Рис. В.6. Жюри присяжных и групповая поляризация

Снисходительность

Во многих экспериментах проявляется и другой, не менее любопытный эффект обсуждения, особенно в тех случаях, когда преступление совершено не при отягчающих обстоятельствах, как, было, например, в эксперименте, описанном выше: во время обсуждения присяжные становятся более снисходительными (MacCoun & Kerr, 1988). Благодаря этому появляется исключение из правила «большинства, равного двум третям»: если даже незначительное большинство до обсуждения высказывается в пользу оправдательного приговора, как правило, оно побеждает (Stasser et al., 1981). Более того, у меньшинства, высказывающегося за оправдание подсудимого, больше шансов на победу, чем у меньшинства, поддерживающего прокурора (Tindale et al., 1990).

«Пусть лучше десять виновных уйдут от наказания, чем пострадает один невинный. Уильям Блэкстоун, 1769»

И этот вывод, как и многие другие выводы, сделанные на основании экспериментальных исследований, подтверждается результатами изучения работы реальных жюри: в тех случаях, где большинство не превалирует, оно обычно склоняется к оправдательному приговору (как было, например, в деле Митчелла и Станса) (Kalven & Zeisel, 1966). Если судья не соглашается с вердиктом присяжных, то чаще всего потому, что присяжные оправдывают того, кого судья предпочел бы наказать.

Можно ли объяснить усиление тенденции к снисходительности «информационным влиянием» (источником последнего могут быть, например, убедительные аргументы других присяжных)? Презумпция невиновности и необходимость предъявления бесспорных улик возлагают бремя доказательства вины на тех, кто поддерживает обвинение. Возможно, именно это делает свидетельства в пользу невиновности подсудимого более убедительными. Не исключено также, что эффект снисходительности создает «нормативное влияние», когда присяжные, считающие себя справедливыми людьми, «скрещивают шпаги» с присяжными, которые ещё более озабочены тем, чтобы защитить невиновного человека от возможной судебной ошибки.

Верно ли, что двенадцать голов лучше, чем одна?

Выше (см. главу 8) уже было сказано о том, что в решении интеллектуальных проблем, имеющих объективный правильный ответ, групповые суждения превосходят «по качеству» решения, принимаемые большинством индивидуумов в одиночку. Распространяется ли сказанное и на жюри присяжных? Во время обсуждения вердикта присяжные оказывают друг на друга нормативное влияние, и каждый из них стремится к тому, чтобы мнение других «сместилось» под тяжестью его аргументов. Но при этом они также обмениваются информацией, благодаря чему знания каждого из них о деле пополняются. Так можно ли сказать, что информационное влияние – причина более «качественного» коллективного суждения?

Экспериментальные данные, хотя их и недостаточно, обнадеживают. Группы лучше вспоминают обстоятельства дел, чем их отдельные члены (Vollrath et al., 1989). Более того, некоторые проявления предвзятости, присутствующие в суждениях индивидуумов, после коллективного обсуждения становятся значительно менее заметными (Kaplan & Schersching, 1980). Обсуждение не только помогает присяжным избавиться от необъективности, но и, отвлекая их внимание от собственных изначальных представлений, направляет его на обстоятельства дела. Более того, оно ограничивает использованием присяжным противозаконной информации (Kerwin & Shaffer, 1994). Похоже, что две головы действительно лучше, чем одна.

Верно ли, что шесть голов не хуже двенадцати?

В соответствии с унаследованной британской традицией в состав жюри присяжных в США и Канаде всегда входили 12 человек, задача которых заключалась в достижении консенсуса, т. е. в единогласном принятии вердикта. Однако в начале 1970-х гг. Верховный суд США постановил, что при рассмотрении некоторых гражданских исков и уголовных дел, которые подпадают под юрисдикцию законодательства штата и в которых вынесение смертного приговора не предполагается, суды могут использовать жюри, состоящие из 6 присяжных. Более того, Верховный суд также подтвердил право штата рассматривать не только вердикты присяжных, принятых на основании консенсуса, и даже поддержал один вердикт, принятый присяжными в штате Луизиана 9 голосами против 3 (Tanke & Tanke, 1979). Нет никаких оснований, утверждает Верховный суд, считать, что жюри с меньшим числом членов или жюри, от которых не требуется достижения консенсуса, будут обсуждать вердикт или принимать решения не так, как это делают традиционные жюри.

«Мы с таким вниманием отнеслись к [результатам исследований в области социальных наук], ибо, помимо интуиции правоведов, они – единственная основа для принятия решения о том, способны ли жюри присяжных, в составе которых становится все меньше и меньше людей, исполнять те функции, которые возложены на них Шестой поправкой [к Конституции], и служить обозначенным в ней целям. Судья Гарри Блэкмут, Дело «Бэлью против штата Джорджия», 1978»

Позиция Суда вызвала волну критики как со стороны ученых-правоведов, так и со стороны социальных психологов (Saks, 1974, 1996). Основанием для некоторых критических замечаний стали элементарные статистические данные. Так, если чернокожие составляют 10% от общего числа присяжных, это означает, что одного афроамериканца можно ожидать увидеть в 72% жюри из 12 человек и лишь в 47% жюри из 6 человек. Следовательно, менее вероятно, что жюри из 6 присяжных будут отражать этническое разнообразие населения. А если до обсуждения за оправдание подсудимого выскажется одна шестая присяжных, то в таком «усеченном» жюри это будет один человек, а в традиционном – два. По мнению Суда, с точки зрения психологии эти ситуации идентичны. Но как вы, должно быть, помните из материала о конформизме, меньшинству, представленному одним человеком, значительно труднее противостоять влиянию группы, чем меньшинству, представленному двумя. С точки зрения психологии жюри, в котором один человек противостоит пяти, не эквивалентно жюри, в котором два противостоят десяти. Поэтому нет ничего удивительного в том, что вероятность «тупика» у традиционных жюри в 2 раза больше, чем у «усеченных» (Ellsworth & Mauro, 1998; Saks & Marti, 1997).

Основанием для других критических замечаний явились результаты экспериментов Джеймса Дэвиса и его коллег (Davis, 1975), Шарлан Немет (Nemeth, 1977) и Майкла Сакса (Saks, 1977). Инсценируя суд присяжных, эти исследователи нашли, что общее распределение вердиктов, вынесенных «усеченными» жюри или жюри, не достигшими консенсуса, практически не отличается от общего распределения вердиктов, вынесенных традиционными жюри на основании консенсуса (хотя вердикты «усеченных» жюри были несколько менее предсказуемыми). Однако обсуждения, в которых участвуют 6 человек, заметно отличаются от обсуждений, в которых принимают участие 12 человек. Преимущество жюри из 6 человек заключается в том, что у каждого присяжного появляется больше возможностей для более сбалансированного участия в дискуссии, а его недостаток – в том, что в целом обсуждение становится менее глубоким. Более того, когда присяжные понимают, что необходимое большинство достигнуто, в тех жюри, которые не обязаны добиваться консенсуса, обсуждение позиции меньшинства, судя по всему, проходит весьма поверхностно (Davis et al., 1975; Foss, 1981; Hastie et al., 1983; Kerr et al., 1976).

В 1978 г., после опубликования некоторых из этих результатов, Верховный суд запретил штату Джорджия использовать жюри из 5 человек (хотя жюри из 6 присяжных остались). Оглашая и обосновывая решение Суда, судья Гарри Блэлмун привел как логические, так и экспериментальные доказательства того, что такие жюри присяжных менее репрезентативны и менее надежны, а их решения менее точны (Grofman, 1980). Ирония заключается в том, что многие из результатов, на которые он ссылался, на самом деле включают сравнение между собой жюри из 6 и 12 человек, а потому свидетельствуют против первых. Однако, приняв решение в пользу жюри из 6 человек и публично обосновав его, Суд не понял, что и к ним применимы те же самые аргументы, что и к жюри из 5 человек (Tanke & Tanke, 1979).

Из лаборатории – в жизнь: настоящие жюри присяжных и их имитации

Возможно, когда вы читали эту главу, вы обратили внимание на то же, мимо чего не прошли некоторые критики (Tapp, 1980; Vidmar, 1979): как можно сравнивать студентов колледжа, обсуждающих некое гипотетическое дело, и настоящих присяжных, решающих судьбу конкретного человека? Разве между ними нет огромной разницы? Конечно, есть. Одно дело – размышлять над решением, которое принимается в рамках лабораторного эксперимента, и совсем другое – мучительно размышлять над непростыми обстоятельствами и серьёзнейшими последствиями конкретного дела. Именно поэтому Рейд Хасти, Мартин Каплан, Джеймс Дэвис, Юджин Борджида и другие исследователи просили своих испытуемых, среди которых были и настоящие присяжные, использовать материалы реальных процессов. Эти реконструкции были столь реалистичными, что испытуемым порой казалось, будто они присутствуют в зале суда, а не смотрят по телевизору инсценировку (Thompson et al., 1981).

