Легенда о любви



бет5/5
Дата11.07.2016
өлшемі273 Kb.
#190880
1   2   3   4   5

Ч е л о в е к  м а л е н ь к о г о  р о с т а. Какая вода? Десять лет ждем! Еще десять прождем и ничего не до­ждемся! А к тому времени, еще неизвестно, кто умрет, кто жив останется! Не верь ты этим бредням! Вернись назад.

Человек высокого роста отталкивает человека маленького роста. Тот падает. Человек высокого роста смешивается с толпой. Человек ма­ленького роста встает с земли, стряхивает с себя пыль, уходит.

Ч е л о в е к  и з  Б а г д а д а. О Меджнуне мы слыхали. Из-за любви к Лейли в пустыню ушел, стонал дни и ночи, грудь свою разбил о черные камни. Мы думали, что именно такой бывает любовник — с опущенной головой, со слезами на глазах... Но ваш Ферхад не плачет, не стонет...

Э ш р е ф. Наш Ферхад стопудовой палицей гору ру­бит, чтобы людям дать чистую воду.

Ч е л о в е к  и з  Б а г д а д а. Необыкновенный человек!

1-я  д е в у ш к а. Неужели и сегодня не увижу его!

2-я  д е в у ш к а. Я видела... В прошлом году.

1-я  д е в у ш к а. Очень красив? И он тебя видел?

2-я  д е в у ш к а. Нас много было.

1-я  д е в у ш к а. Если бы увидел тебя, может, и Ширин свою забыл бы!

2-я  д е в у ш к а. А что, Ширин очень красива?

1-я  д е в у ш к а. Да уж красивей тебя.

Э ш р е ф (человеку из Багдада). Вот ты сейчас пойдешь по этой дороге, увидишь мечеть, там дом Али-Заде. Передашь от меня поклон его сыну, и тебя там приютят.

Ч е л о в е к  и з  Б а г д а д а. А ты?

К этому времени толпа ушла налево. Эшреф и человек из Багдада на сцене одни.

Э ш р е ф. Я иду к Ферхаду. Отец его, Бехзад-уста, десять лет не хотел его видеть. Никак не может простить Ферхаду, что бросил свое искусство. И вот сегодня я уго ворил старика, поведу его к сыну... Да и сам старик стосковался по нему! Мы поедем на лошадях, думаю, до захода солнца успеем. Ну ладно, прощай. С богом!

Ч е л о в е к  и з  Б а г д а д а. Нет, я тоже с тобой поеду.

Э ш р е ф. Едем, если хочешь. Бог даст, до восхода солнца поспеем. Посмотришь на Ферхада.

Ч е л о в е к  и з  Б а г д а д а. Я согласен хотя бы гул его палицы послушать...

Уходят.


 

КАРТИНА ПЯТАЯ

 

Площадка на вершине Железной горы. Налево, в глубине — вход в пещеру, где бурлит родник. Справа — деревья. Вдали на горизонте виден лес. На переднем плане одиннадцать тополей, посаженных в ряд, один другого меньше. Одиннадцатый тополь совсем крошечный. Сцена освещена лучами утренней зари. Ферхад, только что посадивший последний тополь, отряхивает с рук землю.



Ф е р х а д. Одиннадцатый тополь посадил я... Один­надцатый год пошел, как я здесь... Скоро солнце встанет! (Гладит маленький тополь.) Холодно тебе? Дрожишь?

М а л е н ь к и й  т о п о л ь. Холодно...

Ф е р х а д. Погоди, скоро согреешься! И часа не пройдет, как солнце встанет и согреет твои веточки.

М а л е н ь к и й  т о п о л ь. Не знаю, согреюсь ли...

Ф е р х а д. Ну полно, не ломайся... Согреешься! Вот посмотри на своего старшего брата, я десять лет тому на­зад его посадил, смотри, какого он роста! А был такой же крохотный, как ты. Постой, дружище, с тобою занимаясь, забыл я поздороваться с друзьями! (Берет свою палицу, прислоненную к чинаре.) Здравствуй, палица моя!

П а л и ц а. Здравствуй, Ферхад!

Ф е р х а д (втыкает ее в землю и стоит, опираясь на нее одной рукой). Здравствуй, Железная гора! Здрав­ствуй, мое жилище!

Ж е л е з н а я  г о р а. Здравствуй, Ферхад!

Ф е р х а д. Здравствуй, Утренняя звезда! Все еще висишь, как колокольчик верблюда!

