Латыши башкортостана: формирование и функционирование этнической группы

1930-е –1950-е гг. для латышей Башкирии стали самыми трагическими Сотни людей были репрессированы и осуждены по статье 58 УК РСФСР (за контрреволюционные преступления). Информация о них долгое время хранилась в архивах, стала публиковаться с 1990-х гг. в «Книге памяти жертв политических репрессий Республики Башкортостан» (Уфа, 1997, 1998, 2001, 2003, 2005, 2008). Эти сведения не только характеризуют страницы истории этнической группы, но и масштабы, дают возможность объяснить резкое уменьшение численности латышей в республике.

С 1990-х гг. публиковались работы российских исследователей, касающиеся религиозной жизни латышей Уфимской губернии. О латышском православном приходе упоминают М.И. Роднов и О.В. Васильева в работе «Храм в Архангельском» (Уфа, 1999). Документы о закрытии Уфимской кирхи в 1930 г. отражены в монографии О.В. Курило «Лютеране в России XVI–XX вв.» (М., 2002). Участие представителей Уфимской губернии в Синодальном съезде Латышской Евангелическо-лютеранской церкви в 1928 г. отражено в работе В.В. Солодовникова «Лютеранская диадема» (Псков, 2010). Особенности традиционной религии латышей познавались диссертантом благодаря обращению к фундаментальным монографиям О.А. Лиценбергер «Евангелическо-лютеранская церковь и советское государство (1917–1938)» (М., 1999) и «Евангелическо-лютеранская церковь в Российской истории» (М., 2003). Баптистам посвящены работы Ю.Н. Сергеева «Баптизм в Башкирии: очерки истории (конец XIX–XX вв.)» (Уфа, 1998) и А.П. Александрова «Долиною смертной тени» (Уфа, 2014). Современная религиозная жизнь Башкирии освещена в монографии А.Н. Кляшева «Протестантизм в Республике Башкортостан: социальная реакция на вызовы современности» (Уфа, 2013).

В 2000-е гг. башкирский историк М.И. Роднов издал работы со статистическими сведениями о крестьянском, в том числе латышском населении Уфимской губернии: «Крестьянство Уфимской губернии в начале ХХ века (1900–1917 гг.): социальная структура, социальные отношения» (Уфа, 2002), «Крестьяне Бирского уезда по переписи 1917 года» (Уфа, 1997), «Крестьянство Уфимского уезда по переписи 1917 года» (Уфа, 1997), «Крестьянство Златоустовского уезда по переписи 1917 года» (Уфа. 2002), «Крестьянство Стерлитамакского уезда по переписи 1917 года» (Уфа, 2010), статья «Материалы всероссийской сельскохозяйственной и поземельной переписи 1917 г. по Уфимской губернии (Белебеевский, Бирский и Уфимский уезды)» (http://mrodnov.ru/index.php?Page=3&id=0; дата обращения: 11.04.2013). Автор приводит архивный источник – подворные карточки, позволяющие произвести вычисления по этническим, территориальным, сословным, имущественным, конфессиональным группам населения, рассмотреть почти каждое крестьянское хозяйство, его экономический потенциал, обеспеченность инвентарем, посевы, землевладение и пр.

Помимо материала, характеризующего латышей Башкирии непосредственно, при написании диссертации привлекались результаты их изучения в регионах России, прежде всего, в Сибири. Публикации Я. Баллода и А. Эйсуля в «Сибирской Советской энциклопедии» (1932) характеризуют историю расселения латышей, хозяйственную деятельность, народную медицину. В последние десятилетия изданы работы И.В. Лоткина: «Прибалтийская диаспора Сибири: история и современность» (М., 2000) и «Социально-политическая, экономическая и культурная адаптация прибалтийских поселенцев в Сибири» (1920–1940 гг.), Д.Г. Коровушкина «Латыши и эстонцы в Западной Сибири: Расселение и численность в конце XIX – начале XXI в.» (Новосибирск, 2008) и «Диаспоры в Западной Сибири: особенности этнокультурного развития сельских сообществ в конце XIX – XX в.» (Омск, 2001). Глубокий анализ формирования латышской идентичности в различные исторические периоды, основанный на комплексном изучении понятия «латышскости», впервые представила С.И. Рыжакова в докторской диссертации «Этнокультурные представления об основах латышской идентичности: исторический контекст, взаимосвязи, современные аспекты (середина XIX – начало XXI вв.) (М., 2011). Ее монография «Язык орнамента в латышской культуре» (М., 2002) является пионерским, комплексным историко-этнографическим исследованием одного из важнейших аспектов латышской культуры – национального орнамента, фактически имеющего в настоящее время статус государственного достояния и символизирующего одну из форм понятия «латышскость».

