Книга за год покорила сердца миллионов читателей, собрала огромное количество литературных премий, переводится на 36 языков и по ней уже снимается фильм

- Сдаюсь, - вздохнул он, - чего вы хотите? Соленого или сладкого?

- Ух ты... Вкусно...

- Это всего лишь макароны... - ответил наш скромник голосом ведущего кулинарного шоу.

- Что ты туда положил?

- Да так, разные разности...

- Изумительно, - повторила Камилла. - А что на десерт?

- Бананы фламбе... Сожалею, дамы, но мне пришлось использовать припасы "судовой

кухни"... Сами увидите... Но ром - не какой-то там Old Nick из "Monoprix"!

- Ням-ням-ням-ням, - повторили они, вылизывая тарелки. - А потом что?

- А потом баиньки. Для тех, кого это интересует, моя комната - последняя справа по коридору.

Они выпили чаю и выкурили по последней сигарете, пока Франк клевал носом на диване.

- До чего он хорош, наш дон жуан... с его сексуальной аурой... - пискнула Камилла.

- Ты права, он милашка...

Пребывавший в полудреме объект их внимания улыбнулся и приложил палец к губам,

прося заткнуться.

Камилла вошла в ванную следом за Франком и Мириам. Они слишком устали для всяких там цирлих-манирлих - "после-вас-моя-дорогая", и Камилла вытащила из стаканчика свою зубную щетку и пожелала Мириам - та уже умылась - спокойной ночи.

Франк чистил зубы над раковиной. Когда он разогнулся, они встретились взглядами.

- Это она над тобой поработала?

- Да.

- Здорово получилось.

стандартного отрезка времени.

- Могу я надеть твою серую футболку? - крикнула из комнаты Мириам.

Продолжая чистить зубы, Франк снова обратился к Камиллиному отражению в зеркале:

- Эфопфостовертизиотизмакавдатебеневдешпать...

Что ты сказал? - она удивленно вздернула брови.

Он сплюнул пасту.

- Я сказал: это просто верх идиотизма - когда человеку негде ночевать...

- О да... - она кивнула и улыбнулась. - Это полный идиотизм. Ты прав...

Камилла обернулась к нему.

- Послушай, Франк, мне нужно сказать тебе кое-что важное... Вчера я призналась, что никогда не выполняю решения, которые сама же и принимаю, но одно мы должны вместе принять и вместе же выполнить...

- Хочешь бросить пить?

- Нет.

- Курить?

- Так что же тогда?

- Я хочу, чтобы ты прекратил играть со мной в игры...

- В какие еще такие игры?

- Ты сам прекрасно знаешь... Твой секс-план, все эти "намеки тонкие на то, чего не ведает никто"... Я... я не хочу тебя потерять и ссориться не хочу. Пусть теперь все здесь будет хорошо... Пусть этот дом останется местом... Местом, где будет хорошо нам троим... Спокойным местом, без заморочек... Я... Ты... У нас с тобой все равно ничего не получится, и я... Было бы обидно все испортить...

Он был так потрясен, что не сразу кинулся в ответную атаку.

- Погоди-ка, ты это о чем? Я никогда не говорил, что собираюсь с тобой спать! Даже если бы захотел, ни за что не смог бы! Ты слишком худая! Ни один мужик не захочет тебя приласкать! Да ты пощупай себя, старушка! Потрогай! Это же полный бред...

- Теперь понимаешь, как я была права, предупреждая тебя? Понимаешь, насколько я

проницательна? У нас с тобой никогда бы не связалось... Я пытаюсь говорить с тобой как можно тактичнее, а ты отвечаешь мне грубостью и агрессией, глупостью и злостью. Да это просто счастье, что ты никогда не сможешь до меня дотронуться! Счастье! Да меня тошнит от одной только мысли о твоих красных лапищах и обгрызанных ногтях! Прибереги их для своих подавальщиц!

Она стояла, вцепившись в ручку двери.

- Так, ладно, проехали... Лучше мне было промолчать... Какая же я дура... Чертова идиотка... Вообще-то, обычно я себя так не веду. Никогда... Если пахнет жареным, я вжимаю башку в плечи и ухожу на полусогнутых...

Он присел на край ванны.

- Да, именно так я обычно и поступаю... Но сегодня я, как полная кретинка, заставила себя поговорить с тобой, потому что...

Он поднял голову.

- Почему?

- Да потому... Я ведь уже сказала... Важно, чтобы эта квартира оставалась нейтральной зоной... Мне вот-вот стукнет двадцать семь, а я впервые живу в таком месте, где мне хорошо, куда хочется возвращаться вечером, и пусть я попала сюда совсем недавно, но вот стою тут перед тобой, забыв о самолюбии, хотя ты обложил меня по полной программе, потому что боюсь его потерять... Ты... Ты понял хоть слово из того, что я сказала, или для тебя это полная тарабарщина?

- ...

- Ладно, все... Пойду прилас... черт... пойду лягу... Он не удержался от улыбки.

- Да.

- Хороший вопрос... Ну так что? Зароем топор войны?

- Давай. Видишь, я уже копаю...

- Блеск. Может, поцелуемся?

- Нет. Переспать с тобой - в самом крайнем случае - это еще куда ни шло, но поцелуй в щечку - ни за что. Это уж слишком...

- Какой же ты дурак...

Он встал, помедлив мгновение, согнулся, долго рассматривал пальцы на ногах, руки, ногти, погасил свет и занялся любовью с Мириам, стараясь издавать как можно меньше звуков,чтобы та, другая, не услышала.

5

И хотя этот разговор дался ей ох как нелегко и, раздеваясь, она с еще большим

Присутствие Мириам в жизни Франка тоже разряжало ситуацию: он помыкал ею, но часто ночевал у нее, что помогало ему снимать напряжение.

Иногда Камилла сожалела об их невинном флирте... Дура ты несчастная, говорила она себе, это было так приятно... Но приступы слабости быстро проходили. Она всегда слишком дорого платила за свои чувства и точно знала, что за безмятежность судьба возьмет с нее по высшему тарифу. Да и потом, с этим человеком все так непросто... Где кончается искренность и начинается игра? Она предавалась размышлениям, ковыряя вилкой недоразморозившуюся запеканку из кабачков и вдруг заметила на подоконнике нечто странное...

Это был ее портрет, который он нарисовал вчера "с натуры".

Все та же раковина от улитки и возле нее сердцевина свежего салата.

Она глупо улыбнулась и вернулась к своим кабачкам.

6

Они отправились покупать супернавороченную стиральную машину и заплатили пополам, Франк ужасно обрадовался, когда продавец заметил: "Мадам совершенно права..." - и начал через слово называть ее "дорогушей".

в одном", заключается в экономии места... Увы, все мы хорошо знаем, как сегодня обстоит с жильем у молодоженов...

- Скажем ему, что живем втроем на четырехстах квадратных метрах? - шепотом

спросила Камилла, взяв Франка под руку.

- Умоляю тебя, дорогая... - ответил он раздраженным тоном, - не мешай мне слушать мсье...

Она настояла, чтобы он подключил машину до приезда Филибера - "все это его ужасно травмирует", - и провела полдня, надраивая маленькую комнатку рядом с кухней, которую когда-то наверняка называли "прачечной"...

Камилла обнаружила огромное количество простыней, вышитых скатертей, фартуков и

вафельных салфеток... Затвердевшие, растрескавшиеся куски мыла лежали в очаровательных коробочках, соседствуя с кристаллами соды, льняным маслом, испанским отбеливателем, спиртом для чистки трубок, воском "Сен-Вандрий" и крахмалом "Реми", мягким, как кусочки бархатного паззла... Впечатляющая коллекция разнокалиберных щеток, красивая, похожая на зонтик, метелка, самшитовые распялки для перчаток и нечто вроде сплетенной из лозы ракетки для выбивания ковров.

Она расставляла сокровища по ранжиру и переписывала их в толстую тетрадь.

Камилла решила увековечить все это и подарить рисунки Филиберу в тот день, когда ему придется съехать...

Стоило ей затеять уборку - и она оказывалась сидящей по-турецки перед огромными

шляпными коробками с письмами и фотографиями и проводила много часов наедине с усатыми красавцами в мундирах, ренуаровскими великосветскими дамами и маленькими мальчиками в одежде маленьких девочек: в пять лет они позировали, стоя рядом с деревянной лошадкой-качалкой, в семь - с серсо, а в двенадцать - с Библией, чуть выставляя вперед плечико, чтобы все увидели, какие красивые у них нарукавники первого причастия...

Она обожала это место и, сидя там, часто забывала о времени, а потом летела сломя голову по коридорам метро и покорно выслушивала вопли СуперЖози... Что поделаешь...

- Куда ты?

- На работу, я опаздываю, как сволочь...

- Оденься потеплее, замерзнешь...

- Да, папочка... Кстати...

- Что?

- Да ну?

- Не знаю...

- Ладно...

- Надень хотя бы шарф... Дверь за ней уже захлопнулась...

"Интересно получается, - проворчал он себе под нос. - Довожу ее - плохо, проявляю заботу - еще хуже. Она меня убивает, эта девка..."

Новый год, те же заморочки. Те же тяжелые полотеры, те же вечно забитые пылесосы, те же пронумерованные ведра ("и больше никаких глупостей, девочки!"), те же вонючие чистящие средства, те же засорившиеся раковины, та же чудная Мамаду, те же усталые коллеги, та лее взвинченная Жожо... Все то же самое.

Камилла чувствовала себя лучше и перестала убиваться на работе. Она оставила свои булыжники у входа, снова начала рисовать, ловила дневной свет и не видела особых причин и дальше жить " наизнанку"... Лучше всего ей работалось по утрам, но разве это возможно, если не ложишься раньше двух-трех ночи и выматываешься на работе - не только тяжелой физически, но и абсолютно расслабляющей мозги?

У нее зудели руки, в голове стучало: скоро вернется Филибер, с Франком вполне можно ужиться, квартире цены нет... Одна мысль никак не давала ей покоя... Нечто вроде фрески... Да нет, не фрески, это слишком громко сказано... Воспоминание... Да, именно так. Хроника, воображаемая история места, в котором она сейчас жила... Здесь так много воспоминаний... Не только предметы. Или фотографии. Дух. Обстановка. Атмосфэррра , как сказал бы Филибер... Шепоты, шорохи, трепет... Книги, картины, надменная лепнина, фарфоровые выключатели, оголенные провода, металлические чайнички и котелки, горшочки из-под паштетов, обувные колодки и пожелтевшие от времени этикетки.

Конец целого мира...

Филибер предупредил их: однажды - может, уже завтра? - им придется съехать, забрав свои шмотки, книги, диски, воспоминания и желтые Tupperware.

А что потом? Кто знает? В лучшем случае - разделят между собой наследники, в худшем - комиссионки, старьевщики или благотворительные организации... Настенные часы и шелковые цилиндры - желающие наверняка найдутся, но жидкость для чистки трубок, шнур с кистями для опускания занавеса, лошадиный хвост с трогательным ex-voto - in memorial Venus , 1887-1912, - рыжей гордячки с крапчатым носом, остатки хинина в синем флаконе на столике в ванной - о них кто позаботится?

Выздоровление? Сон наяву? Сладкое безумие? Камилла не знала ни когда, ни как эта идея пришла ей в голову, но она была твердо убеждена (может, старый Маркиз подсказал?): все это - элегантный умирающий мир, музей буржуазного искусства и традиций - ждал только ее прихода, ее взгляда, ее нежности и ее восторженного пера, чтобы кануть наконец в вечность...

Эта нелепая идея время от времени посещала ее, но средь бела дня ее часто прогоняла язвительная ухмылка: бедная моя глупышка... Куда ты лезешь? Кто ты такая? Да кому все это интересно?