У т р е н н я я  з в е з д а.  Здравствуй, Ферхад!

Ф е р х а д. Здравствуйте, олени и косули!

О л е н и  и  к о с у л и. Здравствуй, Ферхад!

Ф е р х а д. Волк, ожидающий зимы, медведи, спящие  в каштановых рощах, змеи, влюбленные в человеческое тело, все звери — лукавые и глупые, коварные и смелые — насекомые, травы, деревья, оливковая ветка, пше­ничное зерно, смеющийся гранат, плачущая айва, здравствуйте!

В с е. Здравствуй, Ферхад!

Ф е р х а д. Здравствуйте, братья! Всем вам кланяюсь!

В с е. Здравствуй, брат наш! Здравствуй, Ферхад!

Ферхад снова прислоняет палицу к чинаре. Садится под чинару. Соловей начинает петь.

Ф е р х а д. Друзья мои! Сегодня у меня на душе какая-то странная печаль. Не из таких, которые прилипают к сердцу человека, как муха, — она кисловатая, как яблоко, но со здоровой сердцевиной, без червоточины.

С о л о в е й. Влюблен ты, Ферхад-уста!

Ф е р х а д. Это известно. Да, слава богу, соловей, я влюблен! Влюбленный влюбленного узнает по глазам. И ты узнал меня сразу, соловей! Но ведь только вчера ты прилетел сюда!

Смеющийся гранат хохочет.

Ф е р х а д. Смеющийся гранат! Над чем ты так смеешься?

С м е ю щ и й с я  г р а н а т. Над тобой!

Плачущая айва плачет, всхлипывая.

Ф е р х а д. Плачущая айва! Над чем ты плачешь?

П л а ч у щ а я  а й в а. Над тобой!

Ф е р х а д. А я не плачу над собой и не смеюсь. Я, слава богу, очень всем доволен. Вот только эта тихая печаль... Что ты скажешь на это, Утренняя звезда?

У т р е н н я я  з в е з д а. Далеко твои мысли, Ферхад-уста. Вчера минуло десять лет, как ты не видишь Ширин, не слышишь ее голоса, не держишь ее руку...

Ф е р х а д. Как мало я ее видел!

У т р е н н я я  з в е з д а. Лицо ее ты помнишь?

Ф е р х а д. Нет, не помню.

У т р е н н я я  з в е з д а. Неужели забыл?..

Ф е р х а д. Не то чтобы забыл... Нет, тут другое... Не помню очертанья глаз ее, ее бровей и губ... Как ни стараюсь — не могу вообразить лицо Ширин. Оно во мне осталось, как белое сиянье, как твой свет далекий, ясный... Нет, не так. Не так, как призрак и воображенье, — как что-то теплое, что-то живое... Живое до мучений... Трепещущее... близкое, что ближе мне, чем собственная кожа. Оно во всем — в тебе, в чинаре этой, и в палице моей, и в шуме ветра, и в лицах людей, которые приходят ко мне! Оно везде, во всем!

Ж е л е з н а я  г о р а. Вы, люди... Как странно вы любите!

Ф е р х а д. Что ты сказала, Железная гора?

Ж е л е з н а я  г о р а. Я сказала, как вы странно любите, люди... Смотри на волков, смотри на птиц, смотри на медведей в каштановых рощах, смотри на зерно, смотри на землю... Они любят только своим телом. Только руками, губами и глазами. А вы... и сердцем своим, и во­ображеньем, и разумом.

Ф е р х а д. Правду сказала ты, Железная гора. Особенно если наша возлюбленная далеко от наших глаз, от наших уст, от рук... Особенно, если мы всем своим существом стремимся к ней!

Ж е л е з н а я  г о р а. Это и делает вас несчастными.

Ф е р х а д. И счастливыми. Наша мечта — наша сила.

Смеющийся гранат хохочет. Плачущая айва плачет.

Ф е р х а д. Ты только смеяться умеешь, смеющийся гранат. А ты умеешь только плакать, плачущая айва. Только плакать! А человек умеет и плакать и смеяться.

Ж е л е з н а я  г о р а. Эшреф-уста идет сюда!

Ф е р х а д. Эшреф-уста? (Встает.) Где он? Ах, вот... (Идет навстречу Эшрефу.) Здравствуй, Эшреф! Добро пожаловать!

