Книга "Следы богов" не могла бы быть написана без самозабвенной сердечной и неизменной любви дорогой Сан-ты Файя, которая всегда отдает больше, чем получает, и своим творчеством

В своем объемном труде "Тиауанако: колыбель амери­канского человека" профессор Артур Познански (крупный боливийский ученый немецкого происхождения, чьи ис­следования продолжались почти шестьдесят лет) объясняет, какие астрономические расчеты привели его к нетрадици­онной датировке Тиауанако. Они, говорит он, были осно­ваны "исключительно на разнице наклона эклиптики во время постройки Каласасайи и сегодня".

Что же такое "наклон эклиптики" и почему из-за него возраст Тиауанако увеличивается до 17000 лет?

Согласно определению словаря, наклон эклиптики — это угол между плоскостью орбиты земли и плоскостью небесного экватора, составляющий в настоящее время при­близительно 23° 27'.

Чтобы понять это, представим себе Землю в виде ко­рабля, плывущего по небесному океану. Подобно всем су­дам (будь то планета или шхуна), он слегка поворачивается вместе с зыбью, которая его то поднимает, то опускает. Представьте, что вы стоите на палубе этого корабля. На гребне волны видимый вами горизонт расширяется, внизу в промежутке между волнами он сужается. Процесс этот ре­гулярный, математически повторяющийся как тиканье боль­шого метронома: постоянное, еле ощутимое покачивание, изменяющее угол, под которым вы наблюдаете горизонт.

Теперь вернемся к Земле. Каждому школьнику извест­но, что ось суточного вращения нашей прекрасной голубой планеты слегка наклонена от вертикального направления к ее околосолнечной орбите. Отсюда следует, что земной эк­ватор, а, следовательно, и экватор небесный (который есть просто воображаемое продолжение земного экватора на не­бесную сферу), должен также располагаться тюд некоторым углом к плоскости орбиты. Этот угол и есть наклон эклип­тики. Но поскольку корабль-Земля поворачивается, его на­клон меняется циклически в течение весьма длительных периодов. В течение каждого цикла продолжительностью в 41000 лет наклон изменяется (с точностью и предсказуемо­стью швейцарского хронометра) в пределах 22,1° и 24,5°. Последовательность изменения углов и значение угла на­клона для любого момента истории могут быть однозначно рассчитаны с помощью нескольких строгих уравнений. Со­ответствующая кривая была впервые представлена в Пари­же в 1911 году на Международной конференции по эфеме­ридам; по этому графику можно уверенно и точно опреде­лять связь углов с историческими датами.

Познански сумел датировать Каласасайю вследствие того, что циклическое изменение наклона эклиптики вызывает постепенное, от века к веку, изменение азимутального по­ложения Солнца на восходе и закате. Взяв за основу ориен­тацию определенных сооружений по Солнцу и убедившись, что в настоящее время она несколько иная, он убедительно показал, что в момент постройки Каласасайи угол составлял 23 ° 8 48 ". После этого по графику Международной кон-

ференции по эфемеридам было легко установить, что этому углу соответствует 15000 год до н.э.

Конечно, ни один ортодоксальный историк или архео­лог не готов был согласиться с таким древним происхожде­нием Тиауанако, предпочитая, как упоминалось в главе 8, относить его к 500 году до н.э. Однако в течение 1927-1930 годов некоторые ученые из других научных областей тща­тельно проверили астроархеологические исследования По-знански. Этими учеными были члены весьма представи­тельной команды, которые изучали также данные археоло­гических раскопок в Андах: доктор Ганс Людендорф (в то время директор Потсдамской астрономической обсервато­рии), доктор Фридрих Бекер из "Спекула Ватиканика" и еще два астронома: профессор Арнольд Кольшуттер из Бон­нского университета и доктор Рольф Мюллер из Потсдамс­кого института астрофизики.

