1.3. Проблема видов и типов коммуникации
Анализ работ, посвящённых коммуникативной проблематике (Pürer, 2003; Maletzke, 1998; Merten, 1977; Burkart, Hömberg, 1992; Bentele, Beck, 1994; Graumann, 1972; Heringer, 2004; Макаров, 2003; Почепцов, 1998, 2003; Красных, 2003; Соколов, 2002 и др.), позволил выделить наиболее релевантные аспекты, обсуждаемые в теории коммуникации с позиций разных подходов и имеющие непосредственное отношение к пониманию и моделированию коммуникативного стиля.
Прежде всего, хотелось бы отметить, что в научной литературе нередко синонимично употребляются термины «коммуникация» и «интеракция» (взаимодействие). С одной стороны, для целей эмпирического исследования такое отождествление, отражающее всю палитру вербальных и невербальных взаимоотношений коммуникантов, может быть оправдано (ср. Graumann, 1972: 1179). С другой стороны, как обоснованно отмечает ряд авторов, в большинстве своём понятийную корреляцию этих категорий следует рассматривать в системе соподчинения (Burkart, 1998:30; Bürger, 1984: 7; Nicotera, 1995: 58; Макаров, 2003: 62). При этом коммуникация определяется как частный случай, специфическая форма социальной интеракции.
Подчеркнём, что понятие «интеракция» или «взаимодействие», имеет социологические корни и понимается, по М. Веберу, как определённая форма социального действия, «связанного с субъективным смыслом и ориентированного на действия других людей» (Weber, 1980:1). Важным дефинирующим элементом интеракции является физическое присутствие общающихся, возможность взаимно воспринимать друг друга (Jäckel, 1995: 463). Таким образом, интеракция как более широкое понятие соотносится с социальным действием, а, будучи опосредованной знаково-символическим кодом, представляет собой коммуникацию. По мнению Г. Малетцке, коммуникативный процесс подразумевает, прежде всего, взаимопонимание, содержание и смыслообразование в общении, тогда как в межличностном взаимодействии (интеракции) акцент делается на поведенческие аспекты, характер социальных отношений и действий (Maletzke, 1998: 43). Кроме того, коммуникация определяется как такая интеракция, где в фокусе координации оказываются коммуникативные интенции, так как именно они являются катализатором всего процесса общения, выражая внутренние состояния людей. Так, например, случайное соприкосновение в автобусе, полном пассажирами, хотя и вызывает ответную реакцию в виде попытки отстраниться, может расцениваться как социальное взаимодействие, но не как коммуникация в силу отсутствия намерения передать какое-либо смысловое содержание.
В некоторых исследованиях коммуникативной направленности различаются широкое и узкое толкования понятия «коммуникация». Под коммуникацией в широком смысле подразумеваются технические, биологические, психические, физические и социальные разновидности коммуникации. Соответственно, широкий подход применяется в разных сферах и научных направлениях (био- и анимальная коммуникация, техническая, машинная коммуникация, а также коммуникация между человеком и машиной). При этом, в зависимости от формы проявления, коммуникация подразделяется на межличностную, технически опосредованную (например, все виды телефонной связи), массовую (радио, телевидение, информационные службы) и компьютерную (Pürer, 2003:17, 59).
В узком значении коммуникация рассматривается как процесс взаимопонимания и обмена смыслами между людьми, т. е. соотносится с социальным взаимодействием, взятым в его знаковом аспекте (Schulz, 1994: 140; Maletzke, 1963: 18; Кравченко, 2003: 84). Пространство узкосемантического толкования включает четыре основные формы коммуникации: межличностную, групповую (или общение в малых группах), массовую и организационную (Littlejon, 1992: 19). При этом перечисленным выше формам присущи свои виды реализации. Можно говорить о прямом и непрямом общении, взаимном или одностороннем, приватном или общественном, при непосредственном присутствии коммуникантов либо их физическом отсутствии в коммуникативной ситуации. Все названные формы коммуникации представляют интерес для данного исследования с точки зрения проявления в них коммуникативного стиля и, в первую очередь, нам интересна межличностная коммуникация.
