Новая парадигма социально-гуманитарного знания

Основные черты новой формирующейся парадигмы социально-гуманитарного знания и его методологии «вырисовываются» в следующем виде:

1. 
   Сближение естествознания и социально-гуманитарных наук.
   
2. 
   Все более тесное сближение и взаимодействие противоположных концептуально-методологических подходов: рациональных и внерациональных, научных и ненаучных, экзотерических и эзотерических. О необходимости сочетания «мягких» и «жестких»
   методов, «о фигуре гибкого методолога», сочетающего регулятивное значение классики с неклассическим и постнеклассическими подходами, о невозможности вмещать человеческое в узкие рамки рационального говорят многие современные исследователи.
   
3. 
   Резкое расширение внутринаучной рефлексии в самих гуманитарных науках, т.е. усиление Внимания к собственным гносеологическим и методологическим проблемам, стремление связать органически решение этих проблем с решением специфически-содержательных вопросов этих наук
   
4. 
   Широкое внедрение аппарата герменевтики, культурологии, что вызывает сближение объяснительного и интерпретационного подходов. Социальные науки сегодня представляют арену
   взаимодействия объяснения и интерпретации. А это значит, что такие схемы сочетают элементы естественных наук с интерпретирующими методами и ценностными подходами наук о культуре таким образом, что примиряют обе крайние позиции.
   
5. 
   Активное внедрение е социальное познание идей и методов синергетики и возрастание в связи с этим статистически-вероятностных методов и приемов. Повышается внимание к случайным, неопределенным, нелинейным процессам, к нестабильным открытым системам.
   

• 
  многовариантность, альтернативность эволюции;
  
• 
  возможность выбора определенных, «удобных человеку» путей;
  
• 
  возможность ускорения темпов развития;
  
• 
  необратимость развития;
  
• 
  влияние каждой личности на макросоциальные процессы;
  
• 
  эволюционность и целостность мира;
  
• 
  недопустимость навязывания социальным системам путей развития;
  
• 
  протекание социальных процессов в условиях неопределенности и нестабильности.
  

Все чаще центр тяжести познавательно интереса представителей социально-гуманитарного знания перемещается на субъекта (свободное развитие каждого становится условием свободного развития всех - Маркс), на ценностно-смысловые параметры в их индивидуализирующей форме.

Центром новой парадигмы становится становление человека, обретение им себя, своего образа: неповторимой индивидуальности, духовности, творческого потенциала.

7. 
   Формируются и утверждаются новые регулятивы человеческой деятельности. Если прежде среди регулятивов, определяющих ее, были ориентации на традиции, преемственность, созерцательность в отношении к внешнему миру, то в современном обществе эти регулятивы постепенно заменяются на противоположные. Приоритет традиции сменился признанием безусловной ценности инноваций, новизны, оригинальности, нестандартности. Происходит переход от установок на неограниченный прогресс, беспредельный экономический рост - к представлениям о пределах роста, гармонизации экономической экспансии на природу с принципами
   экономического сдерживания и запрета.
   
8. 
   Все настоятельнее возникает необходимость в создании целостной концепции жизнедеятельности человека в единстве его социальной и биологических сторон. Сегодня нужна целостная концепция взаимодействия общества и природы, оптимальные принципы их взаимодействия.
   

9. Характерной чертой новой парадигмы социальной методологии является все усиливающееся стремление представителей гуманитарных наук повысить концептуальный, теоретический статус на основе новых методологических подходов. Они пытаются «насытить» свой научный арсенал всеми атрибутами зрелого теоретического знания: понятиями, категориями, принципами, идеальными типами, различного рода абстракциями, методологическими и философскими установками, идеализациями и т.п. И эта тенденция четко просматривается во всех гуманитарных науках.

10. Возрастание внимания к диалектике как к важному методу исследования социальной жизни во всех ее проявлениях.

