Книга за год покорила сердца миллионов читателей, собрала огромное количество литературных премий, переводится на 36 языков и по ней уже снимается фильм

придется слушать не по порядку...

Но какая, в конце концов, разница?

Какая разница?

Камилла нажала кнопку на пульте, закрыла глаза и оказалась в раю...

Она одна в этой гигантской квартире, с бокалом нектара в руке, а вокруг - ангельское пение.

Даже хрусталики люстры позвякивали от счастья.

Cum dederit dilactis suis somnum

Esse, haereditas Domin filii: merses fructus ventris .

Это был номер 5-й, и она прослушала его раз четырнадцать, не меньше.

И на четырнадцатый раз ее грудная клетка наконец взорвалась и рассыпалась на тысячу осколков.

Однажды, когда они с отцом сидели вдвоем в машине и она спросила, почему он всегда слушает одну и ту же музыку, отец ответил: "Человеческий голос - самый прекрасный из всех инструментов, самый волнующий... Даже величайший виртуоз мира никогда не сумеет передать и четверти эмоций, которые способен выразить красивый голос... Голос - частица божественного в человеке... Это начинаешь понимать с возрастом... Я, во всяком случае, осознал это далеко не сразу, но... Может, хочешь послушать что-нибудь другое?"

Она успела ополовинить бутылку и поставила второй диск, когда кто-то зажег свет.

Все получилось просто ужасно, она прикрыла глаза руками, музыка внезапно показалась

ей совершенно неуместной, голоса - почти гнусавыми. За две секунды мир провалился в

чистилище.

- А, ты здесь?

- ...

- Наверху?

- Нет, у родителей...

- Сам видишь...

- Работала сегодня?

- Да.

- Да ничего...

- Что слушаешь? "Casta fiore"?

- Нет, это месса...

- Ты что, верующая?

Она непременно должна познакомить его с тем охранником... Эти двое поладят... Даже лучше, чем старички из "Маппет-шоу"...

- Вообще-то, нет... Слушай, погаси свет, если нетрудно.

Он ушел, но очарование было нарушено. Она протрезвела, а диван утратил форму облака. Она попыталась сконцентрироваться, взглянула на оглавление. Так, на чем мы остановились?

Deus in adiutorium meum intende

Помоги мне, Господи!

Точнее не скажешь.

Этот олух явно искал что-то на кухне, ругаясь и срывая раздражение на дверцах

шкафчиков.

- Эй, ты не видела два желтых судка Tupperware? О боже...

- Большие?

- Ну да.

- Черт... Никогда ничего не найдешь в этом бардаке... Что вы делаете с посудой? Жрете ее, что ли?

Камилла со вздохом нажала на "стоп".

- Могу я задать тебе нескромный вопрос? Зачем ты ищешь судки в два часа ночи, в

Рождество?

- Затем. Они мне нужны.

Ладно. Бесполезно. Она встала и выключила музыку.

- Это моя система?

- Да... Я позволила себе...

- Черт, вещь просто суперская... Надо же, ты меня не нагрела!

- Да уж, не нагрела...

Он изумленно вытаращил на нее глаза.

- Зачем ты дразнишься?

- Низачем. Счастливого Рождества, Франк. Пошли поищем твой котелок. Да вот же он, на микроволновке...

Она снова легла на диван, а он принялся за перестановку в холодильнике. Закончив, молча пересек гостиную и направился в душ. Камилла спрятала лицо за стаканом: она наверняка израсходовала весь бак...

- Блин, кто вылил всю воду?

Он вернулся через полчаса - в джинсах и голый по пояс, свитер надел не сразу...

Камилла улыбалась: это уже не намек, а чистой воды приглашение...

- Можно? - спросил он, кивнув на ковер.

- Будь как дома...

- Глазам не верю - ты ешь?

- Сыр и виноград...

- Это у тебя десерт?

- Нет, ужин...

Он покачал головой.

- Знаешь, это очень хороший сыр... И чудный виноград... И прекрасное вино...

- Налить?

- Да нет, спасибо...

У Камиллы отлегло от сердца: ей было бы жаль до душевной боли поделиться с ним

остатками "Мутона-Ротшильда"...

- Все путем?

- Что?

- Ну... да... А у тебя?

- Устал...

- Работаешь завтра?

- Не-а.

- Хорошо, сможешь отдохнуть...

Содержательная беседа...

Он подошел к столику, подцепил футляр от CD, вытащил пакетик с травкой.

- Скрутить тебе?

- Нет, спасибо.

- Какая ты правильная...

- У меня свое зелье... - Она взяла стакан.

- Ну и зря.

- Почему, разве алкоголь вреднее наркотиков?

- Конечно. Можешь мне поверить, уж я-то алкашей на своем веку повидал... И никакой это не наркотик... Это как Quality Street для взрослых...

- Верю на слово...

- Не хочешь попробовать?

- Нет, я себя знаю... Уверена, что мне понравится!

- Ну и?

Она удивилась самой себе. С чего это она так с ним разоткровенничалась? Может, слегка перебрала?

- Если я пью, то пью слишком много, если курю, обкуриваюсь, если влюбляюсь, теряю рассудок, а когда работаю - довожу себя до изнеможения... Ничего не умею делать нормально, спокойно...

- А когда ненавидишь?

- Об этом мне ничего не известно...

- Я думал, ты меня ненавидишь.

- Пока нет, - улыбнулась она, - пока еще нет... Когда это случится, ты не

ошибешься... Почувствуешь разницу...

- Ладно... Ну так что, твоя месса закончилась?

-Да.

- Знаешь... Не уверена, что наши вкусы сходятся...

- Может, кое в чем и сойдутся... Подожди... Дай подумать... Уверен, что найду хоть одного певца, который тебе тоже понравится...

- Попробуй.

Он скрутил косячок и сходил к себе за диском.

- Что это?

- Ловушка для девушек...

- Ричард Кочанте?

- Да нет...

- Хулио Иглесиас? Луис Мариано? Фредерик Франсуа?

- Нет.

- Герберт Леонард?

- А, я знаю! Рош Вуазен!

I guess I'll have to say... This album is dedicated to you...

- Нееееет...

- Дааааа...

- Марвин?

- Ну! - Он развел руки. - Ловушка для девушек... Я же говорил...

- Обожаю.

- Я знаю...

- Мы настолько предсказуемы?

- Нет, к несчастью, вы совершенно непредсказуемы, но номер с Марвином проходит

всякий раз. Не было в моей жизни ни одной девушки, которая не "поплыла" бы...

- Так уж и не было?

- Не было, не было, не было... Конечно, были! Но я их не помню. Они не в счет... А может, у нас до этого просто не доходило...

- Ты знал много девушек?

- Что значит знал?

- Эй! Зачем выключил музыку?

- Затем, что ошибся - поставить-то я хотел совсем другое...

- Да нет, оставь! Это мой любимый певец! А ты хотел поставить Sexual Healing? Если так, то вы предсказуемы... Ты хоть знаешь историю этого альбома?

- Которого?

- "Here my dear".

- Нет, я редко его слушаю...

- Хочешь расскажу?

- Погоди... Сейчас я устроюсь... Передай мне подушку...

Он раскурил свой косячок и прилег a la "древний римлянин", подперев голову рукой.

- Валяй, рассказывай...

- Ну так вот... Но учти, я не Филибер, так что опишу в общих чертах. Here my dear означает примерно следующее: вот моя дорогая...

- Дорогая - в смысле недешевая?

- Нет, в смысле драгоценная... - пояснила она. - Первой большой любовью Марвина

была девушка по имени Анна Горди. Говорят, первая любовь - всегда последняя, не знаю, так это или нет, но Марвин точно не стал бы тем, кем он стал, если бы не встретил ее... Анна была сестрой большой шишки из Motown, основателя компании Берри Горди. Она была своей в этой среде, а из него талант так и пер, ему было всего двадцать, ей - почти вдвое больше, когда они встретились. Страсть, любовь, морковь и все такое прочее... Именно она запустила его на орбиту, поставила на рельсы, помогла, направила по верному пути, поддерживала и ободряла. Пигмалион в юбке, если угодно...

