка изъять невозможно без того, чтобы не разрушить единство языкового знака и, следовательно, самой природы языка.

Среди явлений окружающего мира, включённого в нас самих в виде их идеальных представлений в сознании, язык занимает совершено особое положение как уникальное явление. Он и на бумаге, и в звуковых волнах, и в сознании, и в речи, и в тексте. Таким многосторонним свойством не обладает, пожалуй, никакое другое общественное явление. Язык существует в сознании всех членов коллектива в виде абстрактной системы материальных знаков. Он существует во множестве речевых текстов как своё инобытие, как обычно вариант существует во множестве своих вариантов. Однако всегда всё то, что входит в систему языка человека, не повторяется как та же система и в речи, и в тексте. Язык в сознании всегда богаче, чем его реализованный продукт в речи или в тексте. Язык народа един и почти не зависит от конкретного человека. Однако некоторые учёные считают, что язык – фикция, потому что он не наблюдаем.

Как только языковые знаки начинают функционировать во внешне выраженной или во внутренней речи и ими пользуется человек, элементы языка начинают превращаться в элементы речи и текста, в факты речевой мыслительной деятельности. Язык – это готовая форма для отливки любой мысли. Язык, как мы видели выше при рассмотрении функций знаков, трудно определить как самостоятельную сущность, она проявляется не только в виде своих четырёх взаимосвязанных уровней (см. Гл. 1, 2), но и в виде намерения, психической структуры. Но это намерение приобретает знаковую форму, лишь когда оно высказывается. Языковые знаки служат формой для отливки любого возможного суждения, которое не может отделиться от материи знаков, кроме как в форме идеальных образов в сознании. Язык – это объект и в то же время, реализованный в речи, в тексте, становится инструментом анализа самого себя. Только через устные и письменные тексты, как «непосредственную действительность мысли», нам становятся известны категории абстрактного мышления.

1) Язык – это речь, каждый раз нами материализуемого вовне мозга через материальные (устные и письменные) знаки. Следовательно, язык – не сумма произведений от этой речи, а речь – не сумма всего того логического багажа, который содержится в сознании, а лишь только то, что говорят и пишут люди: это, по Марксу, «непосредственная действительность мысли», это материальная, внешне реализованная система языковых знаков, но индивидуально комбинированных, ассоциативно аккумулирующих в себе их же идеальные образы, но хранящиеся в мозгу. Однако эти комбинирования подчиняются коллективному договору. В некотором случае верно утверждать, что «здесь нет ничего, кроме суммы частных случаев» (Соссюр). Что касается её реализации вовне, то она проявляется индивидуально и мгновенно, и быстро затухает в её звуковом варианте, но сохраняется на вечные времена в её графической форме.

2) Самым характерным свойством речи, как считают некоторые лингвисты, является свобода комбинирований знаков, поэтому устойчивые фразы, обороты и др. якобы не относятся к речи, так как они не комбинируются, а употребляются готовыми. Если это так, то и слова как готовые системы фонем и графем, ассоциативно прочно закреплённые в сознании, мы должны были бы исключить из речи как «готовые элементы». Знаковая система построена в виде нескольких уровней или эшелонов, где единицы низших уровней составляют единицы более высоких уровней и т.д. Причём чем ниже ранг единицы, тем больше она фразеологизирована и предсказуема; чем её ранг выше, тем она более индивидуальна.

3) Некоторые лингвисты рассматривают речь не только как реализацию языковой системы, но и как нечто, выходящее и за пределы языка своими индивидуальными особенностями и различными новообразованиями. Если это так, то это означало бы, во-первых, что язык и речь – разные или почти разные объекты; во-вторых, что язык и речь имеют разные механизмы их функционирования; в-третьих, что язык и речь локализованы в разных точках, язык – в мозгу, а речь – в речевых органах; в-червёртых, что и язык, и речь – самостоятельные субъекты, творящие свои собственные законы, один – для языка, другой – для речи. Напротив, в этом свойстве речи, что она «выходит за рамки языка», как раз и заложен принцип, закон развития языка по законам мышления, как бесконечность мыслительной деятельности человека в условиях конечности употребляемой им знаковой системы. Действительно, речь отличается своими новообразованиями, но все они лежат только и только в границах данной знаковой системы языка, иначе было бы непонятным – откуда берутся эти новообразования, и только в социальных границах языка данной нации.