Э ш р е ф. Привет тебе! (Обнимаются.) Ну-ка, догадайся, кого я к тебе привел?

Ф е р х а д. Ширин?!

Э ш р е ф. Нет, Ферхад-уста, возможно ли привести Ширин!

Ф е р х а д. Кого же, в таком случае, ты привел? Не­ужели...

Э ш р е ф. Догадался! Я привел Бехзад-уста, твоего отца.

Ф е р х а д. Мой отец! Где он?

Входят Бехзад-уста и человек из Багдада.

Ф е р х а д (растерян. Подходит к отцу, целует руку). Отец!

Отец и Ферхад молча смотрят друг на друга.

Б е х з а д. Что ты на меня уставился? Обними меня! Для того чтобы человека обняли, похитили и прорубили гору, надо быть обязательно Ширин-султан?

Ф е р х а д (обнимает отца). Отец!

Б е х з а д (вырывается из объятий Ферхада). Постой, постой!.. Ты задушишь меня! С тех пор как ты оставил свое искусство и сделался каменщиком, руки твои стали как железо. Такой мастер, как ты!.. Опять мне кровь в го­лову ударила!

Ч е л о в е к  и з  Б а г д а д а. Здравствуй, Ферхад-уста!

Ф е р х а д. Здравствуй, брат. Добро пожаловать.

Э ш р е ф (указывая на человека из Багдада). Из Багдада он... Вчера прибыл в наш город. Хочет видеть, как мы здесь тюльпаны рисуем.

Б е х з а д. Слышишь ты, каменщик, люд» из Багдада приходят смотреть на наши тюльпаны... А ты?..

Ф е р х а д. Не присядешь ли, отец, ты, верно, устал?

Б е х з а д. Нет... Дай-ка посмотрим на твою стопудо­вую палицу...

Ферхад приносит палицу и кладет у ног отца.

Б е х з а д. Видно, штука тяжелая! (Хочет поднять, но только с трудом двигает по земле.) Да, и в самом деле стопудовая! Ну-ка, подними ты, посмотрим! (Ферхад поднимает палицу.) Да... А я думал, что руке рисовальщика не подходит ничего, кроме кисти! (Ферхад опускает палицу на землю.) Ну, а теперь посмотрим пещеру, где ты работаешь.

Ф е р х а д. Пожалуйте.

Бехзад, Эшреф, человек из Багдада вслед за Ферхадом идут к пещере.

Б е х з а д. Значит, через эту дыру ты входишь в нее? Ох, сынок, сынок! (Человек из Багдада и Эшреф загля­дывают в пещеру и отходят.) Значит, ты пустишь воду в город? Ты уверен в этом?

Ф е р х а д. Уверен, отец.

Б е х з а д. Народ верит тебе. Народ обмануть нельзя. Народ давно уже забыл, что ты начал рубить Железную гору для того, чтобы получить Ширин.

Ф е р х а д. И я забыл.

Б е х з а д. Ширин?

Ф е р х а д. Нет... Разве можно ее забыть? В моем сердце Ширин и вода соединились в одно. Я уже сам не знаю, почему ч прорубаю эти скалы — для того ли, чтобы соединить себя с Ширин или народ с водой...

Б е х з а д. Сколько лет еще тебе работать?

Ф е р х а д. Самое малое десять лет.

Б е х з а д. Ну-ка, дай на тебя взглянуть... Лицо твое бледное. Ты солнца не видишь — оттого и бледный... Мо­жет, ты бы ночью работал, а днем отдыхал бы?

Ф е р х а д. Такой уж я порядок установил, отец... Теперь его нарушить трудно...

Б е х з а д. Это верно... Менять порядок — дело нелегкое. Все же, если бы ты по утрам немного попозже начинал работу или по вечерам немного раньше кончал ее... До того, как солнце зайдет... А то уж больно ты бледный, сынок...

Ф е р х а д. Не присядешь ли, отец?

Б е х з а д. Что ж, присяду.

Ферхад и Бехзад садятся на траве друг против друга.

Б е х з а д. Мать каждый месяц приходила навещать тебя, правда ведь?

Ф е р х а д. Приходила...

Б е х з а д. Тайком от меня. Но я знал об этом. Женщины — странный народ. Раз стала матерью — пиши пропало: никого больше для нее не существует, только ребенок. Умерла на моих руках... Но последнее слово было — Ферхад... Последний человек, кого она видела, — был я, но меня она не видела. А видела тебя, хоть тебя не было около нее... Ты плачешь? (Рукавом отирает слезы со своих глаз.) Ты когда-нибудь думал о смерти?

