Глава 6 Взаимоотношение языка и действительности

Знаки языка хотя и связаны с реальностью, но они сами по себе лишены предметного смысла. У них нет непосредственной, ни органической, ни семантической, ни логической связи с реальностью. Всё это продиктовано только одним – условным, немотивированным характером материи знака по отношеию к действительности. Если бы эта связь была реальностью, т.е. сущность знака и сущность отражаемого им предмета была бы одной и той же сущностью, то никакая коммуникация не могла бы состояться. В таком случае мы бы в каждом знаке видели что-то конкретное, реальное, похожее на корову или лошадь, а в каждой корове и лошади мы бы видели, что это и есть наш язык, знаки нашего языка, и язык превратился бы в абсолютный дубликат реального мира. Такой язык мог бы утопить человека в глубине своих бесконечных знаков, и был бы необъятным, как и сам мир. Невозможно было бы развитие наук, потому что весь мир был бы уже разнесён по словам, аналогичным отрезкам этого мира, и изучение мира превратилось бы в изучение свойств самих знаков, невозможно было бы развитие и самого языка.

Не действительность является содержанием лингвистических элементов, а наша существующая в нашем сознании логическая схема отражения этой действительности. Если язык – первичное по отношению к действительности, если язык органически связан с миром, то это значит, что языковые знаки, как и коровы с лошадьми, пасутся на лугу, существует объективно, помимо нашего сознания. Это, далее, значит, что логика оказывается вторичной и по отношению к языку, и по отношению к действительности, или иначе: языковые знаки породили наше мышление, сознание, логику и создали мир, в том числе и человека, по своему образу и подобию. « ...Нельзя согласиться с теми, которые ради мнимого материализма утверждают, что язык есть отражение действительности» [Лосев, СЛЯ, 1976, № 5 : 397 ].

Языковые знаки – это инвентарь лингвистических элементов, правила их использования, их система, это материя звучащая, текст написанный как типографская краска. Если мышление вторично по отношению к действительности, что справедливо провозглашает материализм, а языковые знаки – вторичное по отношению к мышлению, то языковые знаки – третичное по отношению к действительности. Между миром и языковым знаком лежит не менее удивительный, чем сам мир, мир сознания. Структура языковых знаков не дублирует ни структуру мышления и сознания, ни структуру материального мира. Напротив, структура мышления и сознания моделируют структуру языковых знаков как материального инструмента мышления и сознания. Внешний мир моделирует наше мышление-сознание, которое через свой инструмент, структуру языковых знаков, идеально, ассоциативно выносит материальную структуру мира за пределы мозга. Реальный и фантастический мир управляет языком через мышление, язык же, как вынесенная за пределы мозга идеальные ассотиативные образы мира, даёт нам только описание мира, не творя и не изменяя его.

Мышление человека отражает действительность через логические формы мысли, которые лежат в основе семантической и грамматической системы языка. Мышление, как общечеловеческая функция мозга, участвует в создании различных систем языка. Материя языкового знака не есть средство отражения предмета, она лишь ассоциативно связана в сознании с логическим понятием, представлением о внешнем предмете. Кто думает обратное, тот мёртвой материи знака приписывает обобщающую силу, тогда как это – функция живого человеческого мозга. Словесный знак появляется тогда, когда уже в мозгу совершилось обобщение каких-либо вещей, признаков, свойств, отношений в их идеальных, абстрактных образах. Об этом знали ещё древние Римляне: „Voces significant res mediantibus conceptibus“ (Слова обозначают вещи посредством представлений).

Таким образом, связь между материей знака и реальной вещью – в модели знака это связь между уровнями (1 – 4), (см. выше Глава 1) – носит не непосредственный характер, а опосредованный – через фазы (2 – 3), т.е. через логические формы – фонемы и понятия. Между ( 1 ) и ( 4 ), т.е. между материей слова и предметом нет никакой органической связи, эта связь условная, договорная, устанавливается людьми бессознательно или сознательно. Связь эта опосредована обобщающей деятельностью мышления. Именуя звуками, буквами какой-либо предмет, человек руководствуется уже выделенным в мозгу значением, понятием. В то же время под одно и то же понятие подпадают все однородные предметы. Причём чем обобщённее само логическое понятие, тем больший класс реальных предметов оно охватывает.

Может возникнуть вопрос: почему язык на самом деле не может отражать действительность? Если он, как видно из модели знака, имеет в себе идеальную сторону в виде фонемы и понятия (2 – 3 ), то знак и, следовательно, язык должен отражать действительность. Но всё дело в том, что, во – первых, идеальное находится не в материи знака, а в мозгу, во - вторых, идеальное в мозгу, понятие, есть лишь «отражение вещи по её названию», а не по её сущности. Иначе можно было бы допустить, что и формальная логика, как наука о формах и только о формах мысли (понятия, сужденияя), тоже должна была бы отражать мир, в обход познавательного мышления.
2) Языковые знаки есть форма бытия материальной

действительности в сознании – через логическое мышление.

Сознание – это присвоенный и накопленный субъектом объём предметного мира в его идеальной форме, в форме его логического отражения. В сознании человека мир отражается идеально, и это происходит посредством функционирования знаков языка как материального средства ассоциативной психической связи знака и внешнего предмета, т.е. как средства познания и общения. Логические понятия являются важнейшими образующими человеческого сознания. Они преломляют мир в сознании человека. В них представлена преобразованная и свёрнутая через материю языка идеальная форма существования предметного мира, его свойств, связей и отношений.

Согласно Аристотелю, «математические понятия и принципы заведомо являются абстракциями, корни которых уходят в реальный мир». Математика, как и физика представляют собой фрагмент теоретической конструкции одного и того же реального мира. «Я убеждён, что посредством чисто математических конструкций мы можем найти те понятия и закономерные связи между ними, которые дают нам ключ к пониманию явлений природы» (А. Эйнштейн).

Взаимоотношение математических понятий и объективного мира аналогично взаимоотношению языка и мира. И там, и там, между миром и математическими знаками, и между миром и языковыми знаками, звуками, словами лежит абстрактное мышление в логических формах. Связь между знаком и предметом устанавливается условно в социальной практике. Это отношение опосредовано обобщающей деятельностью мышления: именование основано на рождении логического понятия об этом предмете, при этом именуется не отдельный предмет, а класс предметов, аналогичные признаки которых условно закреплены в понятии. Абстрактная мысль есть результат отражения действительности, а связь этой мысли с действительностью опосредована материальными языковыми знаками и их формами.

Человеческое сознание поражает людей своей загадочностью. Предметы внешнего мира обладают различными телесными свойствами, и в сознании человека рождаются образы этих предметов. Отражаясь в сознании, предмет как бы отделяется от самого себя и начинает существовать вне своих конкретных чувственных форм: образ предмета невесом, невещественен, огонь не жжёт, вода не мокрая, её нельзя испить. Идеальные образы внешних материальных объектов преодолевают материю своих объектов, выходят за их пределы и оседают в голове человека в виде второго, но уже идеального мира. Все реальные предметы разрушаются и прекращают своё существование, но их идеальные образы продолжают жить бесконечно, до тех пор, пока живёт сознание, потому что они отражены в сознании через материю языковых знаков, и вызываются в сознании по нашему произволу.

В материи знака, через её идеальную форму, пситхически закрепляются и реализуются результаты мыслительной, познавательной деятельности человека – это способ и форма отражения мира, т.е. образование второго, идеального мира в сознании, который повторяется, вторично существует в формах мышления и сознания, присущих человеческому мозгу. Отражается мир мозгом, а не языком, не его материальными знаками, и в то же время они выступают, в свою очередь, как бы вторичной, чувственной формой существования мира, которая идеально закреплена в мозгу. Если субстанцией мышления является мозг, то субстанцией внешней фиксации абстрактных логических форм являются звуковые и письменные знаки. Знание картины мира – это атрибут мыслительной деятельности, а форма существования этой объективной картины мира в сознании человека есть абстракция в виде логических понятий и их отношений. Язык, т.е. его материальная знаковая система не имеет никакого непосредственного отношения к объективному миру и, следовательно, язык не может сопоставляться с миром в такой же плоскости, в какой сопоставляется мышление и мир, поэтому бессмысленно говорить о прямом, непосредственом соотношении «язык – мир».

Между материей знака и реальной вещью нет логически необходимой связи. Эта связь устанавливается людьми произвольно в их социальной практике. Но как? Установление такого отношения опосредовано обобщающей деятельностью мышления: именование предмета словом основывается на выборе материального (звукового, письменного) знака (в модели знака – уровень 1), представленного в сознании в абстрактной, идеальной форме, в формах фонем (уровень 2) и в форме идеального, логического понятия (уровень 3) о внешнем предмете (уровень 4), причём именуется не отдельный предмет, а класс или множество аналогичных ему предметов, существенные признаки которых условно закреплены в их понятиях. Словесный знак соотносится непосредственно с понятием, а отношение его к реальному предмету опосредовано этим понятием, и через понятие вновь выходит на уровень чувственного мышления. Соотношение знака с предметом в процессе именования устанавливается не непосредственно, а с помощью отражения этого предмета в сознании человека в форме идеального образа, значения. Слово становится знаком лишь тогда, когда возникает связь между идеальным образом его звучания или написания и идеальным образом, т.е. значением обозначаемого предмета. Идеальный образ внешнего предмета становится значением потому, что а) этот образ не существует без своего внешнего носителя, знака, б) само соотнесение знака с предметом, его обозначение, наименование возможно лишь посредством идеального образа.

Логические законы есть законы операций с мыслями, а мысль есть отражение внешнего мира, а не сам этот мир, она есть копия, а не оригинал, и уже потому она неизбежно должна иметь не только общность с оригиналом, но и отличаться от него. Главное отличие мышления от внешнего мира: всё логическое содержание нашего знания о внешнем мире имеется во внешнем мире, логических же форм во внешнем мире нет, они существуют только в человеческом мышлении и, следовательно, логические формы есть то, что отличает мысль о внешнем мире от самого этого внешнего мира, а не только имеет нечто общее с ним. Как пишет Ленин, « ...нет тождества мышления и бытия, утверждать обратное – это идеализм, сплошной вздор». [Ленин т. 14 : 309 - 310 ].

Логические формы мышления выведены из мозга наружу в виде материи знаков как ассоциированных с сознанием логических понятий. Вербальный текст воспринимается на уровне понятий. Но эффект подобия текста, материи его знаков ( уровень – 1 ) и отражаемой ими действительности ( уровнь – 4 ), т.е. эффект понимания мира непосредственно через материю знаков, через звуки и буквы, возникает потому, что знаковые образы (фонемы, уровень – 2 ) и предметные образы (понятия, уровень – 3 ) оказываются одинаковыми, т.е. связываются друг с другом как определения одной и той же абстрактной, логической формы, но только на уровне ( 2 ) с фонемами, а на уровне ( 3 ) с понятиями, т.е. языковой знак дерево и реальное дерево в их идеальной форме как фонемный ряд и как понятие – одно и тоже. Но эффект подобия текста и действительности оказывается возможным вследствие отсутствия жёсткой, мотивированной связи между знаком и понятием, т.е. понятие данного внешнего предмета, его название определяется двумя материальными источниками – знаками (дерево) и действительностью (дерево, растущее во дворе). Именно в силу их условной связи. По своему происхождению, две физические материи – это совершенно разные субстанции (материя знака дерево) и реальные живые и неживые организмы (дерево), но на абстрактном уровне эти разные вещи эквивалентны по своей логической функции, но не по сущности. Таким образом, соединяющим звеном между знаком и предметом является логическая форма мысли: в одном случае это абстракция звука и буквы (фонемы, графемы), в другом случае – это абстракция от реальных предметов и существ (понятия).

Объекты сознания нельзя подменять объектами их символизации. Человек, отражая мир, не знает, что он его отражает через формы логики, он думает, что он этот мир отражает напрямую в материи знаков или, в лучшем случае, в диффузном мышлении как некоей туманности. Человек, размышляя об объектах внешнего и внутреннего мира, думает, видит в уме сами эти объекты мира, но не формы своего мышления. Формы мысли он не осознаёт, он пользуется ими стихийно, как чем-то привычным, само собою разумеющимся, будто эти мысли даны ему от рождения. Однако он не унаследовал их вместе с рождением, а они вырабатываются обществом и им самим в процессе жизни. Человеческое мышление не существует вне форм логического мышления, иначе оно невозможно, так же как и человек не может жить без воздуха. Но логические формы мысли сами становятся предметом размышления лишь на высоком уровне развития человеческого сознания.
4) Языковые знаки – это ключ, открывающий мир человеческому

мозгу.

К. Бюлер пишет, что язык есть специально сконструированный посредник

[Бюлер 1993 : 2 ]. Это верно, но я хочу уточнить: посредник между мозгом и миром. Но это ещё не всё. В чём заключается этот посредник? Например, я хочу наловить рыбы. Так захотелось моему мышлению (ему это подсказал мой желудок). Но одной мыслью рыбы не наловишь, для этого нужна материальная удочка. Так и языковые знаки служат материальным посредником между мозгом и действительностью, между мышлением и реальными материальными объектами. Но и это ещё не всё. Если материальной удочкой я могу наловить материальной рыбы, благодаря их непосредственному и прямому контакту друг с другом, то между языковыми знаками и материальным миром такого прямого контакта нет – знаки условны, немотивированы. Но так как мы всё-же понимаем мир и друг друга через эти знаки, то, следовательно, в них что-то должно быть, что этому способствует. Это их, и знака, и внешнего предмета, идеальные ассоциативные образы, отпечатанные в сознании, под названием фонем, графем ( 2 ) и понятий ( 3 ).

Значит материальные предметы (удочки и звуки или буквы), т.е. (1 – 4), есть материальные знаки, служащие внемозговыми идеальными образами от этих предметов (2 – 3 ). Но между материей звуков (букв) и предметами внешнего мира нет подобия, значит звуки и буквы, во-первых, носят условный, знаковый характер и, во-вторых, не сами эти звуки и буквы ассоциируются с внешними предметами, а их ассоциированные, абстрактные, логические формы..