Последнюю можно рассматривать, на наш взгляд, в качестве родового понятия по отношению к другим формам коммуникации. Межличностная коммуникация, объединяющая в себе наряду с формальным характером социальных отношений также признак взаимопонимания, определяется в достаточно лаконичной форме как «вербальное и/или невербальное взаимодействие между людьми» (ср. Pürer, 2003: 60), а также – более развёрнуто – «как процесс взаимодействия двух и более языковых личностей с целью передачи/получения/обмена информацией, т. е. того или иного воздействия на собеседника, необходимого для осуществления совместной деятельности» (Красных, 2003: 79). В современной интерпретации межличностного общения1 к его основным факторам или элементам относят: коммуниканта-отправителя (адресант, источник сообщения), коммуниканта-получателя (адресат, реципиент), коммуникативное содержание (сообщение с его по преимуществу языковым оформлением), медиум-посредник, обратную связь, коммуникативный контекст, помехи (физический или психологический «шум»). Указание на релевантные факторы общения необходимо для анализа наиболее значимых признаков межличностной коммуникации, к числу которых исследователи прежде всего причисляют взаимность (обоюдность) face-to-face – коммуникации (Merten, 1977: 75). Общение всегда представляет собой взаимный процесс, участники которого находятся в состоянии постоянной смены коммуникативных ролей, выполняя в каждый момент функции то адресата, то адресанта. Однако, как справедливо отмечает Г. Кюблер, статус партнёров по коммуникации или социальное структурирование коммуникативной ситуации могут провоцировать «коммуникативное неравенство» между ними, так что сам коммуникативный процесс и его диалогичность принимают часто ассиметричный характер (Kübler, 1994: 38; ср. также Карасик, 1992: 24, 59). Наряду с взаимностью, основными признаками межличностной коммуникации считаются интенциональность, пространственно-временные отношения (контактность/дистантность) общающихся, языковой код, коммуникативный эффект, рефлексия или обратная связь (ср. Merten, 1977: 77–88).
Как известно, интенция – это намерение сделать нечто. Речевая интенция – это намерение совершить речевое действие в коммуникативной деятельности, взаимодействии с партнёром. Как обоснованно отмечает М.Л. Макаров (Макаров, 2003: 62), коммуникативные интенции являются отправным пунктом всего процесса общения. При этом интенциональность присутствует даже тогда, когда партнёр, которому адресовано то или иное намерение, не реагирует на посыл или интерпретирует его иначе, чем отправитель (Merten, 1977: 77). Согласно теории значения П. Грайса, коммуникативное намерение говорящего необязательно должно выражаться эксплицитно, чтобы быть правильно понятым адресатом. В то же время для распознавания этого намерения адресату недостаточно только языковых знаний, обеспечивающих понимание буквального значения высказывания, – необходимы также знание контекстных условий реализации высказывания и другие виды «прагматического» знания, вовлечённые в процесс «исчисления» коммуникативного значения (Grice, 1971). Интенции можно разделить на практические и ментальные. Первые ведут к реализации высказываний, порождающих практические действия коммуникантов. К ним относятся интенции «просить», «советовать», «обещать», «разрешать», «запрещать» и мн. др. Вторые, т. е. ментальные, способствуют размышлениям, рассуждениям, доказательствам, объяснениям, определениям, аргументации, утверждениям, отрицаниям и т. д. Они более всего характерны для научных дискурсов (Рябцева, 1992; цит. по Формановской, 2002: 30).
Ситуационный признак коммуникации проявляется в пространственно-временном соотношении коммуникантов в момент общения, их обоюдном восприятии друг друга. В «присутственном» варианте участники коммуникативного акта контактируют напрямую (беседа лицом к лицу), в случае технически опосредованного взаимодействия (например, разговор по телефону) речь идёт о дистантном общении, характеризующемся значительно меньшим числом «задействованных» коммуникативных воздействий и, соответственно, ограниченном в возможностях межличностного восприятия и влияния.