4) Считают, что речь имеет бинарное свойство, это звук плюс содержание, смысл.. Однако этим свойством не обладает ни языковой знак, ни язык в целом, ни сознание (в нём хранится только идеальное от материи знаков) и, следовательно, не может обладать и речь. Звук, буква – это внешняя физическая материя, которая не может мыслить, а смысл – это функция мозга, идеальная собственность сознания. Следовательно, материальное и идеальное не могут быть одно в другом.

5) Звегинцев считает самой существенной чертой языка его двойственность в виде языка и речи. Это верно, но только отчасти. Потому что язык и речь представляют собой лишь одну из четырёх сторон модели знака, а именно – язык понимается Звегинцевым только как идеальная, логическая форма знака, фонема (уровень 2 ) и идеальная, логическая сторона предмета, понятие (уровень 3 ), а речь понимается лишь как материальная сторона знака (уровень 1 ). Но так как язык и речь друг без друга не существуют, нет речи без языка и нет языка без речи, то нельзя делить лингвистику на две автономные науки – на лингвистику языка, которая бы занималась лишь идеальной стороной мышления, не имея под собой материальной основы, и на лингвистику речи, которая бы изучала только звуки речи, что превратило бы фонологию в фонетику. Познавательная функция мышления реализуется преимущественно в «языке в мозгу», во внутренней речи, а коммуникативная функция – в «языке в речи», как системе стабильных элементов, в которых закреплено некоторое познавательное содержание. Речь есть внемозговой материальный инструмент для практического использования этих логических форм сознания в мыслительном и в коммуникативном процессе. Познавательная функция языка в речи – это речевой, звучащий, внешне выраженный фон познания. Язык мозга – это систематизация фактов лингвистического опыта, на основе чего создаётся теория. Язык в речи – реализация этих фактов в сообщениях.

6) Речь – это внешне выраженная мыслительная деятельность

человека (у Маркса – «непосредственная действительность мысли»). Речь направлена на достижение какой-либо цели, речь целенаправленна. При восприятии речи в сознании воспринимаемого рождается аналогичная или близкая к ней мысль, а не передаётся ему в готовом виде то, что называют содержанием текста. При этом содержание текста – не только результат, но и сама мыслительная деятельность.

7) Речь – это конкретное содержание предложения, но оно находится не в самой речи, а в сознании говорящего, и оно не сводится к значениям составляющих его слов.

8) Речь порождается мышлением через систему условных материальных знаков языка. Но одними языковыми знаками, как единицами языка, нельзя породить речь, всё новое, что рождается в речи – это продукт мышления. Само мышление творит речь, т.е. материализует себя вовне в материальных носителях, через воздушную среду и на бумаге. А так как все в обществе должны понимать друг друга, то это общее, зафиксированное на материальных носителях, откладывается в мозгу как язык. Это организованный и структурированный склад готовых четырёхуровневых знаков, которые вновь и вновь генерируют речь через мышление, которое может порождать новые, но в основном те же знаки, хотя и с иными понятиями.

9) Иногда пишут, что речь – коррелят мышления, а язык –строительный материал. Когда Маркс пишет о языке как о «непосредственной действительности мысли», то он имеет в виду, конечно, звучащий язык, т.е. речь. Звегинцев тоже полагает, что именно «речь есть место встречи языка с мыслью». Некоторые лингвисты ошибочно считают, что опыт человека соотносится именно с речью, а не с языком – языковой системой, она является лишь строительным материалом для производства речи. [Мыркин, ВЯ, 1986, № 3 : 57 ]. Здесь всё поставлено с ног на голову. Непонятно, каким образом речь, как материальное явление, непосредственно «соотносится» с опытом, минуя идеальную знаковую систему, хранящуюся в мозгу, минуя мышление, которое как полновластный хозяин создаёт себе в мозгу языковую систему, через которую, в виде речи или текста, оно материализует себя вне мозга?

Речь есть материальная внемозговая манифестация мысли, мысль становится чувственно воспринимаемой, приобретает вещную форму, но только в виде идеальных «вещей», которые находятся не в самой речи, а в сознании. «Действительностью сознания» становится не язык, как система идеальных знаков, хранящаяся в мозгу, а речь, но только как актуальная часть языкового сознания. Именно через речь ассоциативно фиксируется содержание сознания на данный случай, которое не сводится к сумме языковых единиц, используемых для его выражения. Буквальное понимание высказываний Маркса: « ... язык есть практическое ... действительное сознание ...» и «язык есть непосредственная действительность мысли» [Маркс, т. 3 : 329; 448 ], – не есть его ошибка, а следствие нерасчленённого, глобального понимания языка, как всего говоримого и написанного, восходящее к тем временам, когда ещё не было осознана реальность дихотомии язык и речь.