Правомерно говорить о тройственном соотношении «мир – язык – сознание», в котором язык принадлежит миру и через материю знаков ( 1 ), и через материю внешних предметов ( 4 ). Но язык принадлежит и сознанию, так как языковые знаки – инструмент сознания и через их идеальные образы, фонемы ( 2 ) сознание абстрактно познаёт мир в форме логических поняятий ( 3 ). Из этого следует, что этот «тройственный союз» фактически состоит из двух «двойственных союзов»: « знаки и мир как материальные образования и оба принадлежат объективному миру ( 1 – 4) – противопоставлены сознанию» как идеальному образованию от знаков и от внешних прндметов ( 2 – 3 ). Знаки не выступают отдельной сущностью и не стоят между мышлением и миром в роли независимого эксперта, потому что они сами и есть инструмент мышления, а их идеальные образы – само мышление. Средством познания служит мышление, языковые знаки выступают как внемозговой инструмент закрепления всей познающей деятельности человека.

Известная теория «языковой картины мира» имела бы позитивный смысл только в том случае, если бы языковая знаковая система человека действительно отражала истинное бытие объективного мира. Но в формировании истинной, логической картины мира языковые знаки выступают не доминантой этой картины мира, а лишь внешней, материальной формой выражения понятийного содержания, добытого мозгом человека в процессе мышления. Как способ выражения мышления и познания знаки выступают в качестве средства, замещающего в мышлении человека предметы, связи, отношения мира, они являются искусственно создаваемым объектом. Формирование языковой знаковой системы есть результат взаимодействия мира и человека, а его логическое, познавательное мышление есть результат освоения человеком окружающего мира. Знаки есть лишь инструмент, внешняя форма овладения миром через мышление.

Некоторые лингвисты считают, что в языке количество слов больше, чем самостоятельно существующих предметов, явлений, свойств. Например, таких предметов как теплота, твёрдость, справедливость, высота, близость, даль и др. в природе нет [ Серебренников 1970 : 58]. Для чего же тогда существует мозг, мышление, инструментом которого служать произвольные знаки, слова? Это наивные размышления первокурсника лингвистического университета, ещё не знакомого с основами теоретического языкознания. Напротив, предметов, фактов, свойств, отношений в мире в миллионы раз больше, чем понятий о них, ибо каждое понятие, во - первых, а их бесчисленное множество, спобобно одеваться во множество языковыых знаков, которых значительно меньше понятий, во - вторых, ибо каждое понятие обобщает бесконечное множество однотипных фактов, признаков, вещей и их связей. Самих материальных знаков в языке значительно меньше, чем понятий, потому что память не беспредельна и не может охватить все понятия, ввиду чего многие из них представлены одним и тем же знаком.

Если для каждого отдельного понятия создать свой особый знак, то это означало бы, что для каждого нового предмета, свойства, факта и их новых восприятий создавался бы особый, отдельный словарный знак. А такого множества слов не смогла бы вместить никакая память и само взаимопонимание было бы невозможным. Весь фокус о соотношении ограниченного репертуара знаков и бесконечность мира, как и мышления, состоит в том, что знаки произвольны !

§ 2. Языковые знаки отражают действительность?
1) Слова отражают сущность реальных предметов?

Что значит «язык нечто отражает»? Какова его связь с реальностью? Обычно подразумевают некоторого референта во внешнем мире, описание которого, как считают, и является основной функцией языка. Человеческий язык, якобы, описывает внешний мир, хотя эту роль выполняет мышление, а не язык, язык – лишь материальные знаки для внемозговой манифестации замысла мышления.

Первоначально язык играл не описательную, коммуникативную роль, а инструктивно-оперативную роль, связанную с ритуально-магической стороной человеческой жизни. Описательность, мышление, коммуникация пришли вместе с десемантизацией знаков. Эту истину многие лингвисты не признают и продолжают считать язык, как систему знаков, органом мышления и отражения мира. Вот какую идею, полную противоречий, выдвинул марксистский философ: «Так как язык есть инструмент отражения мира, то связь этого инструмента должна быть как-то сохранена. Часто одним словом обозначаются разные предметы, а один и тот же предмет – разными словами. Это создаёт иллюзию самостоятельности языка, его независимости от действительности. Семантический идеализм отрывает язык от мышления, а мышление от действительности. Они считают, что слова устанавливаются человеком произвольно и не обозначают ничего реального. На самом деле слова не устанавливаются произвольно, а закрепляются за определёнными предметами в ходе познания » [Афанасьев 1975 : 57 ].

По мнению Панфилова, слова обладают отражательной способностью. «Если значение слова есть отношение к денотату, то тем самым мы устраняем из языковой формы идеальное как результат отражательной деятельности мышления, так как реальными компонентами знаковой ситуации остаются лишь материя слова и денотат». [Панфилов 1977 : 59 ].

«Создание языка как средства общения всегда связано с ... необходимостью препарирования окружающей действительности. Это не значит, что наше мышление, сознание перестаёт быть результатом отражения окружающего мира. Самое замечательное здесь то, что свойство отражения действительности и в то же время препарирование действительности ... постоянно осуществляется языком». [Сб. «Языковая номинация. Общие вопросы, М. 1977 : 310 - 311].

Нет трёх видов бытия: материально-вещественного, мыслительно-логического и словесно-языкового. Есть лишь два вида бытия: материально-вещественное и словесно-языковое. Следовательно, есть только отношения: объективная действительность – язык. [Комаров 1988 : 131 ].

«Границы моего языка определяются границами моего мира» (Виттгенштейн). Непонимание сущности того, что мы называем языком, продемонстрировано и нейропсихологом К. Прибрамом, который к четвёртой части своей книги заимствовал эпиграф у Виттгенштейна [Прибрам 1975 ]. „Nomina si nescis, perit et cognitio rerum“ (Если не знаешь названий, познание вещей невозможно).

«Язык воспроизводит действительность. Это следует понимать вполне буквально: действительность производится заново при посредничестве языка. Тот, кто говорит, своей речью воскрешает события и свой связанный с ними опыт. Тот, кто слушает, воспринимает сначала речь, а через неё и воспроизводимое событие. Таким образом, ... для говорящего акт речи заново представляет действительность, а для слушающего он эту действительность воссоздаёт». [Бнвенист 1984 : 70 ].

«Правомерно сделать гносеологический вывод: обратная экстраполяция структуры языка, в частности предложения, на мир, космос, может помочь понять его строение, синтаксис. Иначе говоря, взгляд на язык есть «взгляд на мир». В своих рассуждениях я иду именно этим путём. Все умозаключения о Боге и о Космосе я делаю методом экстраполяции языка (предложения, слова) на структуру мироздания. Как писал ещё Г. Лейбнитц, никто не должен бояться, что наблюдение над знаками уведёт нас от вещей: напротив, оно приводит нас к сущности вещей».

[Лосев 1990 : 217 ].

