Ларисе Григорьевне, толкнувшей меня на грешный путь графомана

Нетайные тайны

- Бери вазелин, бежим целоваться... Я всегда мечтал это сказать!

Паша смеялся:

- Фи, вазелин! Сейчас в моде смазки на водной основе.

И судорожно думал, убьет ли его Алечка. Потом все же решился:

- Пошли в гости?

На базарчике возле "Норфы" они купили охапку тюльпанов с гибкими, будто резиновыми стеблями. Листья скрипели, касаясь друг друга, и нежно пахло праздником.

Дверь открыла Ольга. Одной рукой прижав к груди цветы, другой обнимала гостей – одинаково радостно. Алечка при виде Валеры замерла на пороге:

- Я все понимаю – весна, молодость, но это уже беспредел...

Валера пожал плечами:

- Привыкайте, Александра Анатольевна... Мы с ним те еще беспредельщики.

Ольга медленно сползла по стенке, хрустя тюльпанами. Она смеялась: слишком было непривычно услышать, как ее любимую, ее Алечку-Альку, ее милую забавную девочку зовут по имени-отчеству. Обстановка разрядилась, и Паша вздохнул свободнее: не убила сразу – значит есть шанс выжить...

Устроились по-русски – на кухне. Угощались яблочным пирогом. Пирог был вкусным, но на Пашин взгляд весьма подозрительным: пекла его Ольга, а от нее всего можно было ожидать. К примеру, запеченного в яблоках пальца с колечком... Нет, она, конечно, не делала этого еще никогда, но Пашу пугала сама возможность. Ольга гордилась своим типично русским черным юмором, столь недоступным коренной нации.

Подняли бокалы за праздник, выпили вермута; потом еще – за здоровье всех присутствовавших, и еще – традиционно, за родителей... Слегка захмелели. И хоть в праздник грех было говорить о работе, разговор непреклонно скатился на школу. Тогда, сощурив глаза, Алечка зловеще возвестила:

- Боев, а за тобой должок!

Он затравленно обернулся, ища поддержки, но нашел лишь ехидные взоры.

- Знания – это сила, - веско протянула Ольга. - Особенно знание нашего великого, могучего и так далее русского языка...

- О, языком он владеет, - ухмыльнулся Паша.

- Дурак ты, Петрович. Вот спутает роуминг и римминг, как потом выкручиваться будет?

Валера фыркнул. Он попал. В засаду, в ловушку... но чего не сделаешь во имя любви? От вермута развязался язык, и под смачные издевательства Ольги и Паши он начал виртуозно импровизировать. Это было куда веселее, чем на уроке. На соседней табуретке сидел любимый человек, вдохновляя на подвиги. Да и Александра свет Анатольевна, без макияжа и строгого взгляда, была милой и в доску своей. К такому можно и привыкнуть...

Алечка хитро улыбнулась:

- Ну что, Боев, на девяточку... Но если помоешь посуду – будет десятка. Уговор?

- Уговор, - ухмыльнулся Валера, - А вы завтра не передумаете, когда протрезвеете?

- Вот хамло малолетнее! – хохотнула Ольга. Валерка отсалютовал и отправился мыть тарелки.

Уходили поздно. Пока Валера шнуровался, Алечка отозвала Пашу на кухню:

- Ты уж скажи, чтоб не...

- Он похож на человека, который станет болтать об..?

- Ты прав, конечно нет... Паша...

- Мм?

Она оперлась на дверь, пытливо заглянула в лицо.

Он скосил глаза: в прихожей смеялись Ольга с Валеркой. Его растрепавшиеся волосы мило торчали во все стороны, будто у похмельного ежика. Ольга рассказывала, как однажды они с Алечкой жестоко пошутили над пьяным Пашей. Конечно, это была Ольгина идея, добрая Алечка вряд ли дошла бы до этого сама. Он вообще пил мало, а после того раза и вовсе почти перестал: утром проснулся голый между двумя женщинами и как уважающий себя гей пришел в полный ужас.

- Не знаю. Я боюсь загадывать надолго. Но мне не хотелось бы расставаться с ним.

Злобная Ольга потом успокаивала: мол, Петрович, ты такой пьяный был, что не получилось бы ничего даже при желании... А Алечка отпаивала валерьянкой, и он не знал, смеяться или плакать.

- Паша... Паш... Неужели мы пережили еще одну зиму?

***

Ольга являлась к нему в снах – решительная, прекрасная. Входила в комнату шагом не то солдата, не то топ-модели, опрокидывала Эдика на диван и долго затяжно целовала, оседлав его бедра. Дальше сны не заходили, хоть плачь! А так хотелось, хоть во сне, увидеть ее обнаженной...

Он думал о ней, засыпая. Искал глазами в толпе по дороге в школу. Иногда, забывшись на уроке, выводил в тетради "Ольга"... как влюбленный семиклассник.

Плакала в подушку Снежанка. Косилась в тетрадку к Эдику, умоляюще заглядывала в лицо. Эдик не замечал. Ни ее – грустных, ни муховских угрюмых взглядов. Мух был мрачноват в последнее время. Потому ли, что невесть где пропадал после уроков друг Валерка, потому ли, что Снежанка смотрела только на Эдика, не видя никого вокруг...

Она была хорошая девчонка. Умница, да и внешне вполне ничего. Не красавица, нет... немножко угловатая, чуточку нескладная, но в общем-то милая... С толстой русой косицей почти по лопатки. Она легко краснела и плохо сносила насмешки, а ее по привычке недолюбливали. До ирминого прихода Снежана Рождественская числилась в классе единственной отличницей. Не была она ни "зубрилой", ни "задавакой", но слова эти преследовали ее с начальной школы...

Снежана Рождественская по привычке принимала на свой счет любой смех за спиной.

Снежана Рождественская врала родителям, что у нее много друзей.

Снежана Рождественская никогда не позволила бы себе признаться парню в любви.

***

Алечка отрешенно покачивалась на стуле.

Паша удивленно глянул поверх кофейной чашки. Алечка припечатала к столешнице листок с зайчиками.

Белый кафель, действия робота:
Сигареты к губам движения...
Отголоски страстного шепота –
Или игры воображения?

Разговор был весьма короткий:

Времена Платона уж в прошлом,

Здесь с востоком запад встречается,

Центр Европы, мать твою в память,

Их фашисты в лагерь сгоняли,

Сквозь века они шли по грязи,

Тлеет фильтр моей сигареты.

- Он слишком радикален. Но в его возрасте это простительно, - небрежно бросил Паша, откладывая листок и дуя на кофе.

Был у Сказочника один секретный маневр: куря на уроке в кабинке туалета, он не запирался. На первый взгляд туалет казался пустым. А запах сигаретного дыма... Что ж, он царил там всегда, большей или меньшей плотности. Сказочника не ловили еще ни разу.

- Надо понимать, Сказочник вас застукал. Он меня просил никому это не давать, значит болтать он не станет. Но вам стоит быть осторожнее. Такая неосмотрительность может стоить тебе работы, а ему – репутации на всю жизнь.

Паша кивнул, удивляясь себе. Раньше от такого известия у него просто заледенело бы сердце... теперь все казалось неважным. Все, кроме Валерки, кроме его хитрой ухмылочки, мягко-настойчивых рук... Как можно было ему отказать? Учитель вздохнул, пряча улыбку от подруги.