В экспериментах участвовали также и имитационные жюри, в состав которых входили студенты. Вот что пишет об этом Норберт Керр: «Подслушивая обсуждения имитационных жюри, я приходил в восторг от их тонких аргументов, от смеси реальных воспоминаний о деле и их собственных соображений, от их предрассудков, их попыток убедить или подчиниться и от той храбрости, которую временами проявляли те из них, кто оставался в одиночестве. Мне повезло: я смог увидеть в реальной жизни многие из тех психологических процессов, которые изучал! Хотя наши студенческие жюри и понимали, что всего лишь имитируют работу настоящих жюри присяжных, они искренне стремились к вынесению справедливого вердикта» (Kerr, 1999).

В одном из своих решений, касающихся использования жюри, наделенных правом выносить смертные приговоры в делах, в которых вынесение такого приговора потенциально возможно, Верховный суд США выразил сомнение в полезности экспериментального изучения работы жюри. Возражавшие против этого решения судьи утверждали: когда в состав жюри входят только приверженцы смертной казни, нарушается конституционное право подсудимого на «справедливый суд и на участие в нем беспристрастного жюри присяжных, члены которого не настроены на вынесение обвинительного вердикта». По признанию сторонников этой позиции, их мнение преимущественно базируется на «имеющей принципиальное значение однородности результатов, полученных исследователями, привлекавшими для своих экспериментов разных испытуемых и использовавших разные методики». Но большинство судей выразили «серьёзные сомнения в ценности этих исследований для прогнозирования поведения настоящих присяжных». Их оппоненты возражали: сами суды запрещают проводить эксперименты с настоящими присяжными, а «обвиняемых, предубежденных против таких жюри, нельзя лишать единственного доступного им средства доказать свою невиновность».

Защищая лабораторные имитации, исследователи отмечали также, что эксперименты – простой и экономичный способ изучения важных проблем в контролируемых условиях (Bray & Kerr, 1982; Dillehay & Nietzel, 1980). Более того: большинство лабораторных результатов были подтверждены и в условиях, более приближенных к реальным. Никто не утверждает, что упрощенная обстановка, в которой действуют имитационные жюри, – зеркальное отражение такой сложной ситуации, какой является реальный судебный процесс. Скорее справедливо другое: эксперименты помогают нам формулировать теории, с помощью которых мы объясняем тот сложный мир, который окружает нас.

{В наши дни, чтобы облегчить присяжным понимание всех обстоятельств дела, юристы-практики используют новые технологии. На снимке: сцена убийства, воспроизведенная на основании результатов следствия и судебно-медицинской экспертизы средствами компьютерной графики}

Задумайтесь над таким вопросом: чем отличаются эксперименты по изучению жюри от всех остальных социально-психологических экспериментов, представляющих собой упрощенные версии многоплановых реальных коллизий? Изменяя одновременно один или два параметра, экспериментатор выявляет влияние, которое могут оказать на нас один или два аспекта какой-либо ситуации. Именно это и является квинтэссенцией экспериментального метода социальной психологии.

Резюме

Жюри присяжных – это группы, и они подвержены тем же самым влияниям, которым подвержены и все остальные группы: групповой поляризации и обмену информацией, а влияние большинства и меньшинства в них подчиняется тем же самым законам. Исследователи изучили и проверили также и ряд предположений, лежащих в основе некоторых недавних решений Верховного Суда США и касающихся уменьшения количества присяжных в жюри и предоставления им права выносить вердикты не только на основании консенсуса.

Постскриптум автора

Согласно модной в среде интеллектуалов идее, которую иногда называют «постмодернизмом», истина конструируется социально, взгляды всегда отражают культуры, в которой они были сформированы. Это действительно так: в нашей книге мы не раз отмечали, что действительно нередко следуем своим предчувствиям, пристрастиям, культурным склонностям. Социологи и социальные психологи тоже подвержены влиянию чрезмерной самоуверенности, стойкости убеждений, предубеждений против доказательств и предварительных суждений, которые способны сделать человека пристрастным. Создавая и развивая теории, мы руководствуемся предвзятыми идеями и нравственными ценностями, от которых зависят как наши интерпретации, так и выбор предмета исследования и наш язык.

