Глава 5 БЮРОКРАТИЯ И РЕВОЛЮЦИЯ

Комплекс проблем ленинского анализа бюрокра­тии царской России, освещенных в предшествующих главах, позволяет рассмотреть методологические и конкретно-исторические аспекты вопроса: как ведет себя бюрократия в революционных ситуациях? В ле­нинских работах, написанных с марта по октябрь 1917 г., т. е. в период после Февральской буржуазной революции в России, содержатся принципы ответа на этот вопрос, а также поставлены проблемы, сущест­венные для понимания революционного процесса вообще.

§ 1

Буржуазные революции и рост бюрократии

В работах Ленина данного периода бюрократия, наряду с постоянной армией и полицией, определяется как результат непримиримости классовых противоречий и материализа­ция отчуждения государства от народа [2, 33, 8—9]. Поэтому государ­ство «...в собственном смысле есть командование над массам и со стороны отрядов вооруженных людей, отделенных от народа» (разрядка моя. — В. М.) [2, 31, 180\. Бюрократия порождена противо­речиями буржуазного общества и паразитирует на нем. Для ее содержания необходимы налоги и государственные долги. Бюрокра­тия — необходимый орган буржуазного общества. Но этот орган не может устранить противоречий, ему (обществу) присущих. Поэтому бюрократия есть организм-паразит.

Социальные корни данного паразитизма состоит в том, что и буржуазном обществе перед большинством народа открыто только дня пути социального продвижения: стать преуспевающим, зажиточным буржуа или обеспеченным и привилегированным чиновником [2, 33, 44]. Оба пути не меняют природы эксплуататорских отношений и являются типично буржуазными. Обладание собственностью и властью — это только различные способы удовлетворения одних и тех же своекорыстных, материальных интересов. Собственность и власть в буржуазном обществе образуют целостность социальных отношений и мотивов деятельности индивидов. Поэтому бюрократия есть не что иное, как легальное средство паразитического существования индивидов и слоев населения.

Но даже эти пути социального продвижения в буржуазном обще­стве удается осуществить немногим: «Громадное большинство кре­стьянства во всякой капиталистической стране, где только есть крестьянство (а таких капиталистических стран большинство), угне­тено правительством и жаждет свержения его, жаждет «дешевого» правительства. Осуществить это может только пролетариат, и, осу­ществляя это, он делает вместе с тем шаг к социалистическому переустройству государства» [2, 33, 44 — 45]. Между народом, с одной стороны, правительством и бюрократией — с другой, складываются типичные для буржуазного общества товарно-денежные отношения. В этом смысле аппарат власти и управления — товар наряду с други­ми товарами. Но в отличие от других товаров, обращающихся на капиталистическом рынке, он навязывается обществу за цену, обу­словленную самостоятельностью, независимостью и бесконтроль­ностью бюрократии. Желания угнетенных классов при этом совер­шенно не учитываются.

Буржуазия, как правило, безразлична к цене политических товаров: «...экономическое господство для буржуазии все, а форма политического господства — дело девятое, буржуазия может господ­ствовать и при республике, даже господство ее вернее при республике в том смысле, что этот политический строй никакими переменами в составе правительства, в составе и группировке правящих партий не задевает буржуазии» [2, 34, 258]. Для буржуазии важно с по­мощью политических средств, в том числе бюрократии, закрепить господствующие товарно-денежные отношения независимо от цены политических товаров и отношений господства, складывающихся при этом. Но для пролетариата и других угнетенных классов цена полити­ческих товаров, в том числе бюрократии,— значимый аспект его материального положения. Ведь основной груз капиталистической эксплуатации приходится нести на своих плечах пролетариату. Выдвигая требование удешевить правительство и аппарат управле­ния, пролетариат выражает интересы всех трудящихся. Это требова­ние является демократическим. Оно вступает в противоречие со

129

стремлением буржуазии закрепить и увековечить господство бюро­кратии.

Буржуазные революции, таким образом, не меняют бюрократи­ческой сущности аппарата власти и управления. Поэтому они являют­ся не столько социальными революциями, сколько политическими переворотами. Любая из буржуазных революций укрепляет аппарат власти и управления, поскольку увеличивается число лиц, прямо или косвенно заинтересованных в его существовании, сохранении и дифференциации как источника доходов и одного из основных путей социального продвижения. Тем самым буржуазные революции за­трудняют революционные преобразования общества в целом.

Ранее было показано, что рост бюрократии — общая характери­стика бюрократического управления. Буржуазные революции расши­ряют социальную базу и источники рекрутирования бюрократии. Следовательно, буржуазные революции не меняют общих характери­стик бюрократического управления и способствуют количественному росту бюрократии. Этот рост есть объективная закономерность бур-

130

жуазных революций. Она выражается в том, что на посты и аппарате власти и управления привлекаются все более широкие круги мелкой буржуазии. Буржуазные революции — это политический способ удов­летворения материальных интересов все больших слоев населения. Мелкий буржуа, удовлетворяя свои материальные интересы за счет исполнения управленческих и политических функций, одновременно отстаивает интересы буржуазии в целом. А этот интерес состоит в сохранении и расширении аппарата власти и управления как «доход­ного места». Тем самым расширяется социальная основа классового и политического господства буржуазии.

Вследствие буржуазных революций, таким образом, увеличивает­ся слой людей, стоящих над пародом. Растет отчуждение государства от общества. В то же время это отчуждение переплетается с мате­риальными интересами. За счет государства «кормится» все большее число людей, расширяется сфера политического господства буржуа­зии. Материальные интересы все больших слоев населения связы­ваются с фактом существования государства. Эта связь, как было показано, типична для бюрократии. Следовательно, буржуазные революции увеличивают бюрократизацию общественной и политиче­ской жизни.