Язык является самым эксплицитным из известных видов коммуникативного поведения (Сепир, 2001: 211). Как отмечает Г.Г. Почепцов, вербальная коммуникация носит главенствующий характер в любой области человеческой деятельности (Почепцов, 2003: 319). Речь, таким образом, представляет собой самый успешный («производительный») инструмент в обеспечении взаимопонимания между людьми. При этом в речевой коммуникации значительную роль играют паравербальные качества оформления высказывания: высота, громкость звука; тембр, мелодика, звучность голоса; скорость, ритмичность речи; частота и длительность пауз, то есть то, как мы говорим. Наряду с содержанием сообщения эти сигналы передают особенности коммуникативного стиля говорящего в разных ситуациях общения. Кроме устной формы вербальной коммуникации следует упомянуть также её письменный вариант как «оптическую фиксацию языковых тел, создающую возможность аккумуляции коммуникативного содержания и тем самым его передачи субъектам, не принимавшим непосредственного участия в самом акте коммуникации (ср. Hunziker, 1988: 5). Кроме того, письменный (графический) способ является одним из основных для сохранения «опыта и знаний», являясь важным средством трансляции лингво- и социокультурных традиций. Подчёркивая первостепенную роль вербальной коммуникации, опосредованной языком, которая, по мнению многих исследователей, обладает способностью на основе ограниченного количества языковых правил и элементов порождать бесконечное число высказываний (значений и смыслов), правильной находим мысль Г. Малетцке. «Язык – это всегда коммуникация, но он – одна из форм коммуникации, среди многих других» (Maletzke, 1998: 44).
В терминах «эффект», «влияние», «результат» можно описать всё явное (открытое) коммуникативное поведение и внутренний резонанс коммуникантов, наблюдаемые и воспринимаемые в процессах их взаимодействия. С точки зрения прагмалингвистики, понимаемой в широком смысле как теория общения, результат речевого коммуникативного действия рассматривается теорией речевых актов в понятии перлокутивного акта (акта воздействия и получения его результата), что во многом способствовало, как отмечает Л.М. Салмина, сведению цели коммуникации только к воздействию (ср. Салмина, 2001: 30).
Одним из важнейших признаков межличностной коммуникации определяется рефлексия или обратная связь как комплекс вербальных и невербальных сообщений, которые человек намеренно или ненамеренно посылает в ответ на сообщения другого. «Реакция слушающих на высказывание говорящего по сути составляет цементирующий момент общения, её отсутствие приводит к разрушению коммуникации» (Куницына и др., 2000: 46). К. Мертен выделяет в проявлении обратной связи временной, предметный и социальный аспекты (Merten, 1977: 86–88, 161). При этом под рефлексированием в темпоральном измерении понимается обратное влияние результатов коммуникации на сам коммуникативный процесс. Обратная связь в предметном измерении подразумевает, что в акте коммуникации выбирается тот код, который наиболее соответствует его предметно-содержательным целям. Социальный параметр обозначает, что коммуникация объединяет индивидов, творит социальность, стимулирует когнитивные усилия и, тем самым, создаёт человеческую идентичность.
Анализ коммуникативного стиля в нашем подходе строится с учётом названных признаков межличностной коммуникации и их основных характеристик.
