Л. Куликова Коммуникативный стиль в межкультурной парадигмеМакрокатегории культурно- коммуникативной вариативности
Темпоральность как категория, детерминированная культурой, рассматривалась американским культурантропологом в тесной связи с двумя другими выделенными им первичными информационными системами, а именно – общением и организацией социальных отношений. Анализ общения и поведения людей из разных систем времени привел его к выводу о наличии как минимум двух вариантов коммуникативных стратегий, то есть способов обмена информацией между людьми. По Холлу, все культуры подразделяются на культуры с низким контекстом и культуры с высоким контекстом1 согласно разнице в степени информированности участников коммуникации. В высококонтекстных культурах (high-context-culture) людям необходимо лишь незначительное количество дополнительной информации, для того чтобы хорошо понимать происходящее и ориентироваться в событиях, так как плотность существующих здесь неформальных информационных сетей позволяет им практически всегда быть информированными. Под высокой плотностью информационных сетей подразумевается постоянное тесное общение между членами семьи, родственниками, друзьями, коллегами и т. д., что даёт возможность людям в этих культурах «аккумулировать» большое количество информации. Высокая зависимость коммуникации от контекста, характерная для многих восточных культур, а также для Франции, Испании, Италии, сосуществует с полихронным типом использования времени. В противоположность высококонтекстным культурам в культурах с низким контекстом роль неформальных сетей информации невелика, поскольку представители таких культур достаточно жестко отделяют сферу своего личного мира от служебного и от других аспектов повседневной жизни. Как следствие, они плохо или недостаточно информированы и часто нуждаются в детальной дополнительной информации, приступая к новому. К низкоконтекстным Холл относит прежде всего Германию. Культура Северной Америки сочетает в себе, по его мнению, средний и низкий контексты. В странах со слабой сетью информационных сетей преобладает монохронное деление времени. Общение, организация совместной деятельности между представителями этих двух типов культур могут оказаться достаточно проблематичными. К одной из важных коммуникативных стратегий в связи с этим Холл относит умение адекватно «дозировать» информацию, учитывая специфику той страны и культуры, которая является партнером по сотрудничеству. Значительное место в концепции культурной грамматики Э. Холла занимает разработка категории пространства. Американский культурантрополог является основоположником специальной дисциплины – проксемики, изучающей роль пространства в коммуникативном поведении человека. Согласно концепции Холла можно определить, по меньшей мере, четыре аспекта использования людьми пространства, и это использование варьируется от культуры к культуре: личное пространство; ориентация в пространстве; межличностная дистанция; организация пространства. Каждому человеку необходимы собственные, в зависимости от ситуации изменяющиеся границы, сохраняющие его личное пространство. Вторжение в личную зону воспринимается, как правило, негативно. Не случайно известная английская пословица утверждает: «Мой дом – моя крепость». Американцы используют двери как сигнал своей доступности или потребности к уединению. Открытые двери являются знаком расположенности к общению; закрытые, соответственно, указывают на желаемую дистанцированность. Приватный объем пространства оберегается не только отдельными лицами, но и группами людей. В США считается неукоснительным правилом соблюдение невидимой границы вокруг двоих или троих беседующих людей. Небольшая дистанция, отделяющая их от остальных, служит своего рода защитой их личностной сферы. По мнению многих исследователей (Maletzke, 1996; Bausinger, 2002; Hall, 1985), немцы воспринимают личное пространство как продолжение своего Эго, а Эго у немцев очень чувствительно, поэтому они всеми средствами стремятся оградить свою персональную территорию. Интересным примером в этой связи является актуализация концепта «Пространство» в аутентичном письме немецкого жителя, обращающегося к своему соседу по дому с претензией по поводу нарушения пространственных отношений и возникшего на этой основе имущественного ущерба.
