Лаак Я. тер Л01 Психодиагностика: проблемы содержания и методов



бет10/21
Дата15.07.2016
өлшемі2.06 Mb.
#201078
түріКнига
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   21

I I i

матрицы оыло очень популярным и рассматривалось как метод конструктной валидизации. Магнуссон (1961, 1967) описал этот метод в своей книге по теории тестов и назвал его процедурой «полной конструктной валидизации».

В истории дифференциации и интеграции концепции ва­лидности присутствует некоторая волнообразность. Это очень старая проблема, и она была предметом размышле­ний у греческих философов. Концепция допускает сущест­вование обоих подходов— и холистического, и атомистического.

В последнее десятилетие было добавлено еще одно новое значение понятия валидности. Так что можно говорить о дальнейшей дифференциации этого понятия. Представля­ется интересным, что само это понятие как бы привносит некое единство (или объяснение) в разнообразие коэффи­циентов прогностической валидности одного и того же тес­та. Это понятие представляет собой обобщение валидности. Исследование прогностической валидности одного и того же теста для различных, но связанных между собой критериев обнаруживает его разную ценность. Таким образом, по-ви­димому предпочтительнее подсчитывать новые коэффици­енты валидности для каждого критерия. Шмидт и Хантер (1977) полагают, что существует один «истинный» коэффи­циент прогностической валидности и что расхождения ко­эффициентов валидности теста по различным, но сходным критериям представляют собой дисперсию ошибки. Они указали на 7 источников дисперсии ошибки:


  • ненадежность в оценивании критерия;

  • ненадежность теста;

  • ограничение интервала;

  • ошибки при составлении выборки;

  • тип критерия и значимость;

  • ошибки при подсчете и письме;

  • небольшие различия в структуре факторов между задача­ми определенного типа.

Авторы попытались оценить источники этих системати­ческих ошибок. Были проведены исследования, в которых подсчитывались коэффициенты валидности для сходных тестов и для сходных критериев. Подсчитывалась диспер-

сия в распределении коэффициентов валидности. Из этой дисперсии вычитались все показатели дисперсии, связан­ные с перечисленными источниками ошибок. Таким обра­зом может быть подсчитан истинный коэффициент валидности прогностического критерия. Подобные расчеты действительно проводились авторами. Например, авторы оценивали некоторые из возможных источников ошибок в предсказании успешности работы механиков службы сер­виса с помощью тестов на понимание принципов механики, а также при определении возможной эффективности труда работников службы быта с помощью интеллектуальных те­стов. Этот тип исследования Может быть рассмотрен как мета-исследование. В психодиагностике разработаны так­же статистические методы для оценки источников ошибок (Schmidt, Law, Hunter, Rothstein, Pearlman & McDaniel, 1993). Но остается вопрос о том, как могут быть использо­ваны знания о способах оценки истинного коэффициента корреляции и представления о возможных источниках оши­бок. Используется ли реально эта информация практиче­скими психологами или же они до сих пор обречены на то, чтобы подсчитывать коэффициенты валидности для каждой группы и для каждого критерия?

Подведем итоги. Итак, в истории развития представле­ний о валидности первым предметом рассмотрения была прогностическая валидность. Постепенно представления о валидности становились все более дифференцированными, и в качестве объединяющей их силы выступила концепция конструктной валидности. Сравнительно недавно была раз­работана обобщенная концепция валидности для объясне­ния различий между коэффициентами прогностической валидности сходных тестов по сходным критериям.

3.2.6. Статистическая оценка валидности Валидность представляет собой весьма широкое и слож­ное понятие. Этим и объясняется отсутствие специфиче­ских математических моделей или статистических методик для оценки валидности. Современная теория тестов вносит свой довольно скромный вклад в развитие понятия валид­ности (см. гл. 1) Для объяснения того, как даются ответы на отдельные задания теста или группу заданий, были разра­ботаны одномерные модели изучаемых (латентных) харак-




112

пз

теристик. По мнению Гольдштейна и Уда (1987, р. 163— 164) в теории ответов на задания теста центральной про­блемой является вероятностная природа ответов, а не то, почему люди дают правильные или неправильные ответы. По мнению авторов, часто недостатком нелинейных логи­стических моделей является их относительная математиче-ская сложность, поскольку она может заслонять исследуемое реальное содержание. Эта критика не умаляет вклада современной теории тестов в объяснение тестируе­мого поведения.

Поскольку существует множество различных значений валидности, при изучении валидности в психологии ис­пользуется целая гамма способов анализа данных психоло­гии. В связи с этим при обсуждении проблемы валидности в учебниках авторы делают это несколько по-разному. Дрене и Сийтсма (1990) ограничиваются такими методами анализа данных, как регрессионные анализ и прогноз, фак­торный анализ (без их дальнейшей разработки). Крокер и Альджина пошли на шаг дальше. Они описывают процеду­ры шкалирования, модели линейного прогноза (при рас­смотрении прогностической валидности) и факторный анализ (для конструктной валидности). Наннелли и Берн-штейн (1994) пошли еще дальше в использовании статисти­ческих процедур. Кроме перечисленных методик они применяют дискриминантный анализ, многомерное шка­лирование и др.

По мере разработки новых методов анализа данных они будут использоваться при исследовании валидности. Труд­но найти специфические связи между исследованиями ва­лидности и ограниченным набором специфических техник. Однако некоторое устойчивые связи все же сложились. Ис­следования прогностической валидности связаны главным образом с моделями линейного прогноза (корреляции и ре­грессия). В исследовании конструктной валидности общей линейной модели используются многометодная матрица свойств и факторный анализ. Кронбах и Миль еще в 1955 году составили перечень множества процедур конструкт­ной валидизации.

• Изучение различий между группами.

Если существует теоретическое предположение о том, что между двумя группами имеются различия в отношении

определенной поведенческой характеристики, то можно попытаться оценить различия между средними показателя­ми.

• Изучение матриц корреляции и факторного анализа.

Первоначально эти методы оптимистически рассматри­вались как средства выявления основных параметров мыш­ления и характеристик личности (см. Cronbach & Meehl, 1955,стр.285).

• Изучение внутренней структуры тестовых заданий.

Это имеет отношение к многочисленным способам ана­лиза заданий.

• Изучение изменений во времени.

Интерес сконцентрирован преимущественно на том, на­сколько характеристики остаются стабильными с течением времени.

• Изучение процесса.

По мнению авторов, внимание должно быть уделено ана­лизу поведения во время работы с тестом, необходимо точ­ное ведение протоколов и фиксация допущенных ошибок.

С 1955 г. репертуар статистических методов существен­но расширился, помимо исследовательских методик стали использоваться и методы проверки гипотез.

Как показано в этом разделе, при оценке валидности используются все виды линейных и нелинейных методов анализа данных. Изучение валидизации сопровождается аналитическим «насилием» над полученными данными. Мессик говорит также о необходимости качественного ана­лиза поведения (материалов протоколов).



3.2.7. Соотношения трех уровней

Житейские представления о валидности в какой-то мере согласуются с психодиагностическими концепциями. Пси­ходиагностические концепции могут наполнять новым со­держанием «житейскую психологию». Эмпирические исследования прогностической и конструктной валидности также показывают, что житейские представления не так уж «скромны». Высокие ожидания, основанные на житейских представлениях, редко получают эмпирическое подтверж­дение, поскольку корреляции предиктора и критерия невы-




I 14

1 15

соки. Феномен внешней валидности является примером слишком большой веры в возможность непосредственно «увидеть» валидность предиктора. В итоге житейские объ­яснения являются объяснениями «post hoc»*, то есть объяс­нениями уже совершившихся фактов.,

Математический уровень с помощью нелинейной моде­ли и современной теории тестов ведет к объяснению того, как человек отвечает на задание или группу заданий. Эти модели элегантны, но ограничены. Леви (1973), Гольдш-тейн и Вуд (1989) высказывали критические замечания в адрес теории тестов, потому что связь с содержанием пове­дения, по мнению этих авторов, отсутствует почти полно­стью. Число моделей быстро возрастает, причем связи с реальным поведением рассматриваются как менее интерес­ные по сравнению с вероятностными моделями самими по себе (Goldstain & Wood, 1989). Следует добавить по поводу моделей, что они требуют тщательной проверки.

Анализ валидности может использовать все типы иссле­дований (экспериментальные и корреляционные) и все ти­пы методов анализа данных (линейные и нелинейные, количественные и качественные). Мессик указывает на то, что используемые методы анализа данных должны соответ­ствовать предполагаемой структуре психологических кон­цепций, поскольку эти методы не являются нейтральными. Велик соблазн использовать новые способы анализа дан­ных, и они действительно будут использоваться. Отчасти это необходимо, чтобы определить области их приложения и ограничения в их использовании. Главное значение все же имеют психологические теории и концепции, а не моде­ли. Аспектный анализ (the facet analysis) представляет со­бой попытку сочетания понятийного и статистического анализа. Цитируя «анархиста от методологии» Фейерабен-да (1975), можно сказать, что для исследования валидности «подходит» чуть ли не все. Важно, что в процессе опробова­ния любых возможностей устанавливаются разумные пред­елы,

post hos (лат.) — после-этого (прим. перев.).

3.2.8. Некоторые эпистемологические «строительные»

блоки понятия валидности в психодиагностике Концепция валидности в психодиагностике находится в центре теоретических, методологических изысканий и воп­росов методического обеспечения, что обусловливает ком­плексный характер этой концепции. В данной главе обсуждаются некоторые основные проблемы концепции ва­лидности. За основу взята статья Мсссика (1989), в которой автор предпринимает попытку связать концепцию валид­ности с общими эпистемологическими принципами (личное сообщение, 26 августа, 1993), что является достаточно трудной задачей. Сам Мессик оценивает результаты своей работы скептически, считая, что это в большей степени изыскания в области философии наук"и, чем строгие науч­ные факты, поскольку ни одно из его утверждений не под­креплено эмпирическими данными. Это замечание показывает, насколько осторожным в суждениях и требова­тельными к себе должен быть исследователь, обращающий­ся к основам проблемы валидности в психологии. С другой стороны, разработчики некоторых моделей не считают нужным рассматривать недостатки собственной модели, как, например, психометрики при представлении нелиней­ных моделей для ответов на задания теста. Этот пример показывает ограниченность эмпирической ориентации, ко­торая в определенные моменты времени являлась преобла­дающей в психологии.

В определении прогностической, содержательной и кон-структной валидности в психологии пятидесятых годов до­минировал логический позитивизм. В рамках этой эпистемологии, с одной стороны, существовала ориентация на логику, синтаксис и структуру, а с другой — на значе­ние, требующее эмпирической верификации. Первая (ло­гическая) относится к логической структуре теорий. Эти теории должны быть сформулированы аксиоматическим, математическим или формально-логическим способом. Аб­страктные теоретические термины должны быть связаны с категориями, доступными наблюдению, с помощью правил соответствия, то есть правил взаимодействия, определений или правил интерпретации, описывающих как теоретиче­ские понятия, так и соответствующие им эксперименталь­ные процедуры. Хорошо известным примером правил




I 16

117


соответствия служат операциональные определения психо­логических конструктов. Строгие требования подробной спецификации психологических понятий не получили пол­ной поддержки в психологии. Наиболее приемлемыми ока­зались правила соответствия, которые в той или иной степени определяются теоретическими понятиями. Теоре­тические понятия содержат некоторое «избыточное» значе­ние. Вторая составляющая относится к области значений. Согласно правилам проверяемости теории истины, утверж­дение является истинным тогда и только тогда, когда оно соответствует законам логики. Это можно интерпретиро­вать как подчинение предписанным конструктам и прави­лам формулирования выводов или как эмпирическую верификацию значения. Соотношение логического и эмпи­рического — это старая проблема, восходящая к предло­женному еще Кантом различению аналитических и синтетических суждений. Принципу верифицируемости всегда уделялось должное внимание, поскольку он призван «отделять имеющее смысл от бессмысленного» и способст­вовать исключению всякой метафизики.

Логический позитивизм в своей исходной форме очень быстро показал себя как слишком требовательная и жесткая концепция, чтобы его положения могли оказаться плодо­творными для развитии психологического знания. История науки знает примеры того, как концепции, не будучи чисто аналитическими или чисто эмпирическими, оказывались важными и значимыми. Много лет назад категории про­странства и времени были названы Кантом априорными синтетическими суждениями. Эти категории, существова­ние которых невозможно в рамках логического позитивиз­ма, имеют форму общих законов и гипотетических конструктов, и допускают возможность проверки эмпири­ческих заключений.

Логический позитивизм предполагает возможность двух интерпретаций значения. С одной стороны, значение все­цело зависит от данных эмпирического опыта (эмпиризм, позитивистская составляющая), с другой стороны, значе­ние определяется также связью утверждения с другими ут­верждениями (логическая составляющая, структурализм).

Структурный принцип, то есть определение абстракт­ных, бессодержательных конструктов с помощью набора правил, до сих пор оказывает влияние на развитие психо-

диагностики. Примером может служить современная тео­рия тестов с абстрактной нелинейной вероятностной мо­делью. Позитивистские принципы проявляются и в подчеркивании эмпирического и операционального опреде­лений. Эмпирическая интерпретация абстрактных бессо­держательных конструктов — это не простой процесс. Гипотетические конструкты должны быть дополнены сис­темой опытного знания, то есть система с бессодержатель­ными элементами и абстрактными отношениями должна быть соединена с элементами, которые могут быть почерп­нуты из наблюдений. Роскам (1991) формулирует это по­ложение (цит. по Hem pel, 1970, стр. 688) следующим образом: теоретическая проблема «плавает» в океане дан­ных и пытается установить с ними контакт, но как это сделать? Роскам считает, что связи не могут быть образова­ны на основе семантического содержания конструктов, для этого необходимо наличие сходства по форме и структуре. Конструкт — это не семантическая единица, но его необхо­димо описать как набор определенных элементов и связей. Теоретическая система называется номологической сетью. В рамках этой сети происходит формулировка выво­дов, прогнозов, утверждений об отношениях. Возможна эм­пирическая проверка этих утверждений. Связи между абстрактной и эмпирической системами носят вероятност­ный характер, используемые процедуры лишь частично «покрывают» конструкты. Считается, что конструкты име­ют дополнительное (избыточное) значение. Результат вза­имодействия элементов и отношений номологической сети с эмпирическими данными важен для обеих сторон этого процесса, поскольку становится ясно, получают ли поддер­жку эмпирические конструкты, возможно ли дальнейшее существование номологической сети, являются ли данные адекватными, надежными и валидными.

Следующая характеристика, влияющая на психологиче­ские и диагностические исследования и имеющая своим истоком позитивизм,— это предпочтение дедукции. Де­дуктивная номологическая модель содержит логические, теоретические (гипотетические) отношения, интерпрета­ция которых носит вероятностный характер. Объяснить ка­кой-либо феномен — значит представить его как проявление общего закона. Если какой-либо феномен яв-




I 18

119

ляется частным случаем общего закона, то он может быть объяснен и предсказан. Подчеркивается, что гипотезы вы­водятся или, по крайней мере, формулируются без какого бы то ни было обращения к данным. Ван дер Хейден (1995) приводит примеры исследований, в которых многие сторон­ники клинического подхода честно признавали, что иногда они переформулируют гипотезы по мере получения дан­ных. Это часто называется «предложением, делаемым за­дним числом» («Harking»), т.е. это выдвижение гипотез уже после того, как стали известны результаты (см. также Кегг & Harris, в печати). Эти авторы указывают на то, что такая практика является достаточно распространенной в некото­рых школах.

Логический позитивизм влияет на развитие концепции конструктной валидности. Конструктная валидизация ка­сается отношений, специфицированных номологической сетью. По крайней мере, некоторые элементы и отношения нуждаются в эмпирической интерпретации, тоестьонидол-жны быть операционализированы и соотнесены между со­бой тем или иным способом.

Мессик (1989) пришел к выводу, что исходные строгие требования логического позитивизма не были использова­ны в «чистом виде», они были адаптированы к возможно­стям конкретных эмпирических исследований. Значение логического позитивизма для психологии он определяет как (стр.23) «освещение того, как должна быть представлена роль конструктов в психологической теории и измерении». В психологии не слишком сильны «принудительные» эле­менты логического позитивизма, но дидактические прави­ла анализа конструктов, взаимодействие между конструктами, их отношения представляются достаточно важными и ценными. Мессик согласен с Кронбахом, утвер­ждающим, что было бы слишком претенциозным использо­вать позитивистскую эпистемологию в «нашей незрелой науке». Это замечание еще раз показывает, с каким уваже­нием психологи относятся к эпистемологии. В философии логический позитивизм был популярен в течение короткого времени, и тем более удивительно, что он до сих пор оста­ется идеалом познания в психологии.

Идеология логического позитивизма оказала значитель­ное влияние на развитие концепции валидности в психоло-

120

гии. Попиер (1939/1959) подверг критике верификацию логического позитивизма. Он указывал на возможность фальсификации утверждений с помощью других правдопо­добных утверждений. Не бывает единственно возможного объяснения. Существует множество п равдоподобных и кон­курирующих между собой объяснений. Впрочем, это поло­жение не получило распространения в исследованиях конструктной валидности, возможно, из-за относительного характера объяснений. Кук и Кэмпбелл (1976), обсуждая вопросы внутренней валидности в квазиэксперименте, вы­двинули альтернативное объяснение.



Проверяемость и фальсифицируемость предполагают строгое разграничение теоретических и эмпирических тер­минов. Считается, что иногда такое разграничение невоз­можно. Концепция исследовательских парадигм предполагает, что каждая теория в какой-то степени сама создаст свои собственные данные и факты (Kuhn, 1962, 1970). Хотя эти представления достаточно хорошо известны в психодиагностике, тем не менее они редко становятся предметом дискуссий.

Существование различных парадигм с их собственными исследованиями и собственными «истинами» обусловлива­ет наличие релятивизма. Конструктивизм и контекстуа-лизм относятся к радикальному релятивизму в определенной степени из-за своей приверженности пози­ции, что научное знание образует всего лишь одну из мно­гих эквивалентных парадигм или один из подходов. Применительно к психодиагностике, можно утверждать, что невозможно установить истинные показатели испыту­емого, поскольку полученные показатели во многом зави­сят от контекста, с помощью же методик оценивается «сконструированный» человек. В ситуации тестирования и в эксперименте испытуемый является «сконструирован­ным» субъектом. При том, что исследователи все-таки при­нимают во внимание относительный характер полученных результатов, главным предметом интересов психодиагно­ста остаются стабильные характеристики поведения, мыш­ления, эмоций. Отмечается, однако, что исследования зависимы от контекста. Конструктивисты обычно не при­знают «ремесленную» работу психодиагностов, ими разра­ботан метод естественного наблюдения и качественного анализа.