- Кто-кто?

- Гуру, тренер, ядерное топливо... Им так и не удалось родить своего ребенка, и они в конце концов усыновили мальчика, но уже в 77-м их брак начинает разваливаться. Он - звезда, почти бог... Их развод - впрочем, как и все разводы на свете - превратился в настоящий кошмар... Еще бы, ставки-то в игре были запредельные... Битва была кровавая, и адвокат Марвина предложил выход, который мог успокоить страсти: все деньги, вырученные за будущий альбом Марвина, должны были достаться его бывшей жене. Судья утвердил решение, и наш идол радостно потирал руки: он собирался втюхать ей слепленное на скорую руку дерьмецо... Вот только сделать этого он не мог... Невозможно просто так сбыть с рук великую любовь. Ну в общем, кое-кому, может, и удается, но не Марвину... Чем больше он размышлял, тем яснее понимал, что повод слишком уж хорош... А может, наоборот, совершенно ничтожен... Ну так вот, он уединился и создал это маленькое чудо, в котором описал всю их историю: встречу, страсть, первые столкновения, ребенка, ревность, ненависть, гнев... Вот,

слышишь? Anger, когда все разлаживается? А потом успокоение и начало новой любви... Это сверхщедрый подарок, ты так не думаешь? Он выложился до конца, показал то лучшее, на что был способен, - и все это ради альбома, который не должен был принести ему ни гроша...

- Понравилось?

- Кому, ей?

- Да.

- Угу...

- Слушай, а ты в это веришь?

- Во что в это?

- Что первая любовь - всегда последняя?

- Не знаю... Надеюсь, что нет...

Они дослушали диск до конца в полном молчании.

- Ну ладно... Черт, скоро четыре... Завтра опять будет тот еще видок...

Он встал.

- Будешь праздновать с семьей?

- С тем, что от нее осталось...

- А осталось-то много?

- Вот столечко... - он почти соединил большой и указательный пальцы...

- А у тебя?

- Вот столько... - она махнула рукой над своей макушкой.

- Ага... Значит, целый выводок... Ну пока... Спокойной ночи...

- Останешься спать здесь?

- Помешаю?

- Нет-нет, конечно нет, это я так, для справки...

Он обернулся.

- Будешь спать со мной?

- Что-о?

- Нет-нет, это я так, для справки... Он просто пошутил.

13

На следующее утро Камилла встала около одиннадцати. Франка уже не было. Она

Если бы меня попросили свести мою жизнь к одному-единственному событию, я назвал бы следующее: в семь лет почтальон переехал мне голову...

Около трех она оторвалась от чтения и вышла за табаком. В праздничный день почти все магазины были закрыты, но покупка табака была скорее предлогом - ей хотелось дать истории отстояться, предвкушая следующую встречу с новым другом.

Широкие авеню 7-го округа были пустынны. Она долго искала открытое кафе и заодно позвонила дяде. Жалобы матери ("Я слишком много съела...") растворились в долетавших до нее по проводам смехе и радостных возгласах родственников.

На тротуарах уже появились елки.

Она постояла на террасе Трокадеро, любуясь акробатами на роликах и жалея, что не захватила с собой блокнот. Их сложные кульбиты не слишком ее занимали, куда интереснее были всякие хитрые устройства - качающиеся трамплины, маленькие сверкающие пирамидки, выстроенные в ряд бутылки, стоящие на ребре доски, на которых можно было с большим успехом свернуть шею и потерять штаны...

Она думала о Филибере... Что он делает в это самое мгновение?

Вскоре солнце скрылось и холод обрушился ей на плечи. Камилла зашла в одну из

роскошных пивных на площади, заказала клубный сэндвич и принялась рисовать на бумажной скатерти пресыщенные лица местной золотой молодежи. Юнцы обнимали за талии прелестных, напоминающих кукол Барби подружек, похваляясь друг перед другом мамочкиными чеками.

Она прочла еще строчку Эдгара Минта и перебралась на другой берег Сены, стуча зубами от холода. Она подыхала от одиночества.

Я подыхаю от одиночества, вполголоса повторяла она себе под нос, подыхаю от

одиночества...

Может, пойти в кино? А с кем потом обсуждать фильм? Зачем человеку эмоции, если не с кем ими поделиться? Она толкнула плечом дверь, поднялась в квартиру и почувствовала разочарование, найдя комнаты пустыми.

Она немножко прибралась для разнообразия и вернулась к чтению. Нет такой печали, которую не могла бы утолить книга, говорил Монтень, а Монтень никогда не ошибался.

Когда щелкнул замок, она села по-турецки на диванчик и изобразила полное безразличие.

Он был с девушкой. Не с давешней, с другой. Но тоже весьма колоритной.

Они быстро прошли по коридору и закрылись в его комнате.

Камилла включила музыку, чтобы заглушить их любовные восторги.

Н-да...

Неловкая ситуация. Хуже не придумаешь.

Через какое-то время она услышала, как они разговаривают у входной двери.

- Ты что, не идешь со мной? - удивлялась девица.

- Нет, я еле на ногах стою, не хочу выходить...

- Вот это мило... Я бросила своих, чтобы быть с тобой... Ты обещал повести меня

поужинать...

- Я же сказал, что подыхаю от усталости...

- Ну давай хоть выпьем....

- Хочешь пива?

- Не здесь...

- Да сегодня же все закрыто... К тому же я завтра работаю!

- Поверить не могу... Так что, мне убираться?

- Да ладно тебе... - Его голос смягчился. - Не устраивай сцен... Приходи завтра

вечером в ресторан...

- Когда?

- К полуночи...

- К полуночи...Черт знает что такое... Ладно, пока...

- Обиделась?

- Привет.

Он не ожидал увидеть ее на кухне - Камилла сидела, завернувшись в одеяло.

- Ты была здесь?

Она молча подняла на него глаза.

- Чего ты так на меня смотришь?

- Как так?

- Как на кусок дерьма.

- Вовсе нет!

- Не нет, а да! - он занервничал. - Какие-то проблемы? Тебе что-то не нравится?

- Перестань... Отстань от меня... Я ведь ничего не сказала. Мне дела нет до твоей жизни. Делай что хочешь! Я не твоя мамочка!

- Так-то лучше...

- Что едим? - спросил он, инспектируя внутренность холодильника. - Естественно,

ничего... В этом доме никогда нет жратвы... Чем вы с Филибером питаетесь? Книжками?

Дохлыми мухами?

Камилла вздохнула и плотнее закуталась в шаль.

- Смываешься? Ты, кстати, ела?

- Да.

- Ну конечно, вон даже поправилась слегка...

договорились? Ты разве не собирался к дружку после праздников? Я не ошибаюсь? Значит, нам осталось продержаться всего неделю... Попробуем? Нам обоим будет проще, если ты перестанешь меня задирать... Не разговаривай со мной... Совсем.

Чуть позже он постучал в дверь ее комнаты.

- Да?

- Что это?

Но он уже вышел.

Нечто мягкое было завернуто в жуткую мятую бумагу (ее что, использовали несколько раз?!) и как-то странно пахло. Затхлостью. Столовской едой...

Камилла осторожно развернула "подношение" и сначала подумала, что это фартук,

Сомнительный подарок ее соседа-хлыща. Она ошиблась. В пакете лежал шарф - очень

длинный, очень редкий и неважнецки связанный: дырка, нитка, две петли, дырка, нитка... два метра огрехов... Может, так теперь носят? Цвета тоже были весьма... как бы это сказать... специфические...

К подарку прилагалась записка.

Почерк престарелой учительницы, буквы в завитушках написаны дрожащей рукой

бледно-голубыми чернилами.

Мадемуазель,

Франк не сумел объяснить мне, какого цвета у вас глаза, поэтому я использовала все цвета. Желаю счастья в Новом году.

Полетта Лестафье

Камилла закусила губу. За исключением книги Кесслеров - а ее в расчет можно было не принимать, потому что она подразумевала "фигу в кармане", нечто вроде: "Да, есть люди, которые посвящают жизнь творчеству...", - это был ее единственный подарок.

Боже, до чего уродливый... И какой прекрасный...

Она встала на кровати во весь рост и набросила шарф на шею на манер боа, чтобы

развлечь Маркиза.

Пу-пу-пи-ду-ба-да...

Кто такая Полетта? Его мама?

Она закончила книгу среди ночи.

Ладно. Еще одно Рождество миновало.

14

Снова все та же рутина: сон, метро, работа, дом. Франк больше не разговаривал с ней, и она старалась по возможности избегать его. По ночам он редко бывал дома.

Люксембургский дворец, зашла к Зао Ву-ки в Зал для игры в мяч, но отказалась от мысли посетить Вюйара, увидев длинный хвост очереди. В конце концов, напротив "прописался" Гоген! Неразрешимая дилемма! Вюйар - это, конечно, прекрасно, но Гоген... Гигант! Вот она и стояла, как Буриданова ослица, между Понтаваном , Маркизами и площадью Вентимильи... Ужас какой...

Кончилось тем, что Камилла принялась рисовать людей в очереди, крышу Большого

дворца и лестницы Малого. Внезапно к ней пристала какая-то японка: она размахивала

банкнотами по пятьсот евро, умоляя купить для нее сумку в магазине Vuitton, и тряслась, как бесноватая, словно это был вопрос жизни и смерти. Камилла бессильно развела руками.

"Look... Look at me...I am too dirty..." Она кивнула на свои говнодавы, слишком широкие джинсы, грубошерстный свитер и военную куртку, которую одолжил ей Филибер...

"They won't let me go in the shop..." Девица скривилась, забрала деньги и пристала к кому-то стоявшему в той же очереди позади нее.

Неожиданно она свернула на авеню Монтень. Так, ради интереса.

Вид у охранников был весьма и весьма внушительный... Она терпеть не могла этот

квартал, где за деньги можно было получить самое худшее, что существует в этом мире: дурной вкус, власть и высокомерную спесь. Проходя мимо витрины магазина Мало, она ускорила шаг - слишком много воспоминаний! - и вернулась по набережным.

На работе ничего интересного, если не считать того, что холод стал совсем невыносим.

Она возвращалась домой одна, ела одна, спала одна и слушала Вивальди, обхватив колени руками.

Карина задумала всем вместе встретить Новый год. Камилла идти не хотела, но для

спокойствия уже внесла тридцать евро - и задний ход дать не могла.

- Нужно идти, - убеждала она себя.

- Не люблю я этого...

- Почему?

- Не знаю...

- Боишься?

- Да.

- Жир растрясти... И потом... Мне и одной хорошо, блуждаю по собственному

внутреннему миру и как бы хожу куда-то...

- Смеешься? Там не разгуляешься - повернуться негде! А жирок твой прогорклый

совсем...

Такого рода беседы с собственным бедным рассудком совершенно изматывали Камиллу

Вернувшись вечером домой, она обнаружила Франка на лестничной клетке перед

квартирой.

- Ключи забыл?

-...

Он раздраженно помахал рукой перед своим закрытым ртом, напоминая, что говорить ему запрещено. Камилла пожала плечами - ведет себя как малолетний придурок.

Он отправился спать, не приняв душ, не выкурив сигарету и даже не попытавшись в

очередной раз "достать" ее. Он выдохся.

На следующий день он вышел из комнаты только в половине одиннадцатого утра - не

слышал звонка будильника. У него не было сил даже на ор и ругань. Камилла сидела на кухне. Он плюхнулся на стул напротив нее, налил себе литр кофе, но даже пить начал не сразу.

- Что с тобой?

- Устал.

- Возьму. В первых числах января... Буду переезжать...

Она посмотрела в окно.

- Будешь дома в три?

- Чтобы впустить тебя?

- Да.

- Ты все время сидишь дома?

- Не всегда. Но сегодня никуда не выйду, раз у тебя нет ключей...

Он покачал головой, как зомби.

- Ладно, пойду, а то уволят...

Он подошел к раковине, чтобы сполоснуть чашку.

- Какой адрес у твоей матери? Он замер у раковины.

- Зачем тебе?

- Чтобы поблагодарить...

- По... побл... - он аж поперхнулся. - За что поблагодарить?

- Ну... за шарф.

- Аааааа... Так его не мать связала, а бабуля! - с облегчением в голосе пояснил он. - Так только моя бабка умеет!

Камилла улыбалась.

- Эй, ты не обязана его носить!

- А мне он нравится...

- Я просто остолбенел, когда она мне его показала...

Он засмеялся.

-Твой шарф - это еще что... Подожди, увидишь, какой достался Филиберу...

- Ну и какой он?

- Оранжево-зеленый.

- Уверена, он его наденет... И пожалеет об одном - что не смог лично поблагодарить за подарок и поцеловать ей руку...

- Я тоже так подумал... Большая удача, что она решила подарить их именно вам... Вы двое - единственные в целом свете люди, способные носить этот ужас и не выглядеть

клоунами...

Она поглядела на него.

- Эй, ты хоть понимаешь, что вроде как сказал сейчас нечто приятное?

- Думаешь, обозвать человека клоуном - все равно что сказать ему комплимент?

- Ах извините... Я решила, ты имел в виду нашу врожденную породистость, класс, так сказать...

Он ответил с секундной задержкой:

- Нет, я говорил о... о вашей внутренней свободе... наверное. О том, что вы умеете жить, совершенно наплевав на мнение окружающих. У него зазвонил мобильник. Вот уж не везет так не везет: в кои веки раз собрался пофилософствовать, и то не дали...

"Сейчас буду, шеф, уже иду... Да ладно вам, я стартую... Пусть Жан-Люк начинает... Слушайте, шеф, я пытаюсь заарканить девчонку, которая в миллион раз умней меня, так что, сами понимаете, времени требуется больше... О чем? Нет, я еще не звонил... Да я же вам говорил - он все равно не сможет... Да я знаю, что у всех у них работы выше крыши, мне ли не знать! Ладно, я этим займусь... Сейчас позвоню ему... Что? Забыть о девушке? Вы наверняка правы, шеф..."

- Мой шеф, - пояснил он, глуповато улыбаясь.

- Да неужели? - удивилась она.

Он вытер чашку и вышел, придержав дверь, чтобы не хлопнула.

Да, может, она и чокнутая, но уж точно не дура. Вот и хорошо.

С любой другой он повел бы себя иначе: повесил бы трубку - и привет горячий. А ей сказал: это мой шеф. Хотел рассмешить - и она сыграла удивление, чтобы поддержать шутку. Говорить с ней - все равно что в пинг-понг играть: она держала темп и срезала мяч в углы в самые неожиданные моменты, а он сам себе казался не таким уж кретином.

Он спускался по лестнице, держась за перила, и слышал, как скрипит, потрескивает и пощелкивает старый дом у него над головой. То же самое и с Филибером, потому он и любил с ним разговаривать.

Филу знал, что не такой уж он на самом деле урод и что главная проблема у него как раз таки с речью... Ему вечно не хватает слов, и он нервничает, потому что не способен ни хрена объяснить... Рехнуться можно!

По всем этим причинам он и не хотел уходить... Что он будет делать у Кермадека?

Напиваться, курить, перебирать DVD да листать в сортире журнальчики?

Высший класс.

Как в двадцать лет.