В другом месте Лосев пишет, что язык и языковые категории не являются прямым отражением действительности. Они – только косвенные отражения действительности, только известным её пониманием, интерпретацией, и даже её искажением. Язык – явление сознания, следовательно уходит своими корнями в стихию действительности и в конечном счёте является её отражением. Но это отражение косвенное. В качестве такового это отражение косвенное, оно является той действительностью. Как орудие общения разных сознаний язык есть прямое отражение действительности и уже сам по себе есть та действительность. [Лосев, ВЯ, 1965, № 5 ].

Из положения Маркса о том, что «язык есть непосредственная действительность мысли», по Колшанскому, «неотвратимо следует, что структура языка должна быть соотнесена со структурой закономерностей существования материального мира. Истинное познание возможно лишь при условии, что язык в своей структуре точно передаёт эту истину, но не искажает её». [Колшанский, ВЯ, 1979 № 6 : 51 ]. Хотя языковой знак не имеет сходства с объектом, отражаемым им, и их значениями, но структура языка как система материальных знаков «ориентирована на структуру самой действительности и систему отражённых ею значений». Общественные функции языка не являются лишь чем-то внешним относительно его структуры, системных связей, закономерностей его развития. [Филин 1982 : 119 ]. «Категории языка соотносительны с категориями мышления и неразрывны с действительностью». [Галкина-Федорук 1957 : 352 ].

Некоторые лингвисты полагают, что в языке имеются семантические связи с внешним миром, но это не значит, что существует отношение «один к одному» между знаками и миром, его элементами. Если бы это имело место, то оно лишило бы язык эвристической ценности, так как язык был бы полностью предсказуем знанием ситуации. Но это и не значит, что нет никакой видимой связи между ситуациями и высказываниями. Если бы её не было, мы бы никогда не познали язык вообще. Он был бы совершенно самостоятельной системой, в которую мы бы не нашли никакого входа.

В. Гак пишет, что соотношение языка и действительности можно изучать, минуя мышление. Он сожалеет, ч то в наших курсах по общему языкознанию нет параграфов, касающихся отношения языка и действительности. Гак зря ищёт прямые связи между языком и действительностью ! Так как один и тот же элемент действительности может получить несколько наименований в одном и том же языке, и сотни и сотни наименований в разных языках, поэтому отношения языка и действительности есть проблема выбора наименования и выявление закономерностей в построении языкового знака. Гак нашёл закономерности между структурой высказывания и структурой обозначаемого отрезка действительности: структура ситуации влияет на структуру высказывания. Формальным средством организации высказывания Гак придаёт статус отображения внеязыковой ситуации. [Гак, ВЯ, 1972, № 5 ].

Реальная действительность в языке не только отражается, но и искажается: лес шумит, река течёт. Логически и фактически это неправильно. Лес – неодушевлённый предмет и сам он никаких действие производить не может. В языке осуществилась не соответствующая действительности персонификация. Предметы одушевлённые приравнены к неодушевлённым. [Серебренников 1983 : 247].

« Структура языка как система знаков, т.е. как система материальных сторон языковых единиц, ориентирована на структуру самой действительности и систему отражающих её значений ...». [Панфилов, ВЯ, 1979, № 4 : 16 ]. Хотя каждый языковой знак в отдельности не имеет подобия, сходства с языковым значением и теми объектами, с которыми он соотносится, однако структура языка как система знаков, т.е. как система материальных сторон слов, ориентирована на структуру самой действительности и систему отражающих её языковых значений и, следовательно, в известной степени система идеальных сторон языковых единиц материализуется в языке как система знаков и лишь в этой уже материальной форме идеальное выступает как интерсубъектное явление. [Там же : 16 ].

Несовпадение языков и слов в разных языках вызвано семантическим расхождением слов, но это несовпадение порождено не субъективным расхождением языков, не внутренней творческой силой языков, а реальным многообразием признаков в самих предметах. Поэтому многообразие признаков в самих предметах есть причина различных классификаций слов, грамматических явлений, когда одно и то же слово может входить в разные классы.

По мнению Юрченко, « ... Языкознанию в системе наук принадлежит особое место. Это не только наука о Языке, но и наука о Вселенной. Формируясь на линейной оси реального времени, язык становится зеркалом сущности бытия. А поскольку это так, то правомерно сделать гносеологический вывод: обратная экстраполяция структуры языка, в частности предложения, на Мир, Космос может помочь понять его строение, синтаксис: взгляд на язык есть взгляд на мир. Более того, представляется, что в этом мире у человека нет другого инструмента, кроме языка, для проникновения в Божественное начало и для познания общей схемы Космоса, Вселенной» [Юрченко 1992 : 97; 1991 : 20 ].

Язык уподоблён мозгу человека: язык отражает действительность и, следовательно, в своём собственном строении неизбежно воспроизводит строение Вселенной. Язык прошёл «все ступени космического числа». «Он тоже, с одной стороны, знает своё сингулярное свёрнутое состояние, а с другой стороны, – его синхронное и диахроническое становление сопровождается расширением и усложнением, так что можно говорить, что человек живёт не только в расширяющейся Вселенной, но и в расширяющемся языке. [Юрченко 1992 : 102 ].
6) Законы языка не противоречат законам объективного мира?

«... Ни мысли, ни язык не образуют сами по себе особого царства ... они – только проявления действительной жизни». [Маркс, Энгельс т. 3 : 449 ]. «Должно быть чрезвычайно удивительным то обстоятельство, что сознание и природа, мышление и бытие, законы мышления и законы природы до такой степени согласуются между собой. Но если, далее, поставить вопрос, что же такое мышление и сознание, откуда они берутся, то мы увидим, что они – продукты человеческого мозга и что сам человек – продукт природы ... Само собою разумеется, в силу этого, что продукты человеческого мозга (т.е. язык, знаки, – А.К.), являющиеся в конечном счёте тоже продуктами природы, не противоречат остальной связи природы, а соответствуют ей». [ Маркс, Энгельс т. 20 : 34 - 35 ].

«Над всем нашим теоретическим мышлением господствует с абсолютной силой факт, что наше субъективное мышление и объективный мир подчинены одним и тем же законам и что поэтому они не могут противоречить друг другу в своих результатах, а должны согласовываться между собой». [Маркс, Энгельс т. 20 : 581 ]. Ссылаясь на эти высказывания Энгельса, Правдин пишет: «... что законы языка, так же, как и законы мышления, не могут противоречить законам объективного мира, поскольку «ни мысли, ни язык не образуют сами по себе особого царства. ...Они – только проявления действительной жизни». [Правдин 1991 : 227 ].

Этот тезис Энгельса надо понимать только так, пишет Правдин: «что в языке, то и в мысли, и в жизни» или «что в жизни, то и в мысли, и в языке». [Правдин 1991 : 225]. Но здесь не вся правда. Здесь игнорируется различие мыслительного (между фонемой, понятием) и физического планов (между звуком, буквой, реальным предметом), т.е. игнорируется тот факт, что связь мыслительного, логического, с одной стороны, и физического, с другой стороны, в знаках свободна, условна, ничем органически необходимым не обусловлена.