Сознание – условие и причина развёртывания речи, т.е. речевого функционирования знаков. Механизм знаков сам по себе не имеет инерции речевого движения. Знаковый механизм пробуждается к речевому функционированию в речи только благодаря деятельности сознания. Линейно развёртывающаяся речь – это своеобразная модель мышления, единицы которого были предоставлены сознанием из своего арсенала.

10. Речь возникла задолго до мышления. «В своём труде “Биолингвистика и её становление“ я утверждал, что биолингвистика в основу своей фундаментальной теории кладёт идею о структурно-системной независимости речи от мышления» (Sic !) [ Нечипоренко. Философия речи. М., 2002 : 20]. « Не будь у человека памяти, не было бы у него ни души, ни духа, ни благородных помыслов, ни душевно-духовных устремлений. Только наличие перечисленных условий, вне всякого сомнения, способствовало формированию человеческой речи задолго до зарождения мышления...» [Нечипоренко. Сб. «Человек в зеркале языка. Вопросы теории и практики» М., 2002 : 404 ]. Этот автор пишет о «структурно-системной независимости речи от мышления», «речь и мысль – процессы разного онтологического порядка». [Там же : 407 ]. Под «речью» автор понимает «интонационно-звуковой охват предметной деятельности в качестве её отражения и одновременно выражения». « ...Вокруг человека всегда что-либо шумит, стучит, шуршит, плещется, позвякивает, переливается, волнуется от ветра, при помощи всевозможных волновых движений». «Именно такого рода движения по всей земно - водной и воздушно - волновой поверхности Земли будут находить различие в строе человеческой речи».

Весьма любопытная и оригинальная «теория», ещё не открытая ни в одном направлении теоретического языкознания. Если в основе происхождения человеческой речи лежат продукты материальной природы, т.е. продукты шума, стуков, шуршания, звона, в том числе, наверное, и грома, и молнии, и пения птиц, и рёва животных и др., то кто мы – люди Земли? Как и с помощью чего мы мыслим, общаемся? Если речь возникла ещё до появления человеческого мышления и языка, то – откуда, из чего? «Высосана из пальца»? Выходит, различные шумы формируют разный строй речи у разных народов, речь формируется не мозгом, в обход мышления, а природной стихией. Если речь произошла задолго до мышления, то почему обезьяны, которые мыслят,

до сих пор не говорят?

11. Язык, речь и мышление – неразрывное единство. «Язык есть орган, образующий мысль. Умственная деятельность – совершено духовная, глубоко внутренняя и проходящая бесследно – посредством звука материализуется и становится доступной для чувственного восприятия. Деятельность мышления и язык представляют поэтому неразрывное единство. В силу необходимости мышление всегда связано со звуком языка, иначе оно не достигает ясности и представление не может превратиться в понятие. Неразрывная связь мышления, органов речи и слуха с языком обусловливается первичным и необъяснимым по своей сущности устройством человеческой природы». [Гумбольдт 1956 : 78 ]. Увы, язык, т.е. языковые знаки не могут быть «неразрывными» с мышлением, и именно в силу того и прежде всего потому, что знаки – условны, немотивированы и никакой органической связью с мышлением не спаяны. «Неразрывность» знака и мысли – лишь видимость только одна, эта связь освящена внешними, а не внутренними, органическими факторами, т.е. обществом и традицией.

12. Наши знания о мире кодируются и в языке, и в речи. В знаках языка, в предложениях как единицах речи (звуковых, графических) мир не отражается. Он отражается в сознании, а сознание закрепляет, фиксирует, кодирует это отражение в своей системе нейронов, дублированных в конвенциональных знаках в речи, в тексте. В самих знаках нет смысла, они лишь средства ассоциативного закрепления и пробуждения соответствующего смысла в сознании людей. Но некоторые лингвисты задаются вопросом: где правильнее и точнее кодируется наше знание о мире – в языковой системе или в речи? [Мыркин, ВЯ, 1986, № 3 : 55 ]. Этот вопрос звучит точно так же, как и вопрос: еда, которую мы едим, вкуснее в правой или в левой руке?
3) Что такое текст?

Текст – это моделированная, обработанная речь. Он обособлен как документ и приобретает свои особые черты. Текст фиксирует устную речь, но эта фиксация накладывает на текст свои требования, свойственные данной природе текста. Это стилистическая обработка устной речи, устранение всех помех в приёме информации.