В письме иллюстрируются различные аспекты немецкого восприятия собственного пространства, воплощённого здесь на примере отношения к своему дому и окружающей его территории. Эксплицитными сигналами концептуализации пространственных отношений пишущим являются дейктические элементы («…meines Freisitzes», ««…meines überdachten Freisitzes», «…meines Anbaues»), лексические единицы тематического поля «пространство» (die Mauer, Isolierung zu meiner Mauer, der Raum zwischen Mauerwerk und Palisaden, eng, des Anbaues, Ihres Gartens, das Mauerwerk meines Freisitzes, des Zwischenraumes, aus nachbarschaftlichen Gründen), неоднократное повторение лексемы «стена». Детальное описание предыстории событий и наступивших последствий можно рассматривать как имплицитную коммуникативную стратегию, передающую чувства обеспокоенности и возмущения хозяина дома по поводу нарушения его пространственных границ. Согласно теории проксемики в разных культурах по-разному структурируется и пространство межличностного взаимодействия. Это проявляется как в символике «языка тела» (жесты, прикосновения), так и в способах персонализации пространства. Э. Холл выделяет четыре дистанционные зоны, подразумевая под этим дистанцию в общении по отношению к другому человеку или группе лиц:
Эти дистанции можно соотнести с пятью стилями общения – интимным, непринуждённым, консультативным, формальным и ледяным (Joos, 1962: 13). Выделенные Холлом дистанции межличностного общения естественны для большинства американцев, немцев и англичан. Однако латиноамериканцы, греки, французы общаются, как правило, на более близком расстоянии. В связи с этим участники коммуникативного процесса, представляющие разные типы культур, часто безуспешно пытаются найти комфортную зону общения друг с другом. Чтобы избежать вторжения в своё личное пространство, собеседники из США в разговоре с латиноамериканцами нередко увеличивают дистанцию за счет любых вспомогательных средств, например письменного стола. Администрация одного из конных клубов в Сан-Паулу, где часто организуются различные приемы для представителей зарубежных фирм, была вынуждена после ряда несчастных случаев сделать выше перила терассы и укрепить их. Проблема возникла в связи с особенностями пространственной организации общения между бразильцами и американцами. Первые, стремясь к проявлению чувства близости, уместного для коммуникативного поведения в бразильской культуре, «наседали» на своих партнёров по разговору. Американцы же, согласно норме, принятой в американской культуре, пытались воспрепятствовать вторжению в свою «интимную дистанционную зону», постоянно отстраняясь от собеседника. В результате они опирались на перила и падали спиной вниз (ср.: Knapp, 1988). Для описания подобных ситуаций в специальной литературе используется термин латиноамериканский вальс (Rumpel, 1988). В азиатских культурах, а также в некоторых случаях, как замечает Холл, и на Западе регуляция межличностного пространства зависит от статусного уровня участников коммуникации. Подчёркивание своего более высокого социального положения проявляется в «соблюдении дистанции» по отношению к подчиненным или людям другого социального класса. Расстояние в общении между преподавателями и учениками, характерное для стран Азии, также значительнее, чем в американских и европейских, поскольку учитель является представителем более высокой касты, и уважительность по отношению к нему выражается прежде всего в уважении его личного пространства. Итак, согласно основным положениям концепции культурной грамматики Э. Холла, все параметры культурных систем, включая темпоральный фактор, контекстность культуры, отношение к пространству, специфичны, как и языки разных народов. В совокупности с вербальными способами каждый из этих элементов участвует в коммуникации, неся в себе разнообразную информацию. Существенным фактором, детерминирующим процессы межкультурной коммуникации, считается также позиционирование культур в зависимости от их приближения или отдаления от полюсов четырёх континуумов, выделенных Г. Хофстеде на основе обширного экспериментального изучения производственно-ориентированных ценностных представлений сотрудников мультикультурной корпорации IBM более чем в 50-ти странах мира (Hofstede, 1997). По результам исследования Хофстеде разработал свою параметрическую модель, выделив четыре культурных измерения (параметра), значительным образом определяющих коммуникативное поведение людей в межкультурном общении. Таковыми являются дистанция власти, коллективизм/индивидуализм, терпимость к неопределенности и степень социальной дифференциации полов (в работе Г. Хофстеде этот параметр называется фемининность/маскулинность, в более поздних публикациях некоторые авторы определяют его как соревновательность). Параметр дистанция власти отражает особенности отношения людей к неравенству в обществе, существующему в разной мере выраженности в каждой стране. Этот аспект культурных различий определяется Хофстеде как степень приемлемости подчинёнными неравномерного распределения власти в различных общественных структурах той или иной страны. Основными структурами общества считаются семья, школа, место работы и т. д. (ср.: Hofstede, 1997: 32). Дистанция власти – это своего рода эмоциональная дистанция, разделяющая нижестоящих и вышестоящих членов коллектива. Согласно комментарию Г. Хофстеде в странах с малой дистанцией власти степень зависимости подчинённых от управленческих кадров невелика. Предпочитается консультативный стиль общения, то есть принятие решений происходит, как правило, на консультативной основе, когда принимаются во внимание мнения сотрудников. В культурах такого типа нет большой эмоциональной дистанции между работниками и начальством, руководитель всегда доступен. Подчинённый вправе противоречить власти, не соглашаться с её мнением (Hofstede, 1997: 32). К странам с небольшой дистанцией власти относятся Австрия (наименьший индекс), Швеция, Швейцария, Великобритания, Германия, Голландия, США. При этом следует отметить расхождения в величине индексного показателя между названными странами, что свидетельствует о некоторой разнице в восприятии общественного неравенства и в этих культурах. В странах с большой дистанцией власти констатируется высокая степень зависимости нижестоящих от власть имущих. Неравенство и ярко выраженная социальная иерархия считаются неотъемлемой частью общественного дискурса. Соответственно, эмоциональная дистанция между подчинёнными и облечёнными властью велика, принимается авторитарный или патриархальный стиль управления. Возражения или выражение недовольства своему начальству – явления практически исключённые. Культуры подобного типа – азиатские, арабские и африканские страны, большинство латиноамериканских стран, а также Франция, Греция и Испания в Европе. Данная Хофстеде характеристика отношений в обществах с разной дистанцией власти представляет собой, по его мнению, конструкт идеального плана. Все примеры явно тяготеют к одной или другой крайности. В реальности большинство культур имеют особенности того и другого типа, находясь где-то в середине континуума. Параметр индивидуализм/коллективизм выделяется Г. Хофстеде как второе глобальное измерение национальных культур. На основе собственных данных и исследований других авторов голландский социолог констатирует, что преобладающее число людей в мире живёт в обществах, в которых интересы группы ставятся выше интересов индивидуума. Такие общества определяются им как коллективистские. При этом Хофстеде подчёркивает, что данный термин не имеет в контексте культурных различий политических коннотаций, поскольку речь идёт не о государственной власти по отношению к личности, а о влиянии группы на личность. В культурах подобного типа человек с рождения интегрирован в замкнутые, устойчивые «мы-группы», которые поддерживают его в течение всей жизни в обмен на безоговорочную лояльность к группе. Меньшая часть населения на планете живёт в так называемых индивидуалистских обществах, в которых цели и интересы индивида приоритетны по сравнению с целями и интересами группы. Для таких культур характерны свободные социальные связи. Нормой является забота каждого прежде всего о себе и своём непосредственном окружении. Сравнив показатели двух культурных измерений (дистанция власти, индивидуализм/коллективизм), Хофстеде пришёл к выводу о том, что они находятся в обратной корреляции друг к другу. Это значит, что страны с большой дистанцией власти, как правило, представляют собой коллективистские культуры; и наоборот, страны с малой дистанцией власти являются в большей степени индивидуалистскими культурами. Следующий обзор представляет значимые различия в коммуникативном поведении представителей индивидуалистских и коллективистских культур, отражающие разные контексты взаимоотношений (ср.: Hofstede, 1997: 78–100) (см. таблицу). На вербальном уровне оппозиция коллективизм/индивидуализм связана среди прочего с особенностями проявления стиля коммуникации в низко- и высококонтекстных лингвокультурах. Известные специалисты в области межкультурной коммуникации (Samovar, Porter, 1991: 152) отмечают в этой связи: «В низкоконтекстных культурах идеи идентифицируются с определёнными говорящими людьми, что позволяет различать говорящих по их способности влиять на других. В высококонтекстных культурах основной функцией идей является усиление социального равенства и миниминизация значимости индивидуальности говорящего». Таблица
Окончание табл.