Если «язык есть проявление действительной жизни», как пишет Маркс, то это верно: «проявление жизни» в языке состоит только в том, что условия человеческой жизни заставила человека изобрести язык таким, каким ему позволиза природа человека, и та окружающая его историческая, экономическая, географическая среда, в которой он живёт Другого языка, кроме как человеческого, у него не могло и не может быть. Человеческий прогресс достиг своей вершины только благодаря тому, что у человека не «собачий», не «пчелиный», не «дельфиний» и никакой иной язык, кроме как «человеческий», т.е. з н а к о в ы й, а они свободны, не привязаны намертво к предметам мира, условны, не мотивированы, что и позволяет создавать бесконечные возможности для мозга выражать бесконечный мир. Несмотря на то, что челочечекий язык реализован в сотнях различных семанттических и грамматических языковых системах, он, тем не менее, един, и именно в том, что механизм функционирования всех языков и механизм познания и коммуникации для всех языков – один и тот же, обусловлен человеческой природой. Логическому, т.е. тому же общечеловечекому мышлению нужен именно такой язык, какой он есть, ибо он продиктован природой человека, а человек – природой внешнего мира.

Здесь надо спросить: если язык – продукт человеческого мозга, а мозг – продукт природы и не противоречит ей, то язык, как продукт мозга, есть в то же время также продукт природы и обязан отражать природу, согласовываться с ней? В чём конкретно? Ведь на свете 3500 языков, разных, не похожих один на другой. Естественно, язык – продукт мозга, мозг – продукт природы, как и сам человек. Отсюда, по правилам логического умозаключения модуса Barbara должно было бы следовать, что язык, как продукт природы, отражает природу, мир. Но это не так, потому что первая и вторая посылки силлогизма с собой логически не связаны по причине: первую посылку «язык есть продукт мозга» надо понимать только так, что язык – неизбежный продукт мозга, но не органический, ненеразрывный, условный, немотивированный. Но вторую посылку этого умозаключения нужно понимать дослдовно: «мозг есть органический, неизбежный продукт природы».

Не язык, а мышление человека отражает мир, и только в том смысле, что у человека нет иного способа жить и общаться, как изобрести свой, человеческий инструмент, знаковую систему, произвольную, органически не связанную ни с миром, ни с мышлением. С миром и с мышлением язык связан условно только через а б с т р а к ц и и от материи знака, ф о н е м ы (в модели знака уровень – 2 ) и а б с т р а к ц и и от внешнего предмета, п о н я т и я (уровень – 3 ), причём только условно, ассоциативно, произвольно связанных друг с другом. В этом и состоит сущность согласованности языка с миром.

Синкретизм первобытного мышления проявляется на логическом уровне, где ещё не различаются знак и вещь, слово и предмет и их абстрактное значение. Этот тип мышления свойственен сейчас детскому мышлению. Увы, некоторые лингвисты от этого ушли недалеко. Языковые знаки, в силу различий языков, их структур, семантических членений, не содержат в себе структуры мира, она может быть отражена только в идеальных, логических формах, хранящихся в мозгу, но не находящихся в самих знаковых структурах, а лишь ассоциативно связанных со знаковыми структурами. Мышление и язык лежат на разных уровнях – мышление отражает мир, а язык служит мышлению в должности верноподданного слуги как инструмент для логического познания мира (уровни в модели знака (2 – 3) ).

Язык отличается от других «вещей» материального мира тем, что он обладает особым свойством «идеальной формы» – быть для человека универсальным средством аккумуляции всего многообразия содержания духовного мира, созданного человеком в виде надстройки над материальной основой и «отчуждения» в психике индивида всей сверх природной действительности. [Чемоданов, ФН, 1983, № 3].

Язык есть условие возникновения и существования человеческой цивилизации. Он есть необходимое средство и условие становления, развития и функционирования других компонентов культуры, как необходимое средство её сохранения и передачи от поколения к поколению. [Панфилов 1982 : 46 ]. Поскольку язык и культура, как и мышление, – явления социальные по своей природе, между ними существуют связи. «Но при этом язык оказывает известное обратное влияние на мышление и на культуру. ... «Слово обладает способностью в определённой степени влиять на нашу психику и поведение». [Юдакин 1988 : 45, 104].

Язык оказывает влияние на общественные процессы. В соотношении внешних и внутренних факторов развития и функционирования языка происходит взаимодействие, взаимный переход: не только общество и мышление оказывают воздействие на становление и функционирование языка, но есть и обратные процессы – язык, в свою очередь, выступает как активный фактор в отношении общественных процессов и мышления и познания. Но определяющая роль в этом принадлежит мышлению, обществу.

При чтении «Науки логики» Гегеля Ленин сделал такую запись: «Сознание человека не только отражает объективный мир, но и творит его». [Ленин т. 29 : 194 ]. Будагов пишет: «Mutatis mutandis («с соответствующими изменениями») это же можно сказать и о языке. Наш язык связан с нашей действительностью в широком смысле и вместе с тем оказывает на неё известное воздействие: возникающие в языке новые слова, новые значения старых слов, новые словосочетания, новые синтаксические конструкции ... и т.д. помогают людям лучше, полнее, адекватнее осмыслить окружающий мир, точнее передать друг другу свои мысли и чувства». [Будагов, ВЯ, 1975, № 3 : 26 ].

Ещё со времён эпохи Возрождения считалось, что язык – это фундамент общества. Социологический аспект языка всегда был главным. Но прямые связи языка с миром в целом пока не дали результатов. Признание языка явлением социальным есть лишь предпосылка, но не развёрнутая аргументация его социальной природы. Марровское и послемарровское учение о языке определялось главной научной теорией: « Всё в языке определяется внешними причинами », т.е. социальная сущность языка ставилась превыше всего и было забыто остальное, а по сути дела – самое главное: мышление, языковые знаки, их взаимоотношения.

«Существование ... языка возможно только в обществе». «Существуют не какие-то витающие в воздухе языки, а только люди, одарённые мышлением». «Язык как в целом, так и в своих частях, имеет только тогда цену, когда служит целям взаимного общения между людьми». [Бодуэн т. II : 207, 164, 72, 280 ]. Следовательно, служа посредником между сознаниями общающихся, язык функционирует и развивается как одна из главнейших функций коммуникации в обществе людей, т.е. таких функций, как значимость объекта в структуре его связей с другими объектами, т.е. в связывании двух вместилищ человеческого опыта.

Не существенно, на каком конкретном языке фиксируется отражение действительности. Высказывания об одном и том же факте, сделанные на разных языках, практически тождественны по содержанию. Так что же является свидетелем истории – языковые знаки или мышление? Историю народа нельзя реконструировать по знаковой системе, хотя языковые знаки – результат многовековой истории. Но реконструируется история народа не черерез материю знаков, а через те ассоциативно связанные с реальным миром ассоциативные образы мира, логические понятия, отражающие жизнь общества. Язык никогда не может не включаться в список источников по истории страны, этому служат также летописи, государственные акты, частные письма, дневники, художественная и иная литература. Народ рождает слова, ассоциативно, через логические понятия отражающие его национальную историю.

