§ 2. Что такое материальное и идеальное, конкретное и абстрактное

Взаимоотношение материального и идеального в языке – это тот же основной вопрос философии о противопоставлении материализма и идеализма. Как же материальное и идеальное связаны в языке, что из них первичное, а что – вторичное, что чем порождается? Вопрос о характере этой связи, об отношении мышления к языковым знакам, духовного к материальному и составляет основной вопрос о природе языка. Поскольку, кроме материального (это весь мир и сам человек с его мозгом и языковыми материальными знаками) и идеального (идеальной продукции работы нейронных клеткок человеческого мозга), в подлунном мире ничего больше нет, а то, что мы всегда называли и называем языком, содержит в себе и материальное, и идеальное, то необходимо ответить на вопрос – как взаимодействует язык с мозгом. Не решив этот основной вопрос философии, мы не сможем понять природу «языка», т.е. систему материальных языковых знаков и механизма их функционирования.

При изучении мира мы не можем не заметить, что всё, что окружает человека, либо материально (вне человека и в самом человеке), либо идеально, духовно (мышление и сознание человека). Материя существует объективно, вне сознания человека и независимо от него. То же, что существует в сознании человека, составляет область психической деятельности, которая лежит в основе функционирования языка.
2) Реальность идеального. Идеальное живёт только в мозгу человека.

Мысль нельзя зарегистрировать, но она реальна так же, как и реален сам мозг. Идеальное неотделимо от материального. Но если утверждать, что идеальное существует объективно, то это равнозначно утверждению, что идеальное есть материальное. «Что мысль и материя «действительны», т.е. существуют, это верно. Но назвать мысль материальной – значит сделать ошибочный шаг к смешению материализма с идеализмом». [Ленин т. 18 : 257 ].

Идеальное существует реально в виде продукта деятельости мозга. Идеальное – синоним духовный, нейронный, психический, церебральный. Ильенков пишет, что идеальность – это своеобразная печать, наложенная на вещество природы обществом, человеческой жизнедеятельностью. Это форма функционирования физической вещи в процессе общественной человеческой жизни. Поэтому все вещи, вовлечённые в социальный процесс, обретают новую, в физической природе их никак не заключённую и совершенно отличную от последней форму существования, идеальную форму. [Ильенков, ВФ, 1979, № 6 : 148 ]. Записанная на бумаге фраза может расцениваться как продукт психической деятельности, однако этот продукт не содержит в себе идеального. Идеальное было в голове пишущего, теперь оно через знаки, путём сложного психического процесса, появилось в голове читающего.

«Идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней». [Маркс, Энгельс т. 23 : 21 ]. Но это преобразование – не только индивидуальный акт психики, не только личностный нейродинамический процесс, но и принадлежит обществу, потому что сознание есть общественный продукт. Идеальное, ассоциативно связанное с материей звука и буквы, существует только в индивидуальной психике, но оно возникло независимо от индивида, не по его воле, а в результата осознания людьми своей общественной практики, в виде логического понятия или значения слова.

Нельзя признавать наличие только одного уровня реальности. Идеальное тоже реально, не только материя реальна. Мышление не менее реально, чем пищеварение, но различие между ними – реальность разного уровня. Мысль нельзя зарегистрировать, это реальность иного уровня. Язык, мышление, сознание, память – это реальность особого уровня.

Мыслит индивид, вплетённый в сеть общественных отношений. Мозг – материальный анатомо-физиологический орган работы мышления, т.е. духовного труда. Продуктом этой работы оказывается «идеальное», а вовсе не материальные изменения внутри самого мозга. Идеальное – это как бы отпечаток, схема реальной предметной деятельности человека. Это только схема, но не сама деятельность. Это схема деятельности человека с вещами, это независимый от устройства мозга объект, направленный на изменение образа вещи, а не самой вещи, в этом образе предметно представленной. Это и отличает идеальную деятельность от материальной. Форма стоимости у Маркса идеальна потому, что она отлична от осязаемо-телесной формы того товара, в котором она представлена. Одно дело иметь 100 талеров в кармане, и совсем другое – иметь их лишь в сознании, в воображении, в мечтах, т.е. лишь идеальные талеры. Так и бог: в голове, в мечтах, в сознании бог есть, а реально его нет. Ведь мало чего в сознании есть ! От наличия образа в сознании нет его прообраза вне сознания. [Ильенков, ВФ, 1979, № 6 : 135 - 137 ].

Идеальное существует только в психике в форме индивидуального, субъективного состояния. В единстве разнотипных психических явлений идеальное выступает в качестве наиболее трудно уловимой для научного понимания стороны психики.

Философское понятие «материя» как таковая не существует, это чистое создание мысли, абстракция. Здесь мы отвлекаемся от качественных различий всех окружающих нас вещей и объединяем их, как телесно существующие, под понятием «материи». Она не является чем-то чувственно воспринимаемым. Психическое – это функция мозга, а идеальное – когда акцентируется его отношение к внешней действительности, как её образ, т.е. как логическая форма мысли (фонема, понятие, суждение). В понятиях общее, абстрактное, сущность и в понятиях отдельное, конкретное, явление отражается один и тот же факт действительности.

Логические противоречия в теории языка – это неизбежное следствие пренебрежения диалектикой изучаемого объекта, диалектикой общего и отдельного, абстрактного и конкретного, идеального и материального. Категории абстрактного и конкретного выступают в качестве двух сторон противоречивого диалектического единства в мышлении. В этом и состоит трудность их познания. На общее и абстрактное нельзя указать пальцем. Проблема взаимоотношения конкретного и абстрактного, материального и идеального – это проблема определения сущности языковых материальных знаков и их взаимоотношения с мышлением.

Например, математика имеет дело не с реальными объектами, а лишь с их абстрактными, идеальными отражениями в сознании человека. Математических категорий в природе не существует. Математик, как и лингвист, на мир набрасывают идеальную сетку – числовую или звуковую и буквенную, т.е. знаковую. Все определения реальных объектов совершаются сознанием, но их качества и определения свойственны не самим объектам, а знаковым системам (цифровым и буквенным или звуковым), ассоциативно в сознании, внешними этим объектам, произвольно связанных с реальными объектами, произвольно вносятся сознанием. Человеческое мышление совершается между двумя полюсами основных гносеологических категорий – общего и отдельного, абстрактного и конкретного, явления и сущности. Эти антонимы в языке своеобразно преломляются, они лежат в основе наиболее

фундаментальных принципов языковой организации, составляя её сущность.
3) Взаимоотношение материального и идеального,

конкретного и абстрактного, явления и сущности.
1. Взаимоотношение материального и идеального, конкретного

и абстрактного, явления и сущности в языке.

Понятие сущности равно понятию содержания, но не тождественно ему. Содержание – это совокупность всех свойств данного процесса, а сущность – это главная, внутренняя, относительно устойчивая сторона предмета. Сущность определяет природу предмета, из неё вытекают все его остальные стороны и признаки. Явление – это внешнее, непосредственное выражение сущности, форма её проявления. Сущность и явление взаимосвязаны, неразрывны: сущность является, явление существенно. Явление – это та же сущность, но взятая со стороны проявления её непосредственной действительности. Явление – внешняя, поверхностная сторона действительности, отдельные свойства, моменты, стороны вещей. Сущность – это те же явления, те же многообразные моменты, стороны, но взятые в наиболее устойчивом, глубоком, общем смысле или виде.

Главная цель анализа языка и построения его теории – не изучение его эмпирических фактов, хотя без этого обойтись невозможно, а построение теории языка на их основе, выявление сущности языка. Но глубокий анализ предполагает и построение моделей. Теория надстраивается над фактами. Ленин пишет, что мышление, восходя от конкретного в абстрактному, не отходит от истины, а подходит к ней. Все научные абстракции отражают природу глубже, вернее, полнее. Путь исследования – от живого созерцания к абстрактному мышлению. Таков диалектический путь познания истины. [Ленин т. 29 : 152 - 153 ]. «Объект и идея – не две разные вещи, они принадлежат к одному и тому же миру. Нельзя разрывать идею и действительность, сознание и природу». [Ленин 1982 : 229 ].

«Всякое действительное, исчерпывающее познание заключается лишь в том, что мы в мыслях поднимаем единичное из единичности в особенность, а из этой последней во всеобщность; заключается в том, что мы находим и констатируем бесконечное в конечном, вечное – в преходящем. Но форма всеобщности есть форма внутренней завершённости и тем самым бесконечности; она есть соединение многих конечных вещей в бесконечное». И далее: «Форма всеобщности в природе это закон ... Всякое истинное познание природы есть познание вечного, бесконечного, и поэтому оно по существу абсолютно». [Энгельс 1982 : 201 - 202 ].

Идеальное – это мир представлений, а не действительный, материальный мир. Идеальное выражается не только в языке, в его словарном составе, в его грамматических схемах, но и во всех других формах выражения общественно значимых представлений, в том числе, например, в балете, обходящегося без словесного текста.

Но так как идеальное как идея, как логическая абстракция вне материальных форм языка не распознаваема, вне физической субстанции не передаваема, то его материальным субстратом служат только материальные знаковые формы, которые в обобщённой, логической форме представлены в логических фонемах, графемах, понятиях, суждениях, умозаключениях.

Человеческое мышление, обладающее свойством абстрагирования, в процессе познания способно рассматривать вещи, свойства, события, действия, состояния как самостоятельно существующие предметы, как будто это, действительно, материальные вещи и их можно потрогать руками. Абстрагирующее свойство мышления в полном объёме невозможно нигде и никак обнаружить, кроме как в языке: 1) Это прежде всего и главное – четырёхуровневая п р и р о д а я з ы к о в о г о з н а к а, из которых два ( 1 и 4) представлены материей (знак и внешний предмет) и два ( 2 и 3 ) представлены идеальными, логическими формами (фонемы и понятия). Не может быть никакого языка как средства познания и средства общения без взаимодействия двух его сторон – материальной (1 – 2) и идеальной (2 – 3), что и отражено в модели знака. 2) Абстрагирующее свойство мышления проявляется также в с у б с т а н т и в а ц и и в языке всех процессов, качеств, свойств элементов действительности, которые сами по себе не являются реальными, материальными предметами. Для этой цели в языках выработались способы субстантивации идеальных понятий.

Именно в связи с этим существуют в языкознании такие

«обще-грамматические», «обще-категориальные», «обобщённо-семантические» понятия как «предметность», «процессуальность», «признаковость», под которые подводятся реально существующие действия (бег), качества (краснота), состояния (болезнь). Это языковое явление есть не что иное, как следствие работы человеческого мозга, процесса мышления как идеального отражения мира: происходит процесс абстрагирования от конкретных действий, качеств, состояний к всё более высокому их идеальному, абстрактному, логическому обобщению, и этот процесс не имеет пределов.

Мысль, идеальное, психическое, будучи высшей функцией мозга, не может существовать вне мозга, в отрыве от мозга, независимо от мозга. Вторичность идеального состоит не только в том, что оно есть функция материи мозга, но и в том, что оно невозможно вне мозга, быть самостоятельным и независимым от него. Дух не существует независимо от тела.

Понятие идеального наряду с понятием вторичности – это две стороны одной проблемы. Маркс пишет: « ...идеальное есть материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней ...». Именно эта сторона отражения, познания лингвистами недооценивается при обсуждении сущности познания с точки зрения диалектики, подчёркивается лишь вторичность, производность сознания от материи, от бытия.

Идеальное – это качество, присущее работе мышления, а мышление – это свойство высокоорганизованной материи, т.е. функция мозга. Из этого следует, что вопрос об отношении идеального с материальными мозговым процессам невозможно игнорировать. Некоторые лингвисты считают, что идеальное может быть вынесено за пределы человеческой головы. Но идеальное нельзя обособить от деятельности мозга. «Всякий человек знает – и естествознание исследует – идею, дух, волю, психическое, как функцию нормально работающего человеческого мозга; оторвать же эту функцию от определённым образом организованного вещества, превратить эту функцию в универсальную, всеобщую абстракцию, «подставить» эту абстракцию под физическую природу – это бредни философского идеализма, это насмешка над естествознанием». [Ленин т. 18 : 21 ].

Идеальное не существует само по себе, оно необходимо связано с материальными мозговыми процессами, является субъективным проявлением мозговых нейродинамических процессов. В этом смысле идеальное объективировано, ибо иначе оно не существует. Информация, зафиксированная в памяти общества (в книгах, произведениях искусства, машинах, материальных ценностях), не есть идеальное, если она не актуализирована в сознании личностей. Идеальное не содержит в себе ни грана вещества отражаемого объекта, оно является непротяжённым свойством, которое нельзя измерить, взвесить, воспринять, однако его можно обнаружить только по внешнему проявлению в деятельности субъекта, в речи, в тексте. Идеальное, живущее в одном мозгу, но ассоциативно вынесенное вовне мозга языковыми знаками, «извлекается» из этих знаков другим мозгом по ассоциативной связи между материей знака и её лоогичесим образом в мозгу. Но сам процесс извлечения информации скрыт от личности.
2. Идеальное проявляется только через материальные знаки языка.

Идеальное осуществляется и воспринимается через символы и знаки языка, т.е. через внешнее, чувственно воспринимаемое, видимое или слышимое тело слова. Но данное тело, оставаясь сами собой, в то же время оказывается бытием другого тела и в качестве такового его «идеальным бытием», его значением, которое совершенно отлично от его непосредственно воспринимаемой ушами или глазами телесной формы. Когда мы говорим об идеальном в указанном нами смысле, то надо иметь в виду, что идеальное, информация не витает в безвоздушном пространстве, она имеет своего носителя, происходит раздвоение, выделение, вычленение информации из своего сигнала, совершающееся в субъективной форме, в мозгу.

Все психические явления есть не что иное, как идеальное, информация, данная личности в непосредственном, «чистом» виде. Идеальное инвариантно по отношению к различным формам знаков. Это фундаментальное положение теории идеального (и информации) имеет первостепенное значение для понимания природы идеального, а значит – и языка.

§ 3. Механизм познания реальной действительности.

1) Познание закрепляется в логических формах понятий, суждений

умозаключений.

Человек – биологическое существо, в ходе эволюции развития получившее свои свойства и способности, в том числе и способность к познанию. Эта эволюция человека есть одновременно эволюция процесса познания, так как приспособление к условиям внешнего мира означает, что организм получает некоторое количество информации об этих условиях.

Опыт человека способствует уровню развития познания через врождённые структуры познания, которые приобретаются генетически. Процесс познания – не просто фиксирование связей, отношений, явлений, процессов и закономерностей окружающего мира, но и своеобразная реконструкция их на основе мышления, т.е. создание определённой логической картины, образа мира. Материя и познание, материальное и идеальное, это две стороны одного и того же мира, между которыми существует взаимодействие. В познании мира и мышления надо рассуждать диалектически, т.е. не предполагать готовым и неизменным наше познание, а изучать, каким образом из незнания получается наше знание, неполное, неточное знание становится более полным и более точным.

Одно дело, как человек воспринимает мир, и как из материального мира путём долгих размышлений развиваются абстрактные понятия, например, пространства, времени и др., в языке – знака, фонемы, понятия, суждения и др. Другое дело – соответствует ли этим восприятиям и этим понятиям объективная реальность, независимая от человека. Наш опыт и наше познание всё более приспосабливается к объективным законам мира, мышления, всё правильнее и глубже их отражая. Результаты познания закрепляются в философии, в логике, в теоретическом языкознании в виде фонем, графем, понятий, суждений, умозаключений. Говорить и писать только о том, что видишь, – это не познание. Каждое явление, каждая вещь имеют свою внутреннюю природу, которая не дана в прямом созерцании. Абстрактное мышление рождает логические формы, понятия, суждения, которые уже сами участвуют в познании.

Знание – это результат познания. Как только в процессе познания возникают знания, они вербализуются и автоматически переходят в какую-либо конкретную научную или практическую область в виде понятий, терминов идей самого различного плана. В науке самым трудным является как раз то, что интуитивно понятно и ни для кого не представляет, на первый взгляд, никаких затруднений.
2) Познать природу языка можно лишь через взаимодействие

действительности, логического мышления и материальных знаков.

При исследовании сущности языка мы неизбежно входим в проблему взаимоотношения языковых знаков, мышления и действительности, а это, в свою очередь, ведёт нас к проблеме взаимоотношения конкретного и абстрактного. В эмпирическом языкознании язык, мышление, действительность рассматриваются как объекты рядом положенные, параллельные и связанные лишь отношением изоморфизма, т.е. отношениями одинаковости, подобия, сходства, подлежащего исследованию один после другого, один независимо от другого. Классическим примером такого рассмотрения языка является известное определение языка у Соссюра: «единственным и истинным объектом лингвистики является язык, рассматриваемый в самом себе и для себя». [Соссюр 1977 : 269 ]. Фактически же действительность, мышление и языковые знаки должны рассматриваться как единое звено неразрывной причинно-следственной связи, которая по природе своей вовсе не предполагает отношений одинаковости или сходства между ними.

Чтобы человек мыслил, отражал предметы, их свойства, их связи, необходимо, чтобы у него выработалась способность абстрагироваться от конкретных связей предметов и их свойств. Формирование законов мышления у него происходит благодаря его способности отвлекаться от наличных связей и удерживать в сознании свойства предметов и их отношений в виде абстрактных единиц мышления – понятий и суждений. Поставить языковой знак – звук, букву, морфему, слово, предложение, сложное предложение на философскую основу – значит понять их сущность.

§ 4. Философское обоснование взаимодействия материального и

идеального в языке– звука и фонемы, буквы и графемы – как

взаимоотношение отдельного и общего, явления и сущности.

1) «Дегуманизация» языка в связи с открытием фонемы?

В языкознании много слов сказано о фонеме, добрых и не очень, но в основном одобряющих её рождение. Абаев справедливо считает, что в результате ложного и гипертрофированного развития фонология стала перерождаться в схоластическую доктрину, которую пытались затем перенести на другие стороны языка и сделать универсальной лингвистической теорией. Звуки речи (фонемы) сами по себе не соотносимы с данными опыта и их система определяется внутренними корреляциями. Вот почему структура чистых отношений, на которых строится фонология, неприменима ни к морфологии, ни к синтаксису, ни к лексике. [Абаев 1965 : 29 ].

Теория фонемы зациклилась на одном, хотя и чрезвычайно важном, но не самом главном – на её смыслоразличительном свойстве, но не раскрыта глубинная, логическая природа фонемы и её роль в понимании сущности языка. Были открыты лишь фонологические системы в каждом языке на основе внутренних корреляций, а также родилось у некоторых лингвистов неуёмное желание подогнать все остальные частные системы языка под фонологическую систему. Но позабыто, или пропущено мимо ушей то, о чём писал ещё в конце 19 века Бодуэн де Куртенэ, – что такое фонема и какова её роль в понимании сущности языка.

Такое отношение к фонеме дало повод, но совершенно на пустом месте, отвергнуть вообще понятие фонемы и науку фонологию. «Дегуманизация языка привела в конечном счёте к дегуманизации лингвистики. Фонетика переросла в фонологию, сосредоточенную на фонологических единицах и их дифференциальных признаках в отвлечении от многих фонетических особенностей речи» [Арутюнова 2000 :10].

Признавать, что фонема реально не существует и что введение её в языкознание есть дегуманизация языка, – это чудовищно с научной точки зрения. Можно подумать, что в мозгу человека отпечатана не данная фонема или графема как абстрактная, идеальная, логическая форма звука и буквы, в заложен в мозгу их материальный субстрат, сам физический звук или сама буква, чернильные крючки.

Недооценили величайшее открытие Бодуэна де Курненэ, значение и роль фонемы в понимании с у щ н о с т и языка, ошибочно полагая, что природа языка заключена лишь в материи знаков и в системе фонологических противопоставлений.

К. Маркс пишет, что «идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней» [Маркс, Энгельс т. 23 : 21]. Следовательно, в мозгу человека находятся не материальные звуки природы, не сами материальные членораздельные звуки, изобретённые человеком, а их идеальные отражения. Следовательно, весь язык в виде материи звуков и букв, находится в сознании человека как их идеальные отражения, двойники, т.е. и язык, и внешний мир представлены в человеческой голове как их и д е а л ь н ы е о б р а з ы (в знаках это уровень 2 ). Это и есть основная и главная а к с и о м а я з ы к а, в этом и состоит его истинная природа. Отсюда – реальность и неизбежность ф о н е м ы как абстракции от «звука» и г р а фе м ы как абстракции от «буквы». Если бы наши лингвисты не просто перелистывали Маркса, Энгельса, Ленина, а изучили их и сделали их идеи своими, то они бы поняли что фонема – это основной кирпичик языка и не надо было бы создавать различные фонологические школы (Московская, Ленинградская, Пражская), дискутировавшие на уровне средневековых схоластов не о самых существенных свойствах фонемы. Вот как Гегель понимал фонему: «Форма звука – это душа, отлетающая в звуке» [Гегель 1975 : 215]. Сепир такого мнения: «Эти физические свойства, разумеется, необходимы, чтобы передать нам реальный сигнал для идентификации данной единицы как некоторой функциональной значимой точки. В физическом мире наивный говорящий и слушающий производят и ощущают звуки, но не единицы, которые они внутренне оценивают как произносимые и слышимые, то есть „фонемы“». Это Э. Сепиром сказано в разделе: «Психологическая реальность фонем» [Сепир 1993 : 298 - 299].

Брдуэн де Куртенэ (п. 9) пишет, что «Понятие „звуковых законов“ должно быть окончательно отброшено языкознанием и заменено его психологическим эквивалентом». Бодуэн де Куртенэ дал нам всем понять: психологическая сторона в слове, знаке, – не частная собственность языка, а собственность мышления, которое живёт в нейронах мозга и цель языкознания – разгадать механизм взаимодействия материального и идеального в языке, а по старому – механизм «взаимодействия языка и мышления». Язык – не аналог человека, вопреки мнению Арутюновой, и он не соединяет в себе ни материю, ни дух, их соединяет в себе мозг человека, и материя для него, т.е. звуки и буквы, ч т о б ы с т а т ь я з ы к о м, превратились в систему ф о н е м и г р а ф е м как систему логических абстракций. «Дух» живёт в человеке в логических формах фонем, графем, морфонем, понятий, суждений, умозаключений. Что же осталось от языка? Остались материальные «рожки да ножки», физические звуки или чернильные пятна – но это уже природная материя, а не язык. Чтобы стать языком, материальные знаки должны быть помещены в мозг в их идеальной, а не материальной форме. В язык, и следовательно, в систему знаков природная материя превращается благодаря тому, что эта природа стала для человека ассоциативными знаками определённых идеальных понятий, хранящихся в мозгу, а не в чернильных крючках, не в типографской краске. Если благодаря введению понятия фонемы язык «дематериализуется» (Филин), или «дегуманизируется» (Абаев, Арутюнова), то это значит, что указанные авторы под языком понимают лишь физические звуки, а не то, что за ними скрывается – система абстрактных, обобщённых логических единиц – фонем, находящихся в мозгу, а не на бумаге и не в звуках. Человеческий мозг воспринимает живые звуки и буквы на чувственной ступени абстракции как физическую субстанцию, «преобразует» их, как пишет Маркс, в идеальное. Ни звуки, ни буквы не могут «войти» в мозг как таковые, как физическая материя: мозг в состоянии воспринять их т о л ь к о в обобщённой, абстрактной форме, идеально, только в виде фонем, организованных в некоторую систему.

Указанные выше авторы увидели вред, нанесённый языкознанию тем, что языкознание вместо чисто «гуманитарной» науки стало «негуманитарной» наукой – а это значит вместо чистой беллетристики – становится наукой точной, поддающейся машинному, математическому, логическому моделированию, благодаря чему языкознание встало в один ряд с точными науками, чем оно и должно быть по своей сущности, но ещё не стало ею. Обосновывать процесс «дегуманизации» языка тем, что звуки заменили фонемами, т.е. увидели сущность человеческого языка только в материальных звуках, – это всё равно, что заявить: вода характеризуется свойством воды, потому что она материальна и потому что мы практически пьём материальную воду, а не её химическую формулу, а воздух характнризуется тем, что мы практически дышим материальным воздухом, а не какими-то там его химическими формулами, его химическим составом, как будто в самих названиях материальных субстанций вода, воздух и заключена их сущность.

В таком случае мы оставили человека наедине с физической материей, т.е. н е ч л е н о р а з д е л ь н ы м и звуками и буквами и не увидели в них, кроме физической материи, ничего абстрактного, а это значит – более глобального, психологического, мыслительного, логического. Мы оставляем человека на стадии животных, у которых звук п р я м о и н е п о с р е д с т в е н н о как нечленораздельная реакция на ситуацию обозначает конкретное событие, т.е. именно то, что он обозначает, именно то, что животное видит и ощущает. По Арутюновой, перевести серию разрозненных нечленораздельных звуков в систему фонем как абстрактных, идеальных единиц, т.е. звуковых и графических понятий – значит совершить над человеком негуманный акт, а это значит – превратить его, обратно, в стадное животное и лишить его свойства б ы т ь ч е л о в е к о м. Такое представление о месте и роли понятия фонемы, перевернувшего всё языкознание 20 века, можно приписать только теоретическим дилетантам.

Звуки, буквы, материя – это область чувственного мышления. Но человек обладает не только чувственным, но и абстрактным мышлением, которое, собственно, и сделало его человеком. Воспринимая чувственный образ, человек тут же в своём мозгу превращает его в некую абстракцию: цепочка материальных звуков и букв берёза ( 1 ) не переходит в их первозданном виде в его, человека, мозг, в нём рождается абстрактный, логический образ этого звукосочетания в виде цепочки фонем и графем ( 2 ), а семантическое значение реального дерева берёза ( 4 ) – превращается в логическое понятие ( 3 ) о бесконечном количестве самых различных материтальных берёз ( 4 ).

Что такое нечленораздельные звуки? Это, прежде всего, физическая, природная материя, такая же, как и мой стол, соседний дом, дерево во дворе, бегущая по улице собака. Моё чувственное мышление воспринимает эти материальные объекты точно такими же, какие они есть на самом деле. Но моё абстрактное мышление преобразует эти чувственные объекты в их идеальные образы: из области чувственного созерцания они п е р е х о д я т в моё абстрактное мышление, в мозг в виде их идеальных отражений, о б р а з о в. Разумеется, не как материальные предметы – в мозгу им нет места и их невозможно туда запихнуть, а как а б с т р а к ц и и от них, как нечто и д е а л ь н о е, т.е. в виде логических п о н я т и й, мельчайшими из которых являются ф о н е м ы и г р а ф е м ы. Это как раз то, о чём пишет Маркс: «Идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней».

Мы говорим и пишем не звуками и буквами, хотя воспринимаем и продуцируем их только как физическую субстанцию, а фонемами и графемами, мы понимаем не звуки и буквы, а фонемы и графемы, хотя это понимание является нам через их материальные субстраты – звуки и буквы. Своим чувственным мышлением человек воспринимает материю звука и буквы в их физических параметрах, но в своём абстрактном мышлении преобразует их в абстрактные сущности, в логические формы – фонемы и графемы. Это значит, что звук (буква) должен быть п р е о б р а з о в а н, уподоблен идеальному, а это значит – преобразован в некую мельчайшую идеальную, логическую форму – фонему, графему.

И всё это подчинено более общему закону – з а к о н у о б о б щ е н и я и, следовательно, з а к о н у п о з н а н и я и з а к о н у к о м м у н и к а ц и и, которые осуществляются только и только в форме высших абстракций – как логические формы мышления, к низшей из которых, наравне с другими формами (морфемами, понятиями, суждениями, умозаключениями), принадлежат фонемы и графемы. А как избавиться от неё, от фонемы, как этого захотела Арутюнова, чтобы не допустить дегуманизации языка? Только превратившись снова в стадное животное, лишившись человеческого, в высшей степени развитого абстрактного, т.е. логического мышления.

Отрицать реальность фонемы, и на этом основании говорить о «дегуманизации языка», – значит отрицать диалектику, теорию познания, вообще «человеческую» сущность человека. Мышление, язык, в том числе и сам процесс познания имеют д в о й с т в е н н у ю природу: познавательное движение от материального к идеальному, от частного к общему, от конкретного к абстрактному, от явления к сущности, от содержания мышления (семантические формы мышления) к формам мышления (логические формы мышления), от членораздельного звука к фонеме, от буквы к графеме, от слова к понятию, от предложения к суждению, от сложного предложения (связи простых предложений) к умозаключению (силлогизму), от умозаключений к теориям, от теорий к системе взглядов, воззрений. Какие из названных категорий познания и диалектики присущи тому, что лежит в основе феномена, называемого «языком»? Все ! Именно этого не поняли авторы теорий «лингвистической относительности», «языковой картины мира», «дегуманизации языка» и их последователи: они видят сущность языка только в физических з в у к а х, которые, как они полагают, отражают мир непосредственно, минуя а б с т р а к ц и и в виде логических форм мышления: фонем, графем, морфем, понятий, суждений, умозаключений (первые три логические формы – фонемы, графемы, морфонемы – до сих пор не были обнаружены профессиональными логиками среди логических форм мышления !).

Аристотель был выдающимся античным философом языка, логоса, открывшим двойственную природу языка, обнаружив в грамматических и семантических значениях языка его более глубокий, логический уровень, доказавший реальность взаимодействия логических и языковых форм. Прошло уже 140 лет с тех пор, как лингвистический мир был оповещён о м и р о в о м о т к р ы т и и в языкознании, сделанным Бодуэном де Куртенэ в 1870 году, открытии, которого до сих пор не заметили некоторые лингвистические ретрограды. Бодуэн де Куртенэ был выдающимся философом языка, увидев в физических членораздельных звуках человека нечто обобщённое, абстрактное, некие мельчайшие психические – а это значит, – логические формы – фонемы, увидев в них сущность членораздельной речи и, следовательно, сущность языка.

«В Германии только начинают нащупывать ту почву, которая давно вспахана плугом Бодуэна» [Поливанов 1968 : 55]. «Фонология стала своеобразным демиургом, создав лингвистику XX века [Журавлёв 1990 : 101]. По мнению Журавлёва, фонология – наука фундаментальная, так же как математика, физика, химия. Её фундаментальность «следует видеть в том, что именно здесь оформилось представление о с и с т е м н о м у с т р о й с т в е реальной действительности. «Фонология стала центром функционально-системного подхода ко всем явлениям языка, т.е. сфера её применения – вся лингвистика в целом» [там же : 171]. По свидетельству Журавлёва, «Леви - Строс, познакомившись с принципами фонологии, категорически заявил: “Фонология займёт в науках гуманитарного цикла такое же место, как ядерная физика в науках естественных“ » [Журавлёв 1990 : 150].

Отрицание фонемы и гиперболизация звука как основной единицы языка не случайно, это чисто эмпирическое языкознание, продолжение теории языка как собрания разрозненных фактов, сегментация или расчленение языка на какие-то дробные и совершенно случайные части, не определяющие сущности языка. То же самое можно сказать и о семантике. «Область значения предложения», а таковых значений даже в одном языке – миллионы и миллионы, средствами языкознания не решить, если эти значения изучать в каждом конкретном предложении, да ещё и расплывчатыми семантическими методами, методами синтаксической семантики. Цель каждой науки – выявление нечто о б щ е г о, определённых з а к о н о м е р н о с т е й и з а к о н о в в исследуемой области – в противном случае мы имеем дело не с наукой, а с набором фактов. Любая наука требует обобщений, сведения частного к общему, явления к сущности, отдельных фактов к закону их функционирования. Но что, если исходить из этих требований науки, может сделать лингвистика своими описательными методами в области бесконечного множества отдельных «содержаний предложений»? По отношению к семантическим методам более обобщающим методом мог бы стать логический анализ как более высокая ступень анализа.

Потебня пишет, что языкознание рассматривает значение слова только до известного предела. «Так как говорится о всевозможных вещах, то без упомянутого ограничения языкознание заключало бы в себе ... содержание всех прочих наук. Например, говоря о значении слова «дерево», мы должны были бы перейти в область ботаники ... » [Потебня 1958 : 19].

«Духа» у языка нет, ибо это мышление ч е л о в е к а, владеющего данной знаковой, т.е. именно языковой системой. Именно человек в своём мышлении «соединяет материю и дух», материю, которая императивно необходима, он превращает в абстракцию, в «дух» как нечто идеальное, находящееся в мозгу в виде логических фонем, понятий, суждений. Ни звук, ни буква не могут войти в мозг человека в их природном, девственном виде, мозг воспринимает их лишь в преобразованном, абстрактном виде как фонему (графему) в виде логических абстракций. Так называемый «дуализм языка» (материя и дух), о чём пишут некоторые лингвисты, есть функция мышления, свойство законов познания.

Это именно то, что Ленин пишет об агностиках. Ленин, опираясь на достижения естествознания того времени, сформулировал идею об отражении как о всеобщем свойстве всей материи. В психике – это отражательная функция мозга [Ленин т. 18 : 91]. Эту же линию Ленин проводит и в другой работе: «В чём же суть его (агностика, – А.К.) линии? В том, что он не идёт дальше ощущений, в том, что он останавливается по сю сторону явлений, отказываясь видеть что бы то ни было „достоверное“ за пределами ощущений. О самих этих вещах ... мы достоверного знать не можем, – таково совершенно определённое заявление агностика. ... Но ведь это чистое ребячество, что номенклатура может заменить философскую линию ...» [Ленин 1979 : 104].