Л. С. Мамут Макаренко В. П

что на все эти вопросы Маркс отвечает о трицате л ь н о. Отсюда на­чинается его расхождение с Гегелем. Начало »того расхождении и определяет специфику Марксовой методологии.

Но поиск новой методологии социального исследования, в том числе — бюрократии, ведется в контексте двух фундаментальных проблем, поставленных буржуазной мыслью и своеобразно истолко­ванных Гегелем: воплощения разума в действительность и взаимосвязи всеобщих, особых и единичных интересов. Маркс разделяет тезис о том, что разум и свобода — наиболее существенные характеристики индивида и общества. Но при этом должны приниматься и расчет все индивиды, отношения между ними и формы общности, а не только особое сословие чиновников и отдельное государство, как считал Гегель. Этот тезис Гегеля Маркс последовательно отвергает. . Не менее последовательно отвергается и идея о тождестве в налич­ном государстве всеобщих, особых и единичных интересов. Анализ управления убеждает Маркса в том, что это государство не может быть ни воплощением разума и свободы, ни выразителем и предста­вителем всеобщих интересов. Структура бюрократических отношений подтверждает этот вывод. Поэтому проблема носителя действитель­ного, а не бюрократического государственного разума, действитель­ной, а не бюрократической взаимосвязи всеобщих, особых и единич­ных интересов остается открытой.

§ 2

Рукопись «К критике гегелевской философии права» — фундаменталь­ное исследование с точки зрения проблематики и роли, которую она играет в становлении диалектико-материалистического и коммунистического мировоззрения. Пере­смотр Марксом гегелевской философии права по сути дела есть пересмотр всей гегелевской концепции общества. В рукописи уже анализируются отношения между производственными отношениями и политической надстройкой, и в этом состоит суть Марксова откры­тия 1843 г. [39, 123]. В ней фундаментально проработаны вопросы об отношении разума к действительности и взаимосвязи всеобщих, особых и единичных интересов в обществе и государстве. Обе эти проблемы анализируются в единстве, обусловленном целью Маркса:

посредством критики Гегеля расчистить почву для анализа полити­ческого отчуждения как результата экономических процессов [43, 39]. Как эта общая установка проявилась в развитии взглядов Маркса на бюрократию?

В статьях из «Рейнской газеты» он полагал, что бюрократическое отношение конституируется иерархией, государственным разумом и разделением граждан на активных и пассивных, руководителей и подчиненных. В процессе критики Гегеля обнаружилось, что эти феномены социальной действительности содержатся в его философско-правовой концепции на правах теоретических положе­ний. Следовательно, философия права Гегеля образует теоретиче­ское обоснование необходимости и правомерности бюрократии, то­тальной этатизации и бюрократизации общественной и политической жизни: «В свете марксистского учения гегелевский этатизм пред­стает как попытка философского обоснования надклассового характе­ра эксплуататорского (конкретно-исторически-буржуазного) госу­дарства, его вечности и незыблемости, как непонимание его социаль­но-классовой обусловленности и яркое проявление благоговейной веры в государство Гегеля — идеалиста и буржуазного идеолога» [45, 146].

Но вера в государство и благоговение перед ним должны быть разрушены!— так можно определить основное содержание Марксовой критики гегелевского этатизма. В целях разрушения он анализирует социальные предпосылки бюрократических отношений, взаимосвязь разума и интереса, понятие всеобщего, гегелевскую концепцию инди­вида, намечает ряд проблем анализа бюрократической деятельности и на этой основе критикует гегелевскую концепцию организма госу­дарства, вводя категорию государственного формализма. Такая установка способствует появлению ряда новых моментов во взглядах на бюрократию.

Прежде всего следует назвать стремление Маркса обнаружить в отношениях собственности социальные предпосылки бюрократии. Анализируя субъективные и объективные моменты господства госу­дарства над обществом, политические качества индивидов, майорат, взаимосвязь частной собственности с кровнородственными связями, Маркс ставит общую проблему отношения частной собст­венности к выполнению государственных ф у н к ц и й. В ходе ее анализа он показывает, что преобразование отношений частной собственности во властно-бюрократические неизбежно. Право и мораль связаны с отношениями собственности. Социальный порядок должен изучаться во взаимосвязи с политической организацией общества. Иерархия как элемент бюрократических отношений и мотив поступления индивидов на государственную службу также определяются отношениями собственности.