Но ночью... О, ночью! Когда она наконец разделывалась со своей дурацкой работой, где проводила прорву времени, согнувшись над ведром с грязной водой и утирая нос рукавом нейлонового халата, раз десять, а то и сто наклоняясь, чтобы подобрать с пола смятый пластиковый стаканчик или бумажку, а потом километр за километром плелась по светящимся мертвым светом подземным переходам, разрисованными пошлыми граффити, которые не могли скрыть под собой фразы типа "А он? Что он чувствует, находясь внутри вас?", когда наконец заходила в квартиру, клала ключи на столик и на цыпочках пробиралась в свою комнату, она уже не могла не слышать зовущие ее голоса. "Камилла... Камилла..." - скрипел паркет. "Удержи нас..." - молило старьё. "Черт возьми! Почему эти Tupperware, а не мы?" - гневался старый генерал, сфотографированный на смертном одре. "Правильно! - вторили хором медные ручки и полуистлевшие ленты. - Почему?"

Чтобы успокоить их, она усаживалась в темноте и медленно сворачивала себе сигаретку. Во-первых, говорила она, плевать я хотела на эти самые Tupperware, а во-вторых - вот она я, вам просто нужно разбудить меня до полудня, банда умников...

И она думала о принце Салина: вот он возвращается домой после бала, идет пешком по парижским улицам, один... Смотрит на валяющийся на мостовой окровавленный остов бычьей туши, оскальзывается на гнилой картофелине и понимает: его мир гибнет, он бессилен, остается только молить Небо не затягивать агонию...

Тип с шестого этажа оставил для нее пакетик шоколадок Mon Cheri. "Вот же придурок!" - хмыкнула про себя Камилла и презентовала конфеты своей "любимой начальнице". Хозяина кабинета она поблагодарила от имени Старой Карги: "Ну спасибочки... А может, у вас есть с ликером?"

"Шутница ты, Камилла, - вздохнула она, кладя рисунок на стол. - Та еще шутница..."

В этом вот состоянии духа - полумечтательном-полунасмешливом, одной ногой среди

героев "Леопарда", другой - в чужой грязи - она вошла в помещение за лифтами, где они держали бидоны с жавелевой водой и прочие хозпричиндалы.

Камилла уходила последней. Начав раздеваться в темноте, она поняла, что в подсобке кто-то есть...

Сердце подпрыгнуло и остановилось, по ногам потекло что-то горячее: она описалась.

- Здесь есть... Есть кто-нибудь? - проблеяла она, ощупывая стену в поисках

выключателя.

Он сидел на полу: взгляд безумный, глаза запали - то ли от наркотиков, то ли от ломки. Боже, как же хорошо Камилла знала подобное выражение лица! Он не шевелился и даже не дышал, сжимая руками морду собаки.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Как только стало ясно, что ни один из них не погибнет по вине другого и парень приложил палец к губам, Камилла погасила свет.

Сердце у нее снова забилось, икая и проскакивая через раз. Она схватила пальто и начала пятиться спиной, как рак.

- Код? - простонал он ей вслед.

- Пр... простите?

- Код здания?

Она едва смогла вспомнить цифры, пробормотала код заплетающимся от страха голосом, на ощупь отыскала дверь и на ватных ногах выскочила на улицу, обливаясь ледяным потом.

- Не жарко сегодня вечером... охранник был настроен поболтать.

- Все в порядке? Можно подумать, ты с призраком столкнулась...

- Устала...

Ей было холодно. Она запахнула полы пальто, прикрывая мокрые брюки, машинально

пошла не в ту сторону, а когда опомнилась, начала ловить такси прямо на мостовой.

Камилла села в шикарный универсал. Градусник на приборной доске показывал

температуру внутри и "за бортом" ( +21°, -3°). Она расставила ноги, прислонилась лбом к стеклу и всю дорогу наблюдала за бездомными, ночевавшими на вентиляционных решетках и в подворотнях.

Эти непримиримые безумцы отвергали любую помощь общества: они не использовали

покрывала из фольги, чтобы не попадать в лучи фар проезжающих мимо машин, и

предпочитали теплый асфальт кафельному полу ночлежек.

У Камиллы дергалось лицо.

К горлу подступали горькие воспоминания...

Интересно, кто он, этот ее призрак? Такой молодой... А собака? Черт знает что... Он же никуда не может сунуться из-за пса! Она должна была с ним поговорить, предупредить о злобном добермане охранника, поинтересоваться, не голоден ли он... Да нет, ему требовалась не еда, а доза... А дворняга когда в последний раз получала порцию сухого корма? Камилла вздохнула. Кретинка... Беспокоиться о кобеле, когда половина человечества мечтает о месте на вентиляционном люке, - верх идиотизма... Давай ложись спать, тетка, мне за тебя стыдно. Да что с тобой такое? Гасишь свет, чтобы не видеть его, а потом мерзнешь на заднем сиденье шикарной тачки, кусая кружевной платочек из-за угрызений совести... Пора в постельку...

Квартира была пуста. Камилла нашла какую-то бутылку, выпила, сколько смогла, с

закрытыми глазами добрела до постели и вскочила среди ночи.

7

Камилла стояла перед табло, сунув руки в карманы, и, подпрыгивая от нетерпения,

- Поезд из Нанта, - сообщил знакомый голос у нее за спиной. - Прибывает на 9-й путь в 20.35. Ожидаемое опоздание - 15 минут... Как обычно...

- Надо же, ты здесь?

- Как видишь... - кивнул Франк. - Пришел подержать свечку... Смотрю, ты красоту

навела! Что это? Помада? Или я ошибаюсь?

Она спрятала улыбку в дырки своего шарфа.

- Глупый ты...

- Не глупый, а ревнивый. Для меня ты губы никогда не красишь...

- Это не помада, а блеск для растрескавшихся губ...

- Обманщица. Ну-ка покажи...

- Ни за что. Ты все еще в отпуске?

- Заступаю на вахту завтра вечером...

- Как твоя бабушка?

- В порядке.

- Ты отдал ей мой подарок?

- Да.

- Сказала, что ты наверняка втюрилась в меня по уши, раз сумела так здорово

нарисовать...

- Ну...

- Нет. Я просидела взаперти весь день... Сяду вот там и буду смотреть на людей...

- Можно поскучать вместе с тобой?

Они втиснулись на скамейку между газетным киоском и компостером и принялись

наблюдать Великий круговорот обезумевших пассажиров.

- Давай! Беги, парень! Беги! Хоп... Слишком позднааа...

- Евро захотел? Нет. Разве что сигарету...

- Можешь объяснить, почему это самые корявые девки всегда носят джинсы с

заниженной талией? Никак я этого понять не могу...

- Евро? Эй, да ты минуту назад ко мне подгребал, старик!

- Ты погляди, какая классная бабка в чепце! У тебя блокнот с собой? Нет? Жалко... А этот? До чего радуется встрече с женой...

- Тут дело темное, - не согласилась Камилла, - она вряд ли жена, скорее всего

любовница...

- Почему это ?

- Мужик является на вокзал с чемоданчиком, кидается к бабе в роскошной шубке и

начинает целовать ее в шею... Так что ты уж мне поверь: что-то здесь нечисто...

- Да ну... Может, она его жена...

- Брось! Его жена сейчас в Кемпере, укладывает спать малышей! Зато вот эти - точно супруги... - Камилла хихикнула, кивнув на самозабвенно ругавшихся мужчину и женщину.

Он покачал головой.

- Какая же ты злюка...

- А ты слишком сентиментальный...

Мимо них просеменила очень странная парочка, старик и старушка, совсем старенькие и сгорбленные, - они нежно держались за руки. Франк пихнул Камиллу локтем:

- Вот!

- Снимаю шляпу...

- Я тоже, - ответила Камилла.

- Когда попадаешь в незнакомое место совсем не обязательно устраивать экскурсии: сходи на рынок да на вокзал - и все поймешь...

- Совершенно с тобой согласна... А ты где-нибудь был?

- Нигде...

- Что, ни разу не уезжал из Франции?

- Провел два месяца в Швеции... Работал поваром в посольстве... Но дело было зимой, и я ничего не видел. Да и с выпивкой там засада - ни баров, ничего...

- Ясно... А вокзал? И рынки?

- Говорю тебе - я работал...

- Интересно было? Чему ты смеешься?

- Да так...

- Расскажи мне.

- Нет.

- Почему?

- Ага! Значит, здесь замешана женщина...

- Нет.

- Заливаешь, я вижу... По носу вижу: когда ты врешь, он у тебя вытягивается...

- Сначала расскажи...

- Ну чего пристала... Про эти глупости и вспоминать-то не стоит...

- Ты спал с женой посла?

- Нет.

- С дочерью?

- Очень довольна, - ответила Камилла жеманным голоском. - Она была хорошенькая?

- Страхолюдина.

- Брооось.

- Точно тебе говорю. Ее не захотел бы даже швед, прикупивший спиртное в Дании и

наклюкавшийся в стельку субботним вечером...

- И что это было? Благотворительность? Акт милосердия? Физзарядка?

- Жестокость...

- Расскажи.

- Нет. Только если признаешь, что ошиблась и давешняя блондинка - жена того

хмыря....

- Я ошиблась: шлюха в бобровой шубе - его законная супруга. Они женаты уже

шестнадцать лет, у них четверо детей, они обожают друг друга, сейчас они едут в лифте - спускаются на подземную стоянку, и она набрасывается на него в порыве страсти, глядя краем глаза на часы, потому что перед отъездом поставила разогревать рагу из телятины в белом вине и хотела бы довести мужа до оргазма прежде, чем подгорит лук-порей...

- Ну вот еще... В рагу из телятины лук-порей отродясь не клали!

- Что ты говоришь...

- Ты спутала с тушеной говядиной...

- Ну ладно, так что у тебя вышло с той шведкой?

- Она была не шведка, а француженка... Вообще-то, меня ее сестра возбуждала... Эдакая избалованная принцесса... Вертихвостка... Косила под Spice Girls... Она тоже помирала со скуки... Девчонка была горячая, в одном месте у нее зудело, и она вечно крутилась на кухне, попкой своей маленькой вертела перед нами. Завлекала всех кого не лень: опустит пальчик в кастрюлю и облизывает, а сама смотрит исподлобья, как невинная овечка... Ты меня знаешь - я парень простой, вот и прихватил однажды ее за задницу, а она распищалась, засранка. Мол, пожалуюсь папочке и все такое прочее... Я человек незлобивый, но динамисток страсть как не люблю... Вот я и трахнул ее старшую сестру - пусть знает, что почем в этой жизни...

- Но это же подло по отношению к страхомодине!

- Страхомодинам вообще в жизни не везет, сама знаешь...

- И что было потом?

- Потом я уехал...

- Почему?

- Дипломатический инцидент?

- Можно и так сказать... Давай, пошли...

- Знаешь, я тоже люблю, когда ты мне истории рассказываешь...

- Тоже мне история...

- С тобой часто такие случались?

- Нет. Я вообще-то предпочитаю хорошеньких!

- Нужно было пройти подальше, - ныла Камилла. - Мы его пропустим, если он

поднимется по лестнице прямо к стоянке такси...

- Не дергайся... Я знаю моего Филу как облупленного... Он всегда чешет по прямой до упора, пока не ударится лбом об столб, просит прощения и только тогда поднимает глаза в поисках выхода...

- Уверен?

- На все сто... Эй, да ты что - втюрилась?

- Любовь тут ни при чем... Сам знаешь, каково это... Выходишь из вагона с барахлом, одуревший, усталый... Никаких встречающих не ждешь, и тут - бац! В конце платформы маячит знакомый силуэт... Никогда о таком не мечтал?

- Я вообще не мечтаю...

- Я вообще не мечтаю... - передразнила его Камилла. - Ну чистый апаш!

Предупреждаю, девочка: динамисток - не терплю!

Он был раздавлен.

- Смотри, кажется, это он... - сказала Камилла.

Франк оказался прав: Филибер был единственным пассажиром без рюкзака и чемодана на колесиках. Одет он был не в джинсы с кроссовками, держался очень прямо, шел медленно: в одной руке у него был большой кожаный чемодан, обвязанный армейским ремнем, в другой - раскрытая книга...

Камилла улыбалась.

- Я не влюблена в Филу, но я хотела бы иметь такого старшего брата...

- Ты единственный ребенок?

- Я... Не уверена... - прошептала она и бросилась к своему обожаемому