«Язык мозга», как и любую абстракцию, воспринимать органами чувств нельзя, он присутствует в тексте не как материальный предмет или вещь, а как материальные языковые знаки, превращённые в сознании в их идеальные формы, в виде их внутренней упорядоченности и закономерности, обнаруживаемых только деятельностью сознания. Регулярность в тексте ещё не язык мозга, а только его прообраз, нуждающийся в его интеллектуальной обработке и одновременно он уже не язык как система знаков, а нечто большее, так как он объективирован в материальной субстанции, которая в сознании ассоциативно соотнесена с реальным миром.

Текст характеризуется двумя главными чертами: 1) комбинацией элементарных частиц его – фонем (графем), которые, будучи лишены самостоятельного значения, приобретают его, лишь сочетаясь определённым образом с другими фонемами (графемами); 2) строгой линейностью сообщения, обусловленной временными параметрами. Таким образом, используется ограниченное количество строительных кирпичиков для передачи глобальных смыслов, причём все эти кирпичики складываются в строго определённой последовательности, в особых структурах.

Деятельность или функционирование того, что мы называем языком, слагается из четырёх анализаторов: речедвигательного, письменного, слухового, зрительного. Они и лежат в основе построения текста. Текст – это звено, где происходит встреча языковых знаков с мыслью, взаимодействие знаков и сознания. Устный знак не живёт во времени, и каждый раз он создаётся заново. А письменные знаки – вечны, они образуют склад вещей, идеально напоминающих о минувших событиях, воссоздающих минувшее. Через письменные тексты мы способны передавать речевые сообщения, преодолевая самую сложную природу – природу времени.

Звуки – находятся вне сознания, во внешней среде (уровень в зяаке 1), а отрезок мысли о звуках ( 2 ) и о внешних вещах ( 3 ) находится в мозгу, в сознании, как психические процессы. Мысль никогда не находится где-то «вне сознания», «между собеседниками», «в звуковых колебаниях или типографской краске». Выведенная за пределы человеческого сознания, мысль объективирована в материи знаков и обнаруживает себя как смысл текста. Следовательно, в тексте есть смысл, но только в данной знаковой системе, и только в знаках языка данного народа, и только в сознании. Этот смысл содержится не в самих знаках, а в ассоциированных с ними соответствующих участках мозга. Без смысла нет текста, в его устной или письменной форме, иначе текст – чернильные пятна или пустые колебания воздуха.

Благодаря тексту сознание каждого члена общества обогащается как опытом современников, так и опытом предшествующих поколений людей. Таким образом, человек оказывается снабжённым наиболее полной моделью реального мира, и его прогнозирование становится чрезвычайно точным и глубоким. Текст есть свидетель всего длительного пути накопления знаний, текст – как бы знаковая книга, в которой закреплены все пути логического освоения мира человеком на протяжении его истории. Тексты являются свидетелями человеческой борьбы, страданий в поисках истины вплоть до концепций строения вселенной.

В тексте встречаются друг с другом языковые знаки и ассоциированная с ними мысль. У нас нет возможности изучить, схватить мысль непосредственно в идеальных, не отягощённых материей языковых знаках, а тем более передать её другим. Схватить мысль можно только частично, на основе того же текста, но только «между строк», в виде «невербального мышления», когда мысль не выражена непосредственно в знаковых формах. Правда, соседние формы, и даже весьма удалённые от данной мысли, ориентируют слушающего или читающего о присутствии этой мысли. Языковая форма выражения оголённой мысли может быть самой различной, не говоря уже о разных языках, но для понимания текста необходим минимум языковых форм, остальные, недостающие мысли слушатель понимает сам в форме авербального мышления.

Пока мысль пребывает в латентной спячке и только в форме субъективного состояния сознания индивида, она не является общезначимым социальным фактором. Мысль другого человека мы можем понять лишь тогда, когда она выражается в актах коммуникации, в разнообразных текстах, в живой речи. В этом случае она приобретает статус смысла в виде инобытия мысли, как бы вынесенной за пределы индивидуального сознания, т.е. фактором социальной жизни. Поэтому в основе исследования человеческого мышления лежит исследование той системы языковых знаков, в которых мысль объективируется и представлена в виде смысла. Текст есть то звено, где происходит встреча материи языковых знаков с мыслью.