Третье культурное измерение своей параметрической модели Хофстеде определил как «маскулинность/фемининность». Этот аспект его классификации связан не с биологическими различиями между мужчинами и женщинами как абсолютной категорией, а соотносится с выполнением ими типичных для каждого общества социальных ролей. Соответственно, маскулинные, или «мужские», культуры характеризуются исследователем как общества с высокой степенью ролевой дифференциации полов, члены которого ориентированы на достижение успеха, конкуренцию, материальное благополучие. В фемининных, или «женских», культурах степень ролевой дифференциации полов выражена неярко. Основными ценностями являются семья, качество жизни, человеческие взаимоотношения (ср.: Hofstede, 1997: 110–113). Кратко можно сказать, что в рамках этого параметра речь идёт о желаемом в каждой культуре типе поведения: приоритетности уверенности и решительности или нерешительности и умеренности. Возможность межкультурного недоразумения при встрече представителей разных видов культур Хофстеде описывает на примере общения голландских и американских служащих. Для первых (относящихся к культуре с женским началом) нормой коммуникативного стиля является скромное, сдержанное, невызывающее коммуникативное поведение. Подобная подача себя вызывает обычно недоверие и сомнение в профессиональной компетентности со стороны американских работодателей, что чревато для голландцев отказом в приёме на работу. В свою очередь, стиль американцев, проявляющийся в их самоуверенном, напористом, открытом коммуникативном поведении (в этом обществе преобладают ценности мужской культуры), оставляет, как правило, негативное впечатление у голландцев (там же: 108). Хофстеде подчёркивает, что понятийная пара маскулинность/фемининность имеет относительный характер, поскольку черты мужского поведения иногда проявляются в поведении женщины, и наоборот, характерные для женщин качества присущи некоторым мужчинам. Кроме того, само понимание традиционности мужских и женских ролей не является универсальной величиной и может по-разному восприниматься в различных культурах. Однако основная тенденция социального репертуара мужчин и женщин в современных сообществах позволяет говорить о разнице ценностных ориентаций культур по этому принципу. Приоритет «мужских» или «женских» качеств в обществе регулирует коммуникативное поведение его членов, что, прежде всего, отражается в семейном дискурсе. Воспитание мальчиков и девочек в так называемых маскулинных культурах направлено на формирование независимости, честолюбия, успешности, результативности. Здесь ценятся сильные, способные личности. В так называемых фемининных культурах больше внимания уделяется воспитанию скромности, умению сотрудничать, взаимопомощи. Стремление выделиться производит негативное впечатление. Эта черта отчётливо проявляется в поведении школьников. Приводя пример, Хофстеде вновь сравнивает культуры Голландии и США. Лучший ученик в классе голландской школы вызывает насмешки со стороны большинства, поэтому нормой считается «быть середнячком». В ученической среде культивируется дух сотрудничества и добрых бесконфликтных отношений. В американских школах нормой является борьба за лидерство, состязательность как форма человеческого взаимодействия. Параметр маскулинность/фемининность отражает также культурные различия в восприятии значимости труда в жизни человека. Отношение к работе в обществах мужского типа определяется чаще девизом: «Жить, чтобы работать», – в обществах женского типа более популярен подход: «Работать, чтобы жить». Представители этих культур придерживаются, соответственно, разных коммуникативных стилей при решении производственных вопросов. В странах с маскулинными тенденциями преобладает конкретный, наступательный, даже агрессивный стиль общения. Взаимоотношения строятся на основе соревновательности, проявления индивидуальности. Решения принимаются, как правило, единолично. В фемининных культурах предпочтение отдаётся компромиссному общению, нахождению консенсуса, совместному преодолению проблем. Четвёртый аспект культурных особенностей, выявленный Г. Хофстеде на основании статистических данных, отражает степень тревожности (боязливости) членов общества по отношению к неясным, незнакомым ситуациям. Эмоциональное восприятие людьми неожиданных, непредсказуемых событий определяется параметром «терпимость к неопределенности». Культуры дифференцируются в зависимости от того, как их представители реагируют на неопределённость и какую стратегию преодоления неопределённости выбирают. При этом правила и нормы, принятые в одной культуре, могут не соответствовать стратегиям избегания опасности в другой, что часто вызывает недопонимание и раздражение в межкультурном общении. Страны, в которых непредусмотренные события и ситуации принимаются как должное и поведение строится на основании конкретных обстоятельств, Хофстеде относит к категории культур с высокой терпимостью к неопределённости (или со слабым избеганием неопределённости). Как правило, в таких культурах необычное, неясное воспринимается всего лишь как странное. В странах с низкой терпимостью к неопределённости (или сильным избеганием неопределённости) неожиданные ситуации и незнакомые люди вызывают эмоциональное беспокойство, дискомфорт. Для таких культур характерно кредо ксенофобии – чужое считается опасным. В подобных обществах огромное значение имеют определённость, структурированность, долгосрочное планирование. Наибольшей тревожностью и стремлением к предотвращению стрессовых ситуаций отличаются латиноамериканские, романские