Некоторые исследователи рассматривают мир как совокупность атомарных фактов и их связей и отношений. Это якобы и отражается в языке: язык также раздроблен на звуки, слова, предложения, соответствующие атомарным фактам мира. Но какой-нибудь концептуальной системой ни язык, ни его словарь не обладают, так как языковая система не моделирует систему внешнего мира, потому что, во-первых, между словами не существует предикативных отношений, во-вторых, потому что предикативные отношения рождаются логическим мышлением. Солнце, земля, вращать, вокруг – это понятия о мире, но в каком отношении они находятся друг к другу? Следовательно, язык лишён отражательного свойства. Характер связей между социумом и языком исключает возможность найти зеркальное отражение структуры языка в социальной дифференциации общества.

Глава 7
Философские вопросы языка.

§ 1. Роль философии в познании сущности языка.
1) Что такое философия языка и для чего она нужна?

Что в языкознании понимают под философией языка? Всё что угодно, только не философию. Например, в разделе «Философия языка» Э. Бенвенист ссылается на работу Дж. Остина о перформативности на полном серьёзе, как и сам Остин, считает, что «перформативное высказывание» есть философия языка, потому что оно «само по себе есть действие», т.е. «высказывание есть действие: «Объявляю заседание закрытым». Но это значит, что и все остальые высказывания есть действие. [Бенвенист : 309]. Что же здесь «философского», т.е. методологически обобщающего сущность данного явления?

Вот последняя фраза из раздела «Вместо заключения» из книги, посвящённой философии языка: «Настоящая работа и была организована с одной главной целью – полагать стихию языка первичной в отношении антропной формы бытия, а “языковые игры “ – в полном и самом точном значении притяжательности – как динамику, игру самого языка» [Дюков, 2005 : 221]. Из текста книги философа видно, что он с теорией языка знаком по наслышке. Нагромождения столь невразумительных суждений длятся без остановки почти на целые страницы, которые вряд ли понимает сам автор и тем более едва ли доступны языковеду. Это не филлософия языка, с моей точки зрения, а отстранённые рассуждения философа о своих собственных проблемах, не проникшего в понимание сущности языка.

Философия – древнегреческое слово: «любовь к мудрости» (филео = люблю; софия = мудрость). Философия – это наука о всеобщих законах развития природы, общества и мышления. Философия – это наука, представляющая собой стройную систему взглядов на окружающий человека мир и его сущность, на законы его развития, и указывает пути его познания. Эта наука даёт нам связное представление о том, что такое мир, как он развивается, каково место человека и его языка в этом мире и пути его познания. Философия воспитывает в нас широкий взгляд на наше мышление, наш язык, делает наше мышление более гибким, проницательным, враждебным застою и рутине. Она прививает человеку драгоценное чувство нового, но «нового не в терминотворчестве» в отрыве от истинной теории языка, чем сплошь и рядом грешит современное языкознание, а в сущности познаваемого объекта. Философия даёт нам творческий ориентир в нашей работе, помогает глубже и вернее понять сущность языка. Философия как наука нужна нам, лингвистам, как воздух и вода, если мы хотим проникнуть в теоретические тайны механизма нашего языка, его связей с мышлением, сознанием, памятью, речью, текстом, действительностью.

Предметом философии языка являются наиболее общие законы функционирования языка человеческого общества, мышления и познания. В круг философских проблем языкознания входят исследования проявлений такого рода законов языка как выявление его сущности, роли и теории языковых знаков, природа соотношения языка с мышлением и сознанием, логикой, речью, текстом, действительностью. Все эти проблемы можно отнести к онтологии языка, т.е. к принципам его бытия, и к гносеологии, т.е. к принципам его исследования.

«Естествоиспытатели воображают, что они освобождаются от философии, когда игнорируют или бранят её. Но так как они без мышления не могут двинуться ни на шаг, для мышления же нужны логические категории, ...то в итоге они всё-таки оказываются в подчинении у философии, но, к сожалению, по большей части самой скверной, и те, кто больше всех бранят философию, являются рабами как раз наихудших вульгаризированных остатков наихудших философских учений. Кукую бы позу ни принимали естествоиспытатели, над ними властвует философия». [Энгельс 1982 : 179 ]. [ ].

Психология, лингвистика, логика, семантика, физиология, философия и др. моделируют один и тот же объект – речевую деятельность, каждая для своих целей, выделяя в нём свои наиболее существенные, с их точки зрения, характеристики. И любая из указанных дисциплин при решении своих собственных проблем исходит из тех или других предположений и допущений для построения некоторой общей теории речевого процесса, но в специальных науках имеющих своё преломление. Система категорий, описывающих речевую деятельность, должна быть приемлема для любой из наук, занимающихся её исследованием, а не конкурировать в рамках одной науки – философии.

Одной из центральных проблем теоретического языкознания является проблема речевой коммуникации. Правильное понимание этой проблемы ведёт не только к правильному пониманию многих лингвистических проблем теоретического характера, к роли логики, психологии в языке. Но главнейшей в этой проблеме является её философский аспект. « ... кто берётся за частные вопросы без предварительного решения общих, тот неминуемо будет на каждом шагу бессознательно для себя натыкаться на эти общие вопросы». [Ленин т. 15 : 368 ].

Для более полного овладения внешним миром человеку всегда недоставало полных знаний о самом себе. Уровень познания мира зависит от уровня познания человеком самого себя, и прежде всего зависит от овладения им своим собственным мозгом как органом управления и познания. Отсюда – возрастание роли во всём комплексе наук тех дисциплин, которые имеют объектом своего исследования головной мозг, его способность быть средством общения, отражать мир и управлять им.

Философия ничем не отличается от всех прочих наук, кроме одного, – каждая конкретная наука ищет в своём объекте нечто общее в ограниченном круге своих предметов и явлений, а философия вскрывает законы, обнаруживающие общие черты во всех науках и проникает в сущность всего мира в целом, открывает всеобщие законы природы, общества, мышления, языка, т.е. обнаруживает, например, в теоретическом языкознании такие закономерности, которые никогда не сможет вскрыть никакая частная наука, т.е. эмпирическое языкознание. Разумеется, то, что было хорошо для эмпирического языкознания и без чего она прекрасно обходилась, без этого уже не может жить теоретическое языкознание – без философии.

Психологическая, логическая и философская проблематики – это уже не пограничные для предмета теоретической лингвистики области, а как имеющие прямое отношение к лингвистическим задачам. Сами проблемы для лингвистики должны стать другими, а не примитивно понимаемыми, вроде вопроса о том, «что первично – материя или дух »?
2) Решение теоретических вопросов языкознания

под силу лишь философии.

Решение теоретических вопросов языкознания под силу лишь философии. В истории развития языкознания мы обнаруживаем, что лингвисты на протяжении многих столетий, из эпохи в эпоху, бьются над решением одних и тех же проблем. Иногда исследователям кажется, что они уже на пороге их разрешений, вот - вот раскроют их тайны, но истинного решения так и не находят. Например, учение о «частях речи» до нас дошло ещё в античной упаковке. Понятие взаимоотношения материи слова и его значения, идущее ещё из диалогов Платона, не назрешено до сих пор.

Когда речь заходит об общей концепции языкознания, вступает в силу его зависимость от философии. Ни одна конкретная научная дисциплина не свободна от философских основ. А философия – это общее мировоззрение, понимание всей совокупности законов функционирования языка во всех его аспектах. Когда специальные теории сводятся воедино (это предмет и цель теоретического языкознания), тогда происходит их непосредственное соприкосновение с философией, уйти и изолироваться от которой никому не дано.
3) Сам язык – и есть философия, ибо за пределами его эмпирии

сразу же возникает масса вопросов.

Философские принципы языка проявляются в определениях языка как предмета языкознания, в решении таких проблем, как взаимоотношение языка и мышления, знаковой природы языка, материального и идеального и многих других проблем. Теория языка занимается познанием природы языка. Но именно эта природа языка может сказать многое относительно философских проблем языка, ибо теория языка непосредственно имеет дело с философскими проблемами. Мы занимаемся тем же, чем занимаются и в других областях философии, но только на материале естественного языка.

Можно ли обойтись в теоретическом языкознании без философии? В эмпирическом языкознании – да. Но как только мы выходим за ворота эмпирии, мы сразу же натыкаемся на массу препятствий и вопросов, неразрешимых без их философского осмысления. Язык, как и объекты многих других наук, обнаруживает теснейшую связь с философией. Более того. Он сам есть философия, рождённая на почве естественного языка. Такая неразрывная связь с философией обусловлена самой природой того, что мы называем «языком». Интеграция современных научных знаний сейчас наиболее тесно связана с всё более усложняющейся взаимосвязью философии с конкретными науками. Философия развивается как органическая часть целостной системы знаний о мире.

Язык или языковая знаковая система является необходимым условием и инструментом специфически человеческого, абстрактного, обобщённого по своей природе, мышления и познания. Роль языка в познании нельзя переоценить. Поскольку человек есть социальное существо, то язык есть одно из важнейших проявлений социальной сущности языка. В этой связи особую важность приобретает философская разработка таких проблем, как взаимоотношение языка с мышлением, сознанием, логикой, речью, текстом, действительностью. А решение всех этих взаимоотношений открывает путь к познанию механизма взаимодействия языковой знаковой системы с мозгом.

« ... диалектика есть изучение противоположности вещи в себе (an sich ) ... Тут тоже мы видим переход, перелив одного в другое: Сущность является, Явление существенно. Мысль человека бесконечно углубляется от явления к сущности, от сущности первого, так сказать, порядка, к сущности второго порядка и т.д. без конца. В собственном смысле диалектика есть противоречие в самой сущности предметов: не только явления преходящи, подвижны, текучи, отделены лишь условными гранями, но и сущности вещей также» [Ленин т. 29 : 227 ].

Диалектика – это экстракт из развития природы, человеческого общества и мышления. У наших теоретиков языкознания сами законы теоретического языкознания выводятся не из фактов языка, а навязываются ему как некие абстрактные законы мышления, приписываемые языкознанию непререкаемыми догмами, называемых якобы «марксизмом». Получается, что факты языка должны сообразовываться с априорной логической системой, которая навязывается языку.

« ...в любом предложении можно (и должно), как в «ячейке» («клеточке»), вскрыть зачатки всех элементов диалектики, показав, таким образом, что всему познанию человека вообще свойственна диалектика». [Там же : 318 ]. «Быть диалектиком значит видеть всю полноту жизни как нечто целое. Быть диалектиком значит уметь вывести из этого целого каждый отдельный едва заметный его момент и уметь вывести его к этому целому» [Лосев, СЛЯ, 1976, № 5 ].

Всякое научное познание приблизительно, относительно. В природе отсутствуют абсолютные границы между вещами и явлениями, материя превращается из одного состояния в другое. Кто против этих абсолютных законов природы, тот игнорирует диалектику. Нет никакой «абсолютной» субстанции. Есть относительная и абсолютные истины. Нет абсолютно жёстких разграничительных линий во всём, они несовместимы с теорией развития и системой функционирования объектов, нет «или – или», а фактически есть «как то, так и другое», т.е. противоположности. В сущности всё относительно: положительное и отрицательное, которые имеют смысл только в своём взаимоотношении, а не каждое само по себе. Отрицание жизни, по существу, содержится в самой жизни: жить – значит умереть. Не напрасно ещё древние учёные обратили внимание на эту диалектику: „Memento mori“ („Помни о смерти„).

Тождество и различие не являются непримиримыми противоречиями, это односторонние полюса, взятые по отдельности, но нечто истинное заложено только в своём взаимодействии, во включении их различия в их тождество. Тождество и различие, необходимость и случайность, причина и следствие – вот главные противоположности, которые превращаются друг в друга. Объективная диалектика царит во всей природе, а субъективная диалектика – это диалектическое мышление, отражение господствующего во всей природе движения путём п р о т и в о п о л о ж н о с т е й, которые и обусловливают жизнь природы. Ср. в языке: звук – фонема, буква – графема, слово – понятие, предложение – суждение, сложное предложение – умозаключение.

«Тот факт, что тождество содержит в себе различие, выражен в каждом предложении, где сказуемое по необходимости отлично от подлежащего. Лилия есть растение, роза красна: здесь либо в подлежащем, либо в сказуемом имеется нечто такое, что не покрывается сказуемым или подлежащим». [Гегель т. VI : 231 ]. «Само собой разумеется, что тождество с собой уже с самого начала имеет своим необходимым дополнением отличие от всего другого». [Энгельс 1982 : 183 ].

Путь диалектики – от понимания отдельного к пониманию целого, всеобщей связи фактов языка. Здесь уже нельзя ограничиваться лишь непосредственным созерцанием. Игнорирование диалектики познания – это обмеление собранных в одном котле эмпирических фактов языка. Теорию надо извлекать из фактов, но видеть в них не разобщённые связи, а диалектические связи. Общая концепция данной книги, которую читатеь держит в руках, – метод материалистической диалектики. Этому методу, как главенствующему теоретическому методу, отведена главная роль в познании сущности языка. Презрение к диалектике, как пишет Ф. Энгельс, не остаётся безнаказанным, ибо без диалектического мышления невозможно связать хотя бы два факта в теории языка и уразуметь существующую между ними связь. А диалектика как раз и является высшей инстанцией теоретического языкознания. Из диалектического метода лингвисты могли бы извлечь такие теории, которые избавили бы их от блуждания по окольным путям и сберегли бы колоссальное количество потраченного времени в ложном направлении. В диалектическом методе заложена отправная точка теоретического языкознания для всего дальнейшего движения вперёд .

Для теоретического языкознания главным методом в исследовании языка является диалектика мышления, помогающая раскрыть глубинные законы жизни языка, связей всех его составных частей, взаимосвязей с мышлением, миром, логикой, речью, текстом. Диалектика даёт масштаб для оценки выдвигаемых лингвистами теорий. Языкознание, благодаря выявлению существующих в самой природе языка связей между различными областями исследования (грамматические, семантические, фонологические и др.), превратилось постепенно из науки чисто эмпирической в науку теоретическую, переросла при обобщении полученных результатов в систему диалектико-материалистического понимания сущности языка.