Посредством множества текстов осмысливается и понимается сам реальный мир, превращаясь из «мира в себе» в «мир для остальных людей». Знание как социальный продукт существует только в виде текстов, становится через тексты общезначимым. Невозможно заглянуть в человеческое сознание и показать, как там взаимодействуют язык и мышление. Для этого и существуют письменные и устные тексты. Система языковых знаков создана для охраны текста от его разрушения совокупностью исторических процессов. К мышлению, к генетическому коду мозга нет прямого доступа. Структура текста и есть та охранная зона против разрушения выведенной вовне структуры нейронных связей мозга, в которых записан язык, его система знаков. Роль текстов – накопление, сохранение и передача информации.

«В сокровищницу родного языка – пишет Ушинский – складывает одно поколение за другим плоды глубоких сердечных движений, плоды исторических событий, верования, воззрения, следы прожитого горя и прожитой радости – словом, весь след своей духовной жизни народ бережно сохраняет в народном слове. Язык есть самая живая, самая обильная и прочная связь, соединяющая отжившие, живущие и будущие поколения народа в одно великое, историческое живое целое». [Ушинский 1945 : 206 ].
§ 2. Основания разграничения языка и речи.
1) Язык и речь – это два разных вида деятельности языкового

сознания.

Э. Бенвенист пишет о двух особенностях языка: 1) Сам факт применения языка остаётся неосознанным, лишь в лингвистичеких исследованиях мы всё осознаём; 2) Мыслительные операции всегда получают выражение в языке. Отсюда убеждение: будто процесс мышления и речь – это два различных в самой основе рода деятельности, которые соединяются лишь в процессе коммуникации. 3) Для того, чтобы речь обеспечила коммуникацию, она должна получить полномочия на выполнение этой функции у языка, т.к. речь есть не что иное, как актуализация языка. (Бенвенист : 293).

У Соссюра язык и речь различаются так: 1) Речи свойственна эволюция, а источником развития языка является речь. Язык – только продукт развития речи, т.е. язык – продукт развития, речь – источник развития. 2) В речи – свобода комбинаций, т.е. в речи только свободные сочетания слов, а в языке – только готовые речения, в которых обычай запрещает что-либо изменять. 3) Системность языка, в речи нет системности. Это значит, что язык – либо не система, либо система языка установлена неправильно. Если язык – система, то она должна быть распространена и на речь. 4) Язык и речь – это разные объекты разных наук. Следовательно, у речи – свои особые внутренние законы развития.

Отдельными лингвистами язык и речь различаются на основе «категории сущности» и её проявления. Нет ничего в языке, чего бы не было в речи, и наоборот.

1) Язык и речь имеют социальную природу. В общении социальная природа языка принимает форму индивидуальной речи. Поэтому одни и те же единицы есть единицы и языка, и речи.

2) Язык и речь – это общее и единичное, постоянное и переменное. Язык есть речь, взятая со стороны общего и постоянного. Речь стала языком, взятого со стороны единичного и переменного. Всякая лингвитическая единица обращена одной стороной к языку, другой – к речи

3) Язык и речь рзличаются по основанию некоего «установления и процесса». Есть язык как средство общения, и есть речь как процесс общения с помощью языка. Речь есть громкая, тихая, быстрая, медленная, длинная, краткая. К языку эти характеристики не относятся. В речи есть повторения одних и тех же слов, в языке – нет. [Ломтев 1976 : 58 – 60].
2) Язык постоянен, всегда, норма, а речь - это время от времени,

момент, отклонение от нормы.

1) Язык всегда присутствует в нас в состоянии возможности. Речь присутствует в нас время от времени в состоянии действительности. «Высказывания на языке (устном и письменном) существуют во времени, но сама мысль существует вне времени. Мысль включена в поцесс мышления и есть результат того процесса. Но сама она процессом не является [Новая философская энциклопедия, 2010 : 628 – 629].

2) Язык существует в нас постоянно до любого факта выражения. Я говорю с помощью языка, моя речь имеет временную природу, а язык существует во мне постоянно. Всё, что происходит в речи, определяется проблемами, поставленными языком.

3) Факт речи – это то, что мы совершаем в определённый момент по необходимости и по своей воле. Факт языка – это другое дело, в силу его иного положения в сознании. Он представляет собой психичесий процесс, который произошёл в нас в неопределённом прошлом, и мы этот процесс уже не помним.

4) Язык существует в нас даже тогда, когда мы не говорим. Это наследство, полученное от предков. Речь делается в нужный момент с помощью средств, поставляемых нам языком. А речевая деятельность находится между ними. Язык покоится в нас на глубинном уровне мышления, на уровне потенции. А речь находится не в глубине нашего мышления, это строительство, к которому мы приступаем при необходимости. Речь – это уровень реализации.