и средиземноморские культуры. Немецкоязычные страны (Германия, Австрия, Швейцария) занимают среднее положение в данной иерархии. США, Великобритания, северные европейские государства и большинство азиатских стран, за исключением Японии и Кореи, имеют тенденцию терпимого отношения к неизвестному будущему и незапрограммированным ситуациям. Германия и Великобритания, совпадая в аспектах «дистанция власти» и «маскулинность/фемининность», незначительно расходясь по степени индивидуализма, наибольшее различие показывают по параметру «терпимость к неопределённости». Это культурное расхождение ярко проявляется в учебной деятельности немецких и английских учащихся. Немецкий учебный процесс характеризуется точным целеполаганием и чёткими учебными планами, детально продуманными заданиями и структурированностью учебных ситуаций. Учителя воспринимаются здесь как эксперты, знающие ответы на все вопросы. Научная компетентность преподавателя оценивается по «академичности» его стиля. Большинство немецких студентов считают, что если он говорит «простым» языком и его объяснения легко понять, то это сомнительно и, возможно, ненаучно. Британские учащиеся предпочитают, как правило, спонтанные учебные ситуации, без чётко сформулированных целей и без строгого плана. На занятиях приветствуется дух творчества и оригинальности. Преподаватель необязательно должен знать правильные ответы на все вопросы. Считается, что материал учебников и лекций должен быть изложен доступным для понимания языком (ср.: Hofstede, 1997: 166–167). Различия между культурами в их отношении к неопределённости определяют, в первую очередь, поведение представителей этих культур в институциональной сфере. В обществах с низкой терпимостью к неопределённости очень высоко стремление к формализации жизни и, соответственно, отношений на рабочем месте. Здесь большое значение придаётся законам, письменным правилам и инструкциям, которые регулируют права и обязанности как работодателей, так и наёмных работников. Кроме того, существует множество внутренних правил, норм и ритуалов, обеспечивающих стабильность и надёжность производственного процесса. Такая структурированность существования позволяет людям максимально избегать случайностей. Их коммуникативное поведение в рамках институционального дискурса характеризуется как поведение людей упорных, активных, ценящих время, но консервативных, беспокойных и часто даже агрессивных. Эмоциональная потребность представителей культур с низкой терпимостью к неопределённости в строгом соблюдении законов и предписаний реализуется, как правило, в пунктуальности и точности. Примером тому может служить Германия, в которой, как известно, графики движения автобусов и поездов поддерживаются максимально точно, снижая тем самым степень беспокойства и стресса у населения. В странах с высокой терпимостью к неопределённости правила и инструкции, сформулированные в письменном виде, не рассматриваются как обязательные, и наблюдается скорее эмоциональное противостояние формальному регламентированию общественного и профессионального дискурсов. Люди в подобных культурах производят впечатление спокойных, выдержанных, инертных, даже ленивых, не придающих большого значения времени. Поскольку уровень терпимости к новым идеям, непредсказуемым событиям в таких обществах достаточно высок, их представители отличаются большей способностью к инновациям, открытиям и творческому риску. При анализе данного культурного измерения Хофстеде проводит параллель с параметром дистанции власти. Наличие чётких правил поведения в культурах с низкой терпимостью к неопределённости соотносится с небольшой дистанцией власти, и наоборот. Директивные решения и властные полномочия руководящих структур в странах с большой дистанцией власти частично заменяют внутренние правила, и потребность в них в обществах с высокой терпимостью к неопределённости невелика. Степень выраженности аспекта избегания неопределённости зависит также от индивидуалистских или коллективистских тенденций культур. В индивидуалистских культурах с низкой терпимостью к неопределённости, являющихся, кроме того, низкоконтекстными, строго придерживаются письменных правил. Для подобных коллективистских культур с высоким контекстом типичны неявные, имплицитные нормы и правила, имеющие природу устоявшихся традиций. Эта обусловленность отчётливо заметна в японском обществе, что часто порождает конфликтные ситуации в общении между представителями западных стран и Японии. Россия в силу объективных причин не входила в число стран, участвовавших в сравнительно-культурном исследовании Хофстеде. Однако дополнительные данные, опубликованные институтом «For training in intercultural management» ещё для 18-ти стран, включая Россию, позволяют говорить о параметрах, характеризующих особенности русской культуры (см. W. Weidmann). Очевидно, что выделенные измерения культур облегчают понимание и объясняют культурные различия, несмотря на высокую степень их генерализации (обобщения), поскольку индивидуальные особенности конкретных участников коммуникативного процесса и конкретные условия ситуации общения могут не соответствовать «стандартному» варианту. Однако выводы исследователей можно рассматривать как прогнозы на поведение представителей той или иной лингвокультуры в условиях межкультурной коммуникации. Далее измерения культур определяются в рамках концепции данного исследования как культурно-коммуникативные макрокатегории, выступающие в качестве основных детерминант, формирующих специфический стиль коммуникации в каждой языковой культуре.
|