Если мы будем помнить о тех ценностях, которые несет в себе психологическая наука, у нас будут основания для того, чтобы протереть запотевшие очки, через которые мы смотрим на мир. Помня о том, что нам свойственно быть пристрастными и ошибаться, мы можем избежать двух крайностей – не поддаться влиянию ни научной психологии, которая выдает себя за нейтральную по отношению к нравственным ценностям, а на самом деле перегружена ими, ни влиянию безграничного субъективизма, для которого доказательства –- не более чем собранные воедино пристрастия. Смирив гордыню, мы можем подвергнуть проверке те идеи, которые в принципе можно проверить. Если мы считаем, что смертная казнь действительно более, чем любое другое наказание, способствует (или не способствует) снижению уровня преступности, то можем высказать свое мнение так же, как это сделал Верховный Суд. Или можем поинтересоваться, меньше ли убийств совершается в тех штатах, где применяется наказание в виде смертной казни, уменьшилось ли их количество после её введения или увеличилось ли оно после её отмены.

Как мы видели, такие решения, как запрет на использование жюри присяжных в составе 5 человек и отмена раздельного обучения белых и чернокожих детей, были приняты Верховным Судом на основании результатов релевантных исследований социологов и социальных психологов. Но он не принял их во внимание, когда высказывался о связи между смертной казнью и уровнем преступности; о том, рассматривает ли общество смертную казнь как запрещенное Конституцией США «жестокое и неправомерное наказание»; о том, выносит ли суд необоснованные приговоры, проявляя при этом расовые пристрастия, и о том, насколько предрасположены к вынесению обвинительного приговора присяжные, отобранные на основании их толерантного отношения к смертной казни.

О том, что убеждения и нравственные ценности членов Верховного Суда влияют на их восприятие ничуть не меньше, чем на восприятие ученых и обывателей, свидетельствует решение, принятое по итогам президентских выборов 2000 г.: более консервативно настроенные судьи большинством голосов (5 против 4) приняли решение в пользу кандидата с более консервативными взглядами – Джорджа Буша. Именно поэтому нам нужно быть более проницательными – обуздывать свою интуицию и пристрастия и проверять их с помощью доступных доказательств. Если наши убеждения подтвердятся – тем лучше для них. Если нет – тем хуже для них. И психологическая наука, и повседневное критическое мышление базируются на одном и том же – на способности признавать факты.

Модуль В. Социальная психология и надежное будущее

[Некоторые фрагменты этого модуля – адаптированные разделы книги David G. Myers. The American Paradox: Spiritual Hunger in an Age of Plenty, Yale University Press, 2000, в которой читатель может найти дополнительную информацию о материализме, изобилии, неравенстве и благополучии.]

Не успел мир вступить в новое тысячелетие, как отовсюду стали поступать хорошие новости.

– Хотя по сравнению с 1960 г. численность населения планеты удвоилась, производство продуктов питания возросло в 3 раза, и они стоят дешевле, чем когда бы то ни было раньше.

– В большинстве стран Запада уменьшилось количество безработных и живущих на социальные пособия.

– Такой низкой инфляции – «самого болезненного налога», – как сейчас, не было за последние 30 лет; процентные ставки стабилизировались на среднем уровне, а о таких высоких показателях фондовой биржи, как нынешние, можно было только мечтать.

– Уровни цен на автомобили, авиабилеты, бензин и гамбургеры достигли рекордного соответствия уровню инфляции. В 1919 г., чтобы купить полгаллона [Галлон – мера жидких и сыпучих тел, равная 4,54 л. – Примеч. перев.] молока, американец должен был работать 39 минут, сейчас он зарабатывает его всего лишь за 7 минут.

– Снижаются уровень алкоголизма, потребление крепких спиртных напитков и количество тяжелых дорожно-транспортных происшествий по вине пьяных водителей.

– Появились новые лекарства: одни излечивают от рака, а другие повышают сексуальную потенцию.

Сравните нашу сегодняшнюю жизнь с тем, что было век назад, в «старые добрые времена», когда не было водопровода, дети работали на шахтах и на рудниках, продолжительность жизни была невелика, бедные не имели никаких социальных гарантий, большинство людей были практически необразованными, у женщин были ограниченные возможности, национальные меньшинства были лишены прав, ежегодно вырабатывалось меньше электричества, чем сегодня потребляется за один день, тривиальная инфекция могла стоить жизни и когда люди умирали преимущественно от двух болезней – от туберкулеза и пневмонии.

В 1999 г. супруги Джойс и Пол Баулер, серьёзно интересовавшиеся жизнью людей в прошлом веке, вместе с четырьмя их детьми были отобраны Четвертым каналом Британского телевидения (Channel 4 network) из 450 желающих провести 3 месяца в условиях, в которых в 1900 г. жил средний класс (в то время эти условия, должно быть, казались раем по сравнению с теми условиями, в которых жил рабочий класс). Спустя всего лишь неделю, в течение которой им пришлось вставать каждый день в половине шестого утра, готовить еду так, как это делали во времена королевы Виктории, носить корсеты, мыть головы смесью лимонного сока, яичных желтков, борной кислоты и камфары и проводить вечера при свете газовых рожков, они были «близки к тому, чтобы запросить пощады». Но Баулеры продержались. Однако из-за отсутствия окружения, соответствующего викторианской эпохе, реалиям быта начала XX в. явно не хватало романтического флера, присущего фильмам об этом периоде жизни Англии.

«Избавить человечество от большой беды и спасти от неминуемой катастрофы наш общий дом невозможно без кардинальных изменений в управлении природными ресурсами Земли и в образе жизни её обитателей. Мировая научная общественность предупреждает человечество. 1993. Обращение подписано 1600 выдающимися деятелями науки из разных стран мира»

Поэтому нет ничего удивительного в том, замечает экономист Пауль Крюгман, что «если брать в расчет одни лишь материальные обстоятельства, можно не сомневаться: любой согласится с тем, что сегодня беднякам живется лучше, чем верхушке среднего класса – век тому назад» (Krugman, 2000). Современный рабочий класс пользуется всеми благами цивилизации: электричеством, горячим водоснабжением, канализацией, телевидением и средствами передвижения – всем тем, что было неведомо королевским особам прошлого. Воистину, наше время – самое лучшее. В менее развитых странах люди понятия не имеют о такой хорошей жизни и протестуют против приобщения к ней.

Глобальный кризис

Вследствие роста народонаселения и потребления мы превысили потенциальную емкость экологической системы нашей планеты. А это значит, что для того, чтобы будущее было надежным, потребуются контроль над рождаемостью, увеличение эффективности и продуктивности производства и умеренное потребление.

Увы! Те хорошие новости, о которых вы только что прочитали, – лишь половина правды. На всех симпозиумах, проводимых под эгидой ООН, Британского Королевского общества и Национальной академии наук США, лидеры мировой науки отмечают, что мы превысили потенциальную емкость экологической системы нашей планеты. Это значит, что сейчас мы «проедаем свой экологический капитал», а не живем на проценты с него (Heap & Kent, 2000; Oscamp, 2000). Если народонаселение снова удвоится, а потребление возрастет, мы окажемся на грани экологической катастрофы.

Вместо того чтобы обкрадывать своих потомков, не могли бы мы задуматься о более устойчивом развитии и потреблении? Чем могут помочь в решении экологических проблем социальные психологи? Ни для кого не секрет, что эти проблемы – результат деятельности людей: ведь это мы пользуемся спортивными автомобилями, загрязняющими воздух выхлопными газами, едим мясо животных, которых откармливают зерном, и с помощью техники уничтожаем леса. Давайте сначала рассмотрим проблему, а затем – некоторые возможные пути её решения.

Превышение потенциальной емкости экологической системы

Более 200 лет тому назад Роберт Мальтус предвидел наступление такого момента, когда народонаселение Земли превысит потенциальную емкость её экологической системы. Благодаря техническому прогрессу в промышленности и в сельском хозяйстве предсказание Мальтуса о том, что людей на нашей планете будет больше, чем еды, пока что не сбылось. Пока что. Однако задумайтесь над следующими фактами.

«Покупай как можно больше. Обращение к владельцу кредитной карты, 2000»

Рост народонаселения Земли

Хорошая новость: рождаемость падает. Более чем в 40 странах уровень рождаемости опустился до простого воспроизводства (2,1 ребенка на женщину) или ниже. Плохая новость: в развивающихся странах рождаемость падает слишком медленно, и при таком темпе предотвратить прирост населения невозможно. И даже если уровень рождаемости достигает уровня простого воспроизводства, рост населения продолжается из-за большого количества людей, достигших детородного возраста. Как следует из данных, представленных на рис. В.1, после 1830 г. понадобилось 100 лет для того, чтобы население Земли увеличилось до 2 миллиардов человек, но потом оно увеличилось за 30 лет до 3 миллиардов, за 15 лет – до 4, за 12 лет – до 5 и до 6 – тоже за 12 лет. Если современный мир кажется вам перенаселенным, особенно такие бедные страны, как Пакистан и Индия, помните: демографы полагают, что народонаселение Земли увеличится до 7, 8 и 9 миллиардов ещё при жизни большинства читателей этой книги.