В итоге своей трехлетней работы ученые пришли к вы­воду, что в основном Познански был прав. Они не задава­лись вопросом о том, как их заключение может повлиять на господствующие в исторической науке взгляды; они просто подтвердили выводы, сделанные из наблюдений реальной ориентации различных сооружений в Тиауанако. И самым важным из них был вывод, что Каласасайя строилась в соответствии с наблюдениями звездного неба, сделанными очень и очень давно — намного раньше 500 года до н.э. Было отмечено, что оценки Познански (15000 года до н.э.) лежат во вполне разумных пределах.

Если Тиауанако действительно процветал задолго до на­чала истории, то что за люди построили его и для какой цели?

ФИГУРЫ В РЫБЬЕЙ ЧЕШУЕ

Внутри Каласасайи были установлены две массивные скульптуры. Одну из них прозвали Эль-Фрайле ("монах"), она находилась в юго-западном углу. Другая — в центре восточной стороны площадки — тот самый великан, кото­рый был виден из храма.

Вырубленный из красного песчаника, выветренный до неузнаваемости, Монах имеет в высоту около 1,8 метра; он изображает гуманоида, человекоподобное существо с мас­сивными глазами и губами. В правой руке он сжимает не­что, напоминающее нож с волнистым клинком, вроде ин­донезийского криса. В левой руке — предмет, похожий на

книгу в переплете с застежками. Однако сверху из этой книги торчит нечто, вставленное в нее как в ножны.

От пояса и ниже фигура покрыта орнаментом в виде рыбьей чешуи, причем, как бы для того, чтобы дополни­тельно подчеркнуть это обстоятельство, скульптор придал отдельным чешуйкам вид стилизованных рыбьих головок. Познански убедительно настаивает на том, что это обозна­чает "рыбу вообще". В этом случае логично предположить, что Монах — портрет воображаемого или символического "рыбочеловека". На нем есть также пояс с рельефными изоб­ражениями крупных ракообразных, что также работает на эту гипотезу. Что же все-таки имелось в виду?

Я слышал об одном местном предании, которое, думаю, может пролить свет на это. Оно очень древнее и повествует о "богах озера с рыбьими хвостами, которых зовут Чуллуа и Умантуа". Предание, как и рыбоподобные фигуры, пред­ставляется далеким эхом мифов Месопотамии, изобилую­щих рассказами о существах-амфибиях, "наделенньи разу­мом", якобы посетивших землю шумеров в глубокой древ­ности. Вождя этих существ звали Оаннеш (или Уан). Со­гласно халдейскому летописцу Беросу:

В соответствии с преданием, о котором рассказывает Беросус, Оаннеш бьет в первую очередь просветителем:

На сохранившихся ва­вилонских и ассирийских барельефах, изображавших сподвижников Оаннеша, я мог явственно различить рыболюдей. Доминирующей в их одежде, как и у Мона­ха, была рыбья чешуя. И у вавилонских фигур в обеих руках тоже присутствовали неопознанные предметы. Насколько я помнил, они не бьши совсем идентичны, и позднее у меня была воз­можность в этом удостове­риться. Тем не менее что-то общее в них все-таки было.

Другой великий идол Каласасайи был установлен вблизи восточного края пло­щадки, лицом к главному входу; это внушительный монолит из серого андези­та, высотой около 2,7 мет­ра. У него широкая голова, торчащая прямо из несклад­ных плеч, и плоское невы­разительное лицо, которое как-будто смотрит куда-то в пространство. На голове у

него не то корона, не то какой-то тюрбан; волосы аккурат­но уложены вертикально свисающими локонами, что осо­бенно хорошо вицно сзади.

Эта фигура тоже украшена довольно сложным резным орнаментом по всей поверхности тела (как-будто татуиров­кой). Как и у Монаха, ниже пояса ее одежда состоит из рыбьей чешуи и рыбьих символов. И у нее тоже в руках два неопознанных предмета. Тот, что в левой руке, похож

скорее на ножны, чем на книгу в переплете; из него высо­вывается раздвоенная рукоятка. В правой руке — нечто по­чти цилиндрическое, сужающееся посередине, чтобы удоб­нее было держать; верхний конец тоже сужается. Похоже, что этот предмет состоит из нескольких секций, которые вставляются друг в друга; но что это такое — угадать невоз­можно.