121

Релятивизм предполагает эквивалентность любого отве­та на вопрос или любого решения проблемы. Считается, однако, что по определенным причинам некоторые ответы и решения «лучше» других. Теории и конструкты в той или иной степени противоречат реальности. Лакатос (1978) ут­верждает, что исследовательские программы имеют опре­деленную продолжительность сушествования. Их «ядерные» конструкты какое-то время сохраняются, буду­чи предметом эмпирической проверки и обсуждения. Про­грамма может быть приостановлена или изменена, если ее концептуальные решения становятся неудовлетворитель­ными, а эвристическая сила падает. При отсутствии под­тверждения со стороны эмпирических данных теории и основные понятия исследовательской программы становят­ся изолированными. В этой ситуации программа может быть заменена новыми теориями и концепциями. Таким образом, никакого релятивистского объяснения тому, что программы возникают и исчезают, нет. Функционирование программ — их «жизнь» и «смерть» — подчиняется рацио­нальным законам. «Рационалистическая» ориентация не предполагает, что теории должны быть немедленно замене­ны, когда появляются альтернативные теории или если эм-пирические исследования не дают ожидаемого подтверждения. Эта ориентация способствует проведению исследований конструктной валидности.

В данном разделе мы попытались показать, что несколь­ко различных эпистемологических концепций оказали вли­яние на развитие понятия валидности в психологии. Это дало основание для упрека в том, что данное понятие с философской точки зрения противоречиво (Norris, 1983). Понятие валидности в психологии должно охватить столь сложную и многостороннюю реальность, что сосуществова­ние различных критериев и точек зрения вполне возможно.

3.2.9. Конструктная валидность и системы исследования

Мессик (1989) попытался прояснить понятие валидно­сти, используя концепцию «системы исследований», пред­ставленную эпистемологом Чечменом (1971). Последний предпринял попытку представить и проанализировать эпи­стемологические теории в виде системы исследовательских

122

вопросов (inquiry). Каждая такая система имеет свои спе­цифические «строительные» блоки или информационные единицы, с помощью которых представляется существо проблемы. Имеются также гарантии того, что само пред­ставление проблемы будет отвечать требованиям валидно­сти.



В системе Лейбница основным является формальный или символический способ представления проблемы, точнее эпистемологической проблемы познания. Набор простей­ших аналитических истин и системы правил и операций образуют основу дедукции теоретических суждений. Кри­териями валидности являются согласованность, полнота и

др.


Учение Локка применяет эмпирический и индуктивный подход к постановке проблемы. Система знаний развивает­ся путем обобщения данных наблюдения. Критериями ва­лидности являются согласие экспертов, объективность, беспристрастность к данным и методам их сбора и анализа.

Мессик замечает, что обе эти системы пригодны для ана­лиза хорошо структурированных проблем. В том случае, когда проблема плохо структурирована, стоит вечный воп­рос о том, как сформулировать се суть. По-видимому, во многих случаях ученые еще не могут найти адекватный способ представления проблем. Это те проблемы, о которых в одной из своих ранних работ (1916) Витгенштейн сказал: «О чем нельзя говорить, о том должно молчать».

Система исследовательских вопросов у Канта содержит способ представления проблемы, интегрирующий подходы Лейбница и Локка. В рамках этой системы существует, по крайней мере, два подхода к представлению проблемы и к систематизации данных или совокупности фактов. Эти под­ходы могут в одних случаях дополнять друг друга, в других случаях — находиться в антагонистических отношениях. В течение долгого времени наилучшей считалась та теория представления проблемы, которая более успешно опериро­вала эмпирическими данными.

Диалектическая система Гегеля содержит противопо­ложные способы представления проблемы. Для анализа од­них и тех же данных используются две конкурирующие теории. Противоположность позиций со всей наглядностью обнаруживается в публичном споре. Конфликт позиций пе-

123

реносится на более высокий уровень — уровень интегра­ции, гдеи«ст тмается». Возможно противостояние интегри­рованной теории новым конкурирующим теориям, так что диалектический процесс может продолжаться. Конечно, этот процесс развертывается между идеями, а не между людьми.

Чечмен рассматривает еще одну, не столь хорошо изве­стную систему, систему Синджера. Эта система содержит описание перечисленных систем и рассматривает связь каждой из них с остальными. Данный метод способствует лучшему пониманию преимуществ каждой системы. Кри­терием валидности является прогресс путем последователь­ного приближения.

В психологических исследованиях валидности основное значение имеют системы Лейбница и Локка. Система Кан­та, рассматривающая альтернативные модели, использует­ся не столь часто. Диалектическая система также используется редко, возможно, из-за трудностей формули­рования противоположных теорий. Другой весьма вероят­ной причиной не столь широкой распространенности диалектической модели является опасение скатиться к ре­лятивизму, если к каждой теории добавлять противополож­ную. Мессик считает, что «метарефлексия» в системе Синджера могла бы способствовать проведению достаточно «сбалансированных» исследований конструктной валидно­сти.

Таким образом, в психологических исследованиях ва­лидности доминируют формально структурная (Лейбниц) и эмпирическая (Локк) системы постановки проблем. Мес­сик считает необходимыми и полезными для исследований валидности увеличение числа соперничающих теорий и анализ всех систем. Его рассуждения напоминают в той или иной степени аргументацию из концепции фальсификации Поппера.

3.3. Исследование валидизации и понятия, несущие высокую смысловую нагрузку

В завершение данной главы приведем пример того, что диагностические категории и психологические конструкты характеризуются смысловой нагрузкой. Мессик указывал

на то, что наши категории и конструкты не являются нейт­ральными. Рассматриваемый нами пример заимствован из работ клинического психолога Ричарда Бенталла (1992). Предметом его анализа является феномен счастья, кото­рый, как он считает, следует отнести к числу психиатриче­ских расстройств.

С сожалением Бенталл говорит о том, что клинические психологи слишком мало внимания уделяют рассмотрению феномена счастья. По мнению автора, этот феномен явля­ется достаточно важным и заслуживает того, чтобы быть представленным в учебниках по патопсихологии и в клас­сификации психиатрических расстройств (DSM IV-R).

Счастье считается одной из важнейших специфически человеческих категорий. Представление некоторых фило­софов и исследователей обыденного языка о том, что «Сча­стье существует для свиней: философия в противоположность терапии» (Теннесен, 1969), отвергает­ся.

Хотя феномен счастья с трудом поддается точному опре­делению, тем не менее существует некоторое согласие от­носительно того, что счастье содержит поведенческий, когнитивный и аффективный компоненты. Когнитивный и аффективный компоненты выражаются в ощущении собст­венной компетентности и удовлетворенности. Поведенче­ский компонент счастья может проявляться, например, в том, что человек постоянно весел и смеется. Такое поведе­ние исследовалось во многих культурах, причем допуска­ется наличие биологических основ этого поведения. Существуют данные наблюдений о том, что счастливые люди нередко действуют неосторожно, непредсказуемо и импульсивно. Но это поведение, как правило, не мешает другим людям и не причиняет им вреда. Счастливые люди говорят об ощущениях удовольствия и расслабленности, они удовлетворены своим социальным окружением, но в то же время отмечают состояние «неуспокоенности».

К сожалению, существует немного исследований эпиде­миологического типа. Оценка того, какова распространен­ность счастливых людей, варьирует от 5% (мнение психологов, психиатров и других пессимистов) до 80% (по данным самоотчетов). Эта широта разброса мнений опреде­ляется тем, что отсутствуют общепринятые операциональ-


124

на


ные критерии. Имеются данные и том, что распределение людей, считающих себя счастливыми, не подчиняется за­кону случайного распределения, оно различно для разных социально-экономических слоев общества. Представители высших классов имеют больше шансов чувствовать себя счастливыми по сравнению с представителями среднего класса. Показатели счастья и величина доходов значимо коррелируют. Проведено совсем мало исследований, на­правленных на выявление источников ощущения счастья. Обнаружено несколько значимых (но не имеющих содер­жательного наполнения) корреляций с такими характери­стиками, как уровень интеллекта, самооценка, экстраверсия и сумма денег на банковском счете. К сожа­лению, очень мало исследований близнецов. Однако суще­ственный генетический компонент не должен сбрасываться со счетов. Ощущение счастья может быть вызвано путем кортикальной стимуляции. Представляется необходимым дальнейшее проведение работ по исследованию «центров счастья».

Состояние счастья предполагает набор симптомов, кото­рые вместе образуют синдром. Синдром может быть опре­делен экспертами. Он включает много особенностей, характерных для заболеваний. Признаком, указывающим на заболевание в патопсихологии, признается интенсив­ность аффекта, которая, возможно, является индикатором состояния неврологической расторможенности. Необходим дифференциальный диагноз по отношению к маниакально­му синдрому. Состоя ние счастья образует явное отклонение от нормы. В статистическом смысле это явный эксцесс.

В состоянии счастья у человека могут наблюдаться неко­торые признаки дезорганизации (расстройства) познава­тельной сферы. Поведение может выглядеть иррациональным и даже странным, обычно снижены быст­рота реакций и чувствительность. Очень трудно дать раци­ональное объяснение поведения счастливого человека. Распространено мнение о том, что счастье — это привиле­гия не слишком умных людей.