Фиксирование отношений собственности как социальной предпо-

сылки бюрократии свидетельствует о переходе Маркса па полиции материализма в истолковании общественных явлений. Но Маркс не отбрасывает гегелевскую идею об обществе и государстве как целостном организме: ведь эта идея позволяет изучать любое социаль­ное образование, в том числе бюрократию, во взаимосвязях с другими. Сообразно такой установке, бюрократическое отношение не является чисто материальным или духовным феноменом социальной жизни. Оно образует духовно-практическую целостность, которая должна быть отражена теоретически.

Идея детерминации бюрократии отношениями собственности и идея целостности бюрократических отношений объясняют расшире­ние исследовательской проблематики. Взаимосвязь разума и интереса анализируется Марксом в контексте критики иерархии, государствен­ного разума и разделения граждан на активных и пассивных уже не как реально существующих социальных феноменов, а как теоретиче­ских положений. Гегель считал, что носителями государственного разума выступают только члены аппарата управления. На этом осно­вании бюрократия определялась как всеобщее сословие, управляющее отношениями людей в обществе. Маркс исходит из того, что нет никакого смысла приписывать разум только сословию чиновников, и развивает идею о разуме и свободе как основных определениях индивидов и общества более последовательно, .чем Гегель. Но рацио­нализм Маркса — следствие радикального эмпиризма, обусловившего постепенный переход на позиции материализма [7; 22; 40; 59].

По Гегелю, носителями разума выступают надындивидуальные силы (идея, государство, аппарат управления и т. д.). Ни одна из этих сил, считает Маркс, не может быть носителем разума. При доказательстве этого положения он детально разбирает гегелевскую концепцию корпоративного духа и показывает, что эта форма созна­ния есть результат разделения общества и государства и одно­временно — форма бюрократической интеграции общества с государством. Благодаря ей интересы различных сфер социального и профессионального разделения труда обособляются. Принципы орга­низации общества и его организационные формы не существуют изолированно от материальных интересов особых групп людей. На основе стабилизации взаимосвязи материальных интересов с принци­пами организации и организационными формами происходит их бюрократизация, специфичная для определенного этапа развития общества.

Другими словами, противоречия между эмпирическим существо­ванием и сущностью человека выражается в различиях интересов, качеств и функций индивидов. В ходе анализа этих противоречий Маркс формулирует идею о совпадении принципов типологии со­циальных качеств индивида с взаимосвязью единичных, особых и всеобщих интересов в его деятельности. Это совпадение резюмируется

25

в категории эмпирическая всеобщость*. Она позволяет изучать вза­имосвязь разума и интереса с точки зрения сущности, существова­ния, отношений и целей деятельности индивидов, а отношение между разумом и действительностью — как объективное противоречие между единичными, особыми и всеобщими интересами. Именно это противо­речие и образует предпосылку формализации управлен­ческих и политических отношений и процессов. В результате в управлении и политике оказываются значимы случайные, ирраци­ональные атрибуты человеческого существования. Проблема состоит в поиске таких феноменов социального бытия, которые способствуют преобразованию всеобщих характеристик человека — разума и сво­боды — в иррациональные силы, недоступные сознательному контро­лю, но претендующие на всеобщность.

Задачи государства превращаются в канцелярские — и наоборот. Канцелярии и учреждения создаются для реализации целей государ­ства. Но внутри каждой канцелярии и учреждения действуют индиви­ды, материальный интерес которых сращен не столько с целями государства, сколько с фактом существования учреждений и формой регламентации управленческой деятельности. Тем самым устойчи­вость данных учреждений и форм становится главной целью людей, занятых в управлении. А достижение этой цели связано с удовлетво­рением материальных интересов бюрократии. Таким образом цели государства преобразуются в средство поддержания устойчивости учреждений, форм регламентации деятельности и материальных интересов особых групп людей. По отношению к каждому чиновнику цели государства выступают как потусторонняя сущность, постиже­ние которой вовсе не обязательно и не вменяется в обязанность. Тем самым меняется способ не только постановки, но и решения задач государства и достижения его основных и второстепенных целей.

Категория «государственный формализм»— новый момент в раз­витии взглядов Маркса на бюрократию. Эта категория позволяет

* Маркс пользуется в данном случае выражением Гегеля, определявшим публичное сознание как эмпирическую всеобщность воззрений и мыслей многих и отрицавшим за этой всеобщностью право на государственный разум, ибо оно принадлежит только бюрократии. Это выражение не имело категориального статуса в философии права Гегеля.

более подробно анализировать явления, отмеченные на предыдущей стадии исследования (бюрократические процедуры подведения осо­бого под общее и познания в целом). Социальные интересы и цели всегда опосредуются формой деятельности, а государственные всегда преобразуются в личные в деятельности бюрократа. Последний пони­мает государство не как организм, а как механизм, естественный объект наряду с другими. В соответствии с этой посылкой вырабатываются представления о нормах и идеалах социальной и полити­ческой жизни.

Категория государственного формализма позволяет также зафик­сировать связь религии и политики в бюрократическом познании и изучать практические иллюзии в единстве с обособлением сфер деятельности, одухотворением и обожествлением государства и прин­ципа авторитета в деятельности аппарата управления.

Одновременно в этой категории фиксируется ряд новых объектов познания: гарантии от бюрократических злоупотреблений властью; представительные учреждения; политико-правовая софистика и поли­тическое отчуждение.

По Гегелю, основными гарантиями от злоупотреблений властью являются: смешанный порядок руководства определенной сферой профессионального разделения труда; распределение государствен­ных функций между отдельными ведомствами; возможность для каждого индивида стать чиновником; жалованье; экзамен при поступ­лении на государственную службу; нравственная и умственная куль­тура чиновников; размеры государства.

Маркс отбрасывает все эти гарантии и показывает, что все они — не что иное, как теоретическое средство апологетики господства государства над обществом, бюрократии над народом. В то же время при анализе этого вопроса он ставит проблему материальной обеспе­ченности бюрократии в зависимости от специфики политических форм (монархия, республика, демократия).

Далее Маркс показывает, что представительные учреждения — это бюрократия особого рода. Поэтому, анализируя институты по­литического представительства, следует использовать все выводы, полученные при изучении бюрократических отношений. В частности, представительные учреждения образуют основу политической симво­лики, бюрократическое содержание которой состоит в организации отношения между народом и правительством, блокировании свободно­го выражения интересов, воли и разума граждан и двойном отчужде­нии интересов от их реальных носителей (они отчуждаются с по­мощью мнимо-всеобщих форм, а затем осуществляется сделка отчуж­денных интересов с бюрократией). Такой подход позволяет рассмат­ривать представительные учреждения и политическую сферу в целом как разновидность бюрократической всеобщности и анализировать

27

взаимосвязь между общественным мнением и бюрократическим госу­дарственным разумом.

Анализируя гегелевскую концепцию единства прав и обязанностей как образец политико-правовой софистики и разновидность практи­ческих иллюзий, Маркс указывает, что они проявляются в трех сферах: обыденном сознании; управленческой и политической прак­тике; теории. Особенности практических иллюзий в данных сферах тем самым образуют следующий объект анализа.

Наконец, при анализе политического отчуждения Маркс исходит из того, что оно зависит от форм собственности, способствующих появлению различных классов. Связь отношений собственности с классовой структурой общества позволяет изучать политические формы (монархия, республика, демократия) как формы отрыва государства от общества, конкретно-исторические формы взаимосвязи материальной и политической сфер, содержание и форму действи­тельной народной жизни и определить критерии сравнения различ­ных политических форм. Тем самым вопрос о преодолении бюрокра­тических отношений связывается с процессом преодоления политического отчуждения. На основе этой взаимосвязи Маркс пере­осмысливает гегелевские понятия суверенитета, воли и цели госу­дарства и власти таким образом, чтобы создать теоретические пред­посылки анализа действительных проблем данного процесса.

Указанные познавательно-практические проблемы резюмируются в определениях бюрократии. Это — новый принцип организации гражданского общества и государства; продукт действия материаль­ного интереса как всеобщего духа; государство, сделавшее себя гражданским обществом; грубый материализм; спиритуализация конкретно-исторической формы профессионального и социального разделения труда; особая и завершенная корпорация; замкнутое общество в государстве; мнимая особенность всеобщего интереса; обособленность и действительность государственного интереса как всеобщего; борьба государственного интереса за и против своих предпосылок — корпораций; государственный формализм общества; действительная сила государственного формализма; мнимое тождест­во всеобщего и особого интереса; форма, не соответствующая разуму; эмпирическое государственное сознание; сплетение практических иллюзий; мнимое государство; иерархия знания; круг, из которого никто не может выскочить; бездуховность, механицизм государства; одухотворение государства; государство-священнослужитель; ви­димость государственного разума; особое сознание, возведенное в ранг публичного.

Резюмируя эти определения, Маркс называет бюрократию сово­купностью государственных слуг [1, 1, 280]. Аппарат власти и управления становится бюрократическим, если каждый из чиновников материально и духовно связан с государственным формализмом,

28

обладает монополией па управленческое и политическое знание и осуществляет действия, направленные на освящение государства и бюрократии как его тела. Вопреки Гегелю, лица, запятые и аппарате власти и управления, не обладают ни разумом, ни свободой, а являются лишь носителями «деловой рутины» и «горизонта ограниченной сферы».

И то же время деятельность по управлению государством сущест­вует в единстве с политическим сознанием бюрократии. Она сращена с государством как формой отношений, деятельности и сознания. Поэтому политический фактор входит в состав бюрократических отно­шений и охватывает все виды власти. Марксовы определения, таким образом, дают возможность описать гносеологические, социальные и политические характеристики бюрократии.

Основным аргументом правомерности такого заключения является тот факт, что Маркс противопоставляет организм государства и государственный формализм. Это противопоставление связано с формулировкой критериев органичности государства, которые задают (пока еще в абстрактной форме) идеал социальной и политической организации, в которой преодолены бюрократические отношения. Следует особо подчеркнуть продуктивность Марксовых идей, выска­занных в ходе критики гегелевской концепции организма государ­ства: существующее общество и государство неорганично; органич­ность государства может быть выведена только из конкретных момен­тов (разума и свободы) социального бытия индивидов, но в этом бытии существует и развивается объективное противоречие между конкретными и абстрактными (частная собственность и государ­ство) характеристиками человека; частичный политический разум и призрачные формы участия в политике (бюрократия и представи­тельные учреждения)—отражение абстрактных характеристик со­циального бытия, поэтому государственная политика есть сфера случайных событий. Разработка критериев органичности государства и идея ликвидации особой роли политической сферы по отношению к собственности могут рассматриваться как итог исследования социаль­но-политической проблематики в рукописи «К критике гегелевской философии права».

Итак, если в статьях из «Рейнской газеты» Маркс считал, что

29

бюрократическое отношение конституируется иерархией, государст­венным разумом и разделением граждан на активных и пассивных, то в рукописи бюрократическое отношение предстает как более слож­ная практически-духовная целостность, воплощенная в государствен­ном формализме. Он обусловлен отношениями собственности и преобразованием всеобщих интересов в особые в формах социальной (корпорации) и политической (государство) организации. Это пре­образование отражено в формах сознания (политическое умона­строение, корпоративный дух и государственный разум). Государ­ственный формализм включает бюрократические гарантии от зло­употреблений властью, процедуры подведения особого под общее, связь политического и религиозного сознания в деятельности управ­ления, представительные учреждения, политико-правовую софисти­ку, политическое отчуждение и теорию (типа философии права Ге­геля), оправдывающую необходимость и правомерность тотальной этатизации и бюрократизации социальных отношений.

Исследование бюрократии не может быть сведено к эмпириче­скому описанию деятельности управления в его взаимосвязях с обществом. Если принять подход Гегеля, то структура такого иссле­дования будет состоять из двух частей: факты и явления социально-политической действительности; феномены сознания. Первый раздел отражает эмпирическое бытие, второй — эмпирическое сознание людей, осуществляющих власть и управление. Тем самым вся «тео­рия» сводится к существующей эмпирии социальной и политической жизни, которую оправдывает теоретик (типа Гегеля) с помощью диалектического метода.