11. Все зримее вырисовывается ориентация современной гуманитарной методологии не только на познание, но и на социально-историческую практику, т.е. теоретизация и методологизация последней. Проблема регуляции практики на основе определенных принципов и норм и проблема «онаучивания» социального мира становятся все более актуальными. Приоритет в этом отношении принадлежит польскому философу Т. Котарбиньскому - основателю праксеологии как общей теории и методологии рациональной деятельности. Польский ученый подчеркивает необходимость выхода общей методо­логии за пределы сферы только научного познания и включе­ния в ее предмет исследования методов любого вида деятель­ности. «Вне всякого сомнения, - отмечает он, - можно не только рассуждать согласно такому-то, а не иному методу, не только развивать науку и писать научные труды лучше или хуже с точки зрения данного метода. Кроме того, можно де­лать что-либо лучше или хуже с точки зрения метода» /31, с.83/.

Подводя итоги рассмотрения вопроса о необходимости формирования новой парадигмы социальной методологии, отметим следующее. Наиболее перспективный путь создания такой парадигмы - синтез, целостное единство любых и всяких методологических подходов. Исходя из такого понимания структура социальной методологии может быть представлена в следующем виде:

1. 
   Имманентный уровень - совокупность методов, принципов, приемов, непосредственно обусловленных специфическим предметом гуманитарного знания, т.е. социумом во всех его многообразных проявлениях.
   
2. 
   Трансцендентальный уровень, который включает в себя методы и средства: философские, общенаучные, методы естественных наук.
   
3. 
   Единство, тесная взаимосвязь двух названных уровней, их взаимодействие в ходе применения.
   

Во-вторых, решающим, определяющим уровнем данной системы, ее ядром является имманентный уровень.

В-третьих, вся система социально-гуманитарной методологии должна соответствовать предмету социального познания и данному, конкретному этапу его развития. А это означает, в частности, что методологические средства естественных наук нельзя механически переносить на гуманитарные науки без учета специфики их предмета и своеобразия применения.

В-четвертых, всегда должна быть свобода выбора исследователем необходимых методов, а не навязывание каких-либо из них как единственно верных.

В-пятых, углубляя и совершенствуя уже имеющиеся методы и средства социально-гуманитарного познания, следует искать новые методологические подходы, не абсолютизируя ни один из них.

В-шестых, представляется невозможным существование совершенно обособленной методологии социального познания, не связанной, оторванной от всех других уровней и форм методологического знания.

Проблема языка в истории философской мысли имеет свои хронологические рамки: с момента возникновения мифологического сознания по сегодняшний день. Классическая античная философия, эллинистическая философия, средневековая, философия Нового времени в известной степени подготавливали современную дискуссию о языке, которая открывает новые горизонты в осмыслении феномена языка в его тесной связи с социальными проблемами современности, определяющими вектор духовного развития человека в постиндустриальную эпоху. В философии 20-21 в. проблема языка занимает одно из центральных мест. Современность поистине стала «золотым веком» философии языка, а имена Виттенштейна и Хайдеггера, Дэвидсона и Даммита, Карнапа и Монтегю, Гадамера и Риккера символизируют связь проблемы языка с ведущими интеллектуальными движениями наших дней.

Не останавливаясь подробно на концепции языка Мартина Хайдеггера, который, в свою очередь, развивал идею Гумбольта о том, язык есть один из видов и типов выработанного человеческой субъективностью мировоззрения, коротко обозначим позиции его оппонентов, т. к. в русле этой полемики о языке развивается и представление о тексте как продукте мыслительной деятельности человека и, соответственно, формируются основные методологические подходы к его осмыслению и изучению.

В 50- 70 годах ХХ века в сфере изучения интеллекта произошел так называемый «натуралистический поворот», связанный с широким использованием в практике изучения проблем языка и мышления естественно-научных данных, а не тех или иных гуманитарных соображений. В результате возникла новая дисциплина - когнитивная наука, поставившая на повестку дня задачу создания единой междисциплинарной науки о мышлении, которая должна была объединить исследования по экспериментальной психологии, лингвистике, нейрологии, теории информации, логике, наук, связанных с разработкой компьютерной техники, моделированием процессов мышления, проблемами передачи, хранения, обработки информации. В рамках данной широкой программы прослеживается определенное взаимодействие аналитиков и когнитивистов, несмотря на то, что само взаимоотношение философских и конкретно научных программ в исследовании языка приобрело довольно противоречивый характер.

Суть в том, что аналитики, затратившие значительные усилия на критику спекулятивных аспектов классического ментализма картезианского типа и той формы априоризма, которая была присуща логико-позитивистской доктрине, хотя и действовали от имени науки, однако существенно ущемили ее интересы. Ученые, недовольные этим, обеспечивая себе теоретическую перспективу, возражают против ограничения своей свободы в конструировании удобных для себя идеализации. Речь идет, в частности, о позиции Ноама Хомского, который впервые в истории лингвистики предложил рассматривать язык как ментальный феномен, как особую когнитивную способность, имеющую врожденный характер. Последний тезис находит поддержку в картезианской философии сознания. Речь идет о врожденности весьма сложной структуры, соответствующей скорее теории, чем практической способности, «знанию - как», или диспозиции.

Подобные исходные принципы находятся в явном противоречии с основными методологическими установками аналитической философии языка, как той ее ветви, которая испытала на себе влияние натурализированной эпистемологии, - это Куайн, Дэвидсон и их последователи, так и той, которая тяготеет к идеям социальной природы языка позднего Виттенштейна и Даммита. Хомский предлагает воспринимать менталистские представления как научные идеализации. Если же научный подход к языку должен соответствовать общей методологии естественных наук, то следует отказаться от трактовки языка лишь в терминах практической способности, реализуемой в бихевиоральном или социальном контексте. И следует признать наличие в языке нередуцируемого когнитивного элемента - первоначального состояния языковой способности, которое определяет общие характеристики всех языков в процессе их приобретения. «Язык, - развивает мысль Хомского американский исследователь Стивен Пинскер, - не культурный артефакт, который мы усваиваем так же, как учимся называть время или узнаем, как работает федеральное правительство. В действительности, это определенная часть биологического устройства нашего мозга». Язык, с точки зрения Пинскера, - это сложное, специальное мастерство, которое в детях развивается спонтанно, безо всяких сознательных усилий или формальных инструкций, оно разворачивается без понимания его внутренней логики, оно качественно одинаково у каждого индивидуума. Концепция языкового инстинкта Пинскера опирается на теорию мышления, которая называется «гипотеза физико-символьных систем», или «компьютерная», или «репрезентационная» теория сознания. По мнению Пинскера, эта теория является настолько же фундаментальной для когнитивной науки, как клеточная теория для биологии.

Острота представленной полемики дает представление о том, как сложно выработать единый подход к тексту как продукту мыслительной деятельности, реализуемой с помощью языка. Собственно говоря, именно эти обстоятельства и определяют специфику философско-методологического анализа текста как основы гуманитарного знания (см. 2.2. и 2.3).

Текст - первичная реальность и исходная точка всякой гуманитарной дисциплины. Он концентрирует все особенности гуманитарного знания и познавательной деятельности - его коммуникативную, смыслополагающую и ценностную природу.

Важнейшая форма анализа текста - выявление ценностно-мировоззренческих предпосылок гуманитарного знания, особенно тех, которые скрыты, явно не представлены в содержании текста. Скрытое, подразумеваемое содержание, ценностно-мировоззренческие принципы, историко-культурный и иные аспекты формулируются при анализе явно, становятся центральным объектом исследования, оценки и выбора.

Для эпистемологического исследования важны такие принципы работы с текстом, как целостность и историзм. Целостность предполагает рассмотрение фрагментов, тех или иных структурных единиц текста только в связи с целым. Текст, в свою очередь, должен рассматриваться в единстве с контекстом и подтекстом, отдельный авторский текст необходимо соотносить с другими его текстами, а также текстами других авторов того же направления и т. д. Эти на первый взгляд вполне тривиальные требования (наиболее бесспорное из которых - «Не вырывайте цитату из текста!») имеют еще и глубинный смысл.

Целостный подход применим в двух уровнях:

1) выявление скрытых компонентов текста (философско-мировоззренческие основания и регулятивы, порождаемые коммуникативной (диалоговой) природой текста);

2) осмысление включенности текста в социально-исторические условия, культуру общества в целом.

В этом случае можно ожидать изменения методологии исследования, поскольку рефлексия как эпистемологическая процедура выявления скрытых ценностных или иных предпосылок и оснований становится, по существу, одной из главных процедур, а выяв­ленные неявные компоненты кардинально изменяют содержательную интерпретацию текста и, соответственно, представленного в нем знания. Он осваивается как феномен, «живущий» в культуре, несущий на себе отпечатки такого способа существования, поэтому меняется и представление о структуре и функциях текста. Очевидно, что философ науки также обязан учитывать как атрибут текста его диалогичность, вообще коммуникативную природу. Это высветит происхождение многих познавательных форм и методов, их диалоговую природу, как, например, в случае объяснения, понимания, аргументации, даст возможность понять, что стандарты, формализация, вообще нормативы объективированного знания имеют двуединую природу - логическую и коммуникативную.

Когнитивная практика гуманитарных наук дает возможность не только изучить ценностные компоненты текста, но одновременно увидеть, как независимо от содержания он предстает пусть косвенным, но объективным «свидетелем», выразителем менталитета эпохи, реального положения самого человека. Тем самым принцип историзма не просто предпосылается исследованию текста, но обретает методологические, эвристические функции в исследовании и объяснении. Это возможно, в частности, в силу особенностей произведения как «системы всего мировоззрения и мироповедения», позволяющей тексту соотноситься с социальными и политическими реалиями истории, причем непосредственно через человека, его «самоощущение внутри истории». В таком случае (напомним мысль С.С. Аверинцева) «все формы непрозрачности и несвободы литературного слова» становятся «знаком несвободы самого человека и закрытости его внутренней жизни». Такая социокультурная интерпретация текста ставит проблему не только его существования как феномена культуры, но и отображения в нем социальных реалий. На первый план выступает не лингвистическая и не художественная, но эпистемологическая характеристика текста, текст как форма познания.

Как особый результат когнитивной деятельности, текст одновременно синтезирует разные уровни и формы отображения действительности:

1) содержательное описание некоторых явлений и отношение субъекта-автора к ним;

2) отображение философско-эстетических, культурно-исторических ценностей автора, а также менталитета эпохи в поэтике, контексте и подтексте;

3) присутствие в тексте диалога «двух сознаний» и, соответственно, объективно возможных его интерпретаций другим сознанием и даже другой культурой. Но именно этот аспект выводит на авансцену семантические смыслы текста, его открытость и многозначность, авторский, читательский и «объективные» смыслы, а значит -
герменевтические проблемы понимания и интерпретации.

Раскрытие этих моментов составляет логико-гносеологическую основу комментариев к текстам, предлагаемых специалистами.

Выявление скрытого содержания текстов не имеет характера логического следования, опирается на догадки и гипотезы, требует прямых и косвенных доказательств правомерности найденных предпосылок. Интересный опыт дают сегодня исторические исследования, стремящиеся, по выражению А.Я. Гуревича, «к реконструкции духовного универсума людей иных эпох и культур», особенно те работы, где их авторы стремятся выявить неявные (не­осознанные, невербализованные) мыслительные структуры, в целом ментальность эпохи. Известное исследование А.Я. Гуревича по категориям средневековой культуры прямо направлено на изучение не сформулированных явно, не вполне проявленных в культуре умственных установок, общих ориентации и привычек. Историки и культурологи широко применяют сегодня объективный метод косвенных свидетельств о тех или иных ментальностях. В существующих текстах, посвященных каким-либо хозяйственным, производственным или торговым проблемам, они стремятся вскрыть различные аспекты миропонимания, стиля мышления, самосознания.

Так, изучать восприятие гуманистической культуры в Италии XVI века можно, обратившись к трактату, посвященному ремеслам, связанным с огнем, - «De la pirotechnia» Ваноччо Бирингуччо. Исследователь обнаруживает у автора трактата, не гуманиста в прямом смысле слова, ту же «диалогичность» мышления гуманистов, спор, в процессе которого выясняется, что ни одна из сторон не владеет всей истиной, но только ее частью. Автором воспринят был именно стиль мышления, стиль культуры, причем не впрямую, не в результате пристального чтения гуманистических сочинений, а через культурную атмосферу общества. Отсюда можно предположить, что гуманистический стиль мышления был присущ широким слоям горожан, культуре Возрождения в целом, независимо от того, что он не был четко продуманной и глубоко осознанной позицией, - таков вывод исследователя /32, с.161/.

Еще одна особенность выявления скрытого содержания культурно-исторического текста состоит в том, что исследователь, принадлежащий другой культуре, может выявить скрытые смыслы, объективно существовавшие, но недоступные людям, выросшим в данной культуре. Ценность и правомерность таких вопросов, идущих из другой культуры и эпохи, состоит в том, что объективно ответ на них действительно присутствует. В этом случае мы встреча­емся с особенностями реального существования неявного знания в художественных творениях прошлого. Эти особенности текстов объективны, они не порождаются произвольно читателями-интерпретаторами, но осознанно или неосознанно закладываются в той или иной культуре.

Таким образом, текст обладает объективными свойствами, обеспечивающими ему реальное существование и передачу в культуре, причем не только в своей прямой функции - носителя информации, но и как явления своей культуры, ее гуманистических параметров, существующих, как правило, в неявных формах и выступающих предпосылками разнообразных реконструкций и интерпретаций. Если текст принадлежит иной культуре, то задачи его понимания и комментирования существенно усложняются, так как исходные предпосылки автора и интерпретатора могут существенно не совпадать. Возникают так называемые межкультурные лакуны, т. е. пробелы, несовпадения, например в языках, картинах мира, традициях, обрядах, нормах поведения, обычаях, бытовой культуре. Они могут отражать несовпадения национальных особенностей, способов деятельности, например в сфере мыслительных задач, либо различия этнографического характера. Таким образом, философско-методологический анализ проблем и особенностей гуманистических текстов позволяет выявить приемы и способы решения принципиальной задачи гуманитарного знания, которая состоит в теоретической реконструкции субъекта, стоящего за знанием, в социально-исторической интерпретации культуры, породившей такого субъекта.

Изучением текста как продукта мыслительной деятельности занимаются такие науки, как лингвистика, психолингвистика, теория коммуникации, литературоведение и др. Существует определенная аналогия в тенденциях, характеризующих развитие философской и литературоведческой методологии. В литературоведении - это движение от узко лингвистического подхода к дополнению его философско-эстетическими, ми­ровоззренческими и культурно-историческими факторами. В теории познания также существует определенное стремление преодолеть предельную абстрактность субъекта и логико-гносеологического анализа, разработать понятийный аппарат для учета социокультурных, вообще ценностных предпосылок познания. Однако методологические трудности, возникающие при этом, носят в определенном смысле противоположный характер, что особенно проявляется в становлении и выборе абстракций.

Литературоведение опасается «завысить» уровень абстракций, поскольку в отличие от универсальности философских формулировок его понятия отражают конкретные особенности явлений. Теория познания, в свою очередь, должна уйти с предельно абстрактного логико-материалистического уровня познания, но должна избегать не­оправданного «снижения» уровня абстракции, приводящего к «психологизации», растворению в конкретных свойствах, личностных особенностях субъекта познания, поскольку здесь таится опасность вообще утратить возможность обобщения, т. е. самой специфики гносеологического подхода.

Итак, проблема состоит в нахождении грани, меры, формы синтеза абстрактного и чувственно-конкретного.

Эта тема фундаментальна и вечна, хотя проблематизируется по-разному, что подтверждается не только приведенными выше исследованиями, но и другими обращениями к авторам европейского Средневековья и Возрождения. Так, исследователи творчества Данте - поэта, теолога, философа - видят трудности понимания его творчества именно в двойственной - поэтической и философской природе последнего, порождающей, в частности, проблему абстракций в его произведениях. «Если подойти к оценке мировоззрения Данте лишь с абстрактно-рассудочных позиций, отвлекаясь от художественно-поэтического строя, его про­изведений, сводя образную ткань «Божественной комедии» к аллегорической символике, - рассуждает исследователь, - то возникает реальная опасность превратить творчество итальянского поэта не более чем в нравоучительную конкретизацию традиционных схоластических догматов, в поэтическое воплощение теологических понятий» /33, с.76/.

В философских текстах, создаваемых по идеалам естествознания, часто упускается из виду, что создание абстракций возможно не только формально-логическими средствами, но и с помощью различных используемых в гуманитарных науках средств: метафор, аналогий, повторов или умолчаний, аллегорий, символов, «возвышения» стиля, применения установки-стереотипа, создания эмоционального настроя с помощью самого построения текста, способа изложения и т. п. Все эти и близкие к ним гуманитарные средства широко используются в герменевтике, феноменологических, экзистенциалистских текстах и должны быть освоены в философии познания.