Кристофер Т. Бакли Здесь курят

Глава 22

Вообще говоря, Ник с удовольствием выступал перед сенатскими подкомитетами. Эти выступления внушали ему чувство, что он на краткий, но блистательный миг становится участником великого драматического сериала, именуемого «Историей Америки». Яркие софиты телевизионщиков, графин и стакан с водой, зеленое сукно, покрывающее стол, гул и гомон публики, сенаторы, старающиеся походить на древнеримские бюсты, крабьи пробежки их помощников, притворно избегающих телекамер, а теперь еще и новое слово в стенографии – Ник обнаружил вдруг, что стенографистки нынче не пишут, а что то бормочут в конусовидные маски, закрывающие им рты. Однако сегодня Нику выпала в этом сериале незавидная роль. Сегодня ему пришлось упражняться в терпении, участвуя в некоем подобии отбора присяжных в диснеевском мультфильме. Шел уже четвертый час, а возможности дать показания Ник дожидался с десяти утра. То была мелкая месть со стороны Финистера. Поначалу он и вовсе отказался предоставить Нику возможность выступить перед своим подкомитетом, но затем смилостивился – когда сенатор Джордан в частной беседе пригрозил, что урежет фонды, выделенные штату Финистера для ремонта автострад. (А это случилось после того, как Капитан пригрозил Джордану отлучением от своего самолета.)

Все это время Ник выслушивал обличения в адрес табака – и свой собственный, – произносимые как давними, так и новыми неприятелями: «Матерями против курения», «Подростками против эксплуатации юношества» (то еще стадо баранов), главой Государственного наркологического института (Финистер, тонкий интриган, надумал представить табак еще одним наркотиком, вроде крэка) и Коалицией за нравственную и ответственную рекламу (пять с половиной человек). К исходу четвертого часа, после того как слезливая дама испанских кровей завершила зловещий рассказ о гибели ее мужа Рамона от злодейского зелья: «Он не умел читать и не знал, как это вредно», Финистер предпринял попытку перенести слушания на следующий день. Но тут уж вмешался внедренный в подкомитет табачниками сенатор Плам Рудебейкер от Северной Каролины. Он прорычал в микрофон, что «это линчевание» зашло слишком далеко, и потребовал дать слово Нику. Ник не без изящества поблагодарил сенатора Финистера за возможность высказать свои воззрения перед столь высоким подкомитетом. Отцы основатели преисполнились бы гордости, узрев сидящих перед ним сенаторов – мало того что на всех на них скопом приходилось больше двух тысяч опротестованных банками чеков, среди этих государственных мужей числились: совратитель несовершеннолетних сенатских посыльных; три субъекта, задержанных за вождение в пьяном виде; один, пойманный на мухлеже при уплате подоходного налога; еще одни, уличенный в избиении жены и выставивший в качестве единственного своего оправдания то обстоятельство, что она его первая побила; и плагиатор, позаимствовавший произносимые им перед избирателями речи у Бени то Муссолини, ни больше ни меньше (и впоследствии сваливший всю вину на «чересчур старательного помощника»). Стоило Нику приступить к произнесению заготовленной им белиберды – полной риторических красот мольбе не обращать американских табачных фермеров в «оуки» девяностых годов, напичканной душераздирающими цитатами из «Гроздьев гнева», – как двое сенаторов демонстративно встали и покинули зал, даже не утрудив себя ритуальными заверениями, что интересы государственной безопасности требуют их неотложного присутствия в другом месте. Нику пришлось замолчать – на срок, достаточный, чтобы поразмыслить о прискорбности ситуации, в которой совратитель отроков и поклонник Муссолини ощущают над тобой моральное превосходство. Он завершил выступление гордой ссылкой на развернутую Академией кампанию против курения среди подростков. Теперь, по сценарию, слово было за Рудебейкером.

– Я благодарю миста Найлара, – зарокотал сенатор с каролинскими баритональными раскатами, – за атвагу, с каторой он явился на нынешние слушания. Я гаварю не только а маральной атваге, но и а прастой человеческой храбрасти.

Ник скромно потупился – реакция более чем уместная, если учесть, что каждое произносимое сенатором слово сам же Ник и написал.

– Патаму как я знаю, – продолжал Рудебейкер, – что он палучил множество угроз ат избирателей маего выдающивася вермантскава коллеги.

– К чему, – залаял Финистер, – клонятся смутные намеки джентльмена из табачного штата?

– В маих славах нет никаких «смутных намеков», – Плам, опять таки по сценарию, поднял кулак с зажатой в нем пачкой бумажных листков и разжал его, осыпав листками стол. Фотографы, уже впавшие в оторопь от скуки, защелкали камерами, наполнив зал стрекотом автоматически перематываемой пленки. – Как нет их и в смертельных угрозах, на каждай из каторых стаит пачтовый штампель великава штата Вермант. Ропот, ропот – стук, стук.

– Я очень надеюсь, что мой выдающийся коллега… – изумительная сенаторская учтивость, – не пытается убедить нас в том, что эти не внушающие никакого доверия письма являются результатом каких либо скоординированных усилий…

– Я не утверждаю, не внушаю и никоим образам не намекаю на что либо надобное. Я проста гаварю, что мы дожили до прискорбнава дня, кагда на человека, единственный грех каторава состоит в том, что он атстаивает совершенно законный прадукт, абъ является настаящая ахота. В этой связи я хател бы указать, что миста Найлар уже претерпел, испалняя свой долг, похищение и пытки. Теперь еще и это. Мне не известно, кто спустил на него этих абъевшихся сыра сабак, я лишь предлагаю их законному представителю прадемонстрировать хоть какую то спасобность справиться с ними и атазвать своих псов вайны, пака они никаго не абратшш в калеку.

– В чьего коллегу? – переспросил сидевший рядом с Ником репортер.

– Плам, безусловно, справился со своей ролью, – сказал на следующий день БР, просматривая вместе с Ником газеты. «ФИНИСТЕР ОТРИЦАЕТ НАЛИЧИЕ УГРОЗ В АДРЕС ПРЕДСТАВИТЕЛЯ ТАБАЧНОГО ЛОББИ».

– Не думай, что это не влетит нам в копеечку, – сказал в динамике голос Капитана.

В кабинете БР не хватало света. Установленные Карлтоном «антиураганные» жалюзи были опущены. Предполагалось, что они служат защитой от электронного прослушивания. Расследование, ведомое ФБР по делу Ника, и лобовая атака табачного лобби на сенатора США привели к тому, что уровень параноидальное™, обуявшей Академию, возрастал с каждым днем, точно уровень паводка в Миссисипи порою дождей.

– И все же, – продолжал Капитан, которому явно не хватало дыхания, – мы заставили сукина сына обороняться. Блестящая идея, сынок. Ник, снова прокувыркавшийся с Дженнет до ранних утренних часов, зевнул.

– Победить нам все равно не удастся, Капитан. Юридический отдел предсказывает, что законопроект пройдет через комитет двенадцатью голосами против пяти. Конечно, его еще должны утвердить законодатели. Но нам следует приготовиться к худшему.

– Не говори южанину о поражении, – сказал Капитан.

– Я лишь пытаюсь быть реалистом.

– Что там с медицинским отчетом Краута? Возглавляемый Эрхардом Институт здорового образа жизни состряпал документ, озаглавленный «Безмолвный убийца». По его оценкам, вермонтский чеддер приводил к закупорке артерий, уносившей жизни двух миллионов американцев в год. (В основе оценок лежало, разумеется, предположение, что всякий, кто хоть раз отведал этого сыра, в конечном итоге из за него и загнулся.) Ник не советовал публиковать этот отчет. Более того, он посоветовал немедля уничтожить все его копии.

– Что у Гомеса? – негромко спросил Капитан.

– Мы совершенно уверены, что пару лет назад Финистер увивался за an pair.

– За кем?

– Иностранной нянькой. Исландкой по имени Харпа Иоханнсдотгир, двадцати одного года. Сейчас проживает в Исландии. Я послал туда человека. Однако поиски займут Какое то время. Телефоны в исландских справочниках указываются не по фамилии, а по имени, так что…

– Позвольте, я вас прерву, – сказал Ник. – Мне неприятно об этом говорить, но, по моему, нам следует хотя бы прикинуть, как мы будем жить с этими их наклейками. Я имею в виду череп.

– Это пораженчество, – Капитан закашлялся. Судя по голосу, он был совсем плох. Поговаривали, что ему собираются вставить новый поросячий клапан.

Ник испытывал жалость к старику. Увы, но ничего приятного для Капитана он придумать не смог.

– Может быть, – сказал он, – нам как то удастся облагородить этот череп.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Капитан.

– Пока не знаю. Давайте я переговорю с нашими дизайнерами и мы попробуем что нибудь придумать. А тем временем человек Гомеса, глядишь, и отыщет в Рейкьявике дитя любви с торчащими наружу зубами. У выхода из кабинета БР Ника поджидала встревоженная Гэзел.

– Они пришли, – прошептала бедняжка.

– Кто «они»?

– ФБР.

Ник закрыл за собой дверь и сказал:

– Значит, все таки поймали?

– Кого? – любезно осведомился Олман.

– Моих похитителей.

– А, – сказал Олман.

– Вы уезжать никуда не собираетесь, мистер Нейлор? – спросил Монмани.

– Что?

– Нет. Агент Монмани зачитал вслух пришпиленную к авиабилету записку:

– «Даллес» – ЛА. Махмуд встретит Вас у выхода с поля».

– А, вон вы о чем. Это по делу. Я думал, вы об отдыхе. Агент Монмани уставился на Ника волчьим взглядом.

– Почему вы об этом спрашиваете?

– Да вы не волнуйтесь, – сказал Олман. – Это у него привычка такая. Мы не могли бы осмотреть вашу квартиру?

– Квартиру?

– Да.

– В делах вроде вашего многие теряют память вследствие психологической травмы, поэтому мы стараемся не оставлять обвисших концов.

– Это просьба, понимаете? – сказал агент Монмани. – Соглашаться вы не обязаны.

– Не обязан?

– Нет. Другое дело, если вам предъявят ордер на обыск.

– Верно, – сказал Олман. – А ордера у нас нет. «Есть у меня в квартире что нибудь, чего им лучше не видеть? – задумался Ник. – Что нибудь… интимное? Нет… Любовные цеппелины Дженнет педантично утаскивала с собой… О господи! Печенья с гашишем, в морозилке!» Та стюардесса, как ее звали? – Паола – притащила их как то ночью, два года назад. Его уборщица однажды съела одно по ошибке и потом долго чистила унитаз пылесосом. Он все собирался их выбросить. Что тебе мешало? Дурак! Идиотина! Сесть в тюрьму из за заплесневелых печений!

Агенты Монмани и Олман безмолвно взирали на него.

– Э э… Да, разумеется. Когда вам будет удобно зайти?

– Лучше бы прямо сейчас.

– Сейчас? – промямлил Ник, глядя в ежедневник. – Сейчас… то есть сегодня… мне не очень… Как насчет завтра? Еще один неприятный взгляд.

– Завтра вы летите в Лос Анджелес, – сказал Монмани.

– Верно, – он вытащил и протянул им ключи. – Ладно, валяйте. Монмани покачал головой.

– Мы предпочли бы сделать это в вашем присутствии.

– Я готов вам помочь, но у меня сегодня совещание с сотрудниками, два интервью и надо еще подготовиться к выступлению насчет пассивного курения… Впрочем, ладно.

Ник позвонил Дженнет и попросил заменить его. Он ехал на заднем сиденье фэбээ ровского «седана», представляя, как поедет обратно, в наручниках, обвиненный в хранении наркотиков. Он уже слышал их вопросы: «Так, говорите, ее звали Паола? На какую компанию она работала?» Олман, свинья улыбчивая, все заговаривал с ним о разных пустяках. Человеку нужно обдумать предстоящий допрос, а к нему лезут с глупостями.

Минутку минутку, это не мой холодильник!

– Не понимаю, чего ты так разволновался? – удивлялась Полли. Ник созвал «Отряд ТС» на чрезвычайное совещание. Бобби Джея оно не обрадовало – новообращенные устраивали сегодня вечеринку с игрой в кегли, пиццей и общей молитвой, – однако, услышав в голосе Ника нотки паники, он пришел.

Ник приканчивал уже третью водку «Негрони».

– Так и спиться недолго, – сказала Полли.

– Ты все еще не объяснил нам, в чем дело, – сказал Бобби. – Наркотики то они не нашли.

– Да тише ты! – прошипел Ник. – Господи Иисусе!

– Иисуса ты сюда лучше не впутывай.

– Он уже притронулся к ним, – сказал Ник, заново переживая недавний ужас: агент Монмани открывает морозилку, перебирает обледенелые пакеты, брикеты мороженого! и концентрата для «пинья колада». – Я совсем было собрался вырвать их у него и попробовать сжевать, но тут в кухню вошел второй, Олман, и на физиономии у него был: написано: «Нашел!»

– Да что нашел то? Что он мог найти?

– Не знаю. Эти типы понимают друг друга без слов. Во всяком случае, Монмани все понял. Морозильник мой его больше не интересовал. Они попрощались и ушли.

– И все таки, что они могли найти?

– Ни че го.

– Ты уверен, что никуда бевдше наркотики не запихивал?

– Бобби, сделай милость» заткнись. Тебе, между прочим, следовало бы на стрельбище торчать, обзаводиться связями, А ты чем занимался? Именем Иисусовым кегли сшибал?

– Я продолжаю работать над твоей проблемой.

– Так работай поактивнее, ладно? Если на большее ты не способен, чего ж удивляться, что сторонники запрета оружия делают вас как хотят?