Из приведенного описания следует, что клиническим психологам и, особенно, психиатрам следует уделять боль­ше внимания анализу состояния счастья как потенциаль­ному источнику патологии. Многие психиатрические

расстройства характеризуются бессмысленным, ненаправ­ленным и даже противоречивым поведением. Счастливые люди часто даже не могут объяснить своего странного пове­дения, эмоций, и при этом их ничуть не беспокоит такое поведение. Следовательно, вполне оправдан вывод о том, что у них отсутствует понимание болезненного характера своего состояния. Часто можно видеть игру необузданной фантазии счастливых людей. Конечно, заключение о том, что состояние счастья является признаком патологии, воз­можно, является преждевременным. Для этого должен быть собран более значительный эмпирический материал. Но можно уверенно утверждать, что счастье вызывает безот­ветственные, нелогичные и ненаправленные действия, от­влекает от выполнения общепринятых жизненных обязанностей.

Наконец, существует несколько исследований, связан­ных с предположением о том, что счастье вызывает рас­стройство, дезорганизацию когнитивной сферы. Счастливые люди забывают о негативных событиях или недооценивают их значение и при этом переоценивают по­зитивные события. Их подводит интуиция. Для подтверж­дения данного вывода необходимо проведение большого числа исследований, особенно таких, которые бы определя­ли уровень контроля за окружением у счастливых людей. Обычно они переоценивают свои успехи в учебе и на работе, впрочем также как и общении с другими людьми и в любов­ных делах.

В качестве предварительного заключения можно предло­жить отнести счастье к одному из видов психиатрических расстройств. Бенталл (1992) определяет счастье как «общее аффективное расстройство приятного типа» (Major Affective Disorder, pleasant type). По его мнению, необхо­дим поиск эффективной терапии, направленной на сниже­ние ощущения счастья.

Приведенный выше пример показывает, что наши поня­тия характеризуются смысловой наполненностью. Для классификации форм поведения, мышления и эмоций не­достаточно одних только формальных и объективных кри­териев. В человеческом поведении всегда присутствует смысл, значение, которое не может быть передано только средствами языка формальных элементов и отношений.




126

127


ТРИНАДЦА ТЬ ИТОГОВЫХ ТЕЗИСОВ

  1. Наиболее полная система психодиагностики предпо­лагает «кооперацию» (пока отсутствующую) между тремя ее уровнями: а) житейскими представлениями о характери­стиках людей, б) конструктами психологических теорий, в) математическими или статистическими моделями.

  2. Ошибки измерения являются случайными, интуитив­но не улавливаемыми и неизбежными. Эти ошибки дают информацию о согласованности-несогласованности пове­денческих и когнитивных характеристик. Существуют спо­собы оценки ошибок измерения.

  3. Под индексом надежности понимается стандартная ошибка измерения, получаемая путем повторного оценива­ния одного и того же субъекта. Поскольку это практически невыполнимо, можно говорить о коэффициенте корреля­ции как об альтернативном варианте.

  4. Каждый тест должен быть снабжен не менее чем одним коэффициентом надежности и не менее чем одним коэффи­циентом валидности (см. также пункт 10).

5. По мнению Леви (1974), Гольдштейна и Вуда (1989).
взаимодействие между «содержательными» психологиче­
скими теориями и теорией тестов, классической и современ­
ной, можно назвать успешным только в определенной
степени. Аспектный анализ (и теория обобщаемости) —
это, возможно, те подходы, которые могут выполнить фун­
кцию моста между теорией тестов и психологическими те­
ориями.

  1. Критерии валидности могут происходить из различных эпистемологических источников. Это такие, например, критерии, как корреспонденция, когеренция, консенсус, практическая полезность. Их многообразие не означает, что понятие валидности разнородно и даже противоречиво. Такое множество стало возможным потому, что предмет психологии сложен и многообразен.

  2. Возможна определенная унификация понятия валид­ности, но существует также несколько весьма важных раз­граничений, главное из которых — это разграничение между прогностической, конструктной и содержательной валидностью.

  3. Концепция валидности используется и в эксперимен­тальных исследованиях (в собственно экспериментальном

и квазиэкспериментальном вариантах). Различаются внут­ренняя, внешняя, конструктная типы валидности и валид­ность статистического вывода. Эти типы валидности в определенной степени аналогичны типам, используемым в психодиагностике.

9. Понятие валидности предполагает, что тестовые ре­


зультаты должны соответствовать изучаемым феноменам,
что возможна их интерпретация, и что они практически
полезны (для конкретных целей). Информация о тестовых
результатах и данные наблюдения должны использоваться
в соответствии с нормами и ценностями общества.

  1. Генерализация валидности является результатом дифференциации понятия прогностической валидности. Процедура состоит в оценке источников ошибок в выборке коэффициентов валидности и в нахождении истинного ко­эффициента валидности. Обсуждение практической полез­ности будет представлено далее.

  2. Конструктная валидность претендует на то, чтобы объединить концепции валидности. Можно рассматривать, например, прогностическую и содержательную валидность как конкретные варианты разработки этого более широкого

понятия.

12. Представители психометрии больше интересовались


изучением надежности, чем валидности. Разработка моде­
лей исследования валидности достаточно сложна. В иссле­
довании валидности всегда «что-то ускользает».

13. Главные заботы представителей психодиагностики


связаны с проблемами поиска соответствия эмпирических
данных и моделей их описания, понятий и способов их опе-
рационализации, структуры и ее содержания.




128

5 Я. тер Лаак



Глава 4

Психодиагностика интеллекта, способностей и уровня достижений

Психодиагностика — это всегда диагностика какого-ли­бо конкретного содержания. Важнейшим содержательным разделом диагностики является оценка индивидуальных различий в области интеллекта, способностей и уровня до­стижений. Тесты, предназначенные для получения показа­телей этих различий, называют тестами на определение «максимальных возможностей», поскольку тестируемый человек должен показать все, на что он способен. При этом его ответы в соответствии с определенным правилом оцени­ваются как правильные или неверные.

Интеллект относится к числу наиболее часто использу­емых и интенсивно исследуемых в психологии конструктов. Поэтому практически в каждом учебнике рассматривается содержание, история этого конструкта, а также связанные с ним спорные вопросы. В психологии интеллект описывают как достаточно общую способность, включающую в себя, наряду с другими, способность к логическому рассуждению, планированию, решению задач, абстрактному мышлению, способность понимать сложные идеи, скорость обучения и способность извлекать пользу из полученного опыта. Так, например, способность выучить наизусть книгу еще не яв­ляется показателем интеллекта, так же как успеваемость по какой-либо учебной дисциплине или сообразительность в процессе тестирования — это еще не интеллект. Интел­лект представляет собой одновременно широкую и глубо­кую способность понимать окружающую обстановку, улавливать смысл происходящих событий, знать, что де­лать в повседневной жизни. Интеллект обычно отличают от креативности, характера, личности и других существенных параметров межиндивидуальных различий.

К способностям (aptitudes) относят условия, обеспечи­вающие получение какого-либо знания посредством специ-ального обучения (тренировки). Это понятие в определенной степени сходно с понятием интеллекта, осо­бенно оно близко концепции мультифакторного интеллек-

та Терстоуна, где выделяются так называемые «первичные умственные способности». Но на практике существует раз­личие. Интеллект преимущественно мыслится как некая общая способность, которая в целом выражается одним сум­марным числовым показателем IQ (коэффициентом интел­лекта) , тогда как специальных способностей всегда насчитывается несколько, например: словесная беглость, способность к оперированию пространственным материа­лом, числовые способности и др.

К сфере достижений относится то, что человек усвоил в какой-либо конкретной области: сюда входят и развивае­мые способности, и полученные знания. В словосочетании «школьные достижения» значение понятия становится вполне ясным. Это то, что приобретается в результате ус­воения учебной программы в школе. Разработаны специ­альные тесты уровня достижений, которые, в частности, оценивают степень овладения такими базовыми навыками, как чтение, письмо и арифметические операции.

Названные выше составляющие тестов на выявление максимальных возможностей — интеллект, способности и достижения — молено анализировать на трех уровнях. Во-первых, практически у любого рядового человека, т.е. не­специалиста в психологии, существуют определенные представления о том, что же такое интеллект, способности и достижения. Содержание и структура этих житейских представлений отчасти являются предметом эмпирическо­го анализа. Во-вторых, существуют специальные теории индивидуальных различий в области интеллекта, способно­стей и уровня достижений. Наконец, имеются модели или, может быть, лучше сказать, статистические методы анали­за (или исследования) предполагаемой структуры конкрет­ных составляющих интеллекта, способностей и достижений. В частности, для исследования структуры межиндивидуальных различий по интеллекту используют­ся модели факторного анализа. Сравнительно недавно для моделирования (описания и объяснения) уровня достиже­ний стала использоваться теория анализа ответов в тесто­вых заданиях (item response theory — IRT).