Сравнительный материал для написания работы по латышам дали исследования немцев и эстонцев – народов, вовлеченных вместе с латышами в один переселенческий поток. Это книга Д.И. Ваймана и А.В. Черных «Немецкие хутора Прикамья: история и традиционная культура в ХХ – начало ХХI в.» (СПб., 2008), кандидатская диссертация Д.В. Григорьева «Немцы Башкортостана в конце ХIХ – ХХ в.» (Уфа, 2002), монография Р.Р. Садикова «Эстонцы на Южном Урале: историко-этнографические очерки» (Уфа, 2012). В них есть общая информация по истории образования хуторских хозяйств в Башкирии, приобретении переселенцами земельных участков.

В соответствии с поставленной целью необходимо решение следующих задач:

– систематизировать сведения о заселении региона латышским населением, основании латышских селений, адаптации к местным условиям;

– реконструировать этническую историю и этнокультурные процессы в среде латышей Республики Башкортостан в хронологических рамках исследования;

– охарактеризовать этническую культуру латышской диаспоры.

Источники. Источниковая база состоит из комплекса неопубликованных и опубликованных материалов.

Неопубликованные материалы подразделяются на следующие:

а) архивные: Центрального исторического архива Республики Башкортостан, Архива ФСБ Республики Башкортостан, Архива общественных объединений Республики Башкортостан, Архива г. Златоуста Челябинской области, Архивных отделов Иглинского и Архангельского районов.

б) полевые материалы автора. Это основные источники, они собраны в 7 селениях Иглинского района (Балажи, Балтика, Ауструм, Кудеевка, Искра, Дубовка, Ясная поляна), Архангельского (М. Горький, Бакалдино) и Стерлибашевского (Банковка), а также города Уфы. Основными информаторами стали 80 человек.

в) фотоматериалы, хранящиеся у информаторов, и сделанные диссертантом. В частности, произведена фотосъемка праздников «Лиго» в селе М. Горький Архангельского р-на РБ, домов, домашнего интерьера, хозяйств, предметов быта латышей, памятников на кладбищах (Ауструм, М. Горький, Балтика и Ясная поляна);

г) материалы национально-культурного центра латышей Башкортостана «Максим Горький» (планы, отчеты, сценарии).

Опубликованные материалы, в том числе:

а) документы законодательной и исполнительной органов власти; материалы переписей населения, статистические данные,

б) публикации в периодических изданиях: «Сельскохозяйственный листок» за 1916–1930 гг., «Вперед» за 1917 г. (орган Уфимского комитета РСДРП), «Известия» 1919 г. (орган Уфимского губревкома), «Красная Башкирия» за 1930–1940 гг., «Известия Уфимского губернского революционного комитета» за 1920 г., Сталинский путь» (орган Иглинского райкома ВКП(б)), «Вестник Уфимского земства» за 1880 г., «Вперед» (орган Архангельского райкома ВКП(б), «Журналы Уфимской Городской Думы», 1900-1906 гг., «Власть труда» (орган Уфимского губкома ВКП(б) за 1920 г., «Молочно-маслодельная промышленность» за 1937 г., «Октябрь» за 1993 г., «Рабочее дело» за 1922 г., «Башкирский край» за 1923 г., «Хозяйство Башкирии» за 1929 г. и др.

