Книга, вышедшая в Париже в «ymca-press»

Милостивый государь г. редактор.

Позвольте настоящим предложить Вам для напечатания в Вашем уважаемом журнале четыре очерка под общим заглавием «Живые встречи» (Ив. Бунин, Д. Ратгауз, Б. Лазаревский и Анатолий Каменский). О сущности их позволю себе сказать несколько слов. При написании их мною руководило желание отразить русского писателя в свете революции, дать его духовный облик сейчас на виду у событий в России и дать, наконец, факты, которые не могли не отразиться и отразились на духовном облике того или другого писателя. Конечно, при этом я контролировал себя тем духовным обликом писателя, который встал из знакомства с его произведениями.

Первая группа «Живых Встреч» состоит из Ив. Бунина, Д. Ратгауза, Б. Лазаревского и А. Каменского. Я желал бы, если это возможно, чтобы помещена была вся группа в одной книжке и в указанной последовательности.

Вторая группа, работу над которой я теперь заканчиваю, заключает в себе: Ев. Чирикова, Ив. Наживина, Вл. Лодыженского и Г. Вильяма. Затем я предполагаю работать над М. Волошиным, Сергеевым-Ценским, И. Эренбургом и В. Брюсовым и т. д.¹

Если очерки мои подойдут Вам и будут Вами взяты — не откажите уведомить меня об этом. Гонорар, ввиду запутанности и валюты и перевода его, всецело предоставляю определить Вам, а переслать его можно чеком на любой германский банк.

В заключение позволю себе сообщить о себе: Глеб Васильевич Алексеев, сотрудник «Русского Слова» (пом<ощник> редактора провинц<иального> отдела, фельетоны под псевдонимом Ноэль), затем в последовательности — пом<ощник> редактора «Новостей Дня» в Киеве, редактор литературной газеты «Наш Понедельник» в Киеве, пом<ощник> редактора «Св<ободной> Речи» в Ростове-на-Дону, ныне сотрудник «Общего Дела» В.Л. Бурцева и берлинского «Руля». Помимо того, был членом редакции офицерской газеты в Москве «Война и Мир» и в последние годы сотрудником «Русских Ведомостей».
Мой адрес:

Siidslavien, Dalmatia, Dubrovnik, otuk Sipan, Gleb Aleksejev.

С совершенным почтением

Глеб Алексеев.

P.S. Прошу Вас не отказать в любезности распорядиться о высылке Вашего журнала с № 1 (если возможно), т.к. достать его в продаже в Югославии нельзя.
2
21.III.1921

Многоуважаемый Александр Семенович.

Сегодня только — видите каковы условия писательской работы за границей — мне удалось достать первую книжку Вашего журнала «Русская Книга», из нее я узнал, что мой рассказ «Франц-Иосиф» напечатан в пятой книге «Объединения»². Позвольте же обратиться к Вам с покорнейшей просьбой не отказать сообщить, каким образом мог бы я достать эту книжку журнала, т.к. рукописи второй у меня не сохранилось по условиям эвакуации, а она очень нужна мне, т.к. я собираюсь издать свои военные рассказы отдельной книжкой. Быть может, вы не отказали бы в любезности прислать мне эту книгу хоть на время. По миновании надобности я с большой благодарностью верну ее вам.

В ответ на ваше обращение в статье журнала ко всем пишущим сообщить о себе дополнительные данные позвольте рассказать вам нижеследующее о себе:

За последние два года я работал над целым рядом «рассказов военного времени»: за время войны я был офицером. Мною закончены окончательно рассказы: «Живая тупь», «Дыхание войны», «Петр Пчелкин», «Самое страшное» и повесть «Мародер». Один из рассказов военного времени, а именно «Франц Иосиф» был отдан мною «Объединению» и также вошел бы в первую книгу, если бы я сумел Достать его рукопись или журнал. Два рассказа, взятых В. Севским для «Донской Волны», погибли, видимо: Севский расстрелян³, и судьба рукописей моих мне неизвестна. Об издании этих рассказов я веду сейчас переговоры с «Русско-Болгарским книгоиздательством», но с большей охотой хотя бы часть их издал в Берлине, если бы это было возможно. Живя в глухом углу Югославии, я совсем не в курсе сегодняшнего литературного дня. Б.А. Лазаревский⁴ советовал мне войти в переговоры с Дьяковой или «Словом», где издавался Дроздов, но я не знаю, точно возможно ли это?