Маркс не сводит анализ бюрократии к эмпирическому описанию деятельности и сознания членов аппарата управления. Наоборот: за каждым фактом бытия и сознания бюрократии и за каждым по­ложением философии права Гегеля, оправдывающей это бытие и сознание, открываются новые предметы исследования, ставятся новые познавательные и практические проблемы. Учет отношений собственности и диалектики социальных интересов — основа прин­ципов отбора познавательных проблем. Отношения собственности, преломленные в диалектике социальных интересов, позволяют ввести в сферу исследования аппарат власти и управления как социальную группу носителей преобразования всеобщих интересов в особые и единичные и изучать различные аспекты отношений, деятельности и сознания данной группы. Изучение бюрократии тем самым стано­вится необходимой составной частью анализа общества в целом. С другой стороны, разрушение гегелевской идеи о соответствии между гражданским обществом и государством, целями государства

30

и аппаратом управления, структурой и функциями государственной власти служит для доказательства не менее значимого положения: исследование бюрократии не является разделом государственного права как в практическом, так и в теоретическом отношении. Л налим бюрократии должен отличаться от различных форм кодификации материальных и правовых отношений и регламентации управлен­ческой деятельности. Это отличие определяется необходимостью поиска социальных причин бюрократических отношений и государ­ственного формализма.

Для реализации этой цели, как показывает исследовательская практика Маркса, требуется выработка таких понятий и категорий, которые удовлетворяли бы двум основным требованиям: 1. Философ­ский, социологический, политический и любой иной анализ бюрокра­тии должен быть связан с реальной практикой деятельности аппарата власти и управления. 2. Но эта практика не должна восприниматься некритически, даже если люди, осуществляющие власть и управле­ние, заинтересованы в улучшении своей деятельности.

Понятия и категории Марксова анализа бюрократии — средства борьбы на практике и в теории с обыденными и рафинированными формами проявления практических иллюзий во всех направлениях государственной и управленческой деятельности. Диалектико-материалистический анализ бюрократии должен осуществляться с помощью понятий и категорий, не содержащих ни грана апологетики сущест­вующей власти и управления, а также его связей с социальными отношениями. Марксовы категории «бюрократическое отношение» и «государственный формализм» в этом смысле являются образцом. Анализ бюрократии тем самым связывается с теорией революционно­го преобразования буржуазного общества.

§ 3

Природа

политического

рассудка

В результате изучения социально-политической реальности Германии и критики философии права Гегеля Маркс пришел к выводу: бюрократия не выражает всеобщие инте­ресы и не является носителем разума. Отношения частной собствен­ности способствуют преобразованию всеобщих интересов в частные. Поэтому в государстве и аппарате управления существует только частичный политический разум.

Эти положения связывают Марксов анализ бюрократии с теорией революционного преобразования буржуазного общества и отражены в его работах 1844 г. Характеризуя их значимость в идейной эволюции

31

Маркса, Т. И. Ойзерман отмечает: «Идея пролетарской революции и исторической миссии пролетариата, отрицание буржуазно-демокра­тических иллюзий и выявление исторически ограниченного содержа­ния буржуазных революций, — все это, несомненно, говорит о переходе Маркса от революционного демократизма к научному коммунизму» [51, 250]. Как этот переход отразился во взглядах на бюрократию?

В данных правах и формах сознания отражено универсальное своекорыстие индивидов. Его причины коренятся в отношениях част­ной собственности. Государство только отражает данные отношения. Следовательно, бюрократические отношения, характерные для госу­дарства и его аппарата управления, также коренятся в частной собственности. Эти положения Маркса уже являются строго мате­риалистическими, хотя выражаются иногда не совсем адекватным его установке понятийным аппаратом. Маркс в это время находился еще под определенным влиянием Фейербаха. Однако это влияние стано­вится все менее и менее значимым. Доказательство тому — моди­фикация проблематики исследования бюрократии. Если в работах 1842 — 1843 гг. природа бюрократических отношений и государствен­ного формализма рассматривалась преимущественно с гносеологи­ческой точки зрения, то в работах 1844 г. она приобретает совершен­но однозначный социально-экономический смысл.

Хорошо известно, что Фейербах при определении человеческой сущности и общности исходит из того, что предметом философского познания является род. А род он отождествлял с сущностью человека. Предикатами рода как субъекта или признаками истинно человече­ского в человеке являются разум, воля и чувство. В них и состоит, по Фейербаху, абсолютная сущность человека. Фейербах отмечал возможность разлада между разумом и человеком, силой мыслитель­ной и производительной. Но этот разлад, полагал он, не имеет особого значения и является кажущимся, мнимым. Так Фейербах пришел в противоречие с собственными посылками: конкретный индивид становился некой условностью и абстракцией.