От рыбоподобных фигур я направился к Вратам Солн­ца, расположенным в северо-западном углу Каласасайи.

Они представляют собой монолит из серо-зеленого ан­дезита шириной 3,8 м, высотой 3 м и толщиной около 0,5 м;

вес их оценивается в 10 тонн. Задуманные, возможно, как некая Триумфальная арка, только поменьше, они выгляде­ли как "дверь, ведущая из ниоткуда в никуда". Качество обработки камня исключительно высокое, и авторитетные исследователи считают ворота "одним из археологических чудес обеих Америк". Самым загадочным в этих воротах является так называемый "фриз-календарь", высеченный на восточном фасаде вдоль перекладины портала.

В самом центре, в приподнятой части фриза, домини­рует изображение, которое ученые считают еще одной ипо­стасью Виракочи; на этот раз он предстает в ужасном образе бога-царя — такой как раз и призывает небесный огонь. Отважена здесь и его добрая отцовская натура: по щекам текут слезы сострадания. Однако лицо его сурово и твердо, царственная тиара впечатляюща, а в каждой руке у него по молнии. Один из лучших современных исследователей ми­фов Джозеф Кемпбелл предлагает такую интерпретацию этого изображения: "Милость, вливающаяся в мир сквозь Врата Солнца, тождественна громовой энергии, которая уничто­жает, но сама неразрушима..."

Я не спеша изучал остальную часть фриза. Это пре­красно сбалансированная скульптурная композиция из двад­цати четырех фигур, построенных в три ряда "(по восемь в каждом) с обеих сторон от центрального, приподнятого изоб­ражения. Было много попыток, не особенно убедительных, объяснить предполагаемые функции этих фигур как кален­даря. Наверняка можно утверждать лишь то, что они вы­полнены в некоей холодно-карикатурной манере; в том, как они маршируют строем по направлению к Виракоче,

есть действительно что-то математическое, почти механи­ческое. На некоторых надеты маски птиц, у других — заос­тренные морды; у каждого в руке инструмент того же типа, как у божества.

Нижняя часть фриза заполнена орнаментом "меандр" — геометрической последовательностью фигурок в виде сту­пенчатых пирамидок, нарисованных одной непрерывной линией, но так, что каждая последующая повернута относи­тельно предыдущей; предполагали, что этот орнамент тоже выполняет функции календаря.

На третьей колонне справа (и на третьей слева, но не так четко) мне удалось разглядеть довольно отчетливое изоб­ражение головы слона с ушами, клыками и хоботом. Это явилось неожиданностью, поскольку в Новом Свете слоны не обитают. Однако обитали в доисторические времена, как я узнал позднее. Особенно много их было в южньк Андах, до того, как они внезапно вымерли около 10000 года до н.э. Это были представители вида Cuvieronius, слоноподобные отряда хоботных с бивнями и хоботом, похожие на "сло­нов", изображенных на Вратах Солнца.

Я подошел поближе, чтобы лучше рассмотреть этих сло­нов. При ближайшем рассмотрении оказалось, что каждое изображение скомпоновано из двух хохлатых голов кондо­ра, шея к шее (хохолки образуют "уши", а верхние части шей — "бивни"). Получившихся зверей я воспринимал как слонов, тем более что я уже знал о любимом приеме скуль­пторов Тиауанако, которые обожали изображать одни пред­меты при помощи других. Так, явно человеческое ухо на явно человеческом лице могло обернуться крылом птицы. Аналогичным образом роскошная корона могла быть ском­бинирована из голов рыб и кондоров, бровь — из птичьей головки и шеи, мысок обуви — оказаться головой живот­ного и т.д. Поэтому не следует думать, что слоны, состав­ленные из голов кондоров, это случайность, оптическая ил­люзия; это вполне в духе художественной манеры фриза.

Среди сонма стилизованных фигур животных, высе­ченных на Вратах Солнца, можно обнаружить и другие вы­мершие виды. Мне было известно, что исследователи уве­ренно идентифицировали один из них, как токсодона¹², трех­палое млекопитающее, жившее в воде и на суше, длиной около 2,7 метра и высотой в холке 1,5 метра; внешне он выглядел как укороченный и коротконогий гибрид носоро­га и бегемота. Подобно виду Cuvieronius токсодоны были весьма распространены в Южной Америке в позднем плио-

цене (1,6 миллиона лет-назад) и вымерли в конце плейсто­цена, около 12000 лет назад.

На мой взгляд, все это выглядело как мощный аргу­мент в поддержку астроархеологической датировки Тиауа-нако концом плейстоцена и подрывало классическое пред­ставление, согласно которому городу всего 1500 лет; откуда в тфотивном случае взяться изображению токсодона, кото­рого художнику нужно было увидеть? Обращаю внимание читателя на то, что только на фризе Ворот Солнца высечено 46 голов токсодона. Кроме того, его изображения обнару­жены на многочисленных обломках керамической посуды, найденных в Тиауанако. Еще более убедительно выглядят его трехмерные скульптурные изображения. Другими ис­чезнувшими видами, чьи изображения обнаружены, явля­ются четвероногие животные Shelidoterium и Macrauchenia, которые несколько крупнее современной лошади, с трехпа­лой ногой.

В каком-то смысле Тиауанако представляет собой не­что вроде альбома с изображениями вымерших животных, постарше додо, увековеченных в камне.

Но в какой-то момент пришел конец этой летописи натуралиста. На город пала тьма. Этот внезапный конец сам оказался запечатленным в камне — Врата Солнца, этот не­превзойденный образец художественного творчества, так и не бьыи завершены. Судя по некоторым недоделкам фриза, похоже, что нечто внезапное и страшное заставило резчика, говоря словами Познански, "навсегда выронить из рук свой резец" в тот момент, "когда он делал последние штрихи".

ГЛАВА 12 КОНЕЦ ВИРАКОЧЕЙ

В главе 10 мы поведали о том, что Тиауанако строился как порт на берегах озера Титикака, когда озеро было на­много шире и на тридцать метров глубже, чем сейчас. О назначении города наглядно свидетельствуют портовые со­оружения: пирсы, дамбы и затопленные в пределах пре­жней береговой линии доставленные из каменоломни глы­бы. Согласно оценкам профессора Познански, Тиауанако активно использовался как порт примерно с 15000 года до н.э. — даты сооружения Каласасайи, и продолжал эксп­

луатироваться в этом качестве еще 5000 лет, пока не изме­нилось его положение относительно берегов озера ^1Э.

В течение этой эпохи главная гавань города-порта на­ходилась в нескольких сотнях метров к юго-западу от Ка­ласасайи, в месте/которое ныне известно как Пума-Пунку (Ворота Пумы). Здесь раскопки Познански выявили два углубления дна искусственного происхождения по обе сто­роны от "настоящего пирса, величественного причала... где одновременно могли находиться под погрузкой и разгруз­кой от своего тяжкого бремени сотни судов".

Один из блоков, образовывавших пирс, до сих пор ле­жит на месте; вес его приблизительно 440 тонн. Другие имеют вес от 100 до 150 тонн. Отчетливо видно, что многие из крупнейших монолитов соединялись друг с другом ме­таллическими балками, по виду напоминавшими двутавро­вые. Насколько мне известно, во всей Южной Америке та­кая техника кладки обнаружена только в строительных кон­струкциях Тиауанако. Кроме этого места, пазы такой же формы мне довелось наблюдать только в развалинах остро­ва Элефантин на Ниле, в Верхнем Египте '''.

Помимо всего прочего настраивает на размышления и знак креста на многих древних блоках. Он встречается неод­нократно, особенно часто — к северу от Пума-Пунку. Этот символ имеет везде ' одинаковую форму: двойное распятие, идеально сбалансированное и гармоничное, четко очерчен­ное линиями, глубоко врезанными в твердый серый ка-

мень. Даже согласно ортодоксальной исторической хроно­логии, этим крестам не менее 1500 лет. Иными словами, они вырезаны здесь людьми, заведомо не знакомыми с хри­стианством, за целую тысячу лет до того, как на Альтипла-но прибыли первые испанские миссионеры.

Кстати, откуда у христиан появился крест? Думаю, что не только от формы конструкции, на которой был распят Иисус Христос. История его, возможно, гораздо старше. Разве древние египтяне не пользовались иероглифом, очень похожим на крест ("anch", или "crux ansata"), для обозначе­ния жизни, дыхания жизни, вечной жизни? Происходит ли этот знак из Египта, или его родословная тянется еще отку­да-то, из еще более глубокой старины?

С сумятицей всех этих мыслей в голове я бродил вок­руг Пума-Пунку. Передо мной представали низкий пира­мидальный холм довольно солидного размера, заросший высокой травой (в плане — прямоугольник длиной под сот­ню метров), многие десятки громоздких блоков, разбросан­ных вокруг как спички во время ужасающей природной катастрофы, которая, по мнению Познански, постигла Тиа­уанако в XI тысячелетии до новой эры.

По мнению Познански, о том, что непосредственной причиной гибели Тиауанако явилось наводнение, свидетель­ствует

Также было обнаружено, что фрагменты скелетов лю­дей и животных лежат

Можно не сомневаться, что причиной гибели Тиауана­ко была природная катастрофа. И если прав Познански, она произошла более 12000 лет назад. Позднее, когда вода .отступила, "культура Альтиплано пе только не смогла вер­нуться на ранее достигнутый высокий уровень развития, но пришла в еще более глубокий упадок".

Этот процесс был ускорен тем, что землетрясения, ко­торые заставили озеро Титикака окружить Тиауанако, яви-JMCb только первой из многочисленных подвижек в этом районе. Первоначально они вызвали подъем уровня озера, выход его из берегов, а затем стали приводить к противопо­ложному результату, постепенно сокращая глубину и пло­щадь Титикаки. Шли годы, озеро продолжало высыхать дюйм за дюймом, безжалостно удаляя великий город от воды, которая играла такую большую роль в его экономи­ческой жизни.

В то же время существуют свидетельства того, что в районе Тиауанако климат стал более холодным и менее бла­гоприятным для выращивания сельскохозяйственных куль­тур, так что в настоящее время здесь полностью не вызре­вают ни кукуруза, ни даже картофель.

Хотя нелегко сложить в одну цепь все разнообразные элементы сложной цепи событий, однако похоже, что "за критическим периодом сейсмических возмущений", явив­шихся причиной временного затопления Тиауанако, после­довал период относительного спокойствия". Затем медлен­но, но верно "климат стал ухудшаться и становиться более холодным. В конце концов это привело к массовой эмигра­ции населения из Анд в места, где не нужно было так энер­гично бороться за существование".

Судя по всему, высокоцивилизованные обитатели Тиа­уанако, которых в местных преданиях называют "людьми Виракочи", не отступили без борьбы. Существуют доказа­тельства того, что по всему Альтиплано проводились с боль­шой изобретательностью и усердием высоконаучные сельс­кохозяйственные эксперименты, направленные на то, что­бы каким-то образом компенсировать ухудшение климата. Так, например, недавние исследования показали, что в этом регионе в далекой древности кто-то проводил поразительно сложные анализы химического состава многих ядовитых высокогорных растений и их клубней. Причем эти анализы сочетались с разработкой технологии детоксикации потен­циально съедобных овощей, чтобы сделать их безвредными. До настоящего времени "удовлетворительного объяснения 'того, каким путем шли разработчики этой технологии, нет", признается доцент антропологии Вашингтонского универ­ситета Дэвид Броумен ¹⁵.

Подобным образом, в тот же самый период некто, еще не установленный наукой, далеко продвинулся в создании поднятых полей на недавно обнажившихся от ушедшей воды озера землях; результатом этого явились характерные чере­дующиеся полосы поднятия и опущения почвы. Только в 60-х годах нашего столетия удалось понять назначение этих поднятых полос-платформ и мелких каналов. Видимые се­годня эти "вару-ваару", как называют их местные индей­цы, оказались частью агротехнического комплекса, создан­ного в доисторические времена, но "превзошедшего совре­менные системы землепользования" ^1в.

В последние годы некоторые из этих полей были куль­тивированы совместными усилиями археологов и агроно­мов. Оказалось, что на этих экспериментальных участках картофель дает втрое больший урожай, чем на наиболее продуктивных современных полях. Однажды во время нео­бычно сильного заморозка холод "почти не причинил вреда

растениям на экспериментальных участках". На следующий год урожай на поднятых полосах не пострадал от жгучей засухи, "затем — от наводнения, когда затопило соседние фермерские поля". Эта простая, но эффективная агротех­ническая система, изобретенная культурой такой древней, что никто даже не знает ее названия, оказалась настолько успешной, что вызвала широкий интерес у правительства Боливии и у международных агентств по развитию и испы­тывается в настоящее время в других регионах мира.

Еще одно наследие Тиауанако и виракочей скрыто, воз­можно, в языке, на котором говорят местные индейцы-аймара — языке, который некоторые лингвисты считают древнейшим в мире.

В 80-е годы боливийский специалист по вычислитель­ной- технике Иван Гусман де Рохас случайно обнаружил, что аймарский язык не только очень древний, но и "приду­манный" — он сознательно и искусно сконструирован. С этой точки зрения наиболее примечателен синтаксис, кото­рый имеет настолько "жесткую" структуру и настолько од­нозначен, что это было бы просто невероятно для нормаль­ного "органического" языка¹⁷. Эта синтетическая и высоко­организованная структура означает, что аймарский язык легко может быть преобразован в компьютерный алгоритм для машинного перевода. "Аймарский алгоритм используется в качестве переходного языка-моста. Оригинал переводится на аймарский язык, а с того переводится на другие языки".

Не слишком ли простое совпадение, что на искусствен­ном языке, синтаксис которого хорошо совместим с компь­ютером, говорят сегодня в окрестностях Тиауанако? Может быть, аймарский язык является частью научного наследия, •которое предания приписывают виракочам? Если так, то что еще есть в этом наследии? Какие еще фрагменты старой и забытой мудрости разбросаны вокруг — фрагменты, кото­рые, возможно, внесли достойный вклад в богатство и раз­нообразие многих культур, возникших в этом регионе за 10000 лет, предшествовавших конкисте? Может статься, именно обладание частью этих фрагментов позволило на­чертать линии в Наска и помогло предшественникам инков совершить "невозможное" — возвести каменные стены в Мачу-Пикчу и Саксайуамане?

У меня никак не выходили из головы люди Виракочи которые, как рассказывают многие легенды, ушли, "шагая по водам" Тихого океана, или "чудесным образом передви­гались по морю".

Куда направились эти мореходы? Какова была их цель? И с какой стати они предпринимали такие мучительные усилия, чтобы стойко держаться за Тиауанако, прежде чем признать поражение и переселиться оттуда? Возможно, имен­но это место имело для них особую значимость?

После нескольких недель работы в Альтиплано, сопря­женной с постоянными поездками из Ла-Паса в Тиауанако и обратно, мне стало ясно, что ни руины древних цивилиза­ций, стоящих вне пределов нашего понимания, ни столич­ные библиотеки не способны дать мне никаких новых от­ветов. Похоже, что боливийский след остыл...

И только в 3000 километрах к северу, в Мексике,, мне удалось нащупать его снова.

ЧАСТЬ III

ПЕРНАТАЯ ЗМЕЯ:

ЦЕНТРАЛЬНАЯ АМЕРИКА