Красных В. В. К78 «Свой» среди «чужих»: миф или реальность?
ГЛАВА VII. ПРЕЦЕДЕНТНЫЕ ФЕНОМЕНЫ
жүктеу/скачать 4.03 Mb. Pdf көрінісі
|
| ГЛАВА VII. ПРЕЦЕДЕНТНЫЕ ФЕНОМЕНЫ
ИВПТ и алгоритм восприятия текста образуют диалектическое единство, находясь в отношениях взаимодетерминированности и взаимозависимости. (Т. е. картина абсолютно аналогична той, которую мы рассматривали, говоря об ин- варианте восприятия прецедентной ситуации.) И еще одно замечание, о чем неоднократно уже писалось: необходимо раз- личать: 1) собственно сам ПТ и представление об этом ИВПТ; 2) ИВПТ, являющийся частью когнитивной базы, и индивидуальное представление о ПТ, входящее только в индивидуальное когнитивное пространство. А теперь несколько выводов. Инварианты восприятия ПТ-ов входят в национальную когнитивную базу. У каждого национально-лингво-культурного сообщества своя КБ, своя система эталонов и свой алгоритм восприятия текстов. Все это предопределяет разницу в оценках как самого текста, так и его персонажей. Чтобы «иметь» инварианты восприятия ПТ-ов определенной культуры, надо пройти процесс социализации в данной культуре. Из этого следует вывод, что инофон самостоятельно «при- обрести» эти инварианты не может (если это происходит, то мы имеем дело уже не с инофоном, а с личностью, инкультурированной, социализированной в дан- ной культуре). Следовательно, при межкультурной адаптации необ- ходимо знакомить их с инвариантами восприятия ПТ-ов, бытующих в изучае- мой культуре, и с алгоритмом восприятия текстов. Например, русская литерату- ра знаменита образом «маленького человека», что не характерно для целого ряда других культур. Герой русской культуры может быть страдающей, сомневаю- щейся, рефлексирующей личностью (яркий пример — князь Мышкин), он мо- жет иметь физические недостатки (как Герасим или герой «Слепого музыканта» В. Короленко), он может быть «смешным», «нелепым», «неуклюжим» (как Пьер Безухов), он может принадлежать «дну жизни» (как многие персонажи М. Горь- кого) и т. д. Все это немыслимо для многих других культур (особенно — более традиционных). См.: Традиционная корейская литература и фольклор не ведали противоречий формы и содержания. Положительный герой был всегда писаным красавцем, а отрицатель- ный — мерзким уродом. Никаких аленьких цветочков и квазимод. [Караван историй, 2001] Далее, русские по праву гордятся «Словом о полку Игореве», что вызывает недоумение у представителей восточных народов, в культуре которых герой не может потерпеть поражение на поле битвы, а если потерпел, то не может по- пасть в плен, а если уж оказался в плену, то он ни при каких обстоятельствах не может бежать оттуда. Если же все это с ним случилось, то ни при каких обстоя- тельствах он не может быть героем произведения, во всяком случае — главным и положительным. Если мы сравним «счастливые финалы» («happy-end») русских и, например, корейских сказок, то мы увидим разительную разницу. Опросы стажеров из Южной Кореи показали, что счастливым финалом сюжета бытовой или вол- ПРЕЦЕДЕНТНОЕ ИМЯ сказки для них является смерть главного героя. Так, многие корейские сказки заканчиваются тем, что главная героиня, трудолюбивая, несчастная, за- битая, безропотная и беззлобная молодая девушка (эдакая корейская Золушка), обретает покой на небесах (т. е., проще говоря, умирает). И это считается более чем удачным концом ее приключений. Или, лучше сказать, злоключений. Но у нас-то все наоборот! Если наш герой и умирает, то случается это где-то в середи- не повествования, и после этого происходит обязательное его оживление (на- пример, с помощью мертвой, а потом и живой воды). Вспомните русские клас- сические сказочные финальные формулы: и был пир на весь мир; и стали они поживатъ, да добра горя не знать и др. Иначе говоря, для русских одним из обязательных элементов сюжета волшебной сказки является свадьба героев, которая и венчает повествование. А персонажи русского фольклора! Илья Муромец 33 года просидел на печи, но разве это имеет значение? Для нас он — герой и защитник земли русской. Да и Емеля для нас не столько лентяй, сколько добрый человек. А Иван-дурак на самом деле не так уж и но главное — он добрый, да и «дурак»-то он в сказ- ках часто потому, что жалеет тех, кого можно было бы и не жалеть (другое дело, что потом все его несостоявшиеся жертвы начинают ему помогать). Примеры можно множить и множить. Но, опять-таки, инофон не поймет русское «ожида- ние чуда», не поймет, почему наши сказочные герои часто «ленивы» и «глупы», сколько бы сказок он ни прочитал. Эту нашу специфику надо показывать и объяс- нять, давая представление о главных, существенных характеристиках и о второ- степенных, незначимых. Ведь совершенно очевидно, что лень не воспринимает- ся русскими как великая добродетель, а трудолюбие — как великая глупость или грех. (Но именно это, кстати, инофон может вынести, прочитав многие русские сказки, о чем свидетельствует опыт работы в иноязычной аудитории.) Просто в каждой культуре есть своя система координат, на которой различные качества занимают свое, детерминированное культурой место. Вот это и надо объяснять и показывать. И тогда инофонам станет ясно, что, хотя для русских лень — это плохо, а трудолюбие — хорошо, все-таки доброта важнее трудолюбия, а жа- лость важнее голода, а честность важнее практицизма и т. д. И последнее. Апелляции к ПТ и активизация ИВПТ в дискурсе, как мы виде- ли, может происходить разными способами, «закрытыми» и непонятными для инофонов. Следовательно, необходимо создать инвентарь таких средств, обра- щение к которым наиболее характерно для носителей изучаемого языка, и опи- сать как их самих, так и специфику их функционирования 18 . ПРЕЦЕДЕНТНОЕ ИМЯ Напомню, что прецедентное имя (ПИ) есть индивидуальное имя, связанное или с широко известным текстом или с прецедентной ситуацией. Оно представ- Подступы к подобному описанию см. [Красных et |