Ф е р х а д. Думал, отец.

Б е х з а д. Страшно?

Ф е р х а д. Нет, отец.

Б е х з а д. И мне не страшно. Но мука разлуки — самая страшная мука.

В это время человек из Багдада и Эшреф, нагнувшись к земле, рас­сматривают травы.

Э ш р е ф. Бехзад-уста!

Б е х з а д. Что такое?

Э ш р е ф. Мне кажется, как будто я нашел...

Ферхад и Бехзад подходят к Эшрефу.

Э ш р е ф (протягивает Бехзаду лист). Посмотри на этот лист...

Ф е р х а д (берет у Эшрефа второй лист). А для чего это?

Э ш р е ф. Пусть Бехзад-уста скажет для чего.

Б е х з а д. Ты думаешь, ты гору для народа рубишь, а мы сидим сложа руки? У нас, брат, все рисовальщики, каменщики, все кузнецы, все медники одним делом заняты — двадцать четыре фонтана в городе строим...

Э ш р е ф. Вода Железной горы будет бить из двадцати четырех фонтанов!

Б е х з а д. И все двадцать четыре будут из мрамора... Вот мы и пришли сегодня, чтобы тебе об этом сказать...

Э ш р е ф. Самый большой фонтан будет на площади чинар.

Б е х з а д. А орнаменты будем рисовать мы вдвоем — Эшреф и я.

Э ш р е ф. Я думаю, этот лист хорошо получится на зеркальном камне.

Ф е р х а д (разглядывает лист, который держит в руках). Этот лист... Нет, не подходит.

Э ш р е ф. Тебе не нравится?

Ф е р х а д (нагибается, чертит палкой на земле). Зеркальный камень фонтана будет поставлен так, не правда ли?

Э ш р е ф. Так...

Ф е р х а д. Если вы нарисуете листья по краям, вот так (рисует), видите, как нехорошо?

Ч е л о в е к  из  Б а г д а д а. Правда.

Э ш р е ф. Постой, Ферхад...

Б е х з а д. Чего там, постой! Ферхад прав! Некрасиво!

Э ш р е ф. Мы же не будем рисовать лист, как он есть... Мы же будем его обрабатывать!

Ф е р х а д. То есть так? (Рисует.) Или так? (Рисует.) И так можно... (Рисует.)

Э ш р е ф. Вот этот третий рисунок мне не приходил в голову.

Ф е р х а д. Видите, не получается. Постойте... (Встает, рассматривает траву вокруг пещеры, срывает один лист, возвращается.) Вот! На зеркальном камне надо рисовать этот лист! (Нагибается, рисует.) Эту сторону надо немного удлинить (рисует), а здесь — немного расширить (рисует).

Ч е л о в е к  и з  Б а г д а д а. Молодец! Клянусь богом, как красиво!

Б е х з а д. Ох, сынок... Опять мне кровь в голову ударила! Такой рисовальщик, как ты... За столько лет не забыл свое искусство!

Ф е р х а д. Разве человек забудет свой родной язык, даже если годами не будет говорить на нем?.. Когда на­чинаете работать?

Э ш р е ф. Завтра на рассвете.

Б е х з а д. Пять-шесть лет пройдет, пока построим. А может, и больше...

Ч е л о в е к  и з  Б а г д а д а. Время быстро пройдет.

Б е х з а д. И жизнь тоже так... Ферхад, может быть, я не увижу, как вода потечет из родников... Все-таки, семьдесят лет... Но я представляю себе, как она пойдет... Может быть, я и не закончу орнамент зеркального камня... Ну, что ж? Эшреф закончит! Но я знаю, наш мраморный фонтан будет сверкать, как вода, и будет прекрасный и величественный, как вода!

Ф е р х а д. Отец... Не смею сказать, каждый день у тебя ведь дела, но, может быть, раз в неделю ты будешь приходить ко мне?

Б е х з а д. Буду, буду, сынок... Какое у тебя лицо бледное! Может быть, как-нибудь ты сделаешь так, чтоб хоть чуточку солнце видеть... О господи... Ну ладно, мы пошли.

Ф е р х а д. Остался бы еще немного, отец...

Б е х з а д. Нельзя, сынок... Нам пора. Сказал ведь, буду приходить каждую неделю... Ну ладно, счастливо оставаться.