Лето 1920 года мне пришлось прожить в деревне, следствием чего явились очерки мои: «Земля пробуждается» (очерки революционной деревни). Их отрывками я печатал в «Таврическом Голосе», «Свободной Речи», «Народной Газете», «Заре России» и в белградской «Русской Газете»⁵.

Помимо того немного работаю над «Живыми Встречами» — четыре из них я послал уже вам. И имею еще законченными «Ев. Чириков, В. Лодыженский, Ив. Наживин, Г. Вильям и Вл. Дорошевич». Если вам подойдут такие очерки — сходные портреты писателей при огне революции, я вам их пришлю. Их, эти «Живые Встречи», тоже можно было бы издать отдельной книжкой, хотя бы в виде библиотеки «Антик»⁶.

Буду очень признателен Вам, если Вы сделаете распоряжение о высылке мне вашего журнала (от № 2), а также посодействуете, насколько возможно, в деле издания моих произведений в Берлине.

Мой адрес:

Dalmatia, Ragusa (Dubrovnik) otuk Sipan, Gleb Alekseev.

Искренне уважающий Вас Глеб Алексеев.

21/Ш. 1921,

Остров Шипан
3
8/1V 1921

Глубокоуважаемый Александр Семенович.

Получил Ваше письмо и журнал «Русская Книга» — приношу Вам большую благодарность, т.к., ознакомившись с ним, почувствовал себя вновь неоторванным и в литературном курсе.

Ничего не имею против, если «Живые Встречи» будут напечатаны в «Голосе России». Очень хотел бы иметь эту газету, т.к. в наших барсучьих норах ее даже купить невозможно, и я, напр., ни одного живого № «Голоса России» до сих пор не видел. В ближайшее время постараюсь выслать Вам еще ряд «живых встреч».

Что касается издания отдельной книжкой — кое-что я послал по совету Лазаревского издательствам О. Дьяковой и «Мысль» для мал<ой> библиотеки, но ответа от них пока еще не имею.

Сейчас я имею готовую повесть «На потревоженных пажитях» — очерки революционной русской деревни. В отрывках — она печаталась в газетах Юга России: «Св<ободная> Речь», «Тавр<ический> Голос», «Заря России» и в белградской «Русской Газете». Часть рукописей ее взята была Сувориным для «Лукоморья», Лазаревским для «Путей России» (ростов<ские> журналы), а также В. Севским для его «Донской Волны». Кое-что из этих рукописей безнадежно пропало, но за последние месяцы я вновь переработал эту повесть и очень хотел бы издать ее на русском языке. Тем более, что сейчас она переводится на хорватский язык и в скором времени выйдет отдельной книгой.

Тема повести — сегодняшний быт русской деревни, вернее, портреты сельских буржуев и православных коммунаров. Взяло бы такую вещь «Унив<ерсальное> Изд<ательство>», о котором вы пишете? Ответьте мне — и я пришлю Вам ее рукопись.

Позвольте еще указать Вам на следующее обстоятельство: в моем распоряжении сейчас имеется очень много неиспользованных клише большого журнала «Пути России», а также кое-какие рукописи: Слезкина, Лазаревского, Ломакина, Дроздова, Л. Столицы, Касаткина-Ростовского, Ев. Венского и др. — остатки означенного ростовского журнала. Из всего этого материала можно сделать недурной альманах, и если бы, напр., A.M. Дроздов взялся за это дело — я бы мог ему выслать все эти материалы.

Мой адрес: Dalmatien (Ragusa), Dubrovnik, otuk Sipan.

В ожидании Вашего ответа

Готовый к услугам

Глеб Алексеев.

4

<6 авг. 1921>

Многоуважаемый Александр Семенович.

В Вашем письме от 31 марта Вы писали, что передали мои «Живые Встречи» в «Универ<альное> Книг<оиздательст>во»⁷, и вместе с тем просили разрешения напечатать их предварительно в «Голосе России». Я тогда же ответил Вам, что ничего не имею против напечатания их в «Гол<осе> Р<оссии>», буду очень рад, если они (я бы и еще мог Добавить «Жив<ых> Встр<еч>») выйдут отдельной книжкой и просил Вас не отказать в любезности известить меня об их судьбе. Были ли они напечатаны? Есть ли возможность выпустить их во «Всеобщей библиотеке»? Для «Всеобщей библиотеки», приславшей мне перечень своих изданий, среди которых я углядел Лебедева «В огне гражданской войны» и Зензшюва «Русское Устье»—я мог бы предложить только что законченную повесть «На потревоженных пажитях», очерки русской деревни, потревоженной первым шквалом большевизма. Она, кажется мне, подошла бы к заданиям издательства, т.к. не носит чисто беллетристического характера (что очень сейчас трудно), а является рядом очерков, фотографическим (быть может) отображением сельского быта с некоторой долей публицистики.

