Когнитивная психология тривоас! Москва, 1996 ббк88 C60

3 2 l 2 5 x

4 7 9 9 5 О

5 l

Ч ⁷ 2^х О

l x

Ему потребовалось 40сек, чтобы воспроизвести эту таблицу (т.е. вызвать из памяти все числа в правильной последователности). Он делал это в ритмичном темпе, едва останавливаясь между числами... За 35сек он про­читал числа, образующие диагонали (группы из четырех чисел, идущие зигзагом через таблицу), и за 50сек пробежался по числам, образующим горизонтальные ряды. Всего ему потребовалось 1минЗОсек, чтобы преоб­разовать все 50 цифр в одно пятидесятизначное число и прочитать его без запинки."

"Единственное различие между этими двумя пробами состояло в том, что в более поздней ему потребовалось больше времени, чтобы "оживить" всю ситуацию, в которой проводился первоначальный эксперимент: "увидеть" комнату, в которой он сидел, "услышать" мой голос, "воспроизвести" образ самого себя, смотрящего на доску. Но самый процесс "чтения" таблицы занял у него едва ли больше времени, чем в предыдущем случае..."

Лурия провел множество аналогичных экспериментов со сходными ре­зультатами. S., видимо, не забывал — даже бессмысленный материал — спустя дни, месяцы и даже годы!

Лурия заметил, что феноменальная память S. сопровождалась необы­чайной синестезией — состоянием, при котором ощущения одной модаль­ности (например, слуховые) вызывают ощущения другой модальности (на­пример, зрительные). У большинства из нас бывают определенные синес-тетические переживания; например, люди склонны связывать звуки высо­кой тональности с ярким, "пронзительным" светом, а низкие то-на — с темными, мрачными оттенками. Однако, немногие обладают такой синес-тетичностью как S., который во время мысленного "прочтения" ряда эле­ментов из памяти, мог слышать шумы в зондируемой зоне памяти, как если бы это были "дуновения потока" или "всплески", вмешивающиеся в его "чтение" информации.

Когда ему предъявляли звук частотой 30 герц с амплитудой ЮОдб, S. сообщал, что сначала он видел полоску шириной 12-15см и цвета старого потускневшего серебра; звук 50 герц амплитудой ЮОдб вызывал у него ощущение коричневой полоски на темном фоне с красными как язык кра­ями. Это переживание сопровождалось у него также ощущением вкуса "как у кисло-сладкого борща". При 500 герцах и ЮОдб S. видел "полоску молнии, разделившей небо пополам". При том же тоне уровня 74дб цвет сдвигался на насыщенный оранжевый, и появлялось "ощущение, как буд­то спину покалывает". При повторении звуков появлялись те же самые ощущения.

S. также испытывал синестетические реакции на голоса, заметив од­нажды Лурии: "Какой у Вас рассыпчатый желтый голос". На некоторые другие голоса его реакция была более лестной; так один голос он описал как "пламя с волокнами, которые тянутся от него ко мне", добавив: "меня настолько заинтересовал его голос, что я не слышал, о чем он говорит".

Эти синестетические компоненты видимо были важны для S. в процес­се воспроизведения, поскольку они создавали фон для каждого воспроиз­водимого элемента. S. так описывает этот процесс:

"...я узнаю слово не только по тем образам, которые оно вызывает, но по целому комплексу ощущений, порождаемых, этим словом. Это трудно выразить... тут дело не в зрении или слухе, а в каком-то общем моем ощущении. Обычно я ощущаю вкус или вес слова и мне не нужно делать усилий, чтобы его вспомнить — оно как бы вспоминается само. Но это трудно описать. Я чувствую как что-то жирное скользит по моей руке... или мне кажется, что масса крошечных, легких, точек щекочет мою левую руку. Когда это происходит, я просто вспоминаю, и мне не нужно напрягаться..."

Имеются данные, что S. использовал мнемонический прием размеще­ния. Когда ему предъявляли набор элементов для запоминания, он мыс­ленно распределял их вдоль знакомой московской улицы, начиная от Пуш­кинской площади и вниз по улице Горького, а затем воспроизводил эти элементы, совершая мысленную прогулку по этой же самой улице, ис­пользуя знакомые ориентиры как зрительные признаки/подсказки/ для воспроизведения этих элементов. Ошибки возникали из-за интроспекции, а не из-за забывания, поскольку иногда элемент не был "виден", будучи "размещен" в каком-то темном углу или потому что был очень малень­ким.⁸ Яйцо, например, могло не вспомниться, если было "размещено" на белом фоне.

Живые образы S. также вмешиваются в его восприятие прозы, а вос­приятие абстрактной поэзии для него особенно затруднено.⁹ Он рассказы­вал, что когда он слушает голос, каждое произнесенное слово вызывает образ, который иногда вступает в коллизии с другими образами. Во время чтения у него может происходить сходная интерференция образов; про­стое предложение "Работа стала осуществляться нормально" вызвало та­кую реакцию: "насчет работы, я понимаю, что работа продолжается... но здесь это слово нормально. Я вижу большую краснощекую женщину, нор­мальную женщину... а потом это выражение стала осуществляться. Кем? О чем все это? Ну, есть промышленность... и эта нормальная жен­щина — но как это все свести вместе? Насколько я должен отстраниться от всего этого, чтобы извлечь простую идею из чего-либо!"

Видимо, выдающиеся способности S., как и долговечность хранения информации в его памяти, обязана сочетанию факторов, включая образы, синестезию и мнемонику.

В 1971 году Хант и Лав (Hunt and Love, 1972) открыли человека ("V.P."), "V.P." чья выдающаяся память соперничает с памятью S. Для когнитивных пси­хологов случай с V.P. особенно интересен по двум причинам: у V.P. про­являлась необычно обширная память, и что еще важнее, его регулярно обследовала команда современных когнитивных психологов, которые при­меняли многие из исследовательских методов, описанных в этой книге.

По странному совпадению V.P. родился в Латвии и провел ранние годы своей жизни в небольшом городе недалеко от того, где жил S. Он

научился читать в 3.5 года, а к 5 годам запомнил карту улиц Риги, полу­миллионного города. В десять лет он знал на память 150 стихотворений. После второй мировой войны и до 1950 года V.P. жил в Германии в лаге­рях для перемещенных лиц. Поскольку снабжение книгами тогда было неважное, основной акцент делался на записи и механическое запомина­ние; однако V.P. обладал необычной памятью, видимо, еще до этого периода.

В то время когда Хант и Лав наблюдали V.P., он работал клерком на складе, играл в шахматы на отборочных турнирах и иногда был победите­лем. Его IQ, измеренный по Шкале Интеллекта взрослых Векслера, со­ставлял 136, причем высочайшие очки он набирал в задачах, связанных с запоминанием, а самые низкие — по способностям к механике. О своих способностях в этой последней сфере он говорил: "Мне было трудно даже вставить грифель в карандаш."

Хант и Лав попросили V.P. дважды прочитать рассказ Бартлета "Вой­на призраков" (1932, см. Глава 11, раздел про кодирование и забывание). Затем они предложили ему считать от 253 назад по 7 до 0 и затем прове­ряли его на воспроизведение отдельных фрагментов (спустя 1 минуту, 5 минут, 30 минут и 45 минут) и весь рассказ целиком через 1час и через 6 недель. (Его не предупреждали, что заставят воспроизвести этот рассказ через 6 недель.) Воспроизведение рассказа через 6 недель было почти идентичным воспроизведению спустя 1час, и оба результата были лучше, чем самый лучший результат у 10 контрольных испытуемых.

В тесте, сходном с тестом Лурии, V.P. просили выучить и воспроизве­сти список из 48 чисел. Он сделал это совершенно точно за четыре мину­ты времени заучивания, а спустя 2 недели воспроизвел этот набор всего с одной ошибочной перестановкой. В отличие от S., V.P. не полагался в этой задаче на необычную зрительную память; один из используемых им мнемонических приемов заключался в том, чтобы запомнить ряд чисел как дату и затем спросить себя, что он делал в тот день.

Результаты показывают, что V.P. обладал действительно выдающейся ДВП. Чтобы испытать его КВП, Хант и Лав использовали парадигму Бра-уна-Петерсона (см. Глава 5). Показатели V.P. и 12 контрольных испытуе­мых изображены на Рис.8.6. Видно, что при более длительных периодах

удержания информации показатели воспроизведения у V.P. гораздо луч­ше, чем у контрольных испытуемых, из чего можно сделать вывод, что он способен удерживать в памяти бессмысленные трехбуквенные сочетания, несмотря на присутствие интерферирующих задач (которые, как полага­ют, препятствуют повторению). V.P. объяснил, что благодаря знанию многих языков он может ассоциировать предъявляемые в эксперименте "бессмыс­ленные" триграммы со значимым словом. Если это так, то прием Брауна-Петерсона выявляет его способность хранить значимую единицу инфор­мации в течение короткого периода времени.

Чтобы определить, какие коды использует V.P., Хант и Лав использо­вали тест, разработанный Фростом (Frost, 1971) и включавший ряд рисун­ков (Рис.8.7), которые можно было группировать как по семантическим признакам (например, "носит одежду"), так и по зрительным (например, "длинные вертикальные линии" или "диагональные линии"). Эти рисунки Хант и Лав предъявляли V.P. со скоростью один в секунду и затем отвле­кали его на один час для другого эксперимента. После этого ему предлага­ли (как предполагалось неожиданно) воспроизвести эти рисунки в свобод­ном порядке; при этом V.P. воспроизводил их по семантическим группам, что резко отличало его от контрольных испытуемых, которые последова­тельно группировали рисунки по зрительной ориентации. Хант и Лав так заключают свой отчет: "В результате этого исследования мы снова верну­лись к исходному пункту, от которого начали. У V.P. проявляются удиви­тельные способности к вербальной мнемонике." Мнемонические приемы V.P. существенно отличаются от тех, что использовал S. Кроме того, V.P. в отличие от S. не испытывает синестезии.

Давая интроспективное описание своей феноменальной памяти, V.P. подчеркивал важность "концентрации". Хант и Лав так комментируют этот фактор:

''Выражаясь более формально, V.P. гораздо лучше, чем большинство людей, мог создавать стимульные коды. Для этого требовались сознательные усилия. Информацию, которую ему предстоит запомнить, если есть возможность, V.P. изучает дольше, чем средний человек, Когда мы наблюдали за ним при игре в шахматы вслепую, мы заметили, что хотя он и проявляет значительное чутье, но работает очень напряженно. Во время обдумывания следующего хода он мог отпускать "небрежные" шутки, но его

Рис. 8.7. Некоторые из сти­мулов Фроста, использован­ных при тестировании V.P. Взято из: Hunt and Love (7972/.



Мнемоника и память 271

вены на лбу были напряжены. То, что он мог шутить, одновременно вычисляя ходы, указывает на присутствие у него способности, которой большинство из нас лишены: он мог выполнять несколько мысленных операций параллельно'⁰. Возможно, этим объясняются его феноменальные успехи в задаче Брауна-Петерсона. В отличие от большинства испытуемых, он видимо может повторять числа назад, одновременно обра-батывая информацию в памяти."

из них изложен у Хантера (Hunter, 1962), который документировал нео­бычные математические способности А.К.Эткина, профессора математики из Эдинбургского университета.¹¹ В 1933 году для испытания памяти Эт-кина ему были предъявлены 25 несвязанных слов, которые он прочитал дважды. Когда его попросили воспроизвести этот список 27 лет спустя, он начал с нескольких слов и затем постепенно дополнял список, пока не воспроизвел правильно все 25. Ему также давали прочесть и запомнить отрывок из "Войны призраков", и 27 лет спустя он воспроизвел его почти точно. Его способность к запоминанию и воспроизведению была не менее поразительной, чем его цифровые способности. Услышав число 1961, Эт-кин немедленно опознал его как 37x53, а также 44²+5² и 40²+19².

Еще один случай выдающейся памяти приводят Колтхарт и Глик (Coltheart and Glick, 1974); он интересен тем, что связан с иконической памятью (см. Глава 2). У их испытуемой Сью д'Онин (или "О.") была способность "говорить назад"— т.е. произносить задом наперед слова, предъявляемые обычным способом¹². (При этом "пластик" превращался в "китсалп", а "перец" в "цереп".) Иконическая память у О., видимо, была значительно больше, чем можно было ожидать. При предъявлении ряда из 8 букв в течение 100 мсек, она могла вспомнить в среднем 7.44 буквы, по сравнению с 5 у контрольных испытуемых. Колтхарт (1972) объясняет эти результаты тем, что О. могла зрительно кодировать информацию при­мерно в 4 раза быстрее, чем нормальные испытуемые.

К сожалению, слишком уж мало случаев выдающейся памяти описано в литературе, чтобы можно было сделать о них более чем поверхностные обобщения. Действительно, в отношении вышеописанных случаев можно заметить, что у всех изученных индивидов особенности памяти были раз­личны.

Фейнегль развил выдающуюся память, основываясь на сложной мне­монической системе, которую он выучил и постоянно применял, тогда как S. и V.P. использовали мнемоническую систему с менее жесткой структу­рой, чем у Фейнегля,— в первом случае это были образы, а во втором — семантическое опосредование. Выдающаяся память Эткина в какой-то сте­пени опиралась на использование образов и ритма, но все же отличалась от памяти других.

¹⁰Одновременная множественная обработка рассматривается в: Neisser (1976). Есть предположение, что эта способность улучшается при тренировке.

¹'Некоторые из этих материалов Хантера изложены в: Baddeley. The Psyc­hology of Memory (1976).

¹²Американский эстрадный артист, прозванный "Доктор Наоборот", как-то в ночном клубе устроил представление, где он произносил и писал слова задом наперед. Мнемоника и образы

272

метод ключевых слов схемы организации

опосредование система слов-вешалок

метод размещения синестезия

мнемоника воссоздание слов

Рекомендуемая литература

Вполне добротные популярные книги по мнемонике:

Cermak. Improving Your Memory;

Lorayne and Lucas. The Memory Book;

Yates. The Art of memory;

Young and Gibson. How to Develop an Exceptional Memory;

Laird and Laird. Technics for Effective Remembering;

Hunter. Memory Facts and Fallacies;

Luria. The Mind of a Mnemonist.

Относительно новая книга

S.B.Smith. The Great Mental Calculators: The Psychology, Methods, and

Lives of Calculating Prodigies.

r

Не предсказывая ничего заранее о внутренних процессах, лежащих в основе зрительных образов, Мы можем изучать эти образы, определяя их только по отношению к соответствующим им внешним объектам. Результаты показывают, что мысленные образы проявляют замечательную способность замещать действительное восприятие.. Возможно, законы пространственных структур и преобразований, которые оказались встроены в наши перцептивные Механизмы за миллиарды лет эволюции в трехмерном мире, теперь стоят на службе творческой Мысли — Роджер Н.Шепард

Мысленные образы

\

Т^ема мысленных образов, некогда полностью игнорируемая в амери-L канской экспериментальной психологии, в последние годы снова стала вызывать сильный интерес у одних при настороженном скептицизме дру­гих. В этой главе мы рассмотрим некоторые вопросы, традиционно связан­ные с мысленными образами, а основное внимание уделим современным теориям и экспериментам.

Споры возникают, когда мы пытаемся рассмотреть, как человек хранит информацию и как она представлена в его уме. Некоторые утверждают, что составные части мысленных образов — это на самом деле образы,— т.е. что мы храним в памяти "изображение"² объекта, например, букву F, форму фольксвагена, сцену на пляже. Другие утверждают, что вся инфор­мация хранится в абстрактной форме и что, когда мы субъективно ощуща­ем мысленный образ, на самом деле мы сперва вызываем из памяти абст­рактную репрезентацию этого образа, а затем восстанавливаем из нее сам образ. Есть и те, кто полагает, что некоторая информация хранится в виде образов, а некоторая — в абстрактном виде. Эти вопросы мы рассмотрим далее.

Как это часто бывает в когнитивной психологии, все знают, что такое образы: ведь мы все их переживаем,— и все же их конкретные когнитив­ные свойства известны только приблизительно. Что есть мысленный об­раз и каковы его свойства? Как мы "смотрим на" конкретные детали обра­за? Что именно мы "видим", когда смотрим на мысленный образ? "Реа­лен" ли образ или он воображается на основе информации, хранящейся в другой модальности? Можно ли отличить образ, сконструированный в воображении, от того, который воспринимался в действительности? Если да, то чем они отличаются? Есть несколько вопросов, которые веками озадачивали философов, а сегодня озадачивают когнитивных психологов. В результате их исследований появились некоторые поразительные новые данные и теории.

В этой главе под мысленным образом мы будем понимать репрезента­цию в уме не присутствующего объекта или события. Это общее определе-

ние и в нем специально предусмотрена возможность не только зритель­ных образов, но и образов, сформированных через другие модальности. Но несмотря на это широкое определение, в настоящем разделе мы огра­ничимся зрительными образами — областью, в которой проводились по­чти все современные исследования.

Прежде чем обратиться к некоторым основным современным теориям, мы вкратце рассмотрим прошлое мысленных образов, так чтобы в этом кон­тексте можно было понять современные идеи.

В истории мысленных образов можно выделить три периода: философ­ский ("донаучный"), измерительный и когнитивный.

На протяжении философского периода мысленные образы считались основной составной частью разума, а иногда полагали, что они являются элементами мысли. Тема образов была неотъемлемой частью философии британских эмпириков, особенно Локка, Беркли, Юма и Хартли.

Количественную оценку мысленных образов можно встретить у Галь-тона (1880, 1883): он раздал опросник сотне людей, просив их воспроизве­сти свой стол за завтраком и ответить на несколько вопросов о своих образах. Результаты мало рассказали об образном процессе, за исключе­нием того, что, как указывали одни люди, их образы были столь же четки­ми, как и первоначальный перцепт, тогда как другие отмечали, что образ воспроизводится слабо. Гальтон разработал меру образов, которая была связана с полом, возрастом и другими индивидуальными характеристика­ми. Тестирование образов привлекло интерес нескольких исследовате-лей — например, Титченера и Беттса (Titchener, 1909; Betts, 1909). Сутью их исследования было предложить испытуемым оценить свою способность к визуализации объекта — например, яблока, контура лица, или солнца, опускающегося за горизонт.

С пришествием бихевиоризма интерес к тестированию мысленных об­разов быстро скрылся за горизонтом, что можно продемонстрировать на примере взглядов Уотсона (Watson, 1913, 1914, 1919). Бихевиористский манифест — как его назвал Вудвортс (Woodworth, 1948) — осудил инт­роспекцию, являвшуюся критической частью вышеупомянутых тестов на образы. Согласно Уотсону, интроспекция не является существенной час­тью психологии, и новой науке о поведении было вверено объективное наблюдение за открытыми реакциями, а такие термины как сознание, мыс­ленные состояния, разум и образы не должны были употребляться никог­да. Отрицая мысленные образы и субъективную интроспекцию как темы, заслуживающие научного изучения, многие психологи отвернулись от образов и направились к объективному анализу "поведения". Подобно многим другим темам когнитивной психологии, образы многие годы пре­бывали в спячке. И подобно многим другим темам, интерес к ним не мог просто исчезнуть. Субъективный опыт был глубок, а его влияние — широ­ко (см. Глава 8); некоторые ученые — и прежде всего Аллан Пэвио про­должали настойчиво им заниматься и сумели вернуть эту тему в основное направление когнитивных исследований.

Исследования образов возродились в конце 1960-х сразу по двум на­правлениям Первое из них касалось количественного анализа образов

Мысленные образы 277

(Sheehan, 1967a, 1967b, 1971, 1973; Sheehan and Neisser, 1969; Holt, 1964; Richardson, 1969; Singer and Antrobus, 1966, 1970, 1973; Sheehan and As­ton, 1977). Анализом образов, но с более сильным теоретическим уклоном занимались Бугельски (Bugelski, 1970) и Пэвио с сотрудниками (Paivio, 1969, 1971а, 1971Ь, 1975; Paivio and Csapo, 1969; Yuille and Paivio, 1967). Второй современный подход к образам предусматривал включение этого понятия в когнитивную модель, центральным элементом которой была внутренняя репрезентация информации. Этот взгляд описан в работах: Anderson (1976), Anderson and Bower (1973), Bower (1970b, 1970c, 1972), Shepard (1975, 1977, 1978), Shepard and Chipman (1970), Shepard and Metzler (1971), Podgorny and Shepard (1978), Pylyshyn (1973), Kosslyn (1973, 1975, 1976a, 1976b, 1977, 1980), Kosslyn and Pomerantz (1977), Kosslyn and Schwartz (1977). Каждый из этих теоретиков изучал образы со своей точки зрения.