В качестве источников для характеристики хозяйственных занятий латышей, а также одежды, обуви, интерьера жилища, музыкальной культуры, привлечены также экспонаты школьных музеев (Бакалдино, М. Горький). В свою очередь, в процессе работы над диссертацией попутно собирались экспонаты для Музея археологии и этнографии ИЭИ УНЦ РАН.

Работа основана на сравнительно-типологическом (обобщение и анализ обширного материала на синхронном и диахронном уровнях) и сравнительно-историческом (изучение этноса в процессе исторического развития) методах исследования. Использовались методы исторического исследования: историзма, объективности, конкретности, обобщения разных видов источников, и специальные методы этнографии: опрос в форме интервью по заранее составленному вопроснику, простое и включенное наблюдение. Данные дополнялись и уточнялись в ходе интервью с последующими компетентными респондентами. С их согласия велась запись бесед на диктофон и фотографирование.

При написании диссертационного исследования использовались теоретические выводы и методологические приемы российских и зарубежных этнологов по теории этноса (С.М. Широкогоров, П.И. Кушнер, С.А. Токарев, Н.Н. Чебоксаров, Ю.В. Бромлей, Л.Н. Гумилев¹) и диаспоры (D. Armstrong, R. Brubaker, R. Cohen, W. Safran, И.В. Арутюнян, С.А. Арутюнов, Л.М. Дробижева, В.А. Тишков, В.И. Дятлов, З.И. Левин, Т.В. Полоскова, В.Д. Попков, С.Я. Козлов, Ю.И. Семенов и др.)².

Являясь представителями нескольких научных дисциплин (этнологии, социологии, политологии, культурологии) и исследовательских подходов, они предложили разные классификации диаспор и определения. Так, С.А. Арутюнов и С.Я. Козлов исходят из времени образования диаспор, Р. Брубейкер – из движения государственных границ, Дж. Армстронг – из характера взаимодействия с государством, в котором они обосновались,  В.Д. Попков – из общности исторической судьбы, юридического статуса, обстоятельств появления, характера мотивации к переселению и пребыванию на территории региона поселения и т.д.

Отличительными признаком диаспоры ученые называют дисперсность расселения, при котором община не имеет своей территориальной базы (Дж. Армстронг), сохранение связи мигрантов со страной своего происхождения (Милтон Дж. Эсман), "рассеянность" в регионах при обладании единым этническим сознанием, сохранением коллективной памяти о своей родине и стремлением туда вернуться (Р. Коэн), способность противостоять ассимиляции в новом обществе (З.И. Левин) и пр. Для диссертанта более приемлемым является определение диаспоры Ю.В. Арутюняна, Л.М. Дробиже­вой и А.А. Сусоколова как «части этнонации, живущей за пределами территории её самоопределения»³.

Диссертант опирался на методологическую установку Р.Г. Кузеева о том, что изучать глобальные тенденции этнических, социальных, культурных, языковых, демографических процессов возможно лишь исходя из исследований регионов. Именно такой подход позволит «глубоко понять и адекватно объяснить движение мира, историю человечества и использовать новые знания для создания обновленного баланса, равновесия в сложных обществах»⁴. Кроме того, «основным объектом исследования на макроуровне является не собственно этнос, а территория <…>, включающая конкретную совокупность этнических образований (находящихся во взаимодействии и в состоянии динамичного развития). На микроуровне объектом исследования являются подразделения этносов, в масштабе которых отчетливо прослеживаются результаты длительных межэтнических взаимодействий»⁵. Общности менее 100 тыс. чел. ученым были названы малыми этническими группами (МЭГ). Они во многом определяют особенности историко-этнографических областей (ИЭО)⁶, особенно Волго-Уральской ИЭО, на территории которой на протяжении веков проживают финно-угорские, тюркские, восточнославянские и другие народы. Опираясь на эту теорию, можно выделить уникальный историко-этнографический район (ИЭР) расселения латышей в современных Иглинском и Архангельском районах Республики Башкортостан, в их северо-восточной предгорной части.

В работе также использован опыт этнографического изучения диаспор регионов мира, например, российской диаспоры в странах СНГ и Балтии (Т.В. Полоскова), бурят в Монголии (О.С. Ринчинова), а также Республики Башкортостан: украинцев (В.Я. Бабенко), белорусов (Ф.Г. Галиева), эстонцев (Р.Р. Садиков), поляков (В.В. Латыпова), евреев (Э.А. Шкурко), вьетнамцев (А.В. Валеев) и др.

Научная новизна. Получены новые научные знания по истории переселения латышей на территорию Башкортостана, формированию их этнической группы, адаптации к социально-политическим и местным природно-географическим условиям, функционированию в многоэтничном и многоконфессиональном социуме в условиях разных политических систем, в хронологических рамках с конца XIX в. до настоящего времени. Впервые обобщены и введены в научный оборот новые источники – архивные документы и полевые материалы автора. Комплекс источников позволил на примере латышей Башкортостана рассмотреть этническую диаспору как ресурс модернизации общества, а также механизмы сохранения культурной идентичности, этапы жизненного цикла.

Практическая значимость. Результаты исследования уже оказывают помощь руководителям и специалистам органов государственного и местного управления, Министерства культуры и национальной политики, учреждений культуры, национально-культурных центров региона в решении вопросов, связанных с их деятельностью, возрождением национальных культур, прогнозированием этнокультурных процессов.

Материалы и выводы диссертационного исследования используются для лекционно-просветительской работы, при подготовке учебников, учебно-методической литературы по истории и культуре республики.

1. 
   Латыши, несмотря на численную незначительность, сыграли важную роль в этнокультурном и хозяйственном развитии края.
   
2. 
   В годы советской власти лишь часть латышей стала революционным элементом. Большинство латышских крестьян, исходя из собственных экономических интересов, боролось за сохранение общественно-политической системы.
   
3. 
   Формирование общего слоя региональной культуры латышей и других народов Башкортостана стало залогом устойчивости их взаимоотношений, фактором стабилизации межэтнических отношений.
   
4. 
   Несмотря на общие интеграционные процессы в советское время и взаимодействие с народами, отсутствие поддержки со стороны прежней родины, латыши сохранили идентичность и элементы этнической культуры.
   
5. 
   Степень достоверности и апробация результатов исследования. Содержание диссертации определяется комплексом опубликованных и неопубликованных источников. Введенные впервые в научный оборот материалы архивов подтверждаются собственными полевыми источниками, собранными в 2010–2014 гг. во всех местах компактного расселения латышей в Республике Башкортостан. Сформулированные в диссертационном исследовании выводы соответствуют положениям известных российских этнографов. В качестве сравнительного материала использованы результаты исследования латышей Сибири, а также других европейских народов Урало-Поволжья – эстонцев, немцев, украинцев, белорусов. Основные положения диссертационного исследования нашли отражение в 11 публикациях общим объемом более 6,4 п. л., в том числе в трех изданиях, рекомендованных ВАК Минобрнауки РФ, и апробированы на различных научных – международных (2008–2014) и всероссийских (2008–2014) – конференциях.
   

В главе 1 «Формирование этнической группы латышей (конец XIX – начало XX в.)» показаны адаптационные процессы в истории диаспоры.

В первом параграфе «Причины и характер переселения» показано, что переселению из прибалтийских губерний латышей, как и эстонцев, во внутренние губернии России, в том числе в Уфимскую, способствовало обезземеливание крестьян, «избыток рабочих рук в сельском хозяйстве и жестокий экономический гнёт немецкого дворянства» на их прежней родине»⁷. На первом этапе переселение латышей шло в близлежащие западные губернии страны – Витебскую, Петербургскую, Новгородскую и Псковскую. В дальнейшем, в связи с ростом цены на аренду и приобретение земли в собственность, они стали переселятся в губернии центральной России, Поволжья, Урала и Сибири. Впоследствии часть латышей Витебской, Самарской и Симбирской губерний устремлялась в Уфимскую губернию, а те, кто не смог здесь обустроиться, направлялись далее в Западную и Восточную Сибирь. На рубеже XIX и XX вв. предложение свободных земель производилось крупными землевладельцами путем объявлений в газетах «Latviesu avizes» / «Латвиешу Авизес» («Латышская газета»), «Mājas Viesis» / «Маяс Виесис» («Гость дома»), «Dienas Lapa» / «Диенас Лапа» («Ежедневный листок») и др.⁸. Притоку латышских переселенцев в Уфимскую губернию способствовали такие факторы, как дешевизна земли, льготы, представляемые переселенцам, возможность достаточно быстро добраться благодаря построенной Самаро-Златоустовской железной дороге.

Во втором параграфе «Основание латышских селений» установлено, что первым переселенцем, а также организатором движения латышей в Уфимскую губернию стал И.Я. Вейнберг, выходец из Дзербене Лифляндской губернии⁹. В 1878 г. он приобрел земельный участок на территории современного села Ауструм¹⁰ и стал комиссионером между местным землевладельцем Заварицким и другими переселенцами-латышами¹¹. Наиболее крупными латышскими поселениями, они же были самыми ранними по времени основания, в Уфимском уезде стали колонии Ауструм (Austrumu ciems), Балажу (Baložu ciems), Балтийская (Baltijas ciems), Дубовская (Ozolu ciems), Симбирская (Simbirskas ciems) и Цветаевская (Cvetajevas ciems). Даты их основания в источниках не совпадают или отсутствуют. Вероятно, наиболее ранние относятся к концу 70-х – началу 80-х гг. XIX в. Переселенцы не сразу оформляли землю в собственность, какое-то время тратили на поиски подходящих участков, ведение переговоров с владельцами земли, созданию товариществ и т.д. В годы Первой Мировой и Гражданской войны увеличение численности латышей в республике произошло за счет беженцев, однако они обустраивались в городах или уже основанных сельских поселениях. Депортаций латышского населения на территорию Башкирской АССР во времена сталинских репрессий также не проводилось. По статистическим данным, к 1917 году большинство латышских селений Уфимского и Стерлитамакского уездов оставались моноэтничными с незначительным включением русских, белорусов, поляков, украинцев, эстонцев – тех этносов, которые были хорошо знакомы латышам на прежней родине в качестве соседей. В волостях, где проживали латыши, финно-угорские и тюркские этносы составляли малую долю.

В третьем параграфе «Ареалы расселения» приведены демографические данные, показывающие, что большая часть латышского населения Уфимской губернии проживала в сельской местности – хуторах, объединенных в колонии. В 1897 г. из 3873 латышей сельчан насчитывалось 3801 чел. (98,1%)¹². Они были многочисленны в Уфимском, Стерлитамакском, Белебеевском, Бирском, Златоустовском уездах. Незначительная часть – 72 чел. – жила в городах, в т.ч. в Уфе – 61 чел., а также в Стерлитамаке, Мензелинске, Белебее, Бирске и Златоусте. По переписи 1917 г., в Уфимском уезде латышское население в количестве 2351 чел. проживало в 63 сельских населенных пунктах. Большая часть – 1994 чел., или 84,8% – числилась в 9 колониях, которые находились в 4 волостях Уфимского уезда. В Свято-Троицкай волости – Ауструмская, Дубовская, Рижская и Цветаевская колонии; в Иглинской волости – Балтийская и Симбирская; в Урман-Кудейской волости – Ликсненская колония и Ергазинские хутора; в Охлебининской волости – колония Балажу. Некоторые латыши были представлены в качестве работников в частновладельческих хозяйствах, на уральских заводах, пристанях, отдельно стоящих хуторах, железнодорожных станциях. В 1926 г. число латышей-сельчан достигло 6675 чел., горожан – 370 чел., в основном, уфимцев¹³. Границы первоначального расселения латышей сохранились до настоящего времени – ныне это Иглинский и Архангельский районы Республики Башкортостан.

В четвертом параграфе «Топонимика» отмечена связь с прежней родиной (Балтийская, Рижская, Симбирская). Из общего числа колоний только 3 имели названия на латышском языке – Ауструмская, Балажу и Ликсненская. Ауструмская – «austrumiem», в переводе с латышского означает «восток», отражает местонахождение к востоку от исторической родины. Балажу – «balodis», переводится как «голуби», т.к. латышей сравнивали с голубями, которые прилетают весной на поля. Название Ликсненской колонии связано с названием волости на исторической родине переселенцев (в дореволюционный период Ликсненская волость находилась в Двинском уезде Витебской губернии, в настоящее время – в Даугавпилском районе Латвии). До настоящего времени на топографических картах Иглинского, Архангельского и некоторых других районов республики сохранились и другие названия, связанные с пребыванием латышского населения. Возле д. Балажу Иглинского района имеется ручей Грассмана; гидроним назван по фамилии хозяина земли, где был исток и по чьей территории протекал ручей, а также Валова гора, Выдрин хутор и др. Многие названия местности не закреплены на картах, но используются как ориентиры местными жителями: «Первый Щепной», «хутор Осиса», «хутор Ринэ» «овраг Гегера» и др.

В пятом параграфе «Грамотность латышских переселенцев» выявлено, что обучение грамоте латышских детей до 9 лет велось в основном на родном языке, позднее – и на русском. В возрасте 10–19 лет мальчики и юноши примерно одинаково владели грамотой на родном (49,3%) и русском языке (42,5%). Девушки в большинстве владели лишь латышской грамотой (67%), некоторые – и русской (26,2%). В возрасте 20–29 лет владение русским языком у мужчин было еще выше (73%), в отличие от женщин (30,5%), которые предпочитали латышскую грамоту (65,7%); у мужчин этого возраста латышский язык терял популярность (21,9%). В последующих возрастных группах доля людей, знающих русскую грамоту, снижается. У мужчин от 60 лет и старше она чуть больше (6,8%), чем у женщин (3,2%). В то же время владение латышским языком увеличивается (82,5% мужчин и 84,8% женщин). Лучшее владение русским языком мужчинами молодого и зрелого возраста объясняется большей необходимостью консолидации в русскоговорящем пространстве для решения насущных жизненных (экономических) вопросов. Женщины в абсолютном большинстве были заняты домашним хозяйством. Грамотность латышей изначально была намного выше других этносов и поддерживалась образованным в 1914 г. в Уфе «Уфимским латышским обществом взаимопомощи»¹⁴.

В шестом параграфе «Хозяйственная деятельность» раскрыт тезис о том, что с момента переселения на башкирские земли латыши быстро прошли этап адаптации к местным условиям и внесли существенный вклад в экономическое развитие края. По инициативе ауструмских крестьян и по примеру латышей Сибири на территории Башкортостана в 1905 г. появились первые маслодельные артели. Они обеспечивали не только местное население, но и отправлялись в Ригу и далее в Лондон¹⁵. Эффективное развитие животноводства стало возможным благодаря использованию племенного бестужевского скота и созданию прочной кормовой базы. Латыши Ауструмской колонии первыми в Уфимской губернии (с 1885 г.) начали заниматься травосеянием (тимофеевка, костер, вика, люцерна, эспарцет, особенно клевер) и стали примером для других латышских колоний и соседних народов¹⁶. Если вначале семена выписывали из Риги¹⁷, то затем производили на месте и продавали специализированным российским фирмам. Для увеличения удоев, особенно в осенне-зимний период, улучшения качества молока и молочных продуктов в качестве корма использовались корнеплоды, в частности, корни и ботва моркови, репы и кормовой свеклы.

Полеводство велось на основе передового опыта ведения хозяйства (многополье) и новейших сельскохозяйственных знаний, и повлияло на деятельность соседних народов, включая русских. Уровень механизации в хуторах составлял 70–80%. В 1929 г. у латышей на одну веялку приходилось 1,2 хозяйства, у белорусов и украинцев – 3,1, у русских – 6, у татар, чувашей, марийцев – 8,1, у башкир – от 18,7 до 30. Как удобрение навоз латышами использовался на 100% (башкиры выкидывали в овраги). Семена латыши тщательно очищали, протравливали, подбирали лучшие¹⁸. Вместе с белорусами они одними из первых начали культивировать скороспелые сорта картофеля. Даже в голодные для других народов годы латыши сохранили семенной фонд картофеля и прочих культур (впрочем, как и коров бестужевской породы, а также породистой латышской овцы). Обладая передовой сельскохозяйственной культурой, латыши, тем не менее, активно перенимали земледельческие традиции у соседей. Использовали русский способ складывания снопов в «бабки» для сырого хлеба, переименовав «суслоны» в «студи» и «губас». Применяли не только собственные, но и заимствованные у других этносов орудия труда, удобные для данной местности. При ручном севе брали белорусскую коробку, плетенную из ржаной соломы или лыка («сетиво», «севалка»).

Латышские переселенцы внесли существенный вклад и в развитие рамочного пчеловодства. По инициативе первопоселенца И.Я. Вейнберга наладился сбыт сотового меда на рынки страны, причем не в деревянных ящиках большого размера, как было принято, а в жестяных коробках, как ныне продается башкирский мед¹⁹. Хозяйственными занятиями латышей были также домашние промыслы и ремесла. Широкое распространение получило изготовление бондарных изделий, колес, саней и других изделий из дерева, в значительных объемах они поставлялись в Сибирь и юг России²⁰.

Во второй главе «Этапы истории латышской диаспоры (XX – начало XXI в.), в первом параграфе «Непринятие советской власти» проанализирована ситуация, сложившаяся в первые десятилетия советской власти. Она характеризовалась протестными настроениями основной массы латышей, являющейся зажиточной, по причине нежелания терять то, что создавалось кропотливым трудом. По количеству произведенной товарной продукции, выращенного скота, имеющегося сельхозинвентаря, способам обработки земли, найму рабочей силы и другим показателям они значительно опережали полунатуральные татарские и башкирские хозяйства. Каждое латышское хозяйство в 1926 г. платило сельхозналог в среднем 44 руб. 64 коп., а каждое русское, татарское и башкирское хозяйство – лишь 4 руб. 17 коп.²¹. Для внедрения коммунистической идеологии властями стала проводиться политико-воспитательная работа: создавались партийные и комсомольские ячейки (численность в них латышей была незначительна), избы-читальни, красные уголки, сельсоветы, комитеты бедноты, ячейки добровольных обществ. Для привлечения женщин к участию в общественной жизни, в том числе к работе в женских советах, организовывались занятия по домоводству (курсы кройки и шитья, рукоделия). В стенах школ велась политико-воспитательная и антирелигиозная работа, причем не только с учениками, но и с их родителями; результатом стало то, что многие латышские семьи стали отказываться посылать своих детей в советские школы. Начался процесс реэмиграции: латышские крестьяне, опасаясь за свою жизнь, уходили вместе с отступавшей Белой армией или нелегально пробирались в Прибалтику²². Латышским крестьянам в условиях негативного к ним отношения, опасаясь возможных репрессий, приходилось сокращать применение наемного труда или полностью от него отказываться. В результате в 1926 г. было зарегистрировано лишь 124 трудовых договора и 27 наймов рабочей силы без оформления договорных отношений, что на 46,35% меньше по сравнению с 1925 г.²³ С экономическим ростом хозяйств необходимость усиления человеческого труда возрастала. Крестьяне же, опасаясь быть зачисленными в кулаки, были вынуждены сокращать количество скота и размер пашни, нанимать батраков только в самую страдную пору. Это подталкивало крестьян приобретать и более широко использовать сельскохозяйственные машины, увеличивать нагрузку на членов семьи, которые в летнее время работали по 16–18 часов в сутки.

Во втором параграфе «Меры по советизации латышей Башкирской республики» показана деятельность латышского просветительного общества «Прометей» и государственного латышского театра «Скатувэ» в 1930 гг. Общество «Prometejs» («Прометей») создано в феврале 1924 г. и стало крупнейшим из всех национальных просветительских обществ в стране. С одной стороны, для латышей Башкирии оно заполняло образовавшийся после 1917 г. культурный вакуум, а с другой носило ярко выраженный агитационно-пропагандистский характер, направленный на коммунистическое воспитание людей. В структуре общества имелись секции: школьно-методическая, сельскохозяйственная, музыкальная, изобразительная, латгальская, а также отдел периодики, издательство, бюро латышских писателей и др. Были созданы и производственно-кооперативные предприятия: книжный и писчебумажный магазины, склады, типография, мастерская для изготовления письменных принадлежностей и учебных пособий. В 1935 г. общество «Прометей» издавало газету «Komunāru Cīņa» («Борьба коммунаров».), политико-художественный журнал «Сeltne» («Стройка»), политико-художественный журнал на латгальском языке «Ceinas Karūgs» («Знамя борьбы), детскую газету «Darba Bērni» («Дети труда») и детский журнал «Mazs collectivist» («Маленький коллективист»). Издавались непериодическая политическая (произведения Ленина и Сталина), художественная, учебная и детская литература.

Одной из приоритетных стала работа по образованию колхозов и их обеспечению культпросвет- и партийными работниками, специалистами сельского хозяйства. Открываются новые латышские и латгальские школы, дошкольные учреждения, библиотеки. Общество «Прометей» оказывает помощь в комплектовании их учителями и пионервожатыми. Обеспечивает школы и колхозные библиотеки учебной, художественной, учебной и партийной литературой. Особое внимание уделяет общественным, комсомольским и пионерским организациям. Проводит областные и всесоюзные конкурсы на лучшую латышскую и латгальскую школу, учителя, класс и даже лучших родителей. Организует смотры художественной самодеятельности, пионерские слеты, экскурсионные поездки школьников. Большое внимание уделяет клубной работе, созданию в колхозах театральных, литературных, музыкальных (хорового пения, оркестров) кружков. Бюро латышских писателей организует творческие командировки в регионы компактного проживания латышей. При полной согласованности с просветительным обществом «Прометей» и его финансовой поддержке работал Государственный латышский театр «Скатувэ». В Башкирской АССР театр гастролировал два раза, в летние периоды 1933 г. и 1936 г. В 1935 г. в Башкирии находилась концертная бригада культурно-просветительского общества «Прометей».

В третьем параграфе «Политические репрессии и их последствия» показана значительная доля латышей раскулаченных, заключенных в лагеря, в спецпоселки или расстрелянных. Многие были осуждены по ст. 58 УК РСФСР (контрреволюционные преступления). Уголовному наказанию подвергались граждане, бежавшие со спецпоселений, уклонившиеся от выселения. Их ссылали в концлагеря, имущество конфисковали, а семьи выселяли. При составлении обвинительного заключения учитывались и прежние деяния арестованных, за которые они были уже амнистированы, или за выявленные в более поздний период. Большое количество дел, хранящихся в архиве ФСБ Республики Башкортостан, относятся к 1933 и особенно 1937 гг. (период Большого террора), когда принадлежность к латышскому этносу стала смертельно опасной. Так как аресты были массовыми и не имеющими законных оснований, дела арестованных объединялись в одно групповое дело, например, «выявленных» контрреволюционных подпольных организаций. Одним из первых разгромили латышское просветительное общество «Прометей», под прикрытием которого якобы работала шпионская организация. Другое дело о «Латышской контрреволюционной подпольной националистической организации» объединило дела 255 ранее арестованных человек²⁴. В нем фигурировали как простые крестьяне и колхозники, так и наиболее грамотная и активная часть латышского населения. Многие были расстреляны. В результате проведенных репрессий произошло резкое сокращение численности латышского населения Башкирской АССР. По данным переписи 1939 г., их было 6,8 тыс. чел.²⁵, но достоверность переписи. вызывает сомнения, если проанализировать данные «Книги памяти жертв политических репрессий». К началу указанного года было осуждено 656 латышей, приговорено к высшей мере наказания и расстреляно 418 чел. (63,7 % от общего числа осужденных)²⁶.