Лекции по истории русского литературного языка

Наставъ — речь идет о взимании ростовщиками лихвы, процен­тов побора. В «Русской правде» дан генезис ростовщичества, кото­рое покоилось на том, что высшей ценностью являлся скот и про­дукты натурального хозяйства. И вот всякий приплод должен был быть возвращен, а приплод иногда исчислялся произвольно. Если дают коня или корову на несколько лет, то высчитывают, сколько жеребят или телят можно получить за это время. По отношению к стоимости коня и коровы это составляло много. Отсюда и при даче денежного займа тоже взималось много. В той статье, где речь идет о наставе, говорится о наставе меду, т.е. когда давался улей взаймы, проценты взыскивались в виде меда. Жито въ присопъ, т. е. взыски­валось не только то, что давалось, но высчитывалось, сколько хлеба могли принести эти семена, и здесь рост был громадный. Купа — обозначение денег, взятых взаймы, или каких-нибудь других мате­риальных благ, полученных у феодала. Погребнути долгъ — 'отме­нить долг' объясняется из погребнути — 'похоронить'. Характерны для «Русской правды» социальные термины: гридь, метельникъ, огнищанинъ. Поконъ встречается в древнейшем списке, потом его заменяет слово уставъ. Осуждение на потокъ — 'изгнание из своей земли'. По-видимому, институт изгнания за преступление исчез в эпоху позднего феодализма, и термин исчез. Мы знаем поток лишь как обозначение стремительно текущего ручья, реки. Привлека­ет внимание термин уборокъ — 'мера овса'. Он имеет параллели в польском и чешском языках. Это один из многих следов связи лек­сики «Русской правды» с западнославянскими языками. (Указыва­ют еще термин борть, который, правда, известен во многих древних источниках, но важно, что он также имеет параллели в западносла­вянских языках, в частности в чешском.)

Не буду перечислять всех терминов, достаточно и этих. Мне ка­жется, что они ясно показывают, насколько значителен в «Русской правде» слой древнейшей русской народной лексики, исчезнувшей потом в связи с отмиранием реалий, соответствующих этим словам. Историки особенно пристальное внимание уделяли социальным терминам, характерным для «Русской правды».

Общее положение о том, что язык «Русской правды» отличает­ся архаичностью, не может нас сейчас удовлетворить. Вопрос со­ответствий и несоответствий первой и второй редакций «Русской правды» заставляет предположить, что в них, с одной стороны, есть элементы, характерные для различных периодов истории русско­го литературного языка, а с другой — какие-то крупицы изустного обычного права. И нельзя не признать чрезвычайно важным изуче­ние языка «Русской правды» для определения языковых особенно­стей некогда существовавшей изустной «Правды».

Принятое мнение об архаическом колорите языка «Русской правды» опровергается, следует говорить об отражении в ней раз­ных периодов истории русского языка. Я попытаюсь показать бог гатство состава лексики этого памятника. Часто древние пережитки встречаются там, где их меньше всего можно было бы ожидать.

Если в «Пространной правде» находили больше архаизмов, то только потому, что под архаизмами понимали редкие слова. Но глу­бокую архаику можно открыть и в самых заурядных, ничем не вы­деляющихся словах. Например, слово мужь имело сложную исто­рию, различные, далекие друг от друга значения. Те, кто относит «Русскую правду» к эпохе феодализма, под словом мужь понимают феодала, человека из дружины или совета удельного князя. Возмож­но, в ХІІІ-ХІѴ вв. так и было. Те же, кто относит создание «Русской правды» к дофеодальной эпохе, находят у слова мужь более древ­нее значение. Исследования историков права привели к тому, что за словом мужь было признано значение 'свободный человек, член патриархальной общины¹. Существование этого значения в XII в. объясняли тем, что памятник сложен в Новгороде, а в Новгороде с его относительным демократизмом дольше сохранялись пережит­ки дофеодального строя. Если слово мужь в XII в. и не понималось как 'свободный человек', то, во всяком случае, оно имело значение 'полноправный член городской общины Новгорода'.

«Аже убиеть мужь мужа, то мьстити брату брата, любо отьцю, ли сыну, любо браточаду, ли братню сынова.» Здесь уже очевидно отразилось различие мировоззрений — древнего и более позднего: месть возлагается не на членов семьи, а на всех членов рода, боль­шой семьи,«задруги».

Слово видокъ в пространной редакции «Русской правды» заме­нено словом послухъ. Это объясняли тем, что пространная редак­ция отражает византийскую терминологию, так как в византийском законодательстве фигурирует послухъ — 'свидетель'. Но правильнее другое объяснение: в замене слова видокъ словом послухъ нужно видеть отражение большого сдвига в русских правовых понятиях (видокъ — 'очевидец', послухъ — 'слышавший'). Прогресс в праве заключался в том, что раньше мог давать показания только человек, лично видевший преступление; теперь же стали допрашивать и тех, кто что-то слышал об этом деле.

В «Краткой правде» встречается более детализированная тер­минология: гридь, ябедникъ, мечникъ — различные должности членов княжеской дружины. Затем в позднейших редакциях и из­водах слова ябедникъ и мечникъ из юридического обихода выш­ли; сохранилось только слово гридь (скандинавского происхожде­ния). Исчезновение указанных слов происходит в связи с тем, что в ХІѴ-ХѴ вв. почти бесследно стираются следы скандинавского влияния. Однако отголоски слова гридь в народной среде на севере и западе (в Белоруссии) сохранились до сих пор. Еще М.Т. Каченов-ский отмечал, что в северо-западных говорах ему встретилось слово грыдня — 'изба для сушки снопов, овин, рига'¹. Гридня — 'помеще­ние, изба для княжеской прислуги'; в измененном значении слово сохранилось до XIX в. Можно согласиться, что это доказательство справедливо, оно свидетельствует о северном происхождении «Рус­ской правды».

Слово ябедникъ (у Цезаря ему соответствует атЬасіш), как ду­мают, кельтского происхождения, обозначало 'слуга, оруженосец'. В нашем памятнике ябедникъ — 'исполнитель служебных распоря­жений князя' (наше 'судебный исполнитель').

Слово мечникъ (от мечь) тоже связано с княжеским судом — это 'дружинник, выполняющий судебный приговор князя, палач или человек выезжающий на места и творящий там расправу'. Все эти термины исчезают к XIV в. в силу того, что меняется структура княжеского двора и хозяйства.

¹ См.: Каченовский М.Т. Из рассуждения о «Русской правде». — «Уч. зап. Мо­сковского ун-та», 1835, сентябрь, № 3.

² См.: Погодин М. П. Исследования, заметки и лекции о русской истории, т. 3. М., 1846, с. 408.

Термин изгои долгое время привлекал внимание и лингвистов, и историков. Для лингвистов оставались загадкой и состав слова, и его происхождение; историкам была неясна социально-экономи­ческая природа термина. Известный историк и филолог М. П. По­годин нашел в рукописи XVI в., в «Церковном уставе князя Всево­лода» фразу: «Изгои трои: попов сын грамоте не умеет, холоп ис холопства выкупится, купец одолжает, а се четвертое изгойство, и сего приложим, аще князь осиротеет»². Из этого текста следует, что изгои — это социальная категория, появившаяся в результате како­го-то изменения в социальном положении, которое привело к ис­ключению из общины: попов сын, не научившийся грамоте; холоп, выкупившийся из холопства, кабальный человек, не могущий под­няться по социальной лестнице; обанкротившийся купец и князь осиротевший, т. е. потерявший со смертью отца право наследования княжеского престола. Все эти группы людей составляют изгойство.

Материалы «Русской правды» показывают, что за убийство из­гоя князья требовали уплаты такого же выкупа, что и за убийство дружинника (ябедника, мечника), т.е. лиц, близких к князю: «аще ли будеть русин, или гридь, любо купець, любо тивун бояреск, любо мечник любо изгои ли Словении, то 40 гривен положити за нь».

В Новгороде существовала улица, где жили только изгои. Было высказано предположение, что термин изгои этнически обознача­ет чудь (эстонцев). В настоящее время утвердилось мнение Греко­ва о том, что необходимо четко различать изгоев в городе и в селе¹. Новгородские изгои — примерно та же социальная группа, кото­рая позже стала называться бобылями, вошла в состав посадских людей. Это люди лично свободные, но не владеющие землей. Они энергично участвовали в военных, завоевательных походах князей, иногда служили защитой князя, но они же и оказывали влияние на перевороты, на смену князей. Можно предполагать, что участие изгоев в восстании в Новгороде и определило эту статью «Русской правды», где изгои поставлены наравне с дружинниками.

Сельские изгои — это люди, не имевшие «ни кола, ни двора», деклассированные крестьяне. Они служили опорой монастырско­го хозяйства, обрабатывали монастырскую землю. Так объясняют историки отнюдь не бескорыстный интерес церкви к изгоям. Позже и бояре стремятся захватить как можно больше изгоев.

Лингвисты до сих пор об этом слове говорили много фантасти­ческого. В первой половине XIX в., в пору увлечения санскритом, индоевропеисты выводили это слово прямо из санскрита (гой = санскр. §ауа — 'шествующий'), сравнивали еще и с латыш. іг§а;еі$ — 'выходец, переселенец'.

' См.: Правда Русская, т. 2, с. 55-56.
Со времени Срезневского к анализу слова привлекают матери-
алы южнославянских языков. Если выделить корень гой 'жи-
вой, жизнь', то выходит, что изгой — 'человек вне жизни, кому не
житье на белом свете (изгнанник, отвергнутый своей общиной)'.

Если с морфологической стороны такой анализ слова допустим, то объяснение его значения никуда не годится. Приставка из- едва ли обозначала изгнание, осуждение. Раз эта социальная категория все время деградировала, то нужно искать в исторической перспективе не отрицательное, а положительное значение термина. Слово изгои надо сопоставлять с гои — 'община; мир'¹. Тогда изгой будет озна­чать 'чужак, выходец из другой общины'. Становится понятным, почему в Новгороде было много изгоев. Это объясняется разложе­нием патриархальной общины и сложностью, разноплеменностью населения Новгорода; изгои потом становились купцами, дружин­никами.

Возможно, толкование слова изгои еще изменится. Но совер­шенно бесспорно то, что на протяжении раннефеодальной эпохи история этой социальной категории прошла ряд этапов. И это от­разилось и на значении слова: от выходца из патриархальной общи­ны до шатающегося по свету бобыля.

Слово вира засвидетельствовано в различных славянских язы­ках; в «Пространной правде» оно стоит рядом с головничество как обозначение штрафа в пользу князя сверх денежного вознагражде­ния родственникам убитого. Это новый этап в развитии значения слова вира.

¹ См.: Буслаев Ф. И. Новые свидетельства об изгойстве и изгоях. — В кн.: Архив историко-юридических сведений, кн. 2. М., 1854.

Не всегда правильно считать древнейшими элементами в «Рус­ской правде» то, что является общим для краткой и пространной редакций. Совершенно бесспорно доказано, что пространная и все позднейшие редакции пользовались «Краткой правдой» и еще какими-то другими источниками. Несомненно и то, что «Краткая правда» не является первичной, хотя и представляет собой наибо­лее древнюю из дошедших до нас редакций. «Пространная правда» всеми понимается теперь как компиляция различных источников. Раз так, то текст «Краткой правды», механически перенесенный в «Пространную правду», надо оттуда исключить, и тогда только мож­но будет говорить о собственном лексическом составе языка «Про­странной правды». При таком методе изучения лексики мы должны будем сказать, что слово вира в пространной редакции имеет иное значение, чем в краткой. Там оно значило 'денежная плата в пользу пострадавших', а здесь — 'штраф в пользу князя сверх платы по­страдавшим'; в связи с этим раздвоением виры и появляется новый термин головничество.

Мы имеем еще сочетание дикая вира. Проф. Л. П. Якубинский впервые предложил толкование слова дикая как 'первобытная, до­феодальная'. Историки вполне поддерживают такое толкование. Уплата дикой виры — отражение глубокой древности. О дикой вире речь идет тогда, когда убийцы нет, когда община не хочет выдавать убийцу феодалу, и князь в таком случае вынужден примириться, иметь дело с общиной, а не с индивидуальным ответчиком. Дикая вира сопровождалась всякими оговорками, законодатель точно устанавливал, когда допускается уплата дикой виры.

Вира — 'плата за убийство'. В «Пространной правде» встречаются и производные слова: вирникъ, вирное. Из этого историки делают вывод о том, что когда-то слово вира означало выкуп, который пла­тил убийца роду убитого, потом оно получило более широкое зна­чение — 'подать, взимаемая князем'. Для раскрытия значения этого слова следует обратиться к этимологии. Можно связать это слово с санскр. ѵёга — 'тело, труп', ѵаігауе — 'биться, враждовать'. Но бо­лее близкий этап в истории слова освещается сопоставлением с лат. ѵіг — 'муж', литов. ѵугав — 'хозяин'. Виру необходимо связывать со словом мужь, ибо первоначально она обозначала плату, взимаемую за мужа, за взрослого члена общины (ср. в другую пору — за воина). Вирникъ — 'княжеский прислужник, посылаемый князем за данью'.

Позднее рядом с термином вира появляется новый — обида —. 'плата, взимаемая за обиду, за нарушение феодальной чести, за оскор­бление'. Историк проф. М. Д. Приселков пришел к выводу, что плату за обиду стали взимать лишь со времен Ярослава Мудрого¹. Позднее появляется слово продажа — 'штраф, дань за преступление, взима­емая в пользу князя', которое вытесняет слово обида. Эту продажу получал князь, а не человек, которого обидели, так как князь считал­ся полным хозяином своих людей. Смена терминов, обозначающих виды наказания, показывает эволюцию текста «Русской правды».

¹ См.: Приселков М. Д. Задачи и пути дальнейшего изучения «Русской прав­ды». — «Исторические записки», 1945, т. 16, с. 245.

Челядь и вторичное образование челядинъ (с суффиксом еди­ничности). Челядью в старших текстах называют рабов. После дол­гих споров сейчас неоспоримо установлено, что в Древней Руси было рабство. Рабами становились главным образом военноплен­ные; но мы теперь знаем, что в рабство попадали и соотечествен­ники за долги, а также все поступавшие к феодалу в службу без до­говора. С таким значением слово челядь выступает в начальный период феодализма.

Позже, в пространной редакции «Русской правды», челядь вы­тесняется словом холопъ. Если вначале рабы не представляли боль­шой ценности для феодала, они были нужны ему только для полу­чения выкупа, то в дальнейшем, когда быстро повышается значение земледелия, челядь получает все большее экономическое значение и в связи с этим большие права. Тогда и появляется новый термин холопъ.

Холопу противопоставляется слово смердъ. В московскую эпоху оно превратилось в бранное слово. Некоторыми языковедами это слово этимологически связывалось со смердеть. Но не смердъ про­изошло от смердеть, а, наоборот, от слова смердъ, вероятно, про­изошло смердеть, как проявление классовой вражды и ненависти. Смердъ — слово не только русское, а тем более не только новго­родское, оно встречается и в других славянских языках (ср. польск. зтагсі, втегсіа). Иное толкование связывает слово смердъ с поняти­ем 'смертный', что кажется более справедливым. В мордовском языке встречаем слова тагі, ігшгі (тггуа) — 'человек, простой человек', по-видимому значение 'человек из низшего сословия' появилось позже. Следы широкого распространения термина смердъ мы встречаем в топонимике. Из юридических и исторических источников это слово исчезает рано, еще в домонгольский период. Сохранились и следы самоназваний этих людей (свой миръ; вервь — 'община'; словене). Вервь исчезло из употребления еще раньше, чем смердъ. Бесспор­но документировано слово вервь только в «Пространной правде», в краткой редакции (по списку XV в.) оно устранено. Чем объясняет­ся такое явление? Статья 20 «Краткой правды» вполне соответствует статье 3 «Пространной правды», расхождение заключается только в словах вервь (пространная редакция) и вири (краткая редакция), причем второй список дает чтение верней вместо вири, из чего за­ключаем, что в Академическом списке это слово подчищено и затем неправильно восстановлено как вири вместо верви. Исчезновение слова вервь в социальном плане не вызывает особого удивления, так как община, которая обозначалась этим словом, к XIV в. распа­лась, но сомнительна его этимология. Ряд лингвистов дореволюци­онной эпохи слово вервь связывали с верёвкой. Карский объясняет это так: веревкой мерили землю, а отсюда вервь — 'участок земли, отмеренный веревкой'. А затем уж, возможно, и сама община стала называться по этому участку земли вервью. В наших источниках слово вервь имеет два значения: 'патриархальная община' и 'мера земли'. Возможно, что 'мера земли' потом была перенесена на 'ору­дие измерения', а не наоборот, как полагал Карский. В московскую эпоху употребление слова вервь в значении 'участок земли' широко засвидетельствовано.

В статье 25 «Пространной правды», соответствующей статье 3 «Краткой правды», встречается слово тылѣснь («Аже кто кого уда­рить батогомь, любо чашею, любо рогомь, любо тылѣснию, то 12 гривенъ. Не терпя ли противу тому ударить мечемь, то вины ему в томь нѣтуть»). На том основании, что это слово нигде, кроме «Рус­ской правды», не встречается, Соболевский заявил, что перевести его нельзя. Историки понимают под тылѣснию или тылесницею, как читается в Троицком списке (а отсюда надо выводить и чтение Мясниковского списка: десницею), либо тупую часть меча, либо тыльную сторону кисти руки, пясти. В тексте речь идет об оскорбле­нии чести без физического изъяна (дальше говорится о нанесении удара острой стороной меча), а удар тупой стороной — это самое большое оскорбление. (В старопольских юридических источниках тылеснь, тылесница тоже значит 'тупая сторона меча'.)

В «Пространной правде» есть редкое слово колбягъ: «аже будеть варягъ или колбягъ, то полная видока вывести и идета на роту». Об этническом названии колбяги я уже говорил. Добавлю, что вполне возможно сопоставить его с тюрке, кул-бег — 'конник'. В «Русской правде» это слово значило 'наемная часть дружины'; жили такие дружинники в княжеских замках, кремлях, были отделены от наро­да. Для них в «Русской правде» устанавливаются изъятия из общих судебных порядков. Слово колбягъ исчезло из языка.

Слово надраженъ означает вид увечья ('легко ранен'). Оно не представляет затруднений в толковании, если сопоставить его со старыми заразити — 'убить' и поразити — 'ударить'.

¹ Сочетание свой миръ соответствует примерно: своя вервь, своя община.

Изучение текста «Русской правды» дает возможность просле­дить эволюцию социальной и юридической терминологии. Напри­мер, в «Краткой правде» читаем: «Аще поиметь кто чюжь конь, любо оружие, любо портъ, а познаеть въ своемь миру»¹. В «Пространной

правде» эта же статья изложена иначе: «... а после познаеть въ сво-емь городѣ». То, что в древнейшем тексте обозначалось в своемь миру, заменено в своемь городѣ.

Еще замