часть
пьеса
Язык
фонема
морфема
слово
простое предложение
сложное предложение
пьеса
Если метафора, сравнивающая музыку с языком, приемлема, то, по мнению Бернстайна, эту аналогию можно было бы продолжить и включить в нее "грамматическую" структуру музыки подобно грамматике преобразований Хомского. Как мы видели, одним из основных принципов этой грамматики является сохранение основного смысла глубинной структуры предложения при изменении внешней структуры. Применяя эту аналогию к музыке, ноту можно считать равноценной слову. Тогда предложение "Джек любит Джил" можно представить музыкально так:
а в терминах грамматики преобразований — так:
П
ФС ВсГ
время
наст
Джек
любит Джил
где глубинная структура представлена фразой с существительным, вспомогательным глаголом (который в данном случае есть молчаливый вывод о настоящем времени события) и глагольной фразой (состоящей из глагола и существительного). По правилам грамматики преобразований, предложение "Джек любит Джил" можно переписать как "Джил любима Джеком", и как мы видели, в других внешних формах — например, "Любит ли Джек Джил?" или "Джек не любит Джил". Тогда это возможные вариации на тему Хомского: глубинная структура неизменна, тогда как внешняя структура может свободно меняться, насколько позволяет лексика. Анализ и преобразование этих предложений согласуется с правилами грамматики преобразований. Но как анализировать соответствующее музыкальное выражение? Бернстайн объясняет это так:
Язык и развитие познания 374
"А теперь давайте вернемся к нашим трем ноткам, к этой триаде {а} А и посмотрим, можно ли при аналогичных преобразованиях в музыке получить музыкальные эквиваленты — например, при вопроси- В тельном преобразовании: Любит ли Джек Джил? Как нам превратить эту триаду нот в вопрос? Один из вариантов — это применить прин- £ цип прилагательного, т.е. аккорд= прилагательное, и этим прилагательным аккордом снабдить ноту-Джил для создания вопроса и нерешен- ^ ности. Тогда мы получим: Джек любит Джил, (возможно) {Ь}, или: Джек любит Джил? {с}, или: Джек любит Джил: (интересно) {d}. Во всяком случае, функции заключительного вопросительного аккорда подобно знаку вопроса превращают изъявительное предложение в вопросительное {е}. Любит ^ ли Джек Джил? (знак вопроса). А теперь как быть с отрицательным преобразованием? Все просто: синтаксическое изменение ноты-глаго- О ла "любить" Ш от трезвучия в мажоре к трезвучию в миноре {g}, погружаем всю триаду в минор и получаем грустное предложение: H Джек не любит Джил {h}. A для совместного преобразования — отрицание плюс вопрос — мы просто объединяем эти два музыкальных / преобразования вместе, и выходит: Не любит ли Джек Джил? (знак вопроса) {1} " (с.73).
Jack doesn't love Jill
^-^ (знак вопроса)
Doesn't Jack love Jill?
*—* (знак вопроса)
Используя эти базовые аналогии, Бернстайн разработал гораздо более сложные преобразования музыкального синтаксиса, широко представленные в его книге The Unanswered Question ("Вопрос без ответа").
Чтобы эти тезисы пробрели статус "принципа музыкально-лингвистической коммуникации", им еще нужно найти эмпирическое подтверждение. Однако, этот принцип согласуется с тем, что нам известно о склонности человека к кодированию внешних стимулов в виде абстрактных структурных элементов.
