Книга седьмая Анхель де Куатьэ Поиски скрижалей продолжаются!

   Но вдруг неведомая сила подняла Сашу на ноги. Ее словно подбросило вверх. Нет, она не умрет. Она не имеет права умирать. Теперь у Саши есть ответ, теперь она точно знает, что сказать 63-22.

   Она скажет ему: «Ну и что, что тебе ничего не нужно. Важно, что ты нужен. Не меркантильно, не с прагматической точки зрения, не кому-то конкретно, а просто потому, что ты есть. И если ты это чувствуешь, твоя жизнь обретает смысл».

   Но как она его увидит? Неужели все — опоздала. Слишком поздно?!

   Саша подошла к двери и из последних сил принялась колотить в нее:

   — Откройте, откройте! Немедленно откройте!

   Ее крик захлебнулся в кровавой пене. Саша вытерла рот и увидела свои руки — они были сплошь покрыты язвами.

   «Господи, так вот это зачем! — догадалась, наконец, Саша. — Вот зачем начальник тюрьмы приходил к ней!»

   Они боятся 63-22. Его нельзя убить, если он сам того не захочет. Он остановит людей, которые осмелятся стрелять в него. Он не примет яд, потому что распознает заговор. Он неуязвим. Но они подошлют к нему Сашу. От нее он не сможет избавиться. Он заразится и умрет.

   «Я — как крыса, переносящая болезни!» — Саша упала на пол и зарыдала, вспомнив слова 63-22: «Слишком мало времени. Найди для меня смысл жизни. Спаси себя!»

   — Прости, прости меня! — кричала Саша, сглатывая кровь. — Прости!

   Двери камеры открылись, и на пороге появились два человека в одежде, напоминающей скафандры космонавтов. Саша сразу узнала эту форму. Это противочумные костюмы. Их используют в специальных лабораториях при работе с особо опасными, смертельными инфекциями.

   Вошедшие люди схватили Сашу под руки и поволокли ее по вымершим коридорам и лестницам тюрьмы. Ее тащили к нему, к 63-22, У Саши не было сил сопротивляться, просто двигаться, даже дышать. Но она упиралась ногами, как дикое, пойманное в сети животное.

   Хваталась за выступы, перила, ступени. Она боролась...

   «И ужас дурного сна может обернуться благом, — услышала Саша знакомый женский голос, — если человек не потеряет себя перед лицом собственного страха и сохранит присутствие духа, даже когда поймет, что спасения больше нет. Поэтому дерись, милая. И что бы ни случилось, не сдавайся. У тебя все получится! А тяжело будет. Очень».

   В следующее мгновение Саша открыла глаза. 63-22 держал ее на руках, как младенца, и покачивал. Бережно.

   — Прости меня... — прошептала Саша. — Я опоздала... Но я нашла... Я нашла... Не умирай, пожалуйста... Не позволь им уничтожить тебя... Ты нужен...

   — Тсс, тихо, тихо, — нежно попросил 63-22 и погладил Сашу по волосам, — Ничего не бойся. Я же тебе говорил: ты постоянно меняешь будущее. Ты можешь изменить и Прошлое. Каждое событие жизни происходит в каждый миг. Всегда. Сейчас я смотрю тебе в глаза, и, поверь мне, это длится вечность...
— Ну, все. Наше занятие окончено. Спасибо всем за работу! Саша открыла глаза. Вокруг нее белые стены, столы, стулья, много людей. Все в приподнятом настроении, галдят, собираются.

— А где 63-22? — Саша встала со своего места и огляделась по сторонам.

— Как, где? — удивился ее учитель. — В распечатке, на 81-й странице.

Мы же весь семинар посвятили этому пункту. Понятно, опять уснула... Господи, Саша, когда ты уже отладишь свой график! Так нельзя. — А мы разве?.. — растерялись Саша. — Мы что не..?

— По-моему, мы с тобой это уже обсудили, — улыбнулся учитель,

— АЛЛО? — сказала Саша, — Да, Катя, это я. Не еду в командировку? Что-то напутали в документах? Понятно, спасибо...

Эпилог

   — Чё-то ты ранехонько сегодня... — услышала Саша, выходя из машины.

   — На учебе я, Марья Ивановна! — Саша улыбнулась старушке, что вечно сидит у ее подъезда. — Месяц теперь буду от работы отдыхать.

   — А чему учишься? И без того ведь ученая, — поинтересовалась Марья Ивановна.

   «Вот разведчица! — улыбнулась про себя Саша. — Чувствуется закалка...»

   — Не знаю, Марья Ивановна, — задумалась Саша. — Человека, наверное, изучаю.

   — А-а-а, — протянула женщина, поправила платок и провела рукой по морщинистому лицу, — Этого зверя, доча, никто не разберет.

   — В каком смысле? — не поняла Саша.

   — Да вот так глянешь на мир, ведь у всякой божьей твари своя цель есть, — пожала плечами Марья Ивановна. — Все нужны для чего-то. Вот дерево возьми — кров для одних, еда для других. И так ведь со всем — с птицами, со зверями, даже с мошкарой. А на что человек-то нужен? Какой с него прок?

   «В том-то все и дело, что нет никакого проку. Его цель глазами не увидишь — слишком большая. Зачем-то Бог его создал, а значит — он нужен. Главное об этом помнить...», — подумала Саша, но ничего не сказала.

   — Нам пути предписаны, доча, — услышала Саша, открывая дверь подъезда. — Кто думает, что выбирает, сам себя путает.

   Саша обернулась и посмотрела на Марью Ивановну. А та, глядя в небо выцветшими, почти белесыми глазами продолжала нашептывать:

   — Неисповедимы пути Господни, и карты на них не придумано. Ты, знай, иди себе и иди. Если идешь, значит оно так надо. Только не сомневайся. В сомнении — страх, а в страхе — смерть.

   Саша чуть не расплакалась.

   — Э-э, доча! — окликнула ее Марья Ивановна. — Забыла совсем. Письмо тебе вот. Парень принес какой-то. Красивый, черт!

   Марья Ивановна протянула Саше конверт из бледно-желтой бумаги, скрепленный красной сургучной печатью с анаграммой — «LCR».

   Саша вздрогнула, приняла письмо и поспешила наверх, в свою квартиру. Сбиваясь с ног, оступаясь, падая, роняя вещи, не попадая ключом в замочную скважину...

   Она читала его письмо, сидя на полу, прижавшись спиною к входной двери, глотая слезы... радости.

   Свет, Саша, это то, что у тебя в сердце. Сердце — это любовь, а любовь — это жизнь. В этом правда, и другой нет. Нет греха и нет темных сил. Жизнь без любви — вот грех и темные силы. Страх и отчаяние — вот истинная смерть.

   Ты рассказала мне об этом. Саша.

   Любовь — бесконечная дорога, по которой двое идут навстречу друг другу. Но случается так, что по этой дороге идет лишь один. И если он любит, ему предстоит пройти всю бесконечность этого пути. Он идет за двоих.

   Ты сделала так, Саша.

   И понял я Данте, любившего мертвую Беатриче. Он прошел весь путь в одиночку. От начала и до конца. Он придумал Ад, чтобы вознести Беатриче на вершину Рая. Он вморозил меня в сердцевину земли, чтобы отмерять от моего чрева бесконечность своего чувства. Он разъял мир, не веривший его любви, на круги и уступы, сферы и небеса.

   Я считал это безумием, пока не узнал твоего сердца. Саша. Я изучал безумие чистой любви и не нашел его. Ни страха, ни отчаяния, лишь жизнь, которая есть Любовь.

 «Божественная комедия», «Рай», песнь тридцать третья, четыре последние строфы.