Из новых трудов, над которыми я сейчас работаю, позвольте назвать вам: «Без родины» (очерки русского изгнания), которые пойдут, вероятно, в «Зарницах»⁸. Это тот же невеселый беженский наш быт. «Зарницам» сдал четыре очерка: «Голубые цветы», «Две правды», «Скучно» и «Смерть серебряного голубя»⁹.

Всей душой стремлюсь приехать в Берлин, т.к. здесь кусок хлеба приходится добывать тяжелым физическим трудом (я арендую небольшое имение на острове Шипане), и жду как праздника приезда A.M. Дроздова, который обещает навезти для совместного прочета целую кучу рукописей своего нового журнала¹⁰, и взамен отдыха у меня — увезти меня с собой в Берлин.

Позвольте пожелать Вам всего хорошего и ждать от вас ответа о судьбе моих рукописей.

Искренне уважающий Вас

Глеб Алексеев.

Адрес: Gleb Aleksejev, otuk Sipan, Dubrovnik, Siidslavien.

6 августа 921 года.

5
Многоуважаемый Александр Семенович.

Позвольте предложить Вам для «Русской Книги» — две заметки".

Вместе с тем я хочу побеспокоить Вас большой просьбой. Обстоятельства (целый ряд их) требуют моего личного приезда в Берлин, я в каменистой глуши своего острова не знаю, как, куда и с какого рода заявлением нужно обратиться. Дроздов писал мне, что очень хочет приехать ко мне, я исхлопотал ему визу, но не едет и вероятно не приедет. Назад в Берлин по переписке мы предполагали вернуться вместе.

Сейчас приходится мне ехать одному. Зная за наверное, что визы мне не дадут, если за меня не будут хлопотать в самой Германии, я решил побеспокоить об этом Вас и его, A.M. Думаю, что если бы я указал, что еду в Германию, в Берлин, крупный русский издательский центр' издаваться, и это заявление мое поддержали бы Вы и A.M. — мне удалось бы в начале октября приехать на месяц-полтора¹².

Если эта просьба моя не затруднит Вас, буду очень признателен за любезность.

Готовый к услугам и искренне уважающий Вас

Глеб Алексеев.

21 августа н.с. 1921 года.

о. Шипан.
6
<5. 11.22Berlin>

Многоуважаемый Роман Борисович.

Простите за надоедливость. Но в заметке о «Книгоизд<атель-стве> писателей» обязательно надлежит сделать поправку:

1) Зарубежный сборник — выбросьте всю целиком, а вместо нее поставьте без фамилии:

1) «Одиссея» — зарубежный сборник¹³.

И больше ничего. Толстой с Эренбургом не укладываются в одну книгу. Очень прошу во избежание новых меж ними недоразумений¹⁴.

Ваш Гл. Алексеев.

7
Berlin, 29 декабря 1922

Многоуважаемый Александр Семенович.

Посылаю вам пару заметок, о которых говорил в «Доме Искусств»¹⁵.

Буду очень признателен, если найдете возможность поместить.

Искренне преданный

Глеб Алексеев.
8

27 февраля 1924 Москва

Дорогой Александр Семенович.

Воротясь из дальних странствий — нашел ваше письмо. Конечно, я постараюсь сделать все, что только возможно в отношении этой вашей просьбы. Но боюсь, что окажусь бессильным. Наркоминдел — это такое огромное учреждение, что в нем можно с головой потонуть даже знающему человеку, а мне, европейцу и иностранцу, тем паче. Как только добьюсь каких-либо результатов — немедленно вам сообщу'⁶.

Что касается Волошина, то я уже перевел ему 30 дол<ларов> аванса в счет гонорара и потому вы можете быть теперь спокойны. Дело с его гонораром затянулось не по моей вине, мне очень неловко перед ним и вами¹⁷.

Крепко жму вашу руку, что с особенным удовольствием сделал бы здесь в Москве. Когда вы наконец приедете домой, устанете от сутолоки и машинного визга заграничной жизни?

Искренне Ваш

Глеб Алексеев.

ПРИЛОЖЕНИЕ¹⁸
Здравствуй, дорогой Аминад Петрович, шлю тебе привет из далекой Далмации, куда, наконец, выбросила меня судьба. На прочные берега. Расскажу тебе о себе немного и о наших близких сора-ботниках. После Одессы много и долго странствовал я по вооруженным силам юга России, попал в Турцию, потом в Грецию, потом в Далмацию, где из литератора российского превратился в помещика, и довольно крупного. Живу в цветах, виноградниках, фруктовом саду, но работаю мало — дописываю книгу мою «Земля пробуждается», отрывки которой печатались и в Крыму, и в Ростове, и в Новороссийске, и в Белграде. Помаленьку пишу в «Общее Дело», буду очень рад, если и ты отведешь мне маленькое местечко в своем журнале¹⁹, поставишь меня в список сотрудников и вышлешь его мне.

А.И. Ксюнин²⁰ в Белграде. Думаю, что он приедет ко мне, так как вообще, если мне повезет в моем новом занятии, я хочу устроить у себя уголок отдыха для писателей русских.

Вилли²¹ убит. Увы! — это известно теперь довольно точно после поездки Ксюнина в Севастополь. И при том как глупо убит. Как тебе известно, он никогда не был офицером, но когда Добрармия дошла до Орла, Вилли одел погоны и очень нравился в них дамам. Когда Добрармия откатилась к Ростову, «друзья», которых у Вилли всегда было много, устроили его на фронт, и вот в декабре в Ростове, когда наши уже отошли, Вилли для чего-то поскакал с разъездом в город, напоролся на разъезд большевиков и был зарублен на улице. Жену, Елену Алексеевну, он оставил еще в Одессе, по слухам, она в монастыре.

Женя Венский²² неизвестно где. Он в момент отступления из Екатеринодара оставался в нем в сыпном тифу. Виктор Севский расстрелян. Ни о Пильском²³, ни о Васе Регинине²⁴ — не имею никаких сведений около года.

Вот тебе невеселые новости, если только ты не слышал ранее обо всем, что я тебе пишу.

Если у тебя в редакции бывает Б.А. Лазаревский, скажи ему, что я жив (в Ростове я лежал в тифу, когда в него входили большевики, и в тифу же ушел пешком из города), и сообщи ему мой адрес.

Жду от тебя вестей и журнал.

Мой адрес: Dalmatia, Ragousa, otuk Sipan, Gleb Aleksejeff.

Твой Глеб Алексеев.

5 февраля н.с. 1921.

Многоуважаемый Александр Семенович!

Прочел в «Новом мире»¹ объявление о Вашем журнале «Русская Книга» с подробным оглавлением третьего №. — В Париже нам так и не удалось побеседовать (отнюдь не по моей вине) и потому я не могу судить, насколько мы могли бы делать совместно общее дело. Да и времени прошло много со времени Вашего пребывания в Париже: изменились обстоятельства, изменились цели и люди.

Ввиду всего этого я позволяю себе обратиться к Вам с просьбой: сообщите мне, могу ли я быть полезным Вашему журналу и чем именно. Вот уже год, как я отстаиваю мысль о прекращении вооруженной борьбы с большевистским правительством, а теперь (тоже уже довольно давно) я полагаю, что всякие вообще «срывы» советской России были бы лишь во вред России. Нет такой силы, которая могла бы прийти на смену теперешнему режиму, разломав все сделанное им, и которая вместе с тем могла бы сама что-то осуществить и что-то хорошее создать. Спасение России и остальных народов в естественной эволюции к новым формам социальной жизни, требуемой и сознанием приобретших небывалую политическую силу трудящихся масс, и событиями последних лет. Если эта эволюция не сумеет осуществиться, то взамен нее придет мировая революция. Tertium non datur. Бороться с этими эволюцией или революцией по рецептам Керенского, или Милюкова, или Струве — значит в лучшем случае играть невольно им же в руку («но какою ценой!»), j а в худшем играть в руку самой дьявольской анархии.

Таково — основное в моем политическом настроении, которое долго вынашивалось и, надеюсь, способно выдержать всякие испытания.

Если, как я могу предполагать, подобное настроение не способно отпугивать Ваш журнал, мы могли бы столковаться и относительно того, что Вам могло бы быть нужным от меня для него².

В Париже появилось довольно много книг, о которых следовало бы написать. У меня имеется очень интересная книга Н.В. Устрялова, присланная им мне из Харбина³. Есть у меня много своих тем, на которые хотелось бы написать, но во Франции нет соответствующего русского органа.

С искренним приветом

Ю. Ключников.

(Юрий Вениам<инович> Ключников)

32, г. La Fontaine

Paris (XVI)

КОММЕНТАРИИ