Это общее положение вытекает из всего ленинского анализа Февральской буржуазной революции в России. Места в государствен­ном аппарате стали предметом соперничества, борьбы и добычи буржуазных и мелкобуржуазных партий. Политические реформы, содержавшиеся в программах этих партий, бесконечно оттягивались. Оттяжка была необходима для того, чтобы как можно большее число лиц из буржуазии и мелкой буржуазии нашло себе обеспеченное место в аппарате власти и управления. Передел чиновничьих мест охватывал всю структуру государственного аппарата. Но если револю­ция осуществляется только для того, чтобы распределить доходные местечки в аппарате власти, то она укрепляет и расширяет социаль­ную почву для удовлетворения властных притязаний все большего числа людей. Власть и управление перестают быть средством социаль­ных преобразований, а становятся целью сами по себе. Комбинации на высшем уровне власти являются следствием политического перево­рота. Всякий политический блок прямо заинтересован в том, чтобы во всем аппарате власти и управления находились люди, материально, властно и идейно связанные с господствующей в данный момент политической группировкой и преданные ей. Поэтому динамика пе­редела мест в аппарате управления обусловлена перегруппировками на высшем уровне власти.

Указанные процессы происходили одновременно с нарастанием революционного кризиса в стране и развитием демократических движений. Следовательно, бюрократические и демократические тен­денции буржуазной революции в России были переплетены.

131

По мере перехода капитализма в государственно-монополисти­ческую фазу усиливается бюрократическо-репрессивный аппарат государства: «В особенности же империализм, эпоха банкового капитала, эпоха гигантских капиталистических монополий, эпоха перерастания монополистического капитализма в государственно-мо­нополистический капитализм, показывает необыкновенное усиление «государственной машины», неслыханный рост ее чиновничьего и военного аппарата в связи с усилением репрессий против пролета­риата как в монархических, так и в самых свободных, республикан­ских странах» [2, 33, 33]. Государственно-монополистический капи­тализм способствует росту бюрократии независимо от политических форм буржуазного общества. Буржуазные революции эпохи перехода капитализма в государственно-монополистическую фазу (а Февраль­ская революция в России относится к этому периоду) закрепляют эту тенденцию. Она становится элементом революционного процесса. Рост бюрократии, таким образом,— объективная закономерность бур­жуазных революций и государственно-монополистического капи­тализма*.

* Комментируя мысль Маркса о том, что в Англии в XIX в. была возможна народная революция без предварительного разрушения государственной машины, Ленин отме­чал: «Теперь, в 1917 году, в эпоху первой великой империалистской войны, это ограничение Маркса отпадает. И Англия и Америка, крупнейшие и последние — во всем мире — представители англо-саксонской «свободы» в смысле отсутствия военщины и бюрократизма, скатились вполне в общеевропейское грязное, кровавое болото бюрократически-военных учреждений, все себе подчиняющих, все собой подавляющих» [2, 33, 38].

132

Прежде чем переходить к анализу этой проблемы, суммируем ле­нинские характеристики бюрократии, содержащиеся в работах, напи­санных с марта но октябрь 1917 г.

Бюрократия как тело государства есть результат непримиримости классовых противоречий буржуазного общества и материализация отчуждения государства от общества. Материальные интересы и властные притязания смыкаются в деятельности бюрократии. Суще­ствуя за счет государственных налогов и долгов, бюрократия является паразитическим слоем и одновременно — командной силой общества. Пути социального продвижения при капитализме способствуют укреплению бюрократии. По мере перехода капитализма в государ­ственно-монополистическую фазу рост бюрократии и бюрократизация общественной и политической жизни становятся общими характе­ристиками мирных и революционных периодов. В буржуазных рево­люциях этого периода носителем демократических тенденций являет­ся пролетариат, выражающий интересы всего народа в удешевлении правительства и аппарата управления. Поэтому немаловажную науч­ную и политическую значимость приобретает изучение вопроса о сравнительной стоимости правительств и аппарата управления различных классов в зависимости от особенностей политических

133

§ 2

В работе «Задачи пролетариата в нашей революции» Ленин писал: «Один из главных, научных и практи­чески-политических признаков всякой действительной революции состоит в необыкновенно быстром, крутом, резком увеличении числа «обывателей», переходящих к активному, самостоятельному, дейст­венному участию в политической жизни, в устройстве государства.

Так и Россия. Россия сейчас кипит. Миллионы и десятки мил­лионов, политически спавшие десять лет, политически забитые ужас­ным гнетом царизма и каторжной работой на помещиков и фабрикан­тов, проснулись и потянулись к политике. А кто такие эти миллионы и десятки миллионов? Большей частью мелкие хозяйчики, мелкие буржуа, люди, стоящие посредине между капиталистами и наемными рабочими. Россия наиболее мелкобуржуазная страна из всех европей­ских стран.

Гигантская мелкобуржуазная волна захлестнула все, подавила сознательный пролетариат не только своей численностью, но и идей­но, т. е. заразила, захватила очень широкие круги рабочих мелко­буржуазными взглядами на политику.

Мелкая буржуазия в жизни зависит от буржуазии, живя сама по-хозяйски, а не по-пролетарски (в смысле места в общественном производстве), и в образе мыслей она идет за буржуазией» [2, 31, 156].

Это положение Ленина — ключевое для понимания социальной основы бюрократических тенденций буржуазных революций и ре­волюционного процесса в целом.

Революции прерывают политическую забитость и спячку громад­ных масс населения. Массы начинают принимать непосредственное участие в политике, прежде всего — в устройстве государства. Поэто­му для анализа противоречии революционного процесса в конкретных обстоятельствах места и времени необходимо четко представлять социальную структуру общества до революции. Если в этой структуре преобладает мелкая буржуазия, то тем самым усиливается экономи-

134

Представление о государстве как устройстве и организации социального порядка и носителе всеобщих интересов — важнейший элемент буржуазных взглядов на государство. По месту в общественном производстве и но образу мыслей мелкий буржуа подготовлен к усвоению и распространению такого взгляда па государство. H данном случае бюрократия, бюрократическое отношение к действительности и управление осознаются как необходимые и закономерные элементы социального и политического бытия. В мелкой буржуазии сглажи­ваются и взаимно притупляются интересы противоположных классов. Этим объясняется ее способность заимствовать буржуазное представ­ление о государстве как организации порядка и воплощать его в жизнь по мере своего участия в революционном процессе. Образ государства как организации порядка базируется на иллюзии о том, что оно выра­жает всеобщие интересы. Носителями этой иллюзии являются бю­рократия и идеологи буржуазии. Пути социального продвижения при капитализме укрепляют эту иллюзию. Мелкая буржуазия, входя в состав аппарата управления или участвуя в революционном процессе, заимствует бюрократические образцы управления и мышления.