Установление связей между этими тремя уровнями важ­но как для соответствующих разделов психологии, так и для


130

131


науки в целом. Философ Блэк (Black, 1962, с. 237) попы­тался представить в качестве «сохраняемых и передавае­мых системных метафор» не только научные модели, но и притчи, сказки, аллегории, мифы, а также бытующие на уровне здравого смысла представления об интеллектуаль­ных способностях. Тем самым он указал на общий источ­ник, из которого происходят и здравый смысл, и научное знание. При этом Блэк также сознавал существенное раз­личие между ними, поскольку : «...любая наука должна начинаться с метафоры, а заканчиваться алгеброй». Между высказываниями Блэка и выделенными нами уровнями анализа можно найти связь. «Метафора» относится к одно­му полюсу рассматриваемого нами ряда — к представлени­ям здравого смысла о максимальных возможностях в сфере интеллекта, способностей, достижений,— а «алгебра» — к другому полюсу, т.е. моделям, основанным на факторном анализе или современных тестовых теориях, включая тео­рию анализа заданий (IRT). Эти два полюса — «метафору» и «алгебру» — можно рассматривать как крайние позиции континуума, включающего в себя все многообразие теорий (см., например, Snow, 1973). Связь между метафорами и моделями иногда подчеркивается сознательно. Так, напри­мер, Лири (Leary, 1990, с.2) называет метафору «размыш­лением души» и отстаивает ее важную функцию в науке. Но существует также и противоположное отношение к ме­тафоре по причине ее «неточного» и, если так можно выра­зиться, «ветреного» характера. Однако в психологии метафоры все еще сохраняют свое значение и входят в раз­личные теории в качестве их неявных компонентов: напри­мер, метафоры, в которых человек рассматривается как машина или носитель набора черт (качеств) и др. Вопрос о том, прибавляет ли метафора что-то к нашему знанию, зависит в свою очередь от того, признается ли возможность приращения знания путем сравнения одного феномена с другим, уже известным (здравому смыслу) феноменом. В науке такая позиция часто отвергается, поскольку подобно­го рода сравнение (уподобление) всегда неполно. Познание не может опираться на предрассудки, a idola tribus* — это не более, чем другое название того же самого здравого смыс-* idola tribus (лат.) — мнение кумиров (прим. перев.).

ла. На самом деле необходимо, чтобы структура явления получила полное описание и объяснение, независимое от ссылок на что-либо еще. Проблема соотношения различных уровней познания будет обсуждаться нами применительно к задаче выявления максимальных возможностей в процес­се тестирования интеллекта, способностей и уровня дости­жений.

Диагностика состоит из четырех основных компонентов. Эти компоненты присутствуют и в интеллекте, и в отдель­ных способностях, и в достижениях. Теория тестирования разрабатывалась главным образом с целью получения средств надежной и валидной оценки индивидуальных раз­личий. Кроме того, для описания и объяснения этих разли­чий созданы специальные теории и таксономические системы. Таким образом, на сегодняшний день существует множество тестов на интеллект, отдельные способности и достижения, при этом определение максимальных возмож­ностей человека в указанных областях является важней­шим элементом диагностического процесса. Сказанное, однако, больше относится к форме (методу интеграции дан­ных и процессу их получения), чем к собственно содержа­нию тестов.

4.1. Начальный период в измерении индивидуальных различий по интеллекту

Хотя индивидуальные психологические различия между людьми были осознаны очень давно, их не исследовали си­стематически вплоть до конца XIX века. Философы анали­зировали природу человеческого познания, но не объясняли основ индивидуальных различий. Уже с давних пор претен­денты на государственную службу, а также студенты уни­верситета должны были демонстрировать обладание теми или иными качествами, однако применяемые при этом про­цедуры имели, по сути, лишь некое подобие внешней ва­лидное™ (см. главу 3). До конца XIX века интеллект принадлежал исключительно сфере философии, а точнее, эпистемологии. Например, в средние века вслед за Аристо­телем (около 330 г. до нашей эры) Фома Аквинский опре­делял интеллект как способность «читать» в объектах, событиях и явлениях. Интеллект связывали с пониманием


132

133


внутреннего строения веществ и структуры предметов, яв­лений. В интеллекте видели силу, способную объединять и объяснять, способность улавливать черты различия в сход­ных объектах и черты сходства в различных объектах и событиях. Пиаже отводит открытию ребенком инвариант­ности одно из центральных мест в своей теории развития интеллекта. Ранняя стадия постижения ребенком инвари­антности связана с уверенностью в существовании объектов даже тогда, когда ребенок их не видит (понятие перманен­тности объекта).

В главе 3 приводятся системы исследования Чёчмена, построенные на основе взглядов виднейших философов. Эти авторы сформулировали основные требования, кото­рым должно отвечать истинное знание. Однако Лейбница, Локка, Канта, Гегеля и Синджера не интересовали индиви­дуальные различия по интеллекту. Для них центральная проблема была связана с объяснением природы человече­ского познания и познания человеком физического мира.

В XIX веке интеллект стал рассматриваться прежде всего как переменная, т.е. некоторое изменяемое свойство, по которому люди отличаются друг от друга. Для эмпириче­ского исследования интеллекта потребовались задачи, воп­росы и проблемные ситуации. Человеку предлагалось ответить на разнообразные вопросы, а полученные ответы оценивались. Таким образом были предприняты первые по­пытки операционализации интеллекта. Последовавшие возражения философов, утверждавших, что такие задачи никогда не смогут привести к созданию адекватной картины интеллекта, были тщетны.

Как известно, начало измерения различий по интеллек­ту было связано с практическими проблемами, например, с решением проблемы профотбора, с отбором в армию и т.д. У истоков движения за применение тестов стоял Гальтон. Его интересовала наследственная природа гениальности. Он полагал, что существуют некие общие умственные спо­собности. Опираясь на эмпиризм Локка, он считал, что источником познания и интеллекта является восприятие стимулов, основанное на ощущениях. В результате индиви­дуальные различия по интеллекту выводились им из разли­чий в скорости и тонкости ощущений.

Этот раздел показывает, что многие философы описыва­ют интеллект как способность познавать мир. В отличие от них психологи открыли путь к изучению интеллекта, опре­делив его как общую способность, в развитии которой име­ются существенные индивидуальные различия и которую можно оценить количественно с помощью специально по­добранных задач.

4.2. Житейские представления об интеллекте

В обыденной речи имеется целый ряд слов и выражений, передающих наше представление о себе и других людях как в той или иной степени умных, способных к творчеству (креативных), сообразительных, хитрых, проницатель­ных, образованных (эрудированных), одаренных. У каждо­го из нас есть образ умного человека, т.е. человека, обладающего высоким интеллектом. Найссер (1976) пред­полагает, что у людей имеется некий прообраз, иначе гово­ря, прототипическое представление об умном человеке. Хайдер (1958) описал имплицитные, т.е. не выражаемые явно представления о личности. Родители и учителя как лица, сопричастные процессу интеллектуального развития своих детей или учеников, имеют определенное представ­ление об интеллекте ребенка, о том, как интеллект меняет­ся и что способствует его развитию. С целью описания содержания и структуры представлений об интеллекте, присущих обыденному сознанию, ведутся эмпирические исследования.

4.2.1. Житейские представления об интеллекте: содержание и основные параметры Стернберг, Конвей, Кетрони Бернштейн (1981) провели исследование содержания и организации представлений об интеллекте, бытующих среди «обычных» людей, т.е. среди людей, не связанных с его изучением. Стернберг посчитал целесообразным исследовать, что подразумевается под ин­теллектом, поскольку такое знание могло бы стать концеп­туальной основой для построения эксплицированных теорий. Имплицитные, т.е. неотрефлексированные, пред­ставления находятся в «головах людей», и их исследование позволяет выявить определенные культурно обусловлен-




134


ные взгляды на интеллект. Стернберг и др. (1981) предло­жили 500 участникам исследования (непсихологам) и 150 экспертам (психологам, специалистам в области познава­тельного и личностного развития) перечислить характер­ные свойства человека и те виды человеческой деятельности, в которых проявляется «интеллект», «отсут­ствие интеллекта», «школьный интеллект» и «интеллект в повседневной жизни». Участники эксперимента приводили несколько различных характеристик или видов занятий, таких как «много читает», «логично рассуждает», «обладает открытостью ума», «обнаруживает здравый смысл». Затем участников исследования просили оценить по семибалль­ной шкале ту степень, в которой каждая из названных ха­рактеристик присуща «идеально умному человеку». После этого проводился факторный анализ полученных количест­венных оценок (от 1 до 7) и определялись корреляции, причем в каждой из двух групп отдельно. В результате в общей картине суждений, характерных для неспециали­стов, были выделены три следующих фактора:

  1. Способность к «решению проблем практического харак­тера» (человек логично рассуждает, улавливает связь идей, учитывает разные точки зрения).

  2. «Вербальные способности» (человек ясно и четко форму­лирует свои мысли, обладает беглой речью, является хо­рошим специалистом, знатоком в какой-либо конкретной области).

  3. «Социальная компетентность» (человек принимает лю­дей такими, какие они есть, умеет признавать собствен­ные ошибки или неудачи, испытывает интерес к окружа­ющему миру).

В корреляционной матрице шкалированных значений, полученных в группе экспертов, также были выделены три фактора:

  1. «Вербальный интеллект» (человек имеет большой сло­варный запас, хорошо понимает смысл прочитанного, проявляет любознательность).

  2. «Способность к решению задач» (человек умеет приме­нять знания и использовать необходимые сведения в ре­шении проблемных ситуаций, хорошо формулирует суть проблемы).