Вышеперечисленные закономерности значимы и для коммуникации в группах, которая, однако, отличается от межперсональной (диадической) двумя основными моментами. Во-первых, общение в группе регулируется числом и ролевыми функциями отдельных членов этой группы, что определяет своего рода структуру взаимодействия. Во-вторых, групповая коммуникация всегда опосредована приоритетными для группы нормами, правилами и способами вербальной и невербальной деятельности (ср. Kübler, 1994: 21). Это позволяет говорить о таких специфических чертах общения в рамках группы, как появление феномена межличностного влияния, группового целеполагания, процесса выработки и принятия групповых решений. Речевое взаимодействие внутри социальных групп или институтов, в ходе которого люди реализуют свои статусно-ролевые возможности, представляет собой не что иное, как институциональную коммуникацию с присущим ей стилем, что представляет в дальнейшем объект нашего анализа. В определённой степени коммуникация в группе соотносима с организационной коммуникацией, поскольку любую организацию можно рассматривать как группу взаимодействия индивидуумов, объединённых для достижения определённых целей (Бергельсон, 2004: 11). В современном понимании организационные взаимодействия и организационная среда – это один из социальных контекстов, в которых формирующая, воспроизводящая и преобразующая функция коммуникации проявляется особенно интенсивно. Коммуникация, таким образом, признаётся конституирующей основой любой организационной системы и любой организационной культуры (Матьяш, 2004: 16). В западной теории организовывание и коммуницирование интерпретируются как два взаимообусловливающих, взаимоопределяющих процесса. Организующий процесс есть одновременно коммуникативный, смыслообразующий процесс, и, наоборот, коммуникативный процесс – это одновременно процесс организующий (Weick, 1979). Одной из основ для анализа организационной коммуникации является концепция культурных параметров (измерений) голландского социолога Г. Хофстеде, положения которой подробно рассматриваются далее.
Классическая парадигма коммуникации, основанная американским политологом Г. Лассуэллом в 1948 году, рассматривала в качестве предмета своего исследования исключительно теорию массовой коммуникации (mass communication). Современный взгляд на коммуникативную науку не сводит её только до понимания массовой коммуникации, кроме того, некоторые авторы вообще оспаривают обоснованность причисления последней к коммуникации как таковой, называя её феноменом sui generis (см. Erbring, 1980; Kob, 1978). Анализ соответствующей литературы показывает, однако, что подобное мнение не разделяется большинством авторов, определяющим массовую коммуникацию в контексте широкого понимания коммуникации. При этом речь идёт, в первую очередь, о переносе информации и только изредка – об обмене сообщениями, поскольку массовая коммуникация в традиционном смысле (газеты, журналы, радио, телевидение) представляет собой форму общественной, непрямой (опосредованной), однонаправленной и, тем самым, ассиметричной коммуникации (Pürer, 2003: 73). Сегодня массовая коммуникация является «мощным политическим средством, которое не только формирует общественное мнение, но и часто непосредственно влияет на принятие тех или иных политических решений» (Почепцов, 2003: 252). Прежде всего, это возможно в связи с использованием технических средств передачи и массового тиражирования словесной, образной, музыкальной информации среди численно больших рассредоточенных аудиторий с целью не только информирования, но и оказания идеологического, политического, экономического, психологического или организационного воздействия на оценки, мнения и поведение людей (Желтухина, 2003: 131).
Соотнося признаки межличностной и масс-коммуникации, можно выявить как их общие черты, так и закономерные отличия. Прежде всего, совершенно очевидно взаимопроникновение этих форм коммуникации. Собственно массовая коммуникация немыслима без межперсональной, которая, в свою очередь, получает от первой новое содержание, актуальные социополитические темы для fase-to-fase общения, выполняя тем самым коммуникативно-творящую функцию. В качестве одного из главных сходств обеих форм коммуникации выделяется интенциональность обращения к адресату на основе общей знаковой системой (Bentele/Beck, 1994: 34). Кроме того, в обоих случаях коммуникация вызывает определённую реакцию у реципиента. Полученная им информация воспринимается селективно, подвергается декодированию и интерпретации, наделяется смыслом. Будучи принятой или отклонённой, информация способствует утверждению либо изменению взглядов, установок, поведения адресата (ср. Bergler/Six, 1979: 37).
Формат массовой коммуникации имеет также собственные признаки, релевантные для нашего исследования, в рамках которого анализируется, в том числе, коммуникативный стиль немецкого политического дискурса как значимой составляющей пространства массовой коммуникации. Массовая коммуникация – это медиумно опосредованная, непрямая коммуникация. Она всегда реализуется с помощью технических средств через разные средства передачи информации, что позволяет употреблять для её обозначения также термин масс-медиальная коммуникация (ср. дискурс масс-медиа или масс-медиальный дискурс: Шейгал, 1998; Желтухина, 2001). К классическим медиальным средствам относятся, наряду с печатной продукцией (газеты, журналы, книги, плакаты), также аудиовизуальные средства информации (радио, телевидение, кино, музыкальные диски, аудио- и видеокассеты).
В отличие от межличностного общения, приватного по своей сути, массовая коммуникация имеет общественный, публичный характер. Её адресатом является неограниченное и неопределённое количество субъектов, т. е. коллективный адресат. Известный немецкий коммуникативист Г. Малетцке, характеризуя многочисленных реципиентов масс-медиальной коммуникации, использует термин «дисперсная публика» (disperses Publikum), подчёркивая их неоднородность и пространственную разобщённость (Maletzke, 1963: 28). Объединяющим началом в исполнении коммуникативной роли слушающего (адресата) при подобной пространственно-временной рассредоточенности является внимание к одному предмету, а именно к транслируемому тексту-высказыванию. Дисперсной публике противопоставляется «присутствующая публика» (Präsenzpublikum), выделяемая на основе идентичности интересов, одинаковых ожиданий, часто одинаковых контекстных знаний, ситуативной и пространственной общности, например, присутствие определённого количества людей в кинотеатре, на проповеди в церкви, в каком-либо зале при прочтении доклада или выступлении политика.
Отношения адресант – адресат (производитель и пользователь сообщений) в массовой коммуникации имеют свои особенности. По сути, мы имеем здесь дело с поляризацией коммуникативных ролей, поскольку «типичные для межличностной коммуникации взаимность и ролевой обмен de facto отсутствуют в массовой коммуникации» (ср. Burkart, 1998: 167). Обратную связь (feed back), в принципе, нельзя исключать полностью. Реакция на тексты массовой коммуникации, представленные в письменной или устной форме, может осуществляться посредством телефонных звонков, писем слушателей или читателей, при помощи электронной почты. Однако такое общение нельзя отнести к непосредственному контакту, а само общение, как правило, запаздывает по времени, так как между коммуникантами существуют пространственная дистанция и временная отсроченность. Даже если речь идёт о трансляции в реальном времени (on-line) или так называемом «живом» эфире (live, call-in), когда в виде исключения для массовой коммуникации можно говорить о коммуникативном контакте между субъектами коммуникативного взаимодействия, подобного рода коммуникация в основном не сопровождается сменой коммуникативных ролей. Говорящему в такой ситуации общения принадлежит больший коммуникативный вес, большая дискурсивная инициатива, проявляющаяся в определении тем, стратегии и тактики для воздействия на слушающего. Адресат не владеет властными полномочиями коммуникатора – адресанта и вряд ли может повлиять на структурное оформление передачи. Таким образом, массовая коммуникация имеет par excellence однонаправленный характер, что обусловливает, соответственно, её ассиметричность. Последняя определяется, кроме всего прочего, также разницей в степени институциональной организованности партнёров по коммуникации. В качестве источников сообщения в массовой коммуникации в большинстве своём выступают представители организованных структур (политических, журналистских институтов), которые порождают масс-медиальные тексты, облечены властью в своей области и профессионально компетентны (ср. Шейгал, 2000: 46; Hunziker, 1988: 6). Реципиенты как какая-то часть общества или общество в целом представляют собой разнородную, анонимную публику, что значительно снижает степень их организованности и, соответственно, активности в процессе массовой коммуникации.
Типичным для фактора адресанта/адресата в масс-медиальной коммуникации является также то, что партнёры по коммуникации не знают друг друга лично. В этой связи можно назвать, однако, случай так называемой парасоциальной интеракции (cм. Merten, 1977: 145; Jäckel, 1995: 470), заключающейся в возникновении у зрителя иллюзии знакомства и межличностного общения с давно известным и часто появляющимся в эфире и на экране теле-/радиоведущим, комментатором, журналистом, политиком. Этому способствуют особенности языкового идиостиля и коммуникативного поведения говорящего, повторяющиеся и хорошо узнаваемые речевые акты типа приветствия, привлечения внимания и т. д. Эффект парасоциальной интеракции, вызывающий доверие к личности отправителя сообщения и, как следствие, к самому сообщению, часто используется в массовой коммуникации с целью убеждения и политических манипуляций.
Как отмечают специалисты в области коммуникативной науки, все формы человеческой коммуникации представляют собой опосредованную коммуникацию, всегда «обслуживаемую» определённой инстанцией, средством или медиумом (включая язык и другие семиотические системы), с помощью которых сообщение генерируется или артикулируется, переносится и воспринимается (Graumann, 1972: 1182). При этом понятие «медиум» употребляется как в отношении знаковых кодов, свойственных человеку, так и в связи с разными, известными нам техническими средствами, например, в телекоммуникации (телефон, радиотелефон, факс), в массовой коммуникации (газеты, журналы, телевидение, радио), а также в современной компьютерно-опосредованной коммуникации (Burkart, 1998: 36). Известна попытка классификации медиального разнообразия, включающая три блока возможных средств человеческой коммуникации (см. Pross, 1972: 10–145).
Выделяются, прежде всего, первичные медиальные средства «элементарного межличностного контакта», к которым наряду с языком относятся невербальные компоненты (мимика, жестикуляция, язык тела, зрительный контакт). Общим для этого «набора» кодов, релевантного для любого коммуникативного стиля, является отсутствие технического прибора в осуществлении коммуникативного взаимодействия между партнёрами по общению.
В качестве вторичного медиума определяются средства, требующие технического устройства при продуцировании сообщения, но не при его восприятии. Речь идёт о разного рода сигналах (дымовых, огненных, жестикуляции флажками), текстовых манифестациях письменного или печатного характера (письмах, газетах, плакатах, книгах и т.д.).
Под третичными средствами коммуникации понимаются те средства, при которых коммуникация осуществляется при помощи технических посредников. К этой группе причисляются телекоммуникационные и электронные масс-медиальные средства.
Эффективность воздействия в процессе коммуникации определяется, по мнению многих авторов, не только на основе «изолированных, абстрактных слов и предложений. Вербальная составляющая взаимодействия тесно переплетается с невербальными компонентами, такими, как характерная внешность говорящего, степень его привлекательности, специфическая голосовая артикуляция, мимика, жестикуляция и др.. Для психологической действенности собственно содержательной информации эти невербальные элементы имеют в смысле социальных техник центральное значение в акте коммуникации» (ср. Bergler/Six, 1979: 35; см. также: Куницына, Казаринова, Погольша, 2001: 68; Стернин, 2001: 89).
В качестве основных способов восприятия невербальной коммуникации выделяются акустический, визуальный (оптический), тактильный, термальный, ольфакторный и вкусовой. Реализуя общую для них функцию невербальной коммуникации – передавать сообщения, касающиеся конкретного состояния коммуниканта, его отношения к себе, к партнёру и ситуации, – каждый из способов сохраняет при этом свою специфику.
Посредством акустического воздействия общающиеся воспринимают экстралингвистические (паузы, смех, плач, кашель, вздох и т.д.) и паравербальные сигналы сообщения (скорость речи и её ритм, тембр голоса и его громкость и т.д.). То, как произнесено высказывание, является часто более важным, чем само содержание сообщения, а такие средства, как ударение, паузы, интонирование, передают сообщение о том, какое значение в данной ситуации придаётся сказанным словам. По Ф. Ницше: «Наиболее понятным в языке бывает не самоё слово, а тон, ударение, модуляция, темп, с которым произносится ряд слов, – короче сказать, музыка, скрывающаяся за словами, страстность, скрывающаяся за музыкой, личность, скрывающаяся за страстностью, т. е. всё то, что не может быть написано» (цит. по: Соколов, 2002: 295). Эта мысль весьма значима для обсуждения сущности коммуникативного стиля, моделируемого в рамках нашей работы.
Большая часть невербальной информации воспринимается, как известно, визуально. Невербальная коммуникация объединяет мимику или выражение лица как основной источник передачи человеческих эмоций, кинесику (движения тела и жестикуляцию), проксемику (пространственную организацию общения), внешние атрибуты ситуации (рост, одежду, причёску коммуникантов, окружающие предметы), а также зрительный контакт, выполняющий в первую очередь функцию регулирования разговора и атмосферы интимности в межличностном общении. Своеобразие проявления названных факторов оптического или визуального способов воздействия значительно опосредовано лингвокультурными традициями партнёров по коммуникации (например, уместным ли является прямой зрительный контакт в разговоре или какова допустимая дистанция между говорящими).
Тактильный компонент коммуникации обеспечивает восприятие самых разнообразных прикосновений – рукопожатия, поцелуя, поглаживания, похлопывания, объятия и т. д. Подструктурно к тактильному невербальному поведению можно отнести также термальную систему восприятия, позволяющую партнёрам по интеракции ощущать теплоту тела при соприкосновении (Pürer, 2003: 65). Люди прикасаются друг к другу по разным причинам, разными способами и в разных ситуациях. Однако интенсивность и частота прикосновения зависят не только от пола, возраста, типа личности и её статуса, но и от типа культуры, к которой принадлежит личность.
Человеческое обоняние, запахи, поступающие ольфакторным способом, могут также стимулировать или затруднять коммуникацию. Это касается и вкусовых ощущений, сопровождающих, например, поцелуй как форму человеческого взаимодействия. Замечательной иллюстрацией, демонстрирующей значимость ольфакторного аспекта коммуникации в рамках своей культурной группы, является высказывание представительницы эвенкийского народа в одной из телевизионных передач по поводу встреч с земляками: «Обнимешь человека, понюхаешь его – родные запахи, и сердце тает».
Обобщая краткое описание разнообразия невербальных составляющих коммуникации, сошлёмся на выводы немецких авторов в отношении их социального значения и функций. Итак, невербальная коммуникация:
непосредственно регулирует социальные контакты, пробуждая симпатию (повышая при этом готовность к взаимодействию) или антипатию (снижая готовность к контакту) (Pürer, 2003: 66);
подготавливает партнёра по коммуникации к восприятию вербальной коммуникации;
поддерживает интерес слушающего, его внимание и готовность к последующей информации в течение акта коммуникации;
является более достоверной в случае рассогласования вербальных и невербальных сигналов;
поддерживает вербальную коммуникацию, заменяет или дополняет последнюю (ср. Bergler/Six, 1979: 33).
Для межличностного общения характерна не изолированность, а взаимодополняемость коммуникативных средств воздействия, способствующих более успешной интеракции. В этом смысле массовая коммуникация, или коммуникация посредством электронной связи, представляется ограниченной в связи с ограниченным числом возможностей и способов её реализации. Это, в свою очередь, влияет на проявления коммуникативного стиля в разных типах институциональной коммуникации или институциональных дискурсах.
Проанализированные в параграфе теоретические аспекты коммуникации можно рассматривать, на наш взгляд, как некие коммуникативные универсалии, объективирующиеся, однако, только в контексте конкретной лингвокультуры и, соответственно, ею детерминированные, так что «культурно маркированным в коммуникации оказывается всё» (Красных, 2001). Эта мысль затрагивает очень важный, с точки зрения концепции нашего исследования, вопрос, а именно, вопрос о национально-культурной обусловленности коммуникативного процесса.
|