Таким образом, борьба демократических и бюрократических тен­денций революционного процесса отражает объективное социальное противоречие: почин, инициатива и самодеятельность масс — основ­ная социальная характеристика развертывания революционного про­цесса; в то же время не существует гарантий от того, что социальное творчество не окажется массовым воспроизводством бюрократиче­ских стандартов действия и мысли, т. е. разновидностью бюрократиче­ского творчества.

При анализе конкретно-исторических форм проявления данного противоречия следует учитывать: величину слоя бюрократии в стране, где происходит революция; специфику политической формы страны до революции; специфику сочетания национальной бюрократией интересов различных эксплуататорских классов; политические тради­ции страны.

Ленин, в частности, показал, что массы народа в России творили демократию самочинно и по-своему [2, 31, 162—163]. Но если эти массы до революции живут в условиях господства бюрократии, а в социальной структуре преобладает мелкая буржуазия, не имеющая четких представлений о классовых основах демократии и заимствую­щая буржуазную иллюзию о государстве как устройстве порядка, если народ не имеет никакого практического опыта участия в поли­тике, то в населении причудливо переплетаются бюрократи­ческие и демократические представления об обществе, государстве, управлении и революции.

Это переплетение выражается в распространении в революцион-

135

ные периоды социальной и политической мимикрии. Так, Временное правительство, называющее себя революционным, а по сути бывшее буржуазным и мелкобуржуазным, само способство­вало широкому распространению демократической и революционной фразеологии и демагогии. Она использовалась для того, чтобы вся­чески подчеркнуть отличие нового политического порядка от преж­него, дореволюционного, и возвеличить «заслуги» революции. При этом революции придавался исключительно политический смысл, а ее социально-экономическое содержание оттеснялось на второй план.

Временное правительство, таким образом, стремилось сохранить в неизменности структуру и функции армии, полиции и бюрокра­тии, перехватить у масс политическую инициативу и ввести рево­люционный процесс в рамки, предписанные сверху [2, 31, 41]. Не­трудно убедиться в том, что данные действия являют собой разновидность искусства внутренней дипломатии, сохраняемого бур­жуазными политическими партиями и лидерами в революционном процессе. А это искусство — неотъемлемый элемент бюрократическо­го управления государством, вырабатываемый и культивируемый на высших уровнях бюрократии.

Но антидемократические тенденции захватывали также и низы. Политические традиции России, в которой господствовала бюрокра­тия, способствовали тому, что типичной формой участия в револю­ционном процессе становилось принятие резолюций и де­клараций, распространение революционной фразеологии в мас-

136

В работе «Печальное отступление от демократизма» Ленин по­дробно анализирует резолюцию солдатской секции Совета рабочих и солдатских депутатов: не принимать участия в милиции и не выпол­нять милицейские функции. Эта резолюция базировалась на соеди­нении точки зрения профессиональных военных с определенной политической концепцией: армия должна быть постоянной; военное дело есть особая профессия, а военные — особая профессиональная группа, которая не должна вы­полнять никаких обязанностей общественной службы и должна быть «свободной» от политики [2, 32, 64]. Эта концепция противоположна демократии как политической теории и практике и соответствует политическим формам, составным элементом которых является бюро­кратия. Политические ориентации военных-профессионалов совпа­дают, таким образом, с общими характеристиками бюрократического действия и мысли и укрепляют бюрократические тенденции бур­жуазных революций.

Итак, преобладание в социальной структуре мелкой буржуазии способствует тому, что антидемократические, бюрократические пред­ставления об обществе, государстве и революции захватывают верхи и низы и становятся значимой тенденцией революционного процесса. Какова же должна быть политическая форма разрешения противо­речия между демократическими и бюрократическими тенденциями революции?

Полемизируя с представлением о том, что русский народ не готов к революции и диктатуре типа Парижской коммуны, Ленин указы­вал: «Никаких преобразований, не назревших абсолютно и в экономи­ческой действительности и в сознании подавляющего большинства народа, Коммуна, т. е. Советы рабочих и крестьянских депутатов, не «вводит», не предполагает «вводить» и не должна вводить. Чем сильнее экономический крах и порождаемый войной кризис, тем настоятельнее необходимость наиболее совершенной политической формы, облегчающей излечение ужасных ран, нанесенных челове­честву войной. Чем меньше у русского народа организационного опыта, тем решительнее надо приступать к организационному строи­тельству самого народа, а не одних только буржуазных политиканов и чиновников с „доходными местечками"» [2, 31, 163 —164].

Следовательно, разрешение противоречий между бюрократически-

137

Отношение между социальной действительностью и политиче­скими формами революционного процесса в интересующем нас аспек­те можно представить в виде следующих зависимостей: чем сильнее социально-экономические противоречия и противоречия сознания большинства народа (переплетение в сознании демократических и бюрократических представлений), тем оперативнее и динамичнее должна быть политическая форма их разрешения, тем менее в ней должны проявляться бюрократическое действие и мысль; чем более динамична и свободна от них политическая форма, тем оперативнее она обеспечивает распознавание, формулировку и методы разреше­ния существующих и возникающих социальных противоречий.

И наоборот: чем сильнее бюрократический способ осознания социальных противоречий, тем менее динамична политическая форма, тем менее оперативно она разрешает социальные противоречия и тем более становится инерционным воспроизводством ранее принятых решений. Чем менее оперативно реагирует политическая форма на существующие и возникающие социальные противоречия и противо­речия сознания, тем более стабилизируются организационные и управленческие отношения. Фактор времени значим при изучении связей между социальным бытием и сознанием — и политическими формами революционного процесса. О свободе данных форм от бюро­кратического действия и мысли, таким образом, можно судить на основе изучения двух типов отношений: между целостностью объек­тивных социально-исторических противоречий и политической фор-

138

Субординирование этих отношений способствует их иерархизации. А иерархия — на практике и в теории — составной элемент бюрокра­тического управления и мышления. Тем самым складываются пред посылки для ограничения политической инициативы и творчества масс. Массы постепенно отстраняются от участия в политике, или же это участие сводится к деятельности в рамках буржуазного парламен­та и бюрократического аппарата управления. Парламент и бюрокра­тия обретают статус универсальных форм политического действия и мысли. Между политической формой и народом восстанавливается отношение господства и подчинения. №два такое отношение восстано­вилось — наступает бюрократизация революционного процесса; «Ошибки в новом организационном строительстве самого народа неиз­бежны вначале, но лучше ошибаться и идти вперед, чем ждать, когда созываемые г. Львовым профессора-юристы напишут законы о созыве Учредительного собрания и об увековечении парламентарной бур­жуазной республики, об удушении Советов рабочих и крестьянских депутатов» [2, 31, 164]. Чем больше народ привлекается к органи­зационному и политическому строительству государства, тем скорее может быть разрушена социальная почва переплетения демокра­тических и бюрократических стандартов действия и мысли в созна­нии и привычках большинства населения, подорвана политическая традиция господства бюрократии.

Поэтому партия, выражающая интересы пролетариата и большин­ства трудящихся, должна быть свободна от бюрократического дей­ствия и мысли и показывать образцы оперативного разрешения объективных социально-исторических противоречий и противоречий сознания. Организация политиков-профессионалов рабочего класса в условиях революционного процесса должна быть подчинена этой задаче. Пролетарские политики-профессионалы должны наиболее оперативно отражать все противоречия действительности, вырабаты­вать эффективные методы их разрешения и стимулировать револю­ционную инициативу народа для разрушения бюрократического действия и мысли.

Конечно, выполнить эти требования нелегко. Анализируя различ­ные течения во II Интернационале по вопросу слома государственной машины в революции, Ленин дал такую характеристику центра: «„Центр" — люди рутины, изъеденные гнилой легальностью, испор­ченные обстановкой парламентаризма и пр., чиновники, привыкшие к теплым местечкам и к «спокойной» работе» [2, 31, 171]. Легаль­ная обстановка политической деятельности, использование институ­тов буржуазного парламентаризма, удовлетворение материальных ин­тересов руководителей рабочего класса за счет выполнения платных должностей в партийном аппарате и выработка шаблонов политиче-

139

ской деятельности — все это факторы, способствующие бюрократиза­ции политических форм революционного процесса и выражающие его бюрократические тенденции, обусловленные буржуазным и мелкобуржуазным влиянием.

§ 3

реакционно-бюрократиче­ский контроль?

Формой воплощения этих тенденций является реакционно-бюрократиче­ский контроль. На примере деятель­ности Временного правительства Ленин показал социально-экономи­ческую сущность, способы проявления и политические последствия реакционно-бюрократического контроля.

Ленин разграничивал реакционно-бюрократический и револю­ционно-демократический контроль. Сущность контроля вообще сво­дится к тому, кто кого контролирует, какой класс является контро­лирующим, а какой контролируемым [2, 34, 175]. Критерием действи­тельной революционности контроля в условиях революции выступает связь контроля с пролетариатом и трудящимися массами как налич­ными общественными силами революционного процесса и неправи­тельственный, небюрократический характер контроля*. Процессы

* Критикуя эсеровский проект принудительного объединения населения в союзы, Ленин отмечал: «Никакой аппарат и никакая «статистика» (которою Чернов хотел подменить революционную инициативу крестьянства) не нужны для издания такого закона, ибо осуществление его должно быть возложено на самих фабрикантов или промышленников, на наличные общественные силы, под контролем тоже наличных общественных (т. е. не правительственных, не бюрократических) сил, только обяза­тельно из так называемых «низших сословий», т. е. из угнетенных, эксплуати­руемых классов, которые всегда в истории оказывались неизмеримо выше эксплуа­таторов по способности на героизм, на самопожертвование, на товарищескую дисцип­лину» [2, 34, 17в-177\.

140

Формы саботажа контроля совпадают с его организационными формами. Политические представители крупной и мелкой буржуазии, попадая в сферу управления государством, признают принцип и не­обходимость контроля, но настаивают на том, чтобы контроль вводил­ся постепенно, упорядоченно и планомерно, чтобы контроль стал особым направлением государственной политики. Буржуазия и мел­кая буржуазия принимает контроль при следующих условиях: про­цессы контролирования должны быть значительно «растянуты» во времени, связаны с деятельностью особых государственных учрежде­ний, а это значит, что контроль должен быть включен в управленче­ские структуры государства.

Но Ленин показал, что этатизация контроля тождественна его бюрократизации [2, 34, 157—158]. Она состоит в оттяжке всяких шагов но организации действительного контроля и создании сложных и громоздких учреждений. Образующие штат этих учреждений чинов­ники экономически и политически зависимы от буржуазии. Если контроль становится направлением деятельности государства, то создается основа трансляции бюрократического действия и мысли в рамках самой контролирующей деятельности. Чиновники-контроле­ры заинтересованы в оттяжке инициативы масс по организации действительного контроля. Такая инициатива подрывает материаль­ный, профессиональный и политический статус контролера-чиновни­ка. «Обилие занятых местечек» в управленческих структурах госу­дарства порождает политическую слепоту, аналогичную политиче­ской слепоте профессиональных юристов и бюрократов. Люди, зани­мающие посты в государственных учреждениях по контролю, стре­мятся разработать всеобъемлющие и всеохватывающие программы осуществления контроля. Разработка таких программ рассматри­вается как дело государственной важности и особой сложности. Это представление стараются навязать «темным мужичкам, неграмотным и забитым, да обывателям, которые всему верят и ни во что не вникают...» [2, 34, 160]. Поэтому использование политической индиффе-

141

Экономическая сущность реакционно-бюрократического контроля состоит в соответствии буржуазным экономическим отношениям на этапе государственно-монополистического капитализма, частному характеру собственности капитала независимо от специфики эконо­мических (промышленный и банковский капитал, земельная рента) и политических (монархия, республика, демократия) форм буржуаз­ного общества. Финансовые воротилы наиболее развитых капитали­стических стран объединяются «...приватно, тайком, реакционно, а не революционно, бюрократически, а не демократически, подкупая государственных чиновников (это общее правило и в Америке, и в Германии), сохраняя частный характер банков именно для сохранения тайны операций, именно для взимания миллионов и миллионов «сверхприбыли» с того же государства, именно для обеспечения мошеннических финансовых проделок» [2, 34, 166]. Реакционно-бюрократический контроль относится ко всем сферам экономических отношений на этапе перехода капитализма в государ­ственно-монополистическую фазу [2, 34, 167].

Аналогичная ситуация наблюдалась в России после Февральской революции. Руководители Временного правительства «...тоже при­крывают реакционно-бюрократически «неприкосновенность» банков, их священные права на бешеные прибыли. Давайте же лучше гово­рить правду: в республиканской России хотят реакционно-бюрократи­чески регулировать экономическую жизнь... Вот это будет правда. И эта простая, хотя и горькая правда полезнее для просвещения народа, чем сладенькая ложь о «нашей», «великой», «революцион­ной» демократии...» [2, 34, 167].

Итак, реакционно-бюрократический контроль и реакционно-бюро­кратическое регулирование общественной жизни относится ко всем сферам экономических отношений на этапе государственно-монопо­листического капитализма, соответствует структуре буржуазных от­ношений и бюрократическому способу управления и характерно как для мирного состояния общества, так и для периодов буржуазно-демократических преобразований, если старые чиновники остаются на старых местах в старом, неприкосновенном государственном аппарате [2, 34, 168]. Корысть, косность, рутина, реакционность и консерватизм бюрократии препятствуют развертыванию революцион­ной инициативы масс и направляют ее по реакционно-бюрократи­ческому пути.

Существуют следующие способы реакционно-бюрократического регулирования общественной жизни (как в мирные, так и в револю­ционные периоды): решение социальных проблем посредством созда­ния новых учреждений; определение сроков пребывания на выборных должностях; регулирование потребления.

142

Предполагается, что наиболее компетентное и верное суждение о сути социальных проблем и событий в состоянии высказать только лица или органы, находящиеся на вершине власти. Тем самым в процедуре контроля сохраняется бюрократическое отношение. Вер­шина иерархии квалифицируется как средоточие знаний о социаль­ной действительности. Контролирующая процедура базируется на отождествлении общества и государства. Высшие чиновники рассматриваются как полномочные представители общества. Вслед­ствие этого общественный контроль становится разновидностью бюро­кратического контроля сверху. Осуществляется институционализация контроля, а именно создание особых организационных структур, на которые возлагаются функции общественного контроля. В резуль­тате контроль направлен не столько на то, чтобы разобраться в сути социальных проблем и событий, в том числе бюрократического конт­роля, сколько на то, чтобы успокоить общественную совесть и оста­вить без изменений деятельность бюрократии.

Такое толкование общественного контроля в условиях револю­ционного процесса — важный шаг в направлении контрреволюции. Солидно, т. е. бюрократически поставленный контроль сверху посред­ством создания особых контролирующих учреждений направлен на ликвидацию революционных завоеваний пролетариата и блокирова­ние общественного контроля над деятельностью бюрократии.

В работе «Неминуемая катастрофа и безмерные обещания» Ленин показал, что, несмотря па буржуазную революцию, бюрокра­тическое отношение к действительности и управление государством сохраняются. [2, 32, 108]. Обещания высшей бюрократии в мирные и революционные периоды, поддержка иллюзий населения на то, что вершина власти оперативно реагирует на социально-экономические проблемы,— все это соответствует интересам эксплуататоров и бюро­кратии. Эти обещания и иллюзии отвлекают внимание народа от необходимости дальнейшего развертывания революционного процесса

143

и создания действительного контроля за бюрократией. Вершина власти в мирные и революционные периоды занята сочинением разнообразных планов регламентации общественной жизни. Создание таких документов, как было показано ранее,— необходимый элемент деятельности бюрократии. А бюрократическая деятельность оторвана от социально-экономических условий и обстоятельств реализации данных планов. Поэтому она является, по определению Ленина, шумихой бюрократического прожектерства. Таким образом, социаль­ное прожектерство как стандарт бюрократической и идеологической мысли остается и в условиях революционного процесса и направлено на его замедление.

Нетрудно убедиться, что все эти действия целиком соответствуют общим характеристикам бюрократического управления и только усиливают количественный рост бюрократии. Бюрократические дей­ствия и в условиях революционного процесса развертываются в пред­положении, что социальная действительность должна соответство­вать принятым планам, программам, резолюциям, уставам, декретам и т. п. Такая установка полностью соответствует бюрократическим стандартам, способствуя тем самым регламентации и бюрократи­зации революционного процесса.

Определение сроков пребывания на выборных должностях — следующий способ такой регламентации. В работе «Еще одно отступ­ление от демократизма» Ленин указывает, что мелкобуржуазные партии и их лидеры рекомендовали осторожность в отношении выборов и перевыборов: «Депутаты должны избираться,— поучают они рабочих,— на определенный срок, например на два-три месяца, но никак (И) не на неделю — от митинга до митинга» [2, 32, 118]. Но определение сроков пребывания на выборных должностях в усло­виях революционного процесса — это выражение бюрократического

144

Если такое требование выдвигается партиями, называющими себя социалистическими или демократическими, то они не свободны от шаблонов бюрократического действия и мышления и исходят из бюро­кратического понимания порядка и закона в революционном процессе. В «Речи по аграрному вопросу 22 мая (4 июня) 1917 г.» на Первом Всероссийском съезде крестьянских депутатов Ленин специально отмечал: «У нас с нашими противниками (буржуазными и мелко­буржуазными партиями.— В. М.) основное противоречие в понима­нии того, что есть порядок и что есть закон. До сих пор смотрели так, что порядок и закон — это то, что удобно помещикам и чиновникам, а мы утверждаем, что порядок и закон — есть то, что удобно большин­ству крестьянства. И пока нет Всероссийского Совета Советов, пока нет Учредительного собрания, до тех пор всякая власть на местах — уездные комитеты, губернские комитеты — это есть высший порядок и закон» [2, 32, 174]. Буржуазные и мелкобуржуазные партии заим­ствуют у бюрократии такое понимание порядка и закона, которое выгодно эксплуататорским классам. Это понимание связывается ими с существованием высших уровней политической власти. Проле­тарская партия, наоборот, определяет порядок и закон в соответствии с существованием низовых звеньев политической власти в револю­ционные периоды, поскольку эти звенья непосредственно выражают революционную инициативу масс.

Противоположное представление способствует бюрократизации революционного процесса. Поэтому всякое установление сверху каких бы то ни было норм, в том числе норм надела землей, предлагаемых мелкобуржуазными партиями, Ленин оценивал отрицательно: «...к этому вопросу о нормах или мерках я отношусь с большим недове­рием и думаю, что это план чиновничий, от которого пользы не будет, который в жизнь войти не сможет, хотя бы вы здесь и постановили этот план» [2, 32, 183]. Основанные на таких нормах экономические и политические концепции — разновидность социального прожектер­ства, бюрократических планов осуществления революционных пре­образований и потому должны быть отвергнуты партией пролета­риата: «Только самостоятельная организация на местах, только учение собственным опытом научит беднейших крестьян». «Для того, чтобы выйти из-под ига капитализма, для того, чтобы общена-

145

Регулирование потребления населения с помощью карточек на хлеб и другие продукты питания представляет собой следующий способ реакционно-бюрократического контроля. Хлебная карточка и карточная система в целом — типично бюрократический способ регу­лирования потребления населения в условиях нехватки продуктов. Его цель — так распределить запасы продуктов, чтобы хватило всем. «И это все. О большем не заботятся. Бюрократически подсчитывают наличные запасы хлеба, делят их по душам, устанавливают норму, вводят ее и ограничиваются этим» [2, 34, 179]. Объектами бюро­кратического регулирования потребления, как правило, являются только предметы первой необходимости. Другие предметы, ввиду их недоступности большинству населения, не подвергаются регулирова­нию. Тем самым создается почва для обхода установленных норм потребления, очередей в магазинах и спекуляции. Оборотной стороной бюрократического регулирования потребления выступает дальнейшая дезорганизация экономической жизни страны.

Указанный способ распределения предметов первой необходи­мости отражает классовую сущность и бюрократическую форму существования государств. Этот способ в период войн и революций имеет также вполне реальную политическую цель: не допустить самодеятельности населения, затормозить и бюрократически преодо­леть революционную инициативу масс. Эта цель соответствует общим характеристикам бюрократического управления, существующего в мирные, военные и революционные периоды: «Реакционно-бюрокра­тическое решение задачи, поставленной народам войной, ограничива­ется хлебной карточкой, распределением поровну абсолютно-необхо­димых для питания «народных» продуктов, ни на йоту не отступая от бюрократизма и реакционности, именно от цели: самодеятельности бедных, пролетариата, массы народа («демоса») не поднимать, конт­роля с их стороны за богатыми не допускать, лазеек для того, чтобы богатые вознаграждали себя предметами роскоши, оставлять поболь­ше« [2, 34, 180]. Следствия реакционно-бюрократического распреде­ления продуктов первой необходимости состоят в росте недовольства и возмущения народа, очередей у магазинов, обходе существую­щих норм распределения, спекуляции и коррупции лиц, занятых распределением.

Указанные способы реакционно-бюрократического регулирования общественной жизни (решение социальных проблем посредством создания, реорганизации и переименования государственных учреж-

146

дений, определение твердых сроков пребывания па выборных долж­ностях, норм и мерок надела землей и потребления предметов первой необходимости), как показал Ленин, совпадают с реакционно бюрократическим контролем и существуют независимо от мирного, военного или революционного развития событий. По степени распро­странения этих явлений в период буржуазных революций можно кон­кретно судить о бюрократизации общественного контроля и рево­люционного творчества масс. Такая бюрократизация есть общая закономерность существования буржуазного общества: «...контроль за капиталистами невозможен, если он остается бюрократическим, ибо бюрократия тысячами нитей сама связана и переплетена с бур­жуазией. (...) Реакционно-бюрократический контроль - вот един­ственное средство, которое знают империалистические государства, не исключая и демократических республик, Франции и Америки, для сваливания тяжестей войны на пролетариат и на трудящиеся массы.

Таким образом, теория и практика реакционно-бюрократического контроля отражает экономические и политические противоречия буржуазного общества и буржуазных революций. С одной стороны, буржуазные преобразования осуществляются для того, чтобы при­вести политические институты в соответствие с экономическими инте­ресами буржуазии. Но для буржуазии главное — экономическое господство. Поэтому она не в состоянии преодолеть противоречий между законодательной и исполнительной властью, парламентом и бюрократией. Суть буржуазного парламента — «раз в несколько лет решать, какой член господствующего класса будет подавлять, раздавлять народ в парламенте...», тогда как «...настоящую «государ­ственную» работу делают за кулисами и выполняют департаменты, канцелярии, штабы», т. е. бюрократия [2, 33, 46]. Даже в условиях буржуазно-демократических преобразований, как показывает анализ Лениным различных направлений деятельности Временного прави­тельства, выработка и проведение государственной политики нахо­дится в руках бюрократии. Причем с помощью институтов буржуаз­ного парламентаризма от народа скрывается влияние бюрократии на политику в мирные и революционные периоды: «Революционно-демократическая фраза — для одурачения деревенских Иванушек, а чиновничья канцелярская волокита для «ублаготворения» капи­талистов — вот вам суть «честной» коалиции» буржуазных и мелко­буржуазных партий в правительстве, называющем себя револю­ционным [2, 33, 47].

С другой стороны, буржуазия всегда боится любых объединений населения для контроля за своей экономической и политической деятельностью. Этим обусловлено использование реакционно-бюро­кратического контроля при осуществлении буржуазно-демократи­ческих преобразований. Данный контроль отражает материальные интересы буржуазии. Если при монархии буржуазия боится объеди­нений народа из-за того, что в них она видит почву для подрыва ее связей с политически привилегированной бюрократией, то при республике буржуазия использует реакционно-бюрократический контроль для того, чтобы скрыть прибыли капиталистов.

Следовательно, действительный контроль общества над бюрокра­тией невозможен при любых политических формах буржуазного общества, а также в периоды буржуазных революций. Буржуазные революции — это только социально-историческая форма воспроизвод­ства общих характеристик бюрократического действия, мысли и управления государством. Массовое воспроизводство этих стандартов экономически, социально и политически обусловлено и направлено на бюрократизацию революционного процесса.

§ 4

Борьба демократических и бюрокра­тических тенденций в революциях и свобода народа от бюрократических стандартов действия и мышления не может рассматриваться изолиро­ванно от изучения влияния политического консерватизма и иллюзий на революционный процесс. Ведь даже революционеры склонны принимать прошлое (прошлые революции) как эталон и образец для оценки настоящего (данной революции): «Главная ошибка, которую революционеры делают, это та, что они смотрят назад, на старые рево­люции. Жизнь же дает слишком много нового, которое необходимо внести в общую цепь событий» [2, 31, 239]. Ленин постоянно подчеркивал, что все прежние революции могут быть только про­педевтикой поведения и мышления революционеров при разверты­вании революционного — и потому принципиально нового — процес­са в условиях конкретно-исторической ситуации. Если революционе­ры в своем действии и мышлении руководствуются только опытом и теоретически оформленными схемами прошлых революций, то революционная мысль не поспевает за развитием революционного

148

процесса. Тем самым складываются предпосылки для связи революционной мысли и действия с бюрократическим восприятием действи­тельности, необходимым элементом которого является консерватизм

Отсюда вытекает необходимость борьбы партии пролетариата с по­литическими традициями и привычками большинства народа, укоре­ненными в длительной истории классового общества и деформи­рующими революционный процесс. Ведь политические традиции и привычки, сложившиеся при господстве бюрократии над народом, выгодны только таким политическим движениям и партиям, которые поддерживают статус-кво и стремятся направить революционный процесс в русло социального и политического реформизма.

Следует бороться также с политическими иллюзиями большинства народа. При господстве буржуазии и бюрократии народу трудно отличить политическую правду от лжи или полуправды. А буржуаз­ные и мелкобуржуазные партии эксплуатируют неразвитость полити­ческого сознания народа, отсутствие интереса к политике и к револю­ционной теории большинства обывателей. Партия пролетариата .не может принять буржуазно-бюрократического отношения к народу: «Прикрывать неприятную правду добренькими словами — самая вредная и самая опасная вещь для дела пролетариата, для дела трудящихся масс. Правде, как бы она горька ни была, надо смотреть прямо в лицо. Политика, не удовлетворяющая этому условию, есть гибельная политика. (...) Народу надо говорить правду. Только тогда у него раскроются глаза, и он научится бороться против неправды» [2, 32, 12, 15).

Неспособность народа отличать политическую правду от лжи — следствие неграмотности большинства населения, а также того, что на протяжении всей истории классово-антагонистического общества народу сообщали только официально-бюрократические версии кон­кретных событий и социальной действительности в целом. Идеологи

149

мелкой буржуазии, выступающие от имени парода, также не в со­стоянии освободиться от бюрократических стандартов мысли. Эти версии и стандарты маскируют классовую сущность государственной политики. Если учесть, что бюрократия обладает монополией на средства массовой информации и выработки общественного мнения, что эксплуататорские классы, слои и их идеологи всегда относились и относятся к истине только с позиций политического прагматизма, то невозможность отличить политическую истину от лжи — зако­номерное состояние массового политического сознания в классово-антагонистическом, буржуазном обществе.

Для борьбы с политическим консерватизмом и иллюзиями в рево­люционном процессе необходимо учитывать: мелкобуржуазные пред­ставления о революции; типы мелкобуржуазного сознания; знания населения в области внутренней и внешней политики; возможность оперативной проверки докладов, резолюций, постановлений и реше­ний центральных органов; конституционные иллюзии; различие между буржуазным и пролетарским пониманием свободы печати.

Критикуя вождей буржуазных и мелкобуржуазных партий, Ленин показал, что их тезис: Россия не готова к революции и социализму есть разновидность мелкобуржуазных политических иллюзий. Эта иллюзия включает следующие представления: процесс революцион­ных преобразований рассматривается как дело невиданной слож­ности и трудности; под революцией понимается только такое собы­тие, которое ломает привычную жизнь десятков миллионов людей, но ничего не создает; необходимость «обычной и привычной» жизни со сложившимся социальным укладом, политическим строем, тради­циями и представлениями используется как аргумент против рево­люционных преобразований; эти преобразования отождествляются с бюрократическим решением социальных и политических проблем сверху; вследствие такого отождествления революция рассматривает­ся как действие, не считающееся с уровнем развития техники, оби­лием мелких предприятий в стране, привычками и волей большинства населения; народ понимается лишь как пассивный объект револю-

150

Нетрудно убедиться, что данные стереотипы мысли — только разновидность коллективного опыта и разума правящих, бюрокра­тического и идеологического мышления, описанных ранее. Причем обвинение в бюрократизме (понимание революции и социализма как продукта введения «сверху») выдвигается мелкой буржуазией против партии, действительно представляющей интересы рабочего класса и большинства трудового народа. Оно выдвигается для того, чтобы оправдать замедление и бюрократизацию революционного процесса. Отсюда следует, что социальное прожектерство (элемент бюрократи­ческого и идеологического мышления) — оборотная сторона полити­ческого консерватизма, оппортунизма и прагматизма, прикрывающая страх перед действительными революционными изменениями.

Для мелкобуржуазного сознания любые программы революцион­ного действия, даже основанные на марксистской теории, представ­ляются как бюрократические: ведь оно само иллюзорно и бюрократич­но! В сознании мелкой буржуазии причудливо переплетаются бюро­кратические, консервативные, реакционные, оппортунистические и прагматические политические ориентации. Это переплетение харак­терно не только для массового мелкобуржуазного сознания, но и для программ и практической политики мелкобуржуазных политических партий и вождей: «...в мелкобуржуазной демократии представлена тьма оттенков, от вполне министериабельного вполне буржуа до полу­нищего, еще не совсем способного перейти на позицию пролетария», «...мелкобуржуазная демократия всегда менее однородна, чем бур­жуазия и чем пролетариат...» [2, 34, 138, 136]. Поэтому анализ типов мелкобуржуазного сознания и сочетания в них бюрократиче­ских и демократических установок весьма важен для понимания революционного процесса и борьбы с политическим консерватизмом и иллюзиями.

Ленин отмечал также, что незнакомство масс населения с внешней политикой неизмеримо более распространено, чем невежество в области внутренней политики. Поэтому партия пролетариата должна последовательно устранять диспропорции между знаниями населе­ния в сфере внутренней и внешней политики. В противном случае обращение к массам принимает форму революционной фразеологии и демагогии, прикрывающей отступление от демократизма и бюрокра­тизацию революционного действия. Уровень знаний населения о политике принимается за данность. Не осуществляется никаких мер для преодоления диспропорций в политических знаниях, а также для того, чтобы народ в целом и каждый орган революционной власти был значимым субъектом всех направлений политики, а не какого-

151

либо одного (например, экономической политики). Выработка все­общности, а не частичности политических знаний у каждого индиви­да — одно из средств борьбы с политическими иллюзиями всего народа.

Для борьбы с бюрократизацией революционного действия необхо­димо учитывать также степень распространения в массах конститу­ционных иллюзий. Это — «...политическая ошибка, состоящая в том, что люди принимают за существующий нормальный, правовой, упо­рядоченный, подзаконный, короче: «конституционный» порядок, хотя его в действительности не существует» [2, 34, 33]. Отмечая распро­страненность конституционных иллюзий в мирные и революционные периоды (массы населения считают, что конституция имеет важное значение в социальной и политической жизни, тогда как практически влияние на эту жизнь принадлежит бюрократии), Ленин иллюстри­ровал это явление на примере политической иллюзии большинства.

Большинство имеет реальное политическое содержание, если установлены государственный порядок и власть, при которых суще­ствуют не только конституционные и правовые возможности решения социальных и политических проблем ио большинству голосов, но и реальные политические формы превращения этой возможности в дей­ствительность; большинство по классовому составу (соотношение классов внутри и вне большинства) и по единомыслию в состоянии решать государственные дела; политическая власть находится в руках класса, интересы которого совпадают с интересами большин­ства населения. Лишь соблюдение этих условий в мирные и рево­люционные периоды сообщает большинству как регулятиву полити­ческой практики и мышления реальное политическое содержание. Несоблюдение этих условий политическими партиями и распростра­ненность иллюзий о значимости большинства в любых ситуациях взаимосвязаны и способствуют тому, что управление страной со

152

Представление о возможности существовании надклассового большинства — политическая иллюзия. Она существует в двух формах: политических институтов буржуазной демократии; идеи, распространенной в массе населения в силу преобладания в нем мелкой буржуазии. В значительной степени эта иллюзия, как было показано ранее, обусловлена существующими в буржуазном обществе механизмами социального продвижения. Они обеспечивают «выход в люди», т. е. в буржуа или в бюрократы. Выход в преуспевающие буржуа обусловливает переход мелкой буржуазии на позиции круп­ной. Выход в бюрократы укрепляет представление о том, что полити­ческие структуры буржуазного государства (бюрократия, политиче­ские партии, парламент) отражают интересы и волю большинства народа.

Таким образом, узость и консерватизм политического действия и мышления мелкой буржуазии (под лозунгом «широты взгляда» и уважения к большинству) скрывает ее экономическую, политиче­скую и идейную зависимость от отношений и структур буржуазного общества. В политической сфере мелкий буржуа уступает первенство крупной буржуазии и бюрократии. В первой он видит идеал эконо­мического, во второй — политического порядка [2, 34, 82\. А идеали­зация бюрократии укрепляет политический консерватизм- и иллюзии в революционном процессе.

Для борьбы с ними и выявления действительных знаний народа в области политики важное значение имеет ленинское различие между буржуазным и пролетарским пониманием свободы печати: «Капита­листы (а за ними, по неразумению или по косности, многие эсеры и меньшевики) называют «свободой печати» такое положение дела, когда цензура отменена и все партии свободно издают любые газеты» [2, 34, 209]. Такое понимание свободы печати не учитывает полити­ческих иллюзий и диспропорций политического знания масс в области внутренней и внешней политики, не способствует выявлению этих диспропорций. Оно базируется на низкой политической культуре большинства населения и типично бюрократических преувеличениях действительной силы и размаха революционного процесса: «Назы­вая нашу революцию хвастливо великою, крича направо, налево гром­кие, напыщенные фразы о «революционной демократии», меньшеви-ви и эсеры на деле оставляют Россию на положении самой дюжинной, самой мелкобуржуазной революции, которая, сбросив царя, оставляет все остальное по-старому и ничего, ровно ничего серьезного для поли­тического просвещения крестьян, для разрушения крестьянской тем­ноты, этого последнего (и самого сильного) оплота, оплота эксплуа­таторов и угнетателей народа, не делает» [2, 34, 209].

Буржуазное и мелкобуржуазное понимание свободы печати, таким

153

Вследствие такой реализации критика революционной фразеоло­гии и демагогии, консервативно-бюрократических представлений и тенденций, форм бюрократизации революционного процесса попро­сту не пропускалась в печать буржуазными и мелкобуржуаз­ными партиями. Отмена цензуры как привилегии правительства и бю­рократии, таким образом, еще не означает отмену этой же привилегии в отношении органов буржуазии и мелкой буржуазии. Эти партии не в состоянии адекватно воспринимать действительность в силу своей классовой ограниченности и широкой распространенности в их среде бюрократически-идеологических шаблонов восприятия социального и политического бытия. Поэтому в печать, называющую себя револю­ционной, пропускались только такие материалы, которые подтвержда­ли буржуазные и мелкобуржуазные концепции революционного процесса и соответствовали текущей политической тактике буржуаз­ных и мелкобуржуазных партий. Следовательно, политический праг­матизм — составной элемент буржуазного и мелкобуржуазного по­нимания свободы печати.

Пролетарски-большевистское понимание свободы печати означает: «...все мнения всех граждан свободно можно оглашать» [2, 34, 212]. Основной критерий отличия пролетарского понимания свободы печати от буржуазного и мелкобуржуазного, таким образом, состоит в отмене не только правительственной, но и партийной цензуры в условиях революционного процесса. Только таким способом можно выявить и адекватно, научно и политически достоверно отразить целостность объективных социально-исторических противоречий и противоречий сознания народа, учитывать существующие политиче­ские иллюзии, меру их значимости в революционном творчестве масс и вырабатывать надежную оценку политического сознания масс в целях дальнейшего развертывания революционного процесса.

Эти противоречия не могут рассматриваться в отрыве от сложив­шихся до революции социальных и политических форм и установок политического сознания. Особенно важно показать социальную почву связи бюрократического мышления с политическим консерватиз­мом, оппортунизмом, прагматизмом и иллюзиями. Без анализа этой проблематики невозможно обеспечить диалектическое сочетание знания и власти в революционном процессе и предотвратить опасность бюрократического централизма в его различных формах.

154