Сама языковая система, её функционирование, механизмы понимания и познания с помощью языка и многие другие проблемы лингвистики пронизаны «философией», без увязки с которой ни одну проблему теоретического языкознания решить невозможно. Среди многих проблем в ведение философии языка входят, например, и такие проблемы, понимание которых поможет раскрыть природу языка:

1) Что в языке первично – субстанция или отношения;

2) Степень самостоятельности языка;

3) Проблема знаковости языковых единиц;

4) Есть ли язык объективное явление и каковы формы его

существования;

5) Есть ли язык необходимое средство существования и осуществление обобщённого мышления и логической, рациональной степени человеческого познания;

6) Являются ли языковые значения отражением нашего познания.

7) Едино ли мышление человека в своих закономерностях. Верно ли

утверждение, что в каждом языке отражаются свои закономерности мира и, следовательно, сколько языков – столько и миров : «Так как процесс

мышления сам вырастает из известных условий, сам является естественным процессом, то действительно постигающее мышление может быть лишь одним и тем же ...». [Маркс ].

8) Как взаимодействуют между собою язык и мышление, и есть ли вообще такое взаимодействие ;

9) Почему каждый национальный язык имеет своё особое семантическое членение мира, отличное от всех других языков;

10) Как осуществляется переход от материи к сознанию, и обратно;

11) Как осуществляется переход от ощущения к мысли, и обратно ;

12) Как осуществляется переход от мысли к языку, и обратно ;

13) Как включается внешний материальный мир в сознание человека.
5. Не «вносить» диалектику в природу языка, а «отыскать» её там:

в эмпирических фактах надо найти общую теорию.

Дело не в том, чтобы внести диалектические законы в природу языка извне, а в том, чтобы отыскать их в нём и вывести их из него. Вскрыть объективную диалектику во взаимоотношениях «язык – речь», «звук – фонема», «материальное в знаке – идеальное в знаке» и др., и таким образом обосновать необходимость диалектики в языкознании и изгнать из неё вульгарный материализм, выдаваемый за «марксизм». Для теории языка имеет значение – какой ум приступает к изучению языковой действительности. Проницательный ум делает великие наблюдения и усматривает в пёстрой игре множественных эмпирических фактов то, что имеет значение для общей теории.

Термин «диалектика» в языкознании измусолен вдоль и поперёк, поэтому ему нет больше доверия в кругах теоретиков языка. И всё потому, что он остался лишь броским лозунгом, увещевающий читателя, что он имеет дело с серьёзным чтивом. На самом же деле здесь часто налицо презрение к диалектике, вследствие чего теоретическое языкознание не остаётся безнаказанным. А пренебрежение к теории ведёт к неправильным выводам в обсуждаемой области языкознания.

Марксизм трактует внутреннее противоречие не как взаимоисключение двух разных событий, вещей, а как противоположности внутри данного явления, вытекающие из внутренней структуры явления. Противоположности должны составлять единое целое, одну сущность, это противоречие внутри одной сущности, диалектическое противоречие есть результат расщепления единого целого. Это есть «раздвоение единого и познание противоположных частей его». [Ленин т. 29 : 316 ]. Но эти противоположности не должны принадлежать разным объектам, но и принадлежность к одному и тому же объекту ещё не есть диалектическое противоречие. Кроме взаимоисключающих свойств в предмете должны присутствовать и взаимопереход, и тождество. Это и есть взаимодействие различия и тождества и превращение их в единство. «Условие познания всех процессов мира в их «самодвижении», в их спонтанном развитии, в их живой жизни, есть познание их как единства противоположностей». [Там же : 317 ]. «Вкратце диалектику можно определить как учение о единстве противоположностей. Этим будет схвачено ядро диалектики». [Там же : 203 ].

Ленин пишет: «Начать с самого простого, обычного, массовидного, с предложения, с предложения любого: ...Иван есть человек; Жучка есть собака и т.п. Уже здесь, как гениально заметил Гегель, есть диалектика: отдельное есть о б щ е е. ...Значит, противоположности (отдельное противоположно общему) тождественны: отдельное не существует иначе, как в той связи, которая ведёт к общему. Общее существует лишь в отдельном, через отдельное. Всякое отдельное есть (так или иначе) общее. Всякое общее есть (частичка или сторона, или сущность) отдельного... Всякое отдельное не полно входит в общее и т.д. и т.д. Случайное и необходимое, явление и сущность, имеются уже здесь, ибо, говоря, Иван есть человек, Жучка есть собака, Это есть лист дерева и т.д. мы отбрасываем ряд признаков как случайные, мы отделяем существенное от являющегося и противополагаем одно другому. Таким образом, в любом предложении можно (и должно), как в «ячейке», («клеточке»), вскрыть зачатки всех элементов диалектики, показав таким образом, что всему познанию человека вообще свойственна диалектика». [Там же : 318 ]. Гегель писал, что в ткань обычных предложений потенциально включены все философские категории. [Гегель, М., 1937 т. 5 : 7].

Указывая на «Капитал» Маркса как на образец применения диалектики в конкретной области, Ленин отмечает, что Маркс начал с самого простого, обычного, массовидного, миллионы раз встречающегося – обмена товаров. В этой клеточке общества Маркс видел зародыши всех противоречий, диалектику всего общества. Ленин отмечает: таков должен быть метод исследования вообще любого объекта. Опираясь на мысли Маркса и Гегеля, Ленин даёт драгоценные для лингвиста рассуждения о диалектике предложения.

Ленин придаёт важное значение изучению языка диалектическим методом. Он делает вывод о том, что через раскрытие диалектики познания вообще познаётся мир. Эти его высказывания говорят о том, что язык противоречив во всех отношениях: в его единицах, элементах, аспектах, уровнях, функции, развитии. Язык существует, функционирует и развивается благодаря этой своей тотальной противоречивости. Весь язык есть живое противоречие. Познание сущности языка, всех его аспектов должно быть диалектическим, признающим наличие взаимоисключающих моментов во всех процессах и явлениях природы мышления и языка.

Законы не принадлежат к сфере опыта, они не создаются мышлением как средство организации опыта, законы – не абстракции познания, а законы отражения объекта. Если сегодня четверг, то завтра – пятница. За осенью следует зима, за зимой – весна. Это не законы ума, а законы природы, созданные не мышлением, а природой. Сознание систематизирует опыт, делает его понятным., ищет и находит причины и следствия, заменяя первичный хаос упорядоченным отношением между единицами. Мир есть закономерное движение материи, а наше сознание т о л ь к о отражает эту закономерность.

Противоположность или диалектическое протитворечие в единицах языка (фонемы, морфемы, слова, предложения) состоит в том, что каждое из них есть единое целое, и в то же время сложное структурное образование. Единый элемент предстаёт как сложная единица, как цельно-раздельный элемент языка. «Противоположный» не означает «исключающий друг друга», «непоследовательный», т.е. каждая из противоречащих сторон будто бы не дополняет одна другую, а, напротив, они враждебны друг другу, несовместимы в одной и той же единице. Поэтому диалектические противоречия – это ничто иное, как диалектические противоположности. Две стороны одного и того же объекта противоречат друг другу не потому, что они взаимоисключаемы, а лишь в том смысле, что они лишь противоположны в одном и том же объекте, и с необходимостью дополняют друг друга. Объединение двух разных, противоречивых явлений – это и есть закон познания объективного мира.