Ученые-когнитологи проявляют все больший интерес к поиску универ- "Язык" сальных способностей разума, которые смогли бы объяснить все огромное движения разнообразие человеческой деятельности. К наиболее замечательным про-
Язык, раздел 2: структура u абстракции
375
явлениям человеческого поведения относится движение, которое обеспечивается напряжением и расслаблением мускулов. Мы получаем как дар способность ходить, жестикулировать, танцевать, разговаривать, завязывать шнурки, играть в теннис, продевать нитку в иголку, кататься на лыжах, заниматься любовью, водить машину и т.п.—и все это есть результат работы запрограммированных схем, которые ,как полагают, соотносимы с нашей внутренней репрезентацией реальности. В этой главе мы встретились с несколькими примерами схем, позволяющих извлекать из конкретных экземпляров структуру, в которой при изменении формы выражения сохраняется целостность единой реальности. На примере зрительных фигур, шахматных задач, языка и музыки была продемонстрирована способность к формированию прототипа. Можно предположить, что моторное поведение также можно закодировать в виде некоторой схемы, или абстрактной внутренней репрезентации, или определенной программы движения, аналогичной семантическим абстракциям, так широко представленным в литературе по психологии и лингвистике. Существование таких схем объяснило бы то громадное моторное разнообразие, которое мы, люди, проявляем в пределах весьма ограниченных способностей нашей скромной нервной системы к хранению программ; оно также дало бы нам рациональное средство объяснения нашей способности к удивительно разнообразным трансформациям моторного поведения. Рассмотрим проблему хранения моторных реакций. К сожалению, основная единица моторного поведения (такая как признаки, фонемы, ноты— о чем говорилось выше) не получила четкого определения. Что является основной единицей движения при завязывании шнурков на ботинках? Даже если мы "останавливаем" движение мастера Тай Чи при помощи стробоскопической фотокамеры, как показано на Рис.11.6., мы все равно можем уловить только малую часть из многих движений, составляющих последовательность действий и реакций. Даже если бы мы смогли определить основные единицы моторных реакций, то встает вопрос о механизме хранения, способном вместить все сложнейшие и разнообразные виды моторного поведения, и о когнитивной структуре, которая позволяет нам переносить умение с одной задачи на другую. Масштаб этой проблемы можно оценить, если мы задумаемся о сложных моторных реакциях, необходимых при игре в мяч. Часто цитируемый отрывок из книги Бартлета по запоминанию описывает как раз эту способность моторных реакций к адаптации:
"Предположим, я делаю взмах в быстрой игре, такой как теннис или крикет. То, как я его делаю, зависит от сопряжения нескольких новых ощущений — большинство из которых зрительные — с другими зрительными ощущениями, непосредственно предшествующими этим, а также с моей позой или балансом поз в данный момент Последнее, баланс поз, есть результат целого ряда предыдущих движений, и доминирующая роль в нем принадлежит последнему движению перед взмахом. Когда я замахиваюсь, то на самом деле не произвожу ничего абсолютно нового, но ни в коем случае и не просто повторяю что-либо старое. Взмах буквально строится из живых, позовых "схем", имеющихся в данный момент, и их взаимодействия. Я могу говорить, могу думать, что точно воспроизвожу ряд заученных движений, но совершенно очевидно, что это не так; так же и при других обстоятельствах я могу
Язык и развитие познания 376
Рис. 11.6. Стробоскопическая запись последовательности положений при простом движении, в данном случае упражнений Тай Чи (Фото Роберта Сол со).
говорить и думать, что точно воспроизвожу некоторое отдельное событие, которое хочу запомнить, и опять-таки очевидно, что это не так",
Согласно этой позиции, психомоторная реакция является частью непрерывного круга событий, в основном состоящего из предшествующих реакций человека и его непосредственного опыта взаимодействия со своими "схемами". Идея о том, что моторное поведение не есть просто замкнутая S—R петля, но есть продукт препрограммированных когнитивных структур, обсуждалась в работах знаменитого психофизиолога Карла Лэшли (Karl Lashley, 1951). В хорошо известной статье по проблеме упорядоченной последовательности он утверждал, что быстрые интегрированные во времени моторные реакции — например, те, что составляют речь, печатание на машинке или игру на пианино, — основаны не на ряде дискретных условных S—R связей, но являются (как минимум частично) следствием работы ранее сложившихся механизмов мозга. Чтобы понять идеи Лэшли, касающиеся моторного научения, надо иметь в виду его общие представления о памяти и организации. В статье, вышедшей незадолго перед публикацией своей идеи об упорядоченной последовательности (1950) в поведении, он писал:
''...каждое воспоминание становится частью более или менее обширной организации. Когда я читаю научную статью, изложенные в ней новые факты начинают ассоциироваться с областью знаний, к которой они принадлежат. Последующий доступ к конкретным элементам этой статьи будет определяется всей совокупностью ассоциаций. Если о какой-либо теме не думать некоторое время, то становится труднее вспоминать детали. Однако при обсуждении или рассмотрении того или иного вопроса, доступ к именам, датам и ссылкам в памяти, которые, казалось,
Язык, раздел 2: структура и абстракции
377
уже забыты, быстро восстанавливается. Я полагаю, что воспроизведение зависит от подпороговой активации целой системы ассоциаций, вызывающей среди них что-то вроде взаимного благоприятствования".
Эти основные идеи о памяти и "когнитивной структуре" позволяют лучше понять размышления Лэшли об иерархической организации моторного поведения.
Какие нужны когнитивные и моторные структуры, чтобы умелый скрипач смог исполнить сложный и трудный музыкальный пассаж? Можно было бы предположить, что в этом процессе суммируются простые S—R связи, так что каждая нота служит стимулом для соответствующей моторной реакции. С практикой и приобретением мастерства S—R петля может быстро замыкаться, давая в результате исключительно мастерское и прекрасное исполнение. Но Лэшли предполагает, что для выполнения таких движений требуется иная активность, чем та, которая основана на про-приоцептивной обратной связи, т.е. что нервная система работает слишком медленно, чтобы можно было замкнуть эту цепь. Новые реакции должны инициироваться до того как сможет быть обработан сигнал обратной связи, идущий от прежней реакции. Идеи Лэшли (особенно те, что касаются ритма) развили Миллер и др. (Miller, Galanter and Pribram, 1960). Их критиковали Бауман и Комбс (Bowman, 1968; Bowman and Combs, 1968, 1969a, 1969b), изучавшие нервно-мышечные функции макак-резусов, а также Эвартс (Evarts, 1973); в ряде экспериментов эти исследователи продемонстрировали, что обратная связь о нервных процессах проходит гораздо быстрее, чем полагал Лэшли.
Другую гипотезу предложил Пью (Pew, 1974), считавший, что анализ двигательных навыков должен вестись на нескольких уровнях. Его многоуровневый подход к навыкам предусматривает, что на "низком" уровне работают простые S—R паттерны активности — или элементарные сервомеханизмы типа обратной связи. Такая деятельность регулируется простыми рефлекторными реакциями. На "более высоком уровне" некоторые моторные реакции уже подвергаются определенному когнитивному контролю. На этом уровне существует своего рода преобразование признаков (при ловле мяча, например, это будет его координата и скорость) в моторные команды, приводящие к реализации движений. На еще более высоком уровне в дело вступают очень сложные и предположительно абстрактные механизмы когнитивного контроля. Пью так описывает эту проблему:
"Однако умелое движение, во всем его объеме означает нечто большее. Оно означает, что после тренировки входная информация может внутренне формулироваться с учетом цели движения, стимулирующих условий, существующих в момент инициации движения, а также динамического состояния субъекта в этот момент... Что же именно сохраняется в результате приобретения способности вызывать паттерны движений, необходимые для езды на велосипеде, бросания мяча по движущейся цели или выполнения сборочных операций на производстве?
Вот это и есть третий и наиболее сложный из предлагаемых мной уровней анализа: выполнение целенаправленных, само-инициирующих движений. Сформулировали эту проблему
Язык и развитие познания 378
Бернштейн (1967) и Анохин (1969); я также обращался к некоторым из этих вопросов,— но нам предстоит еще долгий путь, прежде чем мы сможем синтезировать для этого уровня такую модель умелого поведения, которая могла бы имитировать действия человека в сколько-нибудь реалистичном смысле. Просто тут остается слишком много степеней свободы".
К сожалению, полного ответа на эти вопросы не существует, но весьма вероятно, что в результате исследований управления движениями появится более полная модель когнитивного контроля и структуры. Такая модель имела бы смысл не только для объяснения проблемы движения, но и для понимания обработки языка, памяти и музыки.
Исследования Солсо и Рэйниса (Solso and Raynis, 1979) показывают, что у испытуемых формируется прототип на основе предшествующих ему кинестетических реакций. В их эксперименте рукой испытуемых (глаза которых были закрыты) водили по несложной траектории, соответствовавшей ребрам трехмерной геометрической фигуры. На Рис. 11.7 показан пример такого движения. Экземпляры этих движений были выведены из фигуры-прототипа, взятой за основу. После совершения испытуемыми ряда движений им предъявляли некоторые старые движения, некоторые новые движения и движение-прототип (для них оно тоже новое) и просили оценить свою уверенность в том, что эти движения они уже "чувствовали". Результаты эксперимента показывают, что испытуемые правильно опознавали старые и новые элементы, но неверно (и уверенно) опознавали прототип как старое движение (Рис.11.8). Эти результаты соответствуют ранним идеям Бартлета, полагавшего, что информация, извлеченная из кинестетических ощущений, может храниться в виде схемы. Видимо, обширное количество моторных реакций, являющихся частью нашей жизни, абстрагируются и кодируются в памяти в виде некоторых абстракций, аналогичных абстракциям лингвистической информации. Солсо и др. (Solso et al, 1986) провели аналогичный эксперимент с профессиональными танцорами и выяснили, что они также склонны формировать моторные прототипы. Однако, на этот раз исчерпывающую теорию "моторного синтаксиса" все же не удалось разработать.
Рассмотрим еще одну идею, связанную с абстрагированием последовательных событий. Взгляды Лэшли, особенно в том, что касается механизмов продуцирования/плавных упорядоченных во времени последовательных действий, получили дальнейшее развитие в работах МакНейледж (MacNeilage and MacNeilage, 1973), которые попытались таким образом объяснить движения, а через них — генерирование звуков речи. Они провели оценку и установили, что англо-говорящие люди используют 100тыс. основных звуков, модуляций и акцентов. Если у каждой из этих фонем есть свой близнец в хранилище памяти, то объем одной только моторной памяти просто потрясает. А если принять в расчет кажущееся бесконечным разнообразие обычных движений (например, варианты завязывания шнурков) и учесть одновременно совершающиеся действия моторного поведения (например, прогулка с жевательной резинкой во рту), то такая способность к удержанию бесчисленных сотен тысяч или миллионов единиц только для мышечных реакций значительно расширяет все существующие представления об этой группе когнитивных показателей. Необходимость такого объема хранения можно обосновать тем, что у мышечных
Язык, раздел 2: структура и абстракции
379
Рис. 11.7. Пример типичной траектории, по которой вели руку испытуемого с закрытыми глазами; траектория показана при помощи светового следа. См. So/so and Raynis 11979). Фото Р.Солсо.
Рис. 11.8. Оценка уверенности в опознании фигур, предъявлявшихся кинестетически. *Г\*— прототип. Данные из: So/so and Raynis I1979).
Язык u развитие познания 380
действий, включая речевые, есть некоторые инвариантные им лингвистические эквиваленты, хранящиеся в ДВП. Согласно другой гипотезе (MacNeilage, 1970), движение инициируется командой на принятие частью тела определенного положения или на достижение "той или иной пространственной цели". Генерация речи управляется спецификацией целей, и подобно ей большинство других моторных реакций (например, удар по теннисному мячу умелым игроком) не требует хранения всех конкретных программ, которые могут потребоваться для любой игры, а хранятся в виде набора фиксированных паттернов мускульных программ. Эти общие программные паттерны реакций-прототипов или программы высокого порядка заучиваются и хранятся в памяти, они могут быстро преобразовываться или уточняться с тем, чтобы соответствовать потребности игрока ударить по мячу, летящему при некотором уникальном сочетании скорости, траектории, угла и т.д. Аналогичным правилам подчиняется генерация речи; согласно МакНейледжу:
"...непосредственное управление порождением речи начнется с того, что система пространственной координации воспримет фонологическую информацию согласно требуемому высказыванию. Затем она преобразует эту информацию в ряд пространственных спецификаций цели. Это приведет к ряду запросов к управ-ляющему механизму моторной системы на генерацию командных паттернов движения, обеспечивающих артикуляцию, с целью достижения конкретных целей в требуемом порядке. Наконец эти командные паттерны будут переданы мускулам. Возможно, что этот механизм представляет собой разомкнутый контур управления, так что для адекватного регулирования пос-ледующего движения ему не надо ждать сигнала о действительном достижении предыдущего положения. Информация о том, какие положения назначены в качестве целевых и по времени непосредственно соседствующих с текущим положением, будет достаточной для принятия решения о том, какой паттерн движения необходим. Поэтому возможно, что этот механизм генерирует командные паттерны движения для произнесения ряда фонем "до" их преобразования в сокращения мышц."
Вполне возможно, что не только генерация речи, но также и другие виды моторной деятельности управляются когнитивной реальностью, которая менее конкретна и более абстрактна, чем внешние проявления мышечной активности.
Поскольку моторное поведение, как и генерация языка, протекает во времени, быть может, суть внутренней структуры моторных последовательностей являет собой нечто вроде грамматики, наполненной схемами синтаксических преобразований. Быть может, правда, что "есть речь в их немоте и язык в их каждом жесте".
Язык, раздел 2: структура и абстракции
381
Краткое содержание
1. Язык играет решающую роль во многих видах человеческой деятельности, включая общение, мышление, восприятие и представление информации, а также познание "высшего порядка".
2. Язык описывается в лингвистике как иерархическая структура, состоящая из компонентов возрастающей сложности (например, фонема, морфема, синтаксис).
3. Современные теории грамматики преобразований утверждают, что содержание высказывания может оставаться неизменным при изменении лингвистической формы высказывания. Хомский проводит различение между внешней и глубинной структурами языка и подчеркивает важную роль единообразия, или общности, лежащей в основе языков, а также утверждает, что все языковые системы по своей сути продуктивны.
4. В отношении научения языку существует три позиции: первая (например, Хомский) утверждает, что язык есть врожденная, всеобщая склонность; вторая (например, Скиннер) предполагает, что язык усваивается на основе системы подкрепления; согласно третьей, развитие языка зависит от биологического созревания и взаимодействия со средой.
5. Согласно гипотезе лингвистической относительности, особенности языка определяют то, как люди видят реальность и думают о ней (речевое мышление), однако результаты исследований показывают, что перцептивный опыт сходен у людей говорящих на разных языках, и это ставит под сомнение строгий вариант этого подхода.
6. Исследования синтаксических конструкций указывают на культурные различия в предпочтении порядка слов (например, субъект-глагол-объект — или глагол-субъект-объект), причем в большинстве случаев субъект предшествует объекту.
7. Память на повествовательную прозу обладает некоторыми функциональными особенностями: высказывания хранятся в памяти совместно, а не по отдельности; тексты, подобно предложениям, можно разделить на структурные компоненты; запоминание повествовательной информации зависит от ее структуры; суть текста с течением времени сохраняется, а конкретные детали забываются.
8. Музыка и кинестетические движения являются еще двумя видами активности, которые можно описать в терминах внешних и глубинных структур.
Ключевые слово
глубинная структура внешняя структура
гипотеза лингвиста- синтаксис
ческой относительности
морфема грамматика преобразований
фонема
Язык и развитие познания 382
Рекомендуемая литература
Прежде всего:
Brown. Words and Things;
Miller. Language and Communication-,
Cherry. On Human Communication.
Оригинальные работы, посвященные идеям Хомского, очень специальны и
поэтому трудны для неспециалистов; более доступны следующие:
Bach Syntactic Theory,
Slobin. Psycholinguistics;
Kess. Psycholinguistics',
Browne Psycholinguistics',
Dale. Language Development.
Наиболее исчерпывающая из современных
Clark and Clark. Psychology and Language: An Introduction to
Psycholinguistics.
Источники по социально-психологическим аспектам языка:
Brown. Social Psychology, Lenneberg. New Directions in the Study of
Language.
Дискуссия о моторном научении: Schmidt (1975) in: Psychological Review.
Также рекомендуется
Anderson and Kosslyn, eds. Tutorials in Learning and Memory,
особенно глава из нее:
Black. "Understanding and Remembering Stories".
По поводу работы Кинча: Kintsch and van Dijk (1978).
Язык, раздел 2: структура и абстракции
383
f
Мы будем исследовать беспрестанно И в конце всех наших исканий Мы должны прибыть туда, откуда начали, Чтобы впервые познать это место — Т.С.Элиот
Когнитивное развитие
/Современное положение когнитивной психологии как важного — если V-rfHe доминирующего — подхода к анализу поведения человека основано на экспериментальных и теоретических работах американских, канадских и британских ученых Подавляющее большинство исследовательских статей и теоретических позиций, приводимых в этой книге и других общих учебниках по когнитивной психологии, произошло в недрах лабораторий и академических институтов этих трех стран Причина этого ненормального распределения кроется не только в концентрации усилий этих трех стран на когнитивных исследованиях, но также и в мягком варианте этноцентризма На лоне местных знаний мы чувствуем себя уютнее, чем среди заграничных
В психологии развития, занимающейся интеллектуальным ростом детей, баланс распределения ресурсов выглядит лучше Этот факт объясняется кроме всего прочего плодотворной работой выдающегося швейцарского психолога Жана Пиаже, а также теоретическим наследием, воплощенным в глубокомысленных работах Льва С Выготского из России О жизни и деятельности Пиаже написано и известно столько, что мы здесь не будем этого повторять Однако жизнь и теории Выготского известны менее широко, далее в этой главе мы вкратце расскажем о его жизни и работе
С точки зрения развития, мышление взрослого человека — это сложный результат его долгого роста, начинающегося с самого момента рождения Мыслительные процессы изменяются в ответ на поступление к ним запросов в процессе длительного и разнообразного взаимодействия человека с физической и социальной средой Решающий момент такой позиции — это то, что мышление развивается, т е что мыслительная деятельность изменяется упорядоченно по мере того как индивидуум развивается от беспомощного младенца до зрелого взрослого
В этой главе мы исследуем развитие мышления и попытаемся глубже понять когнитивные процессы человека С этой целью мы изучим несколько совершенно различных подходов — сначала Жана Пиаже, затем Льва Выготского, а затем информационный подход — позицию, на которой основана большая часть этой книги Как мы увидим, многие процессы восприятия, внимания, памяти, языка и мышления подвержены радикальным изменениям с возрастом
Достарыңызбен бөлісу: |