Ферхад целует руку отца.

Э ш р е ф. Прощай, Ферхад.

Ч е л о в е к  и з  Б а г д а д а. Счастливо оставаться, Ферхад-уста!

Ф е р х а д. Я провожу вас...

Идет к левому выходу.

Б е х з а д. Хоть ночами-то ты хорошо спишь?

Ф е р х а д. Сплю, отец.

Б е х з а д. Да, спать надо. Спокойно спать... Отды­хать надо...

Ф е р х а д. Отдыхаю, отец...

Все выходят. Некоторое время сцена остается пустой. Затем справа из-за холма выходит Ширин, смотрит в сторону, куда ушел Ферхад, и прячется за деревом. Ферхад возвращается, останавливается на середине сцены. Ширин берет камушек и бросает в Ферхада. Ферхад оглядывается. Ширин бросает еще один камушек, потом еще один. Ферхад догадывается, откуда летят камушки, и идет к дереву. Из-за дерева выходит Ширин.

Ф е р х а д. Ширин! (Бросаются друг к другу, обнима­ются, потом Ферхад берет Ширин за руки и смотрит в лицо.) Ширин! Ширин!

Ш и р и н. Ферхад!

Ф е р х а д. Как ты пришла? Ты убежала? Нет, нет, молчи... Не говори ни слова... Дай наглядеться на твое лицо! -

Ш и р и н. Ферхад! (Улыбается.)

Ф е р х а д. Моя Ширин. О. как прекрасна твоя улыбка! Как луч солнца в воде...

Ширин смеется.

Ф е р х а д. Как прекрасен твой смех! Как ветки яблони, колеблемые ветром, весенним ветром...

Ширин тихо плачет.

Ф е р х а д. Отчего ты плачешь?

Ш и р и н. От радости! Ты видишь, мои слезы смеются...

Ф е р х а д. Расскажи, как ты пришла? Ширин! Моя голубка... Как пришла ты? Ты убежала? За тобой следят?

Ш и р и н. Нет, я пришла со стражею. Они за тем холмом остались ждать меня!

Ф е р х а д. Твоя сестра?

Ш и р и н. Здорова, слава богу! Она меня послала...

Ф е р х а д. Как! Она тебя ко мне послала? Навсегда?

Ш и р и н. Я навсегда твоя!

Ф е р х а д. Моя Ширин! (Обнимает Ширин.) Отныне будешь ты всегда со мною... Со мною, на груди моей, так близко... так радостно, так живо... Ты моя! (Выпускает Ширин, берет ее за руки, подводит к пещере.) Хочешь, я покажу тебе, где я работаю? Постой, сначала палицу мою я покажу тебе... (Показывает палицу.) Вот видишь? Возьми за рукоятку!

Ширин берет за рукоятку, но не может даже шевельнуть.

Ш и р и н. Какая тяжесть! (Смотрит на обнаженные мускулы Ферхада.) Как мускулы твои раздулись! Когда меня ты обнял, мне казалось, что кости мои хрустнули... Ферхад, лицо твое немного побледнело, но эта бледность сделала тебя еще красивее...

Ф е р х а д. Ты знаешь, отец мой приходил ко мне... Оставил свое десятилетнее упрямство и навестил!

Ш и р и н. Я рада за тебя.

Ф е р х а д. Как я был рад, увидев старика! И ты пришла, Ширин! Тоска, разлука — все кончилось, все позади! Отныне каждый вечер мы будем вместе смотреть на звезды... Каждую зарю мы будем просыпаться рядом... Ширин моя! Ты — ночь моя, мой день!

Ш и р и н. Сядь здесь.

Ферхад садится, Ширин ложится на траву, кладет голову на его колени.

Ш и р и н. Слушай меня и не перебивай. Я все, все должна рассказать тебе, с самого начала...

Ф е р х а д. Рассказывай, но только побыстрей... Мне не хочется думать о том, что было,— нет, только о том, что будет!

Ш и р и н. Слушай, слушай... Страшную вещь узнала я. Не верю, но и не могу не верить... как только вспоми­наю, что сестра моя за эти десять лет все дальше от меня и дальше с каждым днем... Чужой становится... Она по­ставила новое условие...

Ф е р х а д. Условие? Какое? Говори же!

Ш и р и н. Три месяца тому назад визирь скончался.

Ф е р х а д. Я это слышал.

Ш и р и н. Накануне смерти визирь пришел ко мне. Я не могла себе представить, что человек может быть так коварен, так злобен и так полон ненависти! «Ширин-султан,— сказал он,— я ненавижу тебя! Мои дни сочтены. Я знаю это. Но прежде чем умереть, я хочу сказать тебе несколько слов... Ты отняла у сестры не только ее красоту, но и любимого ею мужчину...»

Ф е р х а д. Что ты сказала?

Ш и р и н. Так сказал визирь...

Ф е р х а д. Но это ложь!

Ш и р и н. Не знаю... Красоту ее я отняла...

Ф е р х а д. Она сама дала ее!

Ш и р и н. Порою я думаю — уж лучше бы она не жертвовала ею, лучше б я умерла!..

Ф е р х а д. Ширин!

Ш и р и н. Подумай сам... У человека, чьей милостью живу я — и какой милостью! — отнять у этого человека, пусть даже невольно, его любовь, отнять тебя!

Ф е р х а д. Ложь!

Ш и р и н. А может быть, и правда...

Ф е р х а д. Пусть даже правда! В этом ни ты, ни я не виноваты!

Ш и р и н. А что от этого меняется? Ферхад! Всмотрись в лицо мое, да хорошенько... Ты видишь эти три морщинки? Две из них говорят о разлуке с тобою, третья появилась совсем недавно... (Ферхад целует Ширин в лоб.) Сестра была красивее меня.

Ф е р х а д. Нет! Ни одна красавица на свете не может быть красивее тебя!

Ш и р и н. Ох, если б умерла я!.. Ей осталась бы ее красота... Вы встретились бы... Правда? Отвечай же! (Встает.) Нет, лгал визирь! Хочу счастливой быть!

Ф е р х а д. Мы будем счастливы... Да, я хотел показать тебе пещеру, где я работаю. (Подводит Ширин к пещере.) Вот, видишь?

Ш и р и н. Как темно!.. Хочу забыть! Все, все хочу забыть — и эту тьму, и нашу десятилетнюю разлуку, и сестру мою... Идем!

Ф е р х а д. Куда?

Ш и р и н. Туда, где счастье... В наш дворец прекрасный, что ты разрисовал своей рукой... В наш сад, к тем яблоням, чье яблоко впервые я бросила тебе... Но что с тобой? И отчего так странно на меня ты смотришь?

Ф е р х а д. Скажи мне, что за новое условие придумала сестра твоя?

Ш и р и н. Она сказала мне: «Иди к Ферхаду, и, если согласится он вернуться с тобой и бросить этот свой родник, я дам согласие на вашу свадьбу. Если ж он не примет этого условия, то все останется по-прежнему...»

Ф е р х а д. Так вот оно, условие твоей сестры!

Ш и р и н. Какое же это условие? Условие! Как странно! Не правда ли? Но знаешь ли... по голосу ее, который я не слышала годами, мне показалось, что сестра моя как будто что-то затаила... Сказать: предательство? Язык не повернется! А хитрость? Нет! Она на это неспособна! Месть?.. Ах, Ферхад, пойдем скорей! Я не хочу здесь оставаться ни минуты...

Ф е р х а д. Тебе не нравится здесь?

Ш и р и н. Это место разлуки нашей... А там — наш сад, наш сад, цветы которого похожи на твои рисунки... Все лучше там, чем здесь!

Ф е р х а д. Ширин!

Ш и р и н. Как странно посмотрел ты на меня...

Ф е р х а д. Ширин! Я десять лет рубил скалу, чтоб подвести в наш город воду. Вода должна пойти, она пойдет! Тогда не гной польется из фонтанов — вода, сверкающая, как твои глаза, прекрасная, как руки твои, живая, как твое дыханье! Вода забьет из мраморных фонтанов!

Ш и р и н. Что говоришь ты?

Ф е р х а д. Наш народ не будет косить болезнь... Люди, собираясь на площадях, не будут больше плакать беспомощно...

Ш и р и н. Ферхад... Ты не идешь? Так, значит, ты меня не любишь больше?

Ф е р х а д. Я никогда еще так сильно не любил тебя! За десять лет в пещере я продвинулся на сто аршин... Теперь передо мной лишь черная скала... Я прорублю ее, а там — вода!

Ш и р и н. За сколько дней прорубишь? Отвечай же! За сколько месяцев? Молчишь?.. За сколько лет?.. Нет, нет... молчи...

Ф е р х а д. Не плачь... Не плачь, Ширин! И руки мне не связывай слезами! Дай мышцам силу радостью своей!

Ш и р и н. Я не герой... Я только беспомощная женщина, которая хочет соединиться со своим мужем... И ждет этого десять лет! Беспомощная женщина, которая понимает, что она больше не живет в сердце мужа...

Ф е р х а д. Ты в моем сердце, в моих руках, в моих глазах!

Ш и р и н. Я ухожу...

Ф е р х а д. Не уходи... останься!

Ш и р и н. Ты не идешь? Так, значит, снова годы глаза твои не прикоснутся к моим глазам, а руки твои к моим рукам... Ты не идешь? На лбу моем три маленькие морщинки... Но я еще красива. Наш дворец, твои орнаменты там ждут тебя, Ферхад! Ты не идешь?

Ф е р х а д. Ширин!

Ш и р и н. Ты не идешь?

Ф е р х а д. В то время, когда люди мрут как мухи,— ну можем ли с тобой мы во дворце быть счастливы, пить из серебряных кувшинов воду с Железной горы? Нет, надо, чтобы эта вода забила в мраморных фонтанах Ар­зена! И она забьет! Осталась только одна скала... Я прорублю ее!

Ш и р и н. Арзен ты любишь больше, чем меня!

Ф е р х а д. Но разве ты не из Арзена?

Ш и р и н. Пора идти мне. Поцелуй меня! (Ферхад целует Ширин.) Еще... (Ферхад целует Ширин.) Мы снова не увидимся годами... Морщинки на лбу моем опустятся до глаз... потом до губ... все ниже... я состарюсь... И, наконец, когда ты пустишь воду в наш город и когда с тобой мы сможем соединиться... ты с жалостью посмотришь на меня!

Ф е р х а д. Ты для меня всегда...

Ш и р и н. Молчи! Я верю... Дай руку... (Ферхад про­тягивает руку, Ширин ее целует.) Оставайся с богом... Ферхад... (Ферхад хочет обнять Ширин.) Нет... Поцелуй меня в глаза... (Ферхад целует глаза Ширин.) В этой сказке каждый хоть что-нибудь да сделал... Я тоже сде­лаю — я буду ждать тебя, как узника — жена, как мать — солдата... До свиданья, Ферхад!

Ф е р х а д (идет за ней). Не уходи... Останься здесь!

Ширин поспешными шагами удаляется и скрывается за холмом. Фер­хад смотрит ей вслед. Потом вбегает на холм, смотрит вслед Ширин.

Ф е р х а д. Ширин! Ширин!

Появляется народ. Восходит солнце.

Н а р о д. Здравствуй, Ферхад! (Ферхад оборачивается к народу.) Солнце восходит, Ферхад! Мы снова пришли к тебе, слушать гул ударов твоих! Здравствуй, Ферхад!

Ф е р х а д. Здравствуйте, люди!

Ж е н щ и н а  с  р е б е н к о м. Я шестимесячного сына принесла, чтоб он тебя увидел, чтоб стал таким богатырем, как ты!

Ф е р х а д. Какой я богатырь? Пусть сын твой лучше станет, чем я...

1-я  д е в у ш к а. Смотри в мои глаза, Ферхад-уста! Ведь говорят, глаза, в которые взглянул ты, получат то, чего желают...

Н а р о д. Ферхад, взгляни — восходит солнце!

Ф е р х а д. Здравствуй, солнце!

С о л н ц е. Здравствуй, Ферхад!

Ф е р х а д. Готова ли ты, палица моя?

П а л и ц а. Готова я, Ферхад, жду рук твоих!

Ф е р х а д. А ты, вода за черною скалой, слышишь ли голос мой?

В о д а (издалека). Слы-ы-шу-у, Ферхад...

Ф е р х а д. А ты, готова ль, черная скала? Готова ли?

Ч е р н а я  с к а л а. Готова я, Ферхад! Иди сюда. Поборемся... Пора!

Ферхад берет палицу, входит в пещеру и спустя некоторое время раздается гул его ударов, все сильнее и сильнее.

Ж е н щ и н а  с  р е б е н к о м. Слушай, сынок, этот гул! Слушай, сынок!



Н а р о д. Бей черные скалы, Ферхад, бей! Вода Железной горы, брызни скорей! В наши кувшины лейся полней! Бей, Ферхад, бей!

1948—1952 гг.




Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет