Книга рассчитана на широкий круг читателей

Республики Северная Осетия – Алания

и социальных исследований им. В. И. Абаева

Дзидзоев В. Д.

Дзугаев К. Г.

Ю Ж Н А Я О С Е Т И Я
в ретроспективе грузино-осетинских отношений

Цхинвал 2007

Издание осуществлено при поддержке Президента Республики Южная Осетия

Кокойты Эдуарда Джабеевича.

В монографии В. Д. Дзидзоева и К. Г. Дзугаева исследуются взаимоотношения осетинского и грузинского народов с древнейших времён до 1989 года, рассматриваются вопросы расселения осетин на Южном Кавказе, этнической принадлежности двалов, царствования Сослана-Давида и Тамар, времени «особа», борьбы южных осетин с систематическими попытками их порабощения грузинскими феодалами-тавадами, показан феномен хизанства; раскрыта история освободительной борьбы южных осетин в период Российской революции, исследован геноцид южных осетин грузинским меньшевистским правительством в 1920 г., рассмотрена политическая и межнациональная борьба за автономию южных осетин; показаны проявления грузинского национал-экстремизма в советский период развития Южной Осетии, формирование предпосылок югоосетинского национального самоопределения в борьбе с ассимиляторской политикой грузинских коммунистических властей.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Дзидзоев Валерий Дударович, доктор исторических наук, профессор, заведующий Центром исторической конфликтологии Кавказа Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований им. В. И. Абаева Владикавказского научного центра Российской Академии наук, заведующий кафедрой политологии Северо-Осетинского государственного университета им. К. Л. Хетагурова, Заслуженный деятель науки Республики Южная Осетия, Заслуженный деятель науки Республики Северная Осетия-Алания.

Дзугаев Коста Георгиевич, кандидат философских наук, доцент кафедры философии Юго-Осетинского государственного университета им. А. А. Тибилова, Государственный советник Президента Республики Южная Осетия, президент Фонда поддержки молодёжных программ «Фаранк».

Оглавление

Введение

Современный период мировой истории характеризуется обострением противоречия между глобализационными процессами культурной унификации, с одной стороны, и процессами роста этнического и национального самосознания, с другой.

Складывание мировых структур экономической, политической, военной деятельности с необходимостью сопровождается появлением столь же распространённых и сильных структур, формирующих общие для сотен миллионов людей стереотипы поведения, языковые нормы, привычки к еде, предпочтения в одежде, жилищах, транспортных средствах и т.д. Эта тенденция отчётливо осознаётся многими народами и вызывает вполне закономерную ответную, охранительную реакцию. В стремлении сохранить и развить свою культурную, этническую самобытность народы начинают акцентировать внимание на проблемах своего языка, разнообразных форм национального искусства (хореография, пение, художественные произведения и т.д.), традиционных обычаев, этикета, национальной кухни. И, естественно, вырабатывается соответствующая политика в этих сферах, принимаются различные перспективные программы государственными структурами и общественными организациями, изыскивается финансовая и интеллектуальная поддержка этнонациональных приоритетов развития.

Этот процесс на политическом уровне получает своё выражение в конфликте национальных государств и наднациональных глобалистских организаций. В этом контексте отдельному и глубокому анализу, на наш взгляд, подлежит общеисторическая, но всё ещё малоизученная тенденция роста национально-политического самосознания безгосударственных народов (к каковым ещё недавно на протяжении определённого периода относились южные осетины), объективные предпосылки обретения ими различных форм собственной государственности.

«Среди наиболее важных проблем жизнедеятельности любого народа и общества в целом, - пишет об этом президент Приднестровской Молдавской Республики И. Н. Смирнов, - пожалуй, самой важной является проблема его способности к самоорганизации путём создания собственного государства (выделено нами. – Авт.) для коллективного выражения и реализации своих целей и интересов»¹. Такая точка зрения на проблему нам представляется обоснованной и логичной. Действительно, «в ходе своего развития, чтобы обеспечить надёжность и безопасность своего поведенческого стереотипа, этнос рано или поздно имеет тенденцию надеть на себя своеобразный защитный скафандр»², каковым является государство. Речь при этом идёт не только о материальном «панцире», создаваемом государством – территории, политической системе, военной организации, экономике – но и о «панцире» духовном – специальном образовании граждан с целью информирования их об истории народа, развитие специфических форм культуры, воспитание национально обусловленных правил и норм поведения. Государство, в достаточной мере выполняющее защитные функции, не обязательно должно быть мононациональным (моноэтничным); многонациональное государство, если оно содействует развитию этнокультур, не только не хуже, но, наоборот, получает дополнительные преимущества развития за счёт импульса культурного взаимодействия.

Таким государством для южных осетин была Российская империя. При всех административных, классовых и иных коллизиях пребывания в имперских подданных для южных осетин имело в целом несомненно позитивное историческое значение. Появилась возможность приобщения к образованию, в том числе и к высшему (через церковные и светские образовательные учреждения), заимствования передовых способов ведения хозяйства, развития медицины (прежде всего защиты от эпидемических болезней). Выходцы из южных осетин добивались больших карьерных успехов в военном деле, в инженерии, в церковной деятельности и т. д. Большую роль играли новые возможности административной и судебной защиты от феодально-захватнических поползновений грузинских тавадов, не оставлявших попыток закабаления югоосетинских обществ.

Настоящим Отечеством для южных осетин был и Союз Советских Социалистических Республик. Добившись в кровопролитной борьбе с грузинским национал-экстремизмом в 1918 – 1920 годах права на национально-политическое самоопределение, южные осетины после советизации Закавказья, при всех издержках и ошибках большевистской национальной политики, всё-таки продемонстрировали впечатляющие результаты культурного и экономического развития. В Южной Осетии выросла большая плеяда видных деятелей науки и культуры, оказавших глубокое позитивное влияние на развитие всего осетинского народа. Эти достижения были бы гораздо большими, если бы не репрессии тридцатых годов ХХ века, и если бы не тяжелейшие потери во время Великой Отечественной войны 1941 – 1945 годов. А кроме того, и в составе СССР южные осетины ощущали непрерывное, порой весьма жёсткое давление тбилисских властей, всегда стремившихся так или иначе снять с повестки дня «югоосетинский вопрос», ассимилировать южных осетин, затормозить рост их национального самосознания и национально-государственного развития.

Однако проблема состоит в том, что тенденция роста национального самосознания южных осетин, абхазов и других народов является естественным, закономерным и неизбежным явлением, и органично укладывается в ряд аналогичных процессов по всему земному шару: борьба шотландцев за свои права и обретение ими восемь лет назад собственного парламента (спустя триста лет после его ликвидации англичанами), баскское национальное движение и укрепление автономии Каталании в Испании, образование новых государств на постюгославском пространстве – в том числе признание независимости Черногории и приближающееся признание Косово; обретение независимости и признание Эритреи, Восточного Тимора; наконец, это самоопределение и перспектива недалёкого признания Республики Нагорный Карабах, Приднестровской Молдавской Республики, Республики Абхазия. Все эти примеры представляются убедительным свидетельством бурного и естественного роста национального самосознания, абхазов, армян, шотландцев, басков, каталанцев, албанцев и других народов, которые никогда не откажутся от идеи создания своих национально-государственных образований, и ради осуществления этой идеи они готовы вести национально-освободительную борьбу (включая и вооружённую её форму). Южные осетины в этом отношении не являются исключением.

Другое дело, что для них эта тенденция в её естественно-историческом, эволюционном развитии была прервана, причём на протяжении ХХ века дважды, и прервана насильственно: оба раза, в 1918 – 1920 годах и в 1989 – 1992 годах, грузинский национал-экстремизм осуществил вооружённые нападения на южных осетин с целью окончательного решения «югоосетинского вопроса». Оба раза эти нападения были в конечном счёте отбиты, а процесс национально-государственного строительства южной ветви осетинского народа получал вынужденное ускорение, связанное с трагическими событиями: приходилось рывком, перешагивая через ступени эволюционного движения и принося большие жертвы, осуществлять абсолютно необходимые для национального (этнического) выживания мероприятия по созданию государственного «щита». И если в первый раз дело закончилось образованием в 1922 г. Юго-Осетинской автономной области в составе Грузинской Советской Социалистической Республики, то во второй раз, в 1990 г., вопреки жёсткому противодействию грузинских властей, образовалась Республика Южная Осетия, самоопределившееся независимое государство, добивающееся своего признания и воссоединения с Республикой Северная Осетия – Алания в составе Российской Федерации.

Актуализация для южных осетин указанной тенденции роста национального самосознания, процесса национально-государственного строительства, нуждается в своём глубоком объективном научном исследовании средствами истории, политологии, культурологии, религиеведения и др. Заметим, что актуальность такого исследования обуславливается не только указанной причиной. Не менее важной причиной является необходимость комплексного изучения нынешнего состояния национально-государственного самоопределения южных осетин. Задача эта имеет несколько составляющих.

Во-первых, анализ государственности южных осетин: её зарождения, развития, прерывания, существующей формы, потенциала государственного строительства, приоритетов, политического институционализма, ментальных структур, экономического и военного развития, этнокультурных усилий и т. д. Будучи предметом острого этнополитического противоборства – и не только между сторонами в конфликте, то есть Южной Осетией и Грузией, но и между более сильными политическими величинами – государственность южных осетин зачастую искажённо, неадекватно отражается в средствах массовой информации ближнего и дальнего зарубежья, а также и в экспертных материалах и публикациях. В этом отношении показательна, например, статья Д. Орешкина (Фонд «Меркатор»)³. Написанная в знаковом ёрническом ключе, являющемся в определённом кругу российских экспертов и публицистов признаком хорошего тона, она вроде бы призвана произвести на читателей впечатление выступления автора-патриота – радетеля за геополитические интересы России. Однако законно избранную власть самоопределившейся Республики Южная Осетия автор именует «откровенно криминальным режимом», проявляя солидарность с недоброжелателями России на Западе, не говоря уж о политически ангажированных грузинских должностных лицах и журналистах Грузии. «Поскольку власть (в Южной Осетии. – Авт.) не способна честно считать голоса, (…) то революция (по типу «оранжевых». – Авт.) возможна, (…) особенно в таких тоталитарных, как самопровозглашённые республики, будь то Абхазия или Южная Осетия»⁴, - утверждает Д. Орешкин. Ясно, что в таких мифических заключениях заинтересованы политические заказчики подобных текстов, или же авторы этой и подобных публикаций элементарно некомпетентны, неинформированы о действительном положении в Республике Южная Осетия. Не вызывает сомнений и то, что для выработки правильных решений по проблеме Южной Осетии и в России, и в Грузии, и в других заинтересованных странах и международных организациях необходимо иметь достаточно полную и научно обоснованную картину происходящих этнополитических процессов. Это тем более важно, что в настоящее время наблюдается повышение напряжённости вокруг Южной Осетии и внимание к ней соответственно привлекается всё большее.

Изучение причин, особенностей, характера и специфики государственности южных осетин в этом аспекте актуально и для политиков, государственных деятелей, чиновников-управленцев, научной интеллигенции, творческих работников, студентов, учащихся учебных заведений и самой непризнанной пока международным сообществом Республики Южная Осетия. Несмотря на небольшие размеры РЮО и соответственно сравнительную компактность её государственных институтов, они представляют собой быстроразвивающийся организм, движение которого надо правильно понимать и вовремя направлять. Именно небольшая территория, небольшой «объём» государственности южных осетин диктуют необходимость особо взвешенных и продуманных решений, так как любая ошибка немедленно и болезненно сказывается на всём югоосетинском обществе.

Необходимо подчеркнуть, что изучение государственности южных осетин актуально и для северных осетин, что не нуждается в особой аргументации. Мы констатируем наличие понимания этого обстоятельства в научном и политическом сообществе Республики Северная Осетия – Алания, а также в федеральном центре.

Во-вторых, необходимость урегулирования грузино-осетинского конфликта. Здесь мы различаем две политологические, исторические составляющие этой чрезвычайно актуальной проблемы.

Одна из них – необходимость урегулирования текущего конфликта, или, иначе говоря, конфликта в узком понимании этого термина, начавшегося со второй половины 1988 года и продолжающегося, с обострениями и затуханиями, по сегодняшний день. По понятным причинам внимание исследователей концентрируется именно на этом текущем конфликте, в первую очередь непосредственно на его политическом оформлении. Выдвигаются различные инициативы урегулирования, предлагаются модели государственно-правовых взаимоотношений Грузии и Южной Осетии, работают над решением проблемы различные организации. Напрямую непрерывную практику реагирования (и в определённой мере предупреждения) осуществляет, как известно, Смешанная контрольная комиссия, включающая в себя в качестве официальных сторон Грузию, Южную Осетию, Северную Осетию и Россию, и в качестве наблюдателя Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе.

Конфликт с самого начала является узлом интересов нескольких крупных и влиятельных сил, стремящихся к своим целям на Южном Кавказе, и потому оказывающими в той или иной мере, в том или ином направлении влияние на течение сложных, болезненных этнополитических событий. Конкретный историко-политологический анализ здесь имеет свою специфику и свои задачи, имеется определённый массив наработок, достаточно полно прослеживающих текущую политическую конъюнктуру конфликта и делающих попытки указать целесообразные пути его разрешения.

Другая составляющая проблемы привлекает меньше внимания, но по существу является фундаментальной, детерминируя и текущий конфликт (в узком смысле). Необходимо, на наш взгляд, увидеть глубинные корни современного конфликта, берущего начало многие века назад, испытавший различные перипетии, имеющий весьма сложную природу и глубокие основания. И хотя в ходе дискуссий по «историческому аргументу» эта составляющая конфликта в определённой мере освещалась некоторыми авторами⁵, однако до всеобъемлющего и объективного рассмотрения конфликта ещё далеко. Практически нет взаимоприемлемых предложений, научно обоснованных рекомендаций по урегулированию этого конфликта, имеющего длительную историю, передающегося из поколение в поколение как опасный рефрен взаимоотношений двух соседних народов, и принёсшего неисчислимые беды людям, живущим на этих южных склонах и предгорьях Главного Кавказского хребта.

Даже самое взаимосогласованное со всеми заинтересованными сторонами урегулирование грузино-осетинского конфликта в узком смысле термина будет по существу своему не более чем очередным эфемерным паллиативом без урегулирования грузино-осетинского конфликта в широком смысле, без достижения состояния, которое мы возьмём на себя смелость определить как некоторый исторический консенсус, позволяющий бесконфликтное развитие грузино-осетинских взаимоотношений на исторически максимально обозримый, длительный срок, определяемый не наличными политическими интересами сторон урегулирования, а историко-политическим горизонтом, тем пределом прогнозирования-делания, который обусловлен объективными условиями Универсальной истории. Возможна ли разработка и реализация столь кардинальной конструкции исторического (политического, культурологического, конфессионального и др.) консенсуса? Мы полагаем, что это реальная задача. Ответственные исследователи грузино-осетинских взаимоотношений обязаны по крайней мере отдавать себе в ней отчёт и уметь ставить её в необходимой мере, в контексте конкретных исследований.

Именно поэтому в данном исследовании мы сосредоточиваем внимание в первую очередь на анализе конфликтной составляющей исторических взаимоотношений грузинского и осетинского народов. Задача эта, по всей видимости, столь же неблагодарная, сколь и необходимая. Мы убеждены, что при наличии доброй воли всегда возможен достаточно беспристрастный, объективный анализ явлений, осложнявших эти взаимоотношения, а зачастую и становящихся причинами подлинных трагедий. По нашему мнению, без объективного, выдержанного в традициях академической науки осмысления «болевых точек» взаимоотношений грузин и осетин просто невозможно преодолеть старые и новые противоречия грузино-осетинских отношений, невозможно выйти на конструкцию принципиально нового их содержания. Может показаться, что авторы данного исследования ставят недостижимые цели или даже пребывают в плену иллюзорных, почти наивных представлений о политическом и историческом процессе, совершающемся вокруг Республики Южная Осетия и на Южном Кавказе в целом. Но есть очевидный и бесспорный аргумент в пользу реалистичности нашего подхода. Ведь аналогичный узел противоречий удалось распутать и создать жизнеспособную конструкцию в Европе. Почему же кому-то должно показаться недостижимым формирование консолидированного, бесконфликтного «большого пространства» на Южном Кавказе? Почему кто-либо должен отказывать в этом праве народам, живущим здесь?

В этой связи необходимо констатировать и аналогичную актуальность интеграционного процесса Южной Осетии и Осетии Северной – или, как принято писать об этом в большинстве публикаций по теме, интеграции Юга и Севера Осетии. Южане с этой точки зрения являются не более чем территориально обозначаемой частью единого осетинского народа. Осетины, независимо от места проживания, на протяжении всей своей известной по письменным источникам и устному преданию истории ощущали своё этническое единство. Разделённость осетин является результатом необдуманных, волюнтаристских решений политиков, когда южная часть народа вопреки своему желанию оказалась за пределами государственной границы Российской Федерации. Эта разделённость проистекает известным образом из разделённости административной, осуществлённой в СССР, когда южная часть исконной территории осетин была в качестве автономной области в 1922 г. включена в состав Грузинской ССР, а северная часть в качестве автономной области в 1924 г. (затем – автономной республики в 1936 г.) в состав РСФСР. Но до этого указанного понятия разделённости осетин и Осетии не существовало: народ жил как целое, сообщение между Югом и Севером, хотя и затруднялось зимой, но большую часть года происходило без проблем через ряд перевалов. Абсолютное большинство родов (фамилий) на Юге имело родню на Севере, браки между северянами и южанами были обыденным явлением (свидетельством чему является и семья, в которой вырос один из авторов данного исследования: отец – южанин, мать – северянка).

В советский период с развитием автомобильного сообщения контакты между Севером и Югом интенсифицировались, хотя ездить приходилось по утомительно длинной Военно-Грузинской дороге через Казбегский (Крестовый) перевал. Ситуация качественно трансформировалась с открытием Транскавказской магистрали по завершении прокладки Рукского тоннеля: осетины, а вместе с ними и другие народы получили наконец долгожданную возможность практически круглогодичного и практически неограниченного (учитывая пропускную способность ТрансКАМа) сообщения. Наличие этой транспортной коммуникации сыграло чрезвычайно важную роль в развитии текущего грузино-осетинского конфликта, о чём будет сказано ниже. Пока же подчеркнём, что без этой инфраструктурной единицы интеграционный процесс Севера и Юга Осетии был бы крайне затруднён, хотя и не безнадёжен – и в культурном взаимообмене, и в экономической деятельности, и в политической сфере.

Заметим, что воссоединение осетинского народа и урегулирование грузино-осетинского конфликта для осетинского народа в целом образно можно сравнить с двумя сторонами одной медали. Наш личный опыт работы в научных разработках по данной теме, а также в политической практике урегулирования, позволяет утверждать, что многие важные аспекты не всегда и полно осознаются сторонами в урегулировании, и даже сторонами в конфликте. До сих пор приходится встречаться с устойчиво бытующим убеждением о том, что Осетию можно и нужно объединить вне зависимости от грузино-осетинского конфликта, или даже именно отталкиваясь от этого конфликта как политически мотивационной опоры. Между тем беспристрастный, неангажированный, не мифологизированный анализ со всей однозначностью показывает, что попытка объединения Осетии без соответствующего, адекватного действия по урегулированию грузино-осетинского конфликта, станет инициированием нового масштабного вооружённого конфликта, тем более ожесточённого, чем более решительно будет проводиться такая политика. Равным образом и наоборот: попытка «закрытия» грузино-осетинского конфликта так, как это представляется многим действующим лицам (в первую очередь, по понятным причинам, представителям «партии войны» в Тбилиси), без решения проблемы сближения северных и южных осетин, также будет означать неминуемое возобновление вооружёной фазы конфликта, как это имело место летом 2004 года.

В-третьих, насущную актуальность имеет и такой необходимый элемент процесса, как научное оппонирование учёным – представителям грузинской стороны в конфликте и их апологетам.

Объективность, проявлявшаяся в научных исследованиях грузино-осетинских взаимоотношений в работах грузинских учёных в советский период, когда имелся идеологический контроль из союзного центра и когда репутация учёного имела более серьёзное значение для признания научного, общественного и карьерного успеха, напрочь исчезла в конце 80-х гг. ХХ в., т. е. в начале очередного грузино-осетинского конфликта. Заметим, что все эти годы ни разу со стороны грузинских историков не прозвучала объективная оценка прошлого и настоящего южных осетин и их взаимоотношений с грузинами. Ярким примером фальсификаторской деятельности и акцентирования в общественном сознании национал - экстремистских установок является широко популяризованная в Грузии книга «Осетинский вопрос»⁶, представляющая из себя сборник работ, по замыслу призванный охватить все стороны «вопроса» - от древней истории до юридической казуистики вокруг современной Южной Осетии.

По этому поводу с некоторым удивлением один из нас уже констатировал: «Они вплотную приближаются к тому, чтобы не просто сфальсифицировать историю взаимоотношений грузин с осетинами (…), а украсть полностью древнюю и средневековую историю последних»⁷. К этому следует добавить, что фальсифицированные «научные работы» по грузино-осетинским взаимоотношениям в Грузии выходят регулярно, защищаются кандидатские и докторские диссертации по данной теме, в средствах массовой информации потоком идут соответствующие публикации и выступления. Более того, грузинские учёные, вставшие на позиции национал-экстремизма, поддерживаемые нынешним и прошлыми политическими режимами Грузии, предпринимают активные и целенаправленные усилия по продвижению своих псевдонаучных изысканий в научное сообщество России, Соединённых Штатов Америки, Европы, других государств и континентов. Возможности Грузии, конечно же, на порядок выше возможностей Южной Осетии, и тем большее значение приобретает оппонирование фальсификаторам на строгих, проверенных опытом научных основаниях, с полным и точным соблюдением требований научности, а также, заметим, по мере возможности и соблюдением научной коллегиальности.

Недооценивать опасности фальсификаторской деятельности грузинских (и сочувствующих им за пределами Грузии) учёных нельзя, ибо такая деятельность призвана создать условия и предопределить принятие заказанных, запланированных политико-правовых решений по Южной Осетии. Разоблачение фальсификаторов, изобличение провокаторов грузино-осетинского конфликта является в этом отношении столь же важной и необходимой задачей, как и политическая, дипломатическая деятельность по достижению признания самоопределившейся Республики Южная Осетия, как деятельность по обеспечению её безопасности.

В настоящем исследовании ставится задача историко-политологического анализа конкретно-исторического процесса национального самоопределения южных осетин на отрезке формирования его предпосылок с древности по последнее десятилетие ХХ века, т. е. до начала современного грузино-осетинского конфликта в 1989 году. Исходя из этого:

- показывается автохтонность южных осетин, их исторически длительное, зафиксированное античными, армянскими, арабскими, грузинскими, русскими источниками проживание на территории, мало отличающейся географически от территории сегодняшней Республики Южная Осетия;

- выделяются основные этапы взаимоотношений южных осетин с их историческими соседями – картлийцами-иберами-грузинами;

- проводится анализ политической истории южных осетин, дефинируемых как органичная часть осетинского этноса в целом, имеющая на различных отрезках своей истории определённую меру самостоятельности, меняющуюся в зависимости от политических и конкретно-исторических обстоятельств;

- выявляются причины сближения осетин с Россией, осуществления ими добровольного исторического выбора о вхождении в состав Российской империи;

- показывается историческая судьба осетинского народа в составе Российской империи, причины решительного отказа южных осетин выйти вместе с Грузией в 1917 – 1918 гг. из состава России и их борьбы за воссоединение с советской Россией в 1919 – 1920 гг., которая завершилась уничтожением Южной Осетии, геноцидом южных осетин в 1920 г.;

- освещается борьба южных осетин за национальное самоопределение в период распада Российской империи и утверждения власти коммунистов, создания Союза ССР; обосновывается вывод о качественно новом историко-политическом содержании тогдашнего грузино-осетинского столкновения, его последствиях;

- раскрываются основные черты взаимоотношений грузин и осетин в советский период, выявляется латентное присутствие конфликтной составляющей этих отношений, указываются формы «мягкого», «тихого» геноцида, применяемые против южных осетин в указанный период.

В свою очередь, научный анализ с тех позиций, которых мы придерживаемся в данном исследовании, позволяет значительно более объёмно и адекватно раскрыть существо грузино-осетинских отношений, взаимосвязей, и указывает на правильное понимание соотношения этнического и политического компонентов в грузино-осетинском конфликте, который по сей день принято называть – весьма неточно – этнополитическим.

Мы надеемся, что положения и выводы данного исследования, имеющие, на наш взгляд, концептуальное значение, окажут помощь научному обоснованию принятия наиболее оптимальных политико-управленческих решений по Южной Осетии, включая проблему урегулирования грузино-осетинского конфликта как таковую в её пространственно-временной локализации, и проблему воссоединения разделённого осетинского народа, что является первоочередной стратегической задачей осетин. Наше исследование будет полезным для экспертов, специалистов, ведущих аналитическую подготовительную работу для должностных лиц; это касается и тех чиновников, которые задействованы в решении проблемы. Надеемся, что монография станет надёжным подспорьем политическим и государственным деятелям, задающим ориентиры и выдвигающим соответствующие программы. Работая ряд лет руководителем югоосетинской делегации в переговорном процессе по урегулированию грузино-осетинского конфликта, один из авторов данного исследования имел возможность убедиться в необходимости (и порой проявляющейся недостаточности) научного историко-политологического сопровождения процесса работы над проблемой.

Результаты нашего исследования могут быть также использованы преподавателями школ, высших учебных заведений, а также работниками средств массовой информации, участниками различных проектов неправительственных организаций,

Особо следует указать, что, по нашему мнению, главным ожидаемым результатом исследования может и должно явиться изменение в ценностных установках широкого круга людей, так или иначе вовлечённых в указанные процессы, трансформация сознания от конфликтных установок мышления (и даже от мыслей об «исторической обречённости грузин и осетин» на конфронтационные отношения с повторяющимися кровопролитиями) к осознанию возможности и необходимости поиска и нахождения компромиссных решений, укреплению и расширению позитивных элементов и традиций взаимоотношений двух народов. Изменения именно в этой «социальной материи» могут создать условия для выработки соответствующих институциональных форм, в том числе политической конструкции, призванной согласовать жизненно важные интересы грузин и южных осетин и обеспечить исторически длительное безопасное сосуществование. Если и когда эти изменения будут произведены – во имя чего и проводится данное исследование – тогда политическая формула урегулирования, выработка её юридической атрибутики станет делом относительно несложной переговорной техники.

Необходимой методологией исследования мы считаем правильное понимание и применение понятия этноса, этничности. Оно дискуссионно. Так, например, известный учёный, политик и дипломат Р. Г. Абдулатипов утверждает, что «человека без национальности нет. И если какой-то умник-учёный утверждает, что национальность не врождённое человеческое свойство, это вовсе не означает, что у этого умника нет национальности. Иное дело, что биологическая принадлежность к нации как бы обрамляется элементами национальной культуры, традиций, воспитания»⁸. Другой исследователь проблемы Р. С. Хакимов подчёркивает: «Этнический признак - не благое пожелание и, тем более, не злокозненный умысел каких-то «сепаратистов», он даётся по рождению»⁹. Ещё более определённым является следующее пафосное умозаключение: «Благодарю Судьбу свою за то, что на этот свет родился ОСЕТИНОМ!»¹⁰. Ясно, что подобное понимание этничности задаёт жёстко примордиалистские рамки анализа грузино-осетинского конфликта, что ведёт к сущностному искажению любых получаемых выводов. В этом отношении мы согласны с позицией известного российского специалиста, член-корреспондента РАН В. А. Тишкова, считающего, что «этнические группы определяются прежде всего по тем характеристикам, которые сами члены группы считают для себя значимыми и которые лежат в основе самосознания. Таким образом, этничность – это форма социальной организации культурных различий. Исходя из вышесказанного, под категорией народ в смысле этнической общности мною понимается группа людей, члены которой имеют общие название и элементы культуры (в первую очередь язык. – Авт.), обладают мифом (версией) об общем происхождении и общей исторической памятью, ассоциируют себя с особой территорией и обладают чувством солидарности»¹¹.

Достаточно «рабочим» представляется и определение С. В. Лурье: «Этнос – это социальная общность, которой присущи специфические культурные модели, обусловливающие характер активности человека в мире, и которая функционирует в соответствии с особыми закономерностями, направленными на поддержание уникального для каждого общества соотношения культурных моделей внутри общества в течение длительного времени, включая периоды крупных социокультурных изменений»¹².

Известно, что в мировой этнологии и социально-культурной антропологии понятие этничности выдвинулось на передний план с 1970-х годов, и «этническая группа» сменила «племя» в качестве основного понятийного инструмента¹³. Что же касается понятия «нация» и связанного с ним понятия «права наций на самоопределение», то для строго научного рассмотрения надо помнить о том, что за рубежом (в мировой науке) под нацией понимается гражданская общность людей, а отнюдь не этническая, и «не нации создают национальные государства, а, наоборот, идея нации рождается среди народов (необязательно культурно однородных) как политическая программа…

Именно такое понимание заложено и в международно-правовую практику и соответствующие международные документы по вопросам о праве наций на самоопределение. Ни в одном из этих документов понятие «народ» не трактуется как одна этническая общность, в них нет выражения «право нации на самоопределение», ибо нации – это уже самоопределившиеся образования»¹⁴.

В СССР, в связи с требованиями проведения эффективной, рациональной национальной политики, власть уделяла этнонациональным исследованиям большое внимание. Одной из пионерных (и практически забытых) работ в этой области можно признать исследование С. М. Широкогорова¹⁵. Известное сталинское определение нации¹⁶, очевидно, преследовало точно определённые политические цели и явилось в этом отношении эффективным инструментом; национальная же политика в СССР, если рассмотреть её результаты по главному критерию – сохранности народов-этносов, продолжения их исторического бытия – оказалась впечатляюще результативной: «Нет такого региона мира, где бы в течение ХХ в., как это было в Советском Союзе, не исчезла ни одна малая культура, и фактически сохранилась вся этническая мозаика страны – огромного государства, в то время как исчезли сотни малых культур в других регионах мира»¹⁷. С этим выводом весьма трудно спорить.

Вместе с тем навязанная государством в политических целях установка на обязательность и единственность национальной (этнической) принадлежности («пятый пункт») являлась ненаучным по сути ограничением для адекватного изучения этничности – или, что более точно, этнической процессуальности. Попытки преодолеть это ограничение были редки и непоследовательны. Показательно здесь определение этноса Л. Н. Гумилёвым: «Этнос – коллектив особей, противопоставляющий себя всем прочим коллективам. Этнос более или менее устойчив, хотя возникает и исчезает в историческом времени. Нет ни одного реального признака для определения этноса, применимого ко всем известным нам случаям: язык, происхождение, обычаи, материальная культура, идеология иногда являются определяющими моментами, а иногда нет. Вынести за скобку мы можем только одно – признание каждой особи: «мы такие-то, а все прочие – другие». Поскольку это явление повсеместно, то, следовательно, оно отражает некую физическую или биологическую реальность, которая и является для нас искомой величиной»¹⁸. Это определение методологически катахретично, представляя собой (с учётом научных и идеологических реалий той эпохи) некую переходную модель от биологизаторского к конструктивистскому подходу к феномену этничности. Несомненная заслуга Л. Н. Гумилёва всё же состоит в том, что он открыл путь для национальной этнологии к нахождению ответа на поставленный вопрос: «…Группы мигрируют, перегруппировываются в новых местах, реконструируют свои этнические «проекты», этно (ethno) в этнографии приобретает неуловимое, нелокализуемое качество, на которое должны реагировать описательные практики-антропологи. Ландшафты групповой идентичности – этношафты (ethnoscapes) – по всему миру перестали быть знакомыми антропологическими объектами, в той же степени, в которой группы больше не являются компактно территориализированными, пространственно ограниченными, обладающими историческим самосознанием или культурной однородностью… Задачей этнографии сейчас становится решение головоломки – какова природа локальности как проживаемого опыта в глобализированном и детерриториализированном мире?»¹⁹.

Рассмотрение роли этнического фактора в грузино-осетинском конфликте и, шире, в процессе политической самоорганизации южных осетин может быть содержательным и плодотворным лишь с изложенных позиций, ибо мультикультурализм югоосетинского общества предконфликтного периода не нуждается в доказательствах.

При анализе исторической ретроспекции южных осетин, их взаимоотношений с грузинами и собратьями на Северном Кавказе, нами используется наработанный на протяжении нескольких поколений осетинскими учёными, а также рядом грузинских, российских и зарубежных исследователей, материал. Интересные материалы изучены нами в библиотеках Юго-Осетинского научно-исследовательского института и Северо-Осетинского института социальных и гуманитарных исследований, где в Отделе рукописных фондов хранятся неопубликованные и малоизвестные материалы, имеющие весомое значение для достижения целей данного исследования. Монография подготовлена в Центре исторической конфликтологии Кавказа СОИГСИ.

Необходимые сведения почерпнуты также из архивов Северной и Южной Осетии, Москвы и Санкт-Петербурга, Республики Грузия. Большое значение придавалось частным архивам участников и очевидцев событий истории Южной Осетии, доступ к которым существенно прояснил некоторые вопросы исследования. Не последнюю роль сыграли в этом отношении и личные архивы авторов, собираемые на протяжении нескольких десятилетий и содержащие немало любопытных документов по исследуемым вопросам.

Обширную часть источниковой базы составляют материалы периодической печати – газеты, журналы, бюллетени, специальные издания и т.д. Они охватывают временной интервал за более чем полтораста лет. Необходимо подчеркнуть огромную и часто определяющую роль средств массовой информации в политическом процессе в Южной Осетии и вокруг неё. Полноценный историко-политологический анализ невозможен без достаточного использования этого информационного массива.

Системный историко-политологический анализ предполагает и рассмотрение документов общественно-политических организаций, ставших в последние годы на территории Российской Федерации общественными. Не все они оставили заметный след (как, например, всеосетинское народное общественное движение «Стыр ныхас» («Большой совет»)), степень их участия в событиях весьма различна. Тем не менее эти свидетельства позволяют понять специфику политического процесса и нарисовать максимально полную картину взаимодействия тех или иных политических сил.

В настоящее время происходит существенный пересмотр содержания понятия нарративного источника. Считаем целесообразным напомнить, что классическим полем возникновения и функционирования нарратива является история. Но не просто история, а именно теоретическая – история как теоретическая дисциплина. Нам близко понимание нарратива не только и, может быть, не столько как сугубо описательной практики речевых (языковых) актов, сколько как некоторого «конструктора» общественной (политологической) реальности, соотнесённость которого с действительным положением вещей требует отдельного специального анализа. Иными словами, нарратор всегда выступает (в той или иной мере, часто в решающей мере) как экспликатор признаваемой им политико-исторической версии происходящих событий, что по смыслу смыкается с конструктивистской установкой на то, что каждый субъект исторического действия всегда пишет свою версию истории, детерминируемую, как правило, политическими интересами оператора процесса.

В ходе работы над монографией мы пользовались компетентными советами своих коллег, видных учёных-кавказоведов, профессоров Ю. С. Гаглойти, Б. В. Техова, Р. Г. Дзаттиати, Р. Х. Гаглойты, Н. Г. Каберты и других, которые помогали нам уточнить отдельные факты рассматриваемой проблематики, за что им выражается наша благодарность.

Неоценимую помощь при подготовительной работе оказали З. А. Цибирова и И. И. Плиев.