5) Основания выделения языка и речи: наличие в языке нормы делает возможным определить различие между языком и речью как различием между нормой и отклонением от нормы. В норме находится всё правильное, а всё, что выходит за пределы нормы – является неправильным, представляет собой мнение общества о допустимом и недопустимом. Этический принцип позволяет определить то, что одобряется и охраняется обществом, от того, что осуждает общество. Различие между языком и речью есть различие между общепринятым и случайным, нераспространённым. [Ломтев, 1976 : 54].

Единство языка и мышления реализуется в речи. В процессе мышления мы оперируем мысленным содержанипм, не совпадающим непосредственно с той действительностью, от которой оно абстрагировано. Это содержание есть нечто идеальное и оно не могло бы существовать без воплощения его в иматериальную форму знаков. Но как мысль это содержание может существовать в форме внезнакового, авербального мышления. Значение языка прежде всего в том, что он даёт нам средства для реализации мысли, обмена мыслями, коммуникации между людьми.

Колшанский, например, не различает понятий «языка» и «речи», отвергает «расчленение языка на две относительные субстанции: язык и речь» [Колшанский 1984 : 171]. Не беря во внимание работы Соссюра и давно уже принятую точку зрения о реальности существования этих двух аспектов, невооружённым глазом можно видеть, что речь (то же самое – текст) не записана в мозгу готовыми фразами и текстами. Следовательно, в голове существуют психический и лингвистический механизм порождения текстов. Если Серебренников, различая язык и речь, считает, что все происходящие в языке процессы «можно объяснить только особенностями человеческой речи» [Серебренников 1988 : 131], но не языка, и тем более не мозга, то возникает вопрос: а из чего рождаются эти «особенности», да и вообще – из чего рождается «речь»? Если соотношение языка и речи рассматривать как соотношение более абстрактного и более конкретного [Правдин 1991 : 8], то этим ничего не сказано, потому что категории «абстрактного» и «конкретного» присущи и «языку», и «речи», как их обычно понимают, и поэтому не дают ответа на вопрос – а существует ли вообще дихотомия «язык – речь» и существует ли она в понимании марксистских лингвистов.

Это разграничение имеет принципиальное значение в науке о языке, каким бы различным образом оно не определялось. Язык как система знаков построен по модели знака с его четырьмя функциональными уровнями (см. выше Гл. 1): ( 1 ) звук, буква; ( 2 ) их идеальные образы – фонема, графема; ( 3 ) понятие как абстрактная форма мысли; ( 4 ) реальный предмет как чувственная форма мысли. Язык – это все четыре знаковые уровни. Речь – это те же четыре знаковые уровни. Различие между языком и речью состоит только в том, что в языке нет материи знака ( 1 ), она в нём присутствует виртуально, представлена как идеальный образ материи в виде фонем ( 2 ). Поэтому взаимодействие между языком и речью состоит лишь в наличии в речи реальной материи знака ( 1 ), и в её отсутствии в языке.

В этом случае проблема взаимоперехода между языком и речью сводится к постановке вопроса: на каком основании в лингвистике разграничивают язык и речь? Язык – это склад психических, ассоциативных материальных знаков и их внешних объектов, откладываемый практикой речи в сознании людей. Речь – это реализация этого склада в общении. Отсюда возникает вопрос: как появилась речь, когда ещё не было этого склада? Этот вопрос я отсылаю антропологам. Язык и речь – это разные формы существования одного и того же объекта.

Несмотря на то, что язык и речь – одно и то же, но лишь с

существенной разницей, состоящей в том, что речь внешне манифестирована материей знаков, тогда как в языке эта же ситстема представлена идеально. И язык, и речь – иерархические знаковые познавательно-коммуникативные системы, но каждое из них имеет свою систему и подсистемы. Если язык – внутримозговая идеальная конечная система, состоящая из нескольких десятков фонем (графем) с их упорядоченными совместными связями, то речь – бесконечная познавательно-коммуникативная реализация этой абстрактной языковой системы, которая при своей реализации становится непрерывной системой. В этой двухуровневой системе, образованной языком и речью, эти два уровня взаимодействуют диалектическим образом, и оба и дискретны, и непрерывны. Диалектический закон, согласно которому единицы языка переходят в единицы речи а единицы речи переходят в единицы языка, т.е. совершается мыслительно-знаковый процесс, Жинкин назвал «универсальным предметным кодом» (УПК). Он универсален, потому что он свойственен всему человечеству, это является свойством человеческого мозга, общим для всех человеческих языков. Этот код управляет речью говорящего (пишущего). «Предметный код» – это взаимодействие языка и речи, интеллекта и материальных знаков, здесь совершается перевод мысли в речь человека. Это, далее, значит, что люди, имея общие законы мышления и механизмы его перевода в речь, обладают лишь разными языковыми системами, разными правилами перевода мысли в речь.
6) Язык и речь не могут рассматриваться как модель и оригинал.

Некоторые лингвисты рассматривают язык и речь как модель и оригинал. Если главным (речь), считать оригинал, что всегда истинно, то модель (язык), естественно, нечто подчинённое, бледное, наглядное. Следовательно, речь порождает язык, но не наоборот. Тогда – откуда берутся средства речи, чтобы порождать язык? Но не «средства речи» порождают язык, эти функции выполняет наше мышление. Без него ни в языке, ни в речи ничего не происходит. Действительно, в речи куётся язык, но это только кажется, на самом же деле все инновации изобретаются мышлением, а в речи они лишь материализуются в материальных внемозговых заках и проходят испытания временем. То, что не выдерживает этого испытания, умирает в колыбели. Всякие инновации сперва проходят горнило речи, а затем, став общим, социальным фактором языка, становятся фактом модели. Но без самой «модели», т.е. без участия языковой системы в мозгу никакая речь не появится.

Э. Бенвенист ссылается на латинскую сентенцию: „Nihil est in lingua quod non prius fuerit in oratione“ (Ничего нет в языке, чего бы не было прежде в речи). Напротив, нет ничего в речи, чего бы не было прежде в языке. Все новообразования, морфологические и синтаксические формы и т.д. сразу же встраиваются в строгую систему. Всякое нововведение всегда сталкивается со старым, ибо оно построено на старом. Ничего принципиально нового в новообразованиях нет, если не считать заимствований из чужих языков, где, кстати, все их новообразования тоже построены на старом или на заимствованном откуда-либо багаже. Никто не может изобрести новое слово, которых бы не было в любой другой знаковой системе. Но неологизмы родились не в речи. Они подчинены строгим законам языка, а он мышлению, т.е. язык, как мы установили выше (см. Гл. 1 «Теория знака»), и есть само мышление. Разве в ниже перечисленных словах нет заимствованных эмбрионов из старой кладовой того же языка: нахватанность, отдарочек, горлодратели, свистопад, вузник, зряплата?
7) Язык предоставляет речи свободу, но только в социальных

границах.

Языковые знаки предоставляют говорящему (пишущему) свободу творчества, они позволяют отклоняться от языковых норм и законов, но только в определённых социальных границах – не должно быть нарушено взаимопонимание. Речь как функционирование языковых знаков отличается от самого хранилища этих знаков в сознании тем, что в речи выявляется творчество людей, осуществляется творческий процесс. Процесс речи, как индивидуальное творчество, основан на общественной системе знаков, поэтому творчество речи ограничено, она не может выходить за пределы понимания информации. Языковые знаки социальны, это и ограничивает взаимопонимание людей. Определение речи как явления лишь индивидуального лишено внутренней логики, лишено смысла, она социальна, точно так же, как и язык, иначе взаимопонимание не может состояться. Индивидуальное в речи – лишь способ или манера выбора и сочетания знаков говорящим или пишущим.

Языковая система – это совокупность психических ассоциаций, навыков общения у всех членов коллектива, но есть и индивидуальные отличия каждого члена коллектива, совокупность индивидуальных черт. Но так как без социальной основы общение невозможно, то все индивидуальные характеристики речи встраиваются в социальные рамки – суть тоже социальные, т.е. языковые категории. В языке нет различий социального (языкового) и индивидуального (речевого), ибо проблема «взаимоотношения языка и речи» подменялась бы проблемой «социальное и индивидуальное в языке».

А как быть с соотношением языка и речи у живущих бесписьменных или давно умерших народов? У бесписьменных народов виртуальный язык заложен только в мозгу. У живущих ныне бесписьменных народов средства общения существуют только в устной форме речи. У них есть лишь материальная звуковая речь как реализация внутримозговой языковой знаковой системы. Язык у них существует в виде виртуальной знаковой системы и он может быть абсорбирован из зафиксированных на плёнке и на бумаге записей лингвистов. Такой внутримозговой язык локализован в мозгу всех бесписьменных народов.

Во внутренней речи человек слышит себя, он может слушать своё молчание. Но это молчание только внешнее, оно не даёт о себе знать в звуках, но оно проявляется на письме. Мысль – это речь, обращённая к себе. Той реальной материей, в которой можно уловить все особенности внутренней речи, является внешний текст. Внутренняя речь, как своеобразная внутренняя, эгоцентрическая коммуникация, может быть дана и открытым текстом: разговаривающий с собой индивид ощущает ослабленную, скрытую артикуляцию речевых органов, которую он сам же производит. Внутренняя речь наблюдается чаще всего в случаях, когда нам приходится решать какую-либо сложную задачу: это беззвучное рассуждение помогает нам отчётливее представить себе ход решения задачи. Внутренняя речь представляет собой мыслительную операцию, которую можно считать интерпретацией одного из типов мышления.

Внутренняя речь, как молчаливое, в глубинах сознания отражение своего внутреннего состояния, социальных связей и отношений в обществе, есть в логическом плане процесс превращения образов мира, их моделей в формы логического мышления, в логические мысли, как зародыш новой, ещё нерасчленённой, внешне выраженной логической мысли. Образы внутренней речи преобразуются вовне в новый логический смысл. В реальной действительности мышление человека представляет совокупность различных типов мышления, постоянно сменяющих друг друга и взаимно переплетающихся. Мышление без слов также возможно, как и на базе слов. Невербальное мышление – это только один из типов мышления (подробнее см. выше, Гл. 3).

Каков механизм формирования «внешней речи» через «внутреннюю речь»? В процессе мышления идеальные образы слов используются во внутренней речи. Но и здесь материальный элемент присутствует в виде редуцированных движений органов речи. Завершение и окончательное оформление мысль приобретает лишь при её сообщении (устно или письменно).

Внешняя речь первоначально формируется во внутренней речи и находит своё окончательное оформление во внешней речи. Это вытекает из того, что в процессе обучения ассоциативные языковые знаки приобретают определённые значения, и по этим значениям происходит внутримозговой отбор соответствующих знаков, они должны соответствовать заранее выбранному замыслу и значениям выбранных слов. Но не обязательно, чтобы построенное суждение отвечало логической истине, главное – понимать смысл, который может содержать в себе и истину, и ложь.

Механизм внутреннего проговаривания, тихого, бессловесного, т.е. наша внутренняя речь протекают независимо от коммуникативных процессов и составляют собственно мыслительную деятельность индивида. Это не язык, и не речь, это голая мысль, незнаковое мышление. Мыслительные процессы не нуждаются в коммуникации, но эта последняя невозможна без первых. Но так как в коммуникации употребляются нестандартные, ситуационно неповторимые языковые знаки и их синтаксические связи, которые не находятся в числе заранее заготовленных знаков, то эти нестандартные языковые операции можно было бы назвать «внутренней речью». Но сам термин «внутренняя речь» внутренне не противоречив, в нём не лежат противоречащие друг другу мыслительное и коммуникативное, ведь речь как коммуникация, не может лежать вне сферы познавательного процесса. Внешне не выраженные материальные, знаковые процессы некоторые лингвисты справедливо называют «языковым мышлением», т.е. это то, что в этой книге называется «семантическим мышлением».

Иногда задаются вопросом: к чему относится текст – к языку или к речи? Что конкретно относится к языку, а что – к речи? Эти вопросы справедливы, потому что теоретическое языкознание нам до сих пор не дало ответа – что же есть Язык, и что есть Речь. С точки зрения развиваемой здесь теории язык – это некая идеальная система материальных языковых знаков и ассоциированные с ними идеальные образы реальных предметов, находящихся в мозгу, т.е. это то же, что и четырёхфазовая или четырёхуровневая модель языкового знака (См. выше Глава 1). В этой идеальной знаковой системе, локализованной в сознании, и содержится исходная, нулевая линия отсчёта для формирования динамики речи, как устной (речь), так и письменной (текст). Именно эта исходная идеальная знаковая система в мозгу индивида и определяет её универсальность и в качестве инструмента мышления (познания), и в качестве инструмента коммуникации. Таким образом, условно можно сказать, что явление, называемое нами языком, локализовано в трёх точках: как язык в мозгу или язык мозга, как язык в речи или речь, и как язык в тексте или текст. Два последних места локализации языка – в речи и в тексте – тот же язык в мозгу, но материализованный вовне мозга.