3) «Практический интеллект» (человек хорошо ориентиру­ется в ситуации, умеет находить способы достижения це­ли, чутко улавливает происходящее вокруг него). В 1985 году Стернберг провел сходное исследование в отношении трех близких понятий: интеллекта, креативно­сти и мудрости. Он посчитал, что эти понятия относятся к числу «прототипических», базовых, другими словами, дан­ные понятия служат в качестве эталона при определении того, насколько данный конкретный человек обладает умом, мудростью и креативностью. Чтобы получить список слов и выражений, соответствующих описанию данного конструкта, он разослал письма профессорам в области ис­тории искусства, философии, физики и экономики. Ему ответили 17% его коллег, и на основе полученных ответов был составлен список из 100 характеристик. Этот список был послан 200 профессорам и представлен на рассмотрение студентам его курса. Всем этим участникам исследования было предложено на основе 9-балльной шкалы оценить сте­пень соответствия полученных характеристик имеющему­ся у них «образу» (прообразу) «умного», «мудрого» и «креативного» человека. На этот раз, заполнив опросники, ответили 35% профессоров. Данные были подвергнуты об­работке с помощью метода неметрического многомерного шкалирования. Данная методика дает в результате бипо­лярные параметры, которые можно сравнивать с фактора­ми, получаемыми в результате факторного анализа. Три биполярных параметра «дали объяснение» 82% вариаций шкалированных оценок. Стернберг предложил следующую интерпретацию биполярных параметров интеллекта:

I) «Способность к решению практических задач» (облада­


ющий ею человек учитывает, можно ли разумными сред­
ствами достичь цели, проявляет гибкость, легко находит
применение имеющимся знаниям) —

— «Вербальная способность» (эрудированно высказывает­


ся по ряду проблем, обладает вербальной беглостью, легко
владеет речевыми средствами).

II) «Интеллектуальная интеграция и равновесие» (учиты­


вает различные точки зрения на проблему, видит черты
сходства и различия, понимает абстрактные идеи) —

— «Целенаправленность» (ведет поиск и использует ин­


формацию, необходимую для достижения конкретных це-


136

137


леи, упорно стремится к достижению поставленных це­лей).

III) «Контекстуальный интеллект» (учится на своем опыте, извлекает урок из ошибок и успехов, понимает свое окру­жение, знает, что происходит в мире) — — «Текучее мышление» (способность понимать математи­ческие отношения, весьма сообразителен, обладает быст­ротой мышления).

Стернберг обнаружил четыре биполярных параметра для креативности и три — для мудрости. Между интеллектом и мудростью выявилась значимая корреляция. Креативность оказалась в полученных суждениях несколько в стороне. Стернберг пришел к выводу, что суждения непрофессиона­лов и экспертов мало различаются между собой. Однако отсутствие выраженных различий не означает, что житей­ские представления и психологические теории сходны во всех отношениях. Фурнам указывает на существующие между ними различия. Так, житейские теории проверяются человеком по критерию их согласованности в «собственной голове», а не с помощью эмпирических данных. Обычно непрофессионалы не прибегают к стандартизованным ме­тодам. Имеется различие и в содержании: психологи, как профессионалы, больше подчеркивают индивидуальные характеристики интеллекта, тогда как неспециалисты, на­против, чаще имеют в виду социальные аспекты интеллек­туальных способностей, .проявляющиеся в межличностностном контексте.

4.2.2. Житейские представления об интеллекте как пример социальных репрезентаций Представители направления социального конструкти­визма исследуют имплицитные, т.е. не выражаемые явно системы взглядов как один из видов социальных репрезен­таций. Более того, они предполагают эквивалентность им­плицитно подразумеваемых и эксплицированных систем знания. «Метафора» и «модель» равноправны, поскольку обе имеют свои собственные специфические социальные функции. И в науке, и в обыденном сознании сложились определенные представления об интеллекте, хотя они, ра­зумеется, и различны. Некая имплицитная система пред­ставлений об интеллекте необходима в целях

приспособления к условиям повседневной жизни. В отли­чие от нее, эксплицированная теория требует данных, ко­торые подтверждали бы выдвигаемые ею положения, причем эти данные должны быть получены в соответствии с определенными методологическими требованиями. Пред­ставители направления, ориентированного на эксплициро­ванные теории, постоянно упрекают представителей «имплицитной ориентации» в отсутствии методологиче­ской культуры.

При этом, как замечает Каругати (1990), сторонники эксплицированных теорий упускают из вида то обстоятель­ство, что социальные репрезентации обладают собственной функцией и организацией. Социальные репрезентации со­здают для социальной группы особый план символической реальности. Человек может включаться в группу путем приобщения к этой символической реальности, общей для всех членов группы. Согласно теории социального конст­руктивизма, научные представления —это всего лишь один из многих видов символической реальности. Это рас­хождение служит основанием для нападок ученых на кон­структивизм, в то время как он не подчиняется широко признанным методологическим требованиям, например, требованию объективности.

Каругати (1990) поднял вопрос о том, как воплощаются социальные репрезентации, относящиеся к сфере индиви­дуальных различий. Такого рода социальные репрезента­ции имеют место в любой конкретной социальной группе. Члены группы в разной степени знакомы с интеллектуаль­ными различиями. Некоторые из них специально призваны формировать у себя подобные представления — это, напри­мер, родители и учителя. Причем у последних должно быть определенное мнение о том, может ли обучение влиять на интеллект детей или нет. В исследовании Муни и Каругати (1989) были описаны социальные репрезентации индиви­дуальных различий по интеллекту. Авторы просили взрос­лых испытуемых описать, что, с их точки зрения, представляет собой общий интеллект и специальные его виды; с чем могут быть связаны трудности в арифметике и как можно было бы их предупредить; из каких источников информации можно узнать об интеллектуальных различи­ях; как ведет себя «образцово» умный ребенок и каким


138

139


образом можно было бы оценить интеллект. Авторы сроб-щают, что представления об интеллектуальных различиях между людьми в этом «думающем сообществе» отличаются богатством и разнообразием. Ниже мы приводим их в сум­марной форме (нумерация соответствующих пунктов дана арабскими цифрами, чтобы не смешивать их с параметрами эмпирического анализа исследований Стернберга и др. (1981, 1985).

  1. Взрослые испытуемые поднимали вопрос об источнике индивидуальных различий. Они интересовались, имеет ли наука на этот счет определенный ответ.

  2. Они задавались вопросом, означает ли интеллект усвое­ние социальных норм и правил.

  3. Интеллект рассматривается как продукт «высших пси­хических функций», при этом могут использоваться и «компьютерная» и «логическая» метафоры.

  4. Большая часть других выделенных особенностей каса­лась адаптации к физическому окружению и процессу обучения, роли социо-экономического статуса семьи и наследственной обусловленности интеллектуальных спо­собностей, влияния учителей на формирование индиви­дуальных различий, влияния обучения математике, под­нимался также вопрос, приобретается интеллект или его нужно скорее рассматривать как некий «дар».

Авторы этого исследования считают, что просто описы­вать то, что говорят испытуемые, как это делал Стернберг, недостаточно. Они хотят доказать, что два фактора, а сле­довательно, и два механизма, оказывают влияние на конк­ретные социальные репрезентации. Это степень знакомства с интеллектуальными достижениями и процессы, связан­ные с поддержанием социальной идентичности.

Действие отмеченных факторов, или механизмов, было продемонстрировано с помощью примеров, взятых из ин­тервью. Авторы пришли к выводу, что чем менее участники исследования были знакомы с проблемой индивидуальных различий, тем в большей степени они были сторонниками теории «природной одаренности» в объяснении интеллекту­альных различий. Часть испытуемых придерживалась мне­ния, что природа индивидуальных различий таинственна и непредсказуема, а сам интеллект рассматривался как «дар». Кроме того, наблюдалась такая закономерность: ма-

тери, работающие вне дома, были в большей степени склон­ны думать, что интеллект подчинен преимущественно про­цессу созревания, по сравнению с матерями, работающими на дому. Каругати (1990, с. 145) использовал данное наблю­дение как свидетельство того, что механизмом этого разли­чия служила социальная идентичность образу «хорошей матери».

4.2.3. Культурно-специфический характер житейских представлений об интеллекте

Берри и Беннет (1992) показали, что имплицитно содер­жащиеся в социальных репрезентациях взгляды на интел­лект носят культурно-специфический характер. Изучая племя крии, живущее на севере Канады, они выявили в их языке 20 слов, относящихся к характеристикам сферы ин­теллекта. Шестидесяти членам племени, умевшим читать, было предложено разделить эти 20 слов на классы, содер­жащие в себе сходные слова. Метод многомерного шкали­рования ответов выявил два параметра. В первый биполярный параметр вошел кластер с такими словами, как «мудрый, много думает, внимателен, умеет чувствовать направление» на одном полюсе. На другом полюсе этого кластера оказались такие характеристики, как «глупый, ненормальный, тугодум». Во второй биполярный параметр вошли такие слова, как «упорный, сильный, смелый», на одном полюсе, и кластер с такими характеристиками, как «понимает новое» и «религиозен», на другом полюсе.

Авторы объясняют использование приведенных терми­нов особенностями социальной организации данной груп­пы. Эта группа предоставляет своим детям очень большую свободу, и ее члены очень рано начинают отвечать за свои поступки и поведение. Так, например, с 9-летнего возраста детям разрешается носить ружье. Здесь нет западного по­нимания интеллекта как аналитической способности или быстроты ума, в это слово вкладывается другое значение — способность к самостоятельному и ответственному, с мо­ральной точки зрения, поведению.

Подведем некоторые итоги. Этот раздел показывает, что интеллект можно изучать как некое прототипическое пред­ставление, содержащееся в обыденном сознании. Это пред-ставление может стать предметом специального


140

141


исследования. Некоторые его параметры можно измерить на основе суждений, высказываемых как экспертами, так и неспециалистами. Структура этих представлений может быть выявлена с помощью процедур факторного анализа. Хотя по данным исследования Стернберга указанная струк­тура и не обнаруживает значительных различий (при срав­нении мнений экспертов и неспециалистов), тем не менее определенные различия как по содержанию, так и контек­сту между понятиями из психологических теорий и житей­скими представлениями все же имеются. Социальные конструктивисты также различают «параметры» житей­ских представлений об интеллекте. Эти представления рас­сматриваются как социальные репрезентации некоторой группы. Они соответствуют нормам и ценностям такой группы и выполняют функцию социальной идентичности данной группы и личной идентичности ее членов. Срезовыс исследования показывают, что обыденные представления имеют культурно—специфический характер и соответству­ют принятым в обществе ценностям.

4.3. Индивидуальные различия в сфере интеллекта

В психологии термин «интеллект» употребляется в раз­ных значениях. Так называемые «психометрические тео­рии» пытались установить факторы, с помощью которых молено описать и объяснить индивидуальные различия. Кроме того, следует упомянуть о тестах. Хотя тесты созда­вались главным образом не для контроля за факторами, а с другой целью, они, тем не менее, оказались полезными и в этом качестве, так как могли служить показателями для одного или ряда факторов. Для объяснения природы инди­видуальных различий, столь надежно измеряемых с по­мощью тестов, были предприняты попытки связать тесты с теоретическими представлениями, построенными на осно­ве базисных когнитивных процессов и процессов переработ­ки информации, а также на основе биологических процессов. Была также предпринята попытка объяснить ва­риации тестовых результатов с помощью более элементар­ных и базисных процессов.

Следует заметить, что тесты интеллекта чаще всего со­здавались в ответ на запросы практики, которой обычно

требовались тесты, простые в употреблении. Так что неко­торые из тестовых инструментов достаточно далеко отстоят от каких-либо теорий. Мы рассмотрим некоторые примеры тестов. Психометрическое направление в исследовании ин­теллекта было связано с разработкой метода многомерного анализа данных, главным образом метода факторного ана­лиза. Таким образом имеется связь между характером тео­ретических представлений и процедурами анализа эмпирических данных. Наконец, мы также затронем неко­торые спорные вопросы, связанные с понятием интеллекта.

4.3.1. «Психометрическое» понимание интеллекта

В сфере тестирования интеллекта термин «психометри­ческий» связывают с созданными Гальтоном тестами на умственное развитие (mental tests). Эти тесты называются также психометрическими тестами. Специфика психомет­рии как одной из отраслей психологии связана с тем, что она имеет дело с моделями, объясняющими ответы тестиру­емого в каком-либо задании или наборе заданий теста. Вна­чале эти два значения между собой более или менее переплетались, однако впоследствии их четко разграничи­ли.

Английский ученый Спирмен предположил существова­ние двух факторов интеллекта — общего, или генерального (general), и специфического. В соответствии с этим допу­щением он разработал факторную теорию интеллекта. Он использовал не столь сложные задания, как Гальтон, и был убежден, что для изучения интеллектуальных способно­стей человека необходимо исследовать индивидуальные различия. Нужно было установить факторы, приводившие к возникновению индивидуальных различий. И, по край­ней мере в исследованиях индивидуальных различий, он был сторонником корреляционного метода и метода наблю­дений, а не экспериментальной традиции Фишера. Экспе­римент, как известно, предполагает варьирование независимых переменных и оценку (измерение) изменений зависимых переменных (характеристик поведения). Кор­реляционный метод и метод наблюдения направлены на фиксацию и анализ взаимосвязей между данными, относя­щимися к «природно» обусловленным индивидуальным различиям. В своих рассуждениях Спирмен исходил из то-




142

143


го, что причины разнообразия характеристик познаватель­ной сферы человека связаны с историей и природой.

Спирмен (1923) полагал, что задания из тестов на умст­венные способности позволяют измерить общий фактор ин­теллекта (g-factor), а специальные способности связаны с заданиями более частного типа (s-factors). В большом чис­ле различных заданий имеется общее ядро — g-фактор. (Позднее Лакатос сформулировал аналогичную мысль при­менительно к научным теориям, см., например, его работу 1970 года). Однако в силу специфичности своей формы за­дания измеряют не только фактор общего интеллекта, но также и специальные способности. Тем не менее индивиду­альные различия, существующие между людьми, связаны главным образом с ядром интеллекта. Согласно теории Спирмена, специфическое содержание заданий не сущест­венно. Спирмен называл это «индифферентностью показа­теля». По Спирмену, g-фактор отвечает за установление отношений и связей (корреляций). Отношения связаны с индуктивным мышлением, т.е. выводом некоторого общего правила на основе различных эмпирических явлений. Кор­реляции же относятся к дедуктивному типу рассуждения, т.е. предполагают построение конкретных примеров (явле­ний, событий и т.д.) как реализации некоего общего прави­ла. В этом заключается главное содержание или «основы» интеллекта.

Прогрессивные матрицы Равена — это тест, о котором принято говорить, что он в достаточно весомой степени измеряет общий фактор интеллекта (Raven, 1938). Его счи­тают относительно свободным от влияния культуры. Этот диагностический инструмент можно использовать начиная с 6-летнего возраста как в групповой, так и в индивидуаль­ной форме. Тест состоит из пяти серий заданий, в каждой из которых содержится 12 постепенно усложняющихся за­даний (матриц). Каждая матрица имеет один или несколько прямоугольников с определенным рисунком, причем часть прямоугольника оставлена незаполненной, пустой. Испы­туемый должен определить, какой должна быть пустующая часть, и выбрать ее среди 6 или 8 (в зависимости от слож­ности задания) подобных ей фрагментов, представленных под прямоугольником матрицы. Испытуемый может найти недостающий фрагмент в том случае, если поймет законо-

мерность изменения элементов в матрице. Оценка ответов определяется путем подсчета числа правильно решенных заданий. Считается также, что и в показателях некоторых других тестов, например шкал Стенфорд-Бине и Векслера, отражается фактор общего интеллекта.

Представителем американского направления в психо­метрии, связанного с многофакторной концепцией интел­лекта, является Терстоун. С помощью большой группы сотрудников он провел факторный анализ 56 тестов. Ре­зультаты показали, что имеются группы коррелирующих между собой тестов. На этом основании он заявил о суще­ствовании групповых факторов. Эти группы образуют «пер­вичные умственные способности». Их насчитывается семь: «словесное понимание», «беглость речи», «легкость опери­рования числовым материалом», «пространственная ориен­тация», «ассоциативная память», «скорость восприятия» и «индуктивное мышление». В процессе факторного анализа использовался метод вращения факторной матрицы таким образом, что группы теста имели высокую нагруженность по одному фактору и низкую — по всем остальным. Это создавало возможность для прямой интерпретации теста как меры того или иного фактора. «Первичные умственные способности» можно измерить при помощи теста. Таким образом, можно получить оценку семи упомянутых способ­ностей субъекта. Благодаря процедуре ортогонального вра­щения показатели профиля испытуемого можно интепретировать с точки зрения силы или слабости его спо­собностей. В этом и заключается дифференциальный под­ход к интеллекту с позиций многофактррной теории.

Дальнейшее развитие этого подхода связано с именем Гилфорда. Он выделил 120 «видов интеллекта». Предло­женная Гилфордом структурная модель представляет собой прямоугольный параллелепипед, длины сторон которого имеет соотношение 4 : 5 : 6. В этой модели различаются 4 типа содержания, с которым действует субъект: «объектное, символическое, семантическое и поведенческое»; 5 типов операций: «познание, запоминание, конвергенция, дивер­генция и оценка», а также 6 типов продуктов: «единицы, классы, отношения, системы, трансформации, рассужде­ния». Эта модель послужила отправным пунктом для раз­работки множества тестов. Она дала возможность для очень




144

145


тонкой дифференциации содержания тестов и послужила мощным стимулом для исследования креативности (дивер­гентного мышления). Модель Гилфорда наводила на мысль, что для каждой из 120 умственных способностей должен быть разработан свой тест. Было применено понятие фак­торной валидности. Но, как заметили Кронбах и Сноу (1977), главная идея самого Гилфорда состояла не в этом. Его привлекала мысль о создании эвристической модели, содержащей достаточно широкую схему, в которой нашлось бы место для самых разных умственных способностей. Од­нако число 120 слишком велико. И оно никогда не получит статуса, аналогичного «большой пятерке» из пятифактор-ной модели параметров личности (см. гл. 3). Для этого число факторов должно было бы быть намного скромнее.

До сих пор мы имели дело отдельно с фактором общего интеллекта (g-фактором), семью первичными способно­стями и 120 умственными способностями (по Гилфорду). Возникла необходимость их упорядочивания. Один из пер­вых исследователей мета-уровня Верной (1969) применил к вышеназванным факторам метод факторного анализа и предложил иерархическую модель, где место генерального фактора занимал спирменовский фактор общего интеллек­та, а затем следовали два достаточно мощных групповых фактора (вербальный и пространственный). Групповые же факторы в свою очередь подразделялись на более узкие частные групповые факторы, а затем и специальные фак­торы.

Дискуссии по вопросу о структуре интеллекта не завер­шены. В качестве иллюстрации этого достаточно привести несколько выдержек из журнала «Journal of Intelligence» за 1991 год. Там, в частности, обсуждался вопрос, лежит ли в основе фактора общего интеллекта один или большее число базовых информационных процессов. Аналогичная дискус­сия (один или более факторов) ведется и по поводу другого уровня: связана ли та или иная способность с одним или большим числом элементарных процессов переработки ин­формации. При этом существование g-фактора интеллекта принимается в качестве рабочей гипотезы.

Кранцлер и Дженсен (1991) поставили вопрос о том, лежит ли в основе g-фактора интеллекта некий первичный процесс или процессов несколько. Эти процессы были опё-

рационализированы с помощью таких элементарных ког­нитивных задач, как задачи на скорость зрительного поиска и скорость запоминания. Фактор общего интеллекта изме­рялся с помощью матриц Равена и «многомерной батареи способностей». Результат показал, что индивидуальные различия по фактору общего интеллекта были связаны с четырьмя независимыми компонентами элементарного ха­рактера. Авторы пришли к выводу, что связь между различ­ными сложными интеллектуальными тестами определяется одними и теми же элементарными и независимыми друг от друга процессами. Корреляция между показателем много­мерной регрессии R, отражающей четыре упомянутых ком­понента, и фактором общего интеллекта составила 0,54. После введения некоторых поправок (например, сокраще­ния интервала, поскольку в данном исследовании принима­ли участие только студенты) показатель R составил 0,77. Они отметили, что уточненная корреляция между g-фак­тором и результатом в элементарных когнитивных задачах была такой же высокой, как и корреляции между другими тестами, направленными на определение IQ, Таким обра­зом, вопреки первоначальной идее Спирмена о дедукции и индукции соответствующих отношений и корреляций, эти авторы объясняют связь различных тестов, измеряющих показатель g-фактора интеллекта, на основе четырех про­цессов. Оценку фактора общего интеллекта можно предска­зать на основе четырех основных компонентов из упомянутых элементарных когнитивных задач.

Кэррол (1991) не согласен с таким утверждением. Он признает лишь то, что авторам удалось показать возмож­ность предсказания оценки g-фактора интеллекта на осно­ве ряда независимых компонентов. Хотя элементарные когнитивные задачи и тесты, измеряющие фактор общего интеллекта, коррелируют между собой, из этого вовсе не обязательно следует, что фактор общего интеллекта харак­теризуется четырьмя независимыми процессами. Методика данного исследования не дает достаточных основания для такого вывода. Кэррол доказывает, что для полученных результатов может быть предложена более экономная ин­терпретация, если допустить, что g-фактор представляет собой единое образование. В то же время в работе Кранцле-ра и Дженсена (1991) не исследуются первичные (элемен-




146

147


тарные) процессы независимо от фактора общего интеллек­та (в силу особенностей корреляционного метода).

Стернберг считает сомнительной возможность того, что в сложные интеллектуальные задачи вовлечены независи­мые процессы. Проблема заключается в том, чтобы вычле­нить, изолировать процессы, играющие важную роль, и измерить их на значимом уровне, а в дальнейшем опреде­лить сочетание этих процессов в конкретных популяциях.

Подведем некоторые итоги. В этом разделе главы мы попытались показать, что так называемые психометриче­ские теории интеллекта берут свое начало в гальтоновских тестах на умственные способности и приводят к современ­ным представлениям о содержании независимых факторов, их числе и другим вопросам. Авторы теорий этого направ­ления, опираясь на метод факторного анализа, разрабаты­вают процедуры проверки выдвигаемых ими таксономических концепций интеллекта. На сегодняшний день нет ответа на вопрос о том, лежит ли в основе интел­лекта один или несколько различных факторов. Нет даже единого мнения относительно того, один или большее число неких первичных процессов образуют источник индивиду­альных различий по фактору общего интеллекта. Возмож­ность выделения более элементарных процессов на сегодняшний день представляется сомнительной. Их при­рода, содержание и структура должны стать предметом дальнейших исследований.

4.3.2. Связь индивидуальных различий в сфере

интеллекта с процессами переработки информации

и биологическими процессами

В настоящее время для объяснения межиндивидуальных различий по фактору общего интеллекта привлекаются элементарные процессы переработки информации. Как из­вестно, инструменты, предназначенные для измерения ин­теллекта, представляют собой меры продукта, т.е. они измеряют только результат, не затрагивая его механизмы или приводящие к нему процессы. Отсюда логично вытека­ет следующий вопрос: от каких способностей в сфере пере­работки информации и от каких биологических процессов зависят измеряемые тестами индивидуальные различия?

Существует огромное число работ, направленных на изучение корреляций между первичными, так сказать, эле­ментарными и основными психическими процессами (па­мятью, восприятием, учением, элементами логического рассуждения), с одной стороны, и тестовыми оценками ин­теллекта, с другой. Эта сторона проблемы исследована весь­ма тщательно. Первоначальный энтузиазм и надежды на то, что таким образом удастся проникнуть в сердцевину интеллекта, давно прошли. На смену им пришло понимание того, что, в.опреки ожиданиям, между названными процес­сами и интеллектом не существует высоких корреляций. Более того, упомянутые процессы нельзя использовать для усовершенствования тестов интеллекта путем уточнения конструктной и предсказательной валидности (Sternberg, 1991). Стернберг обсуждает несколько подходов к интел­лекту и ставит вопрос: что дают эти подходы для разработки более совершенных инструментов? Вначале он рассматри­вает подход, основанный на «когнитивных корреляциях». В русле данного подхода когнитивные задачи, применяемые в лабораторных экспериментах, используются для объясне­ния тестовых оценок. Например, проводился анализ того, насколько результаты в пробах на сопоставление буквенно­го состава слов и скорость лексического выбора в специаль­ных когнитивных заданиях могут служить основой для предсказания тестовых оценок. Нередко использовался и показатель времени реакции. Создана батарея специаль­ных заданий на процессы переработки информации (Rose, 1980). Суммируя накопленные фактические данные, Стер­нберг пришел к выводу, что корреляции между параметра­ми когнитивных задач, с одной стороны, и оценками интеллекта и школьными достижениями, с другой, являют­ся значимыми, но весьма низкими. Ему известно лишь не­сколько исследований, в которых сообщается о высоких корреляциях такого рода, и он объясняет их особенностями построения самих этих исследований. В частности, там бы­ло мало испытуемых, а в уровне их способностей отмечался большой разброс. В итоге Стернберг пришел к выводу, что подход, основанный на анализе когнитивных корреляций, не оправдывает ожиданий и не может служить альтернати­вой классическим тестам интеллекта, поскольку измерение времени реакции было бы более эффективным и точным тестом.




148

149


В качестве второго направления Стернберг обсуждает исследования «когнитивных компонентов». Этот подход предполагает «разложение» заданий из тестов интеллекта на составляющие их элементарные единицы и стратегии переработки информации. Кроме того разграничиваются упомянутые единицы и метакомпоненты стратегий. Это от­носится к пониманию способа решения задачи, к тому, как должны быть организованы компоненты — последователь­но или одномоментно,— к определению момента, когда процесс решения можетбыть прекращен, например, по при­чине достижения определенного критерия. Приводятся так­же такие исполнительные компоненты, как декодирование, установление отношений более высокого уровня и их ис­пользование, сравнение ответов, обоснование ответа и, на­конец, решение проблемы. Таким образом, необходимо провести измерение многих процессов. Результаты же их измерения обнаруживают весьма умеренные корреляции с интеллектом. Полученные данные оказались не столь мно­гообещающими, как ожидалось. Тем более, что практиче­ское применение такого подхода в целях получения надежной оценки интеллекта ограничено по причине слож­ности измерения многих процессов и больших затрат вре­мени.

Имеется и третий подход к измерению интеллекта — так называемый «жесткий» путь («hard way»), как назвал его Вернон (1991). Это путь корреляции интеллекта с показа­телями нейрофизиологических и биологических процессов. Например, берутся такие показатели, как вызванные по­тенциалы, время реакции или некоторые характеристики электро-энцефалограммы. При этом обычно обнаружива­ются невысокие, хотя и значимые корреляции, реже — до­вольно высокие. Тем не менее Стернберг критически относится и к этому подходу. Он подчеркивает тот факт, что до определения корреляций полученные показатели под­вергаются обработке согласно определенным правилам. Ко­нечно, нужный количественный показатель нельзя непосредственно в готовом виде «считать» с экрана. Мони­торы компьютеров чаще всего высвечивают весьма хаоти­ческие картины данных, и поэтому требуется вводить сложные компьютерные программы, чтобы выявить смысл полученных данных и суммировать определенные тенден-

ции. Стернберг считает преждевременным делать выводы о том, могут ли показатели нейрофизиологических процес­сов принять на себя функции интеллектуальных тестов. Мнение Стернберга не разделяет Айзенк, который с боль­шим энтузиазмом относится к сообщениям о высоких кор­реляциях между временем реакции и интеллектом. Однако будущие исследования могут существенно изменить эту картину, так как станет больше известно о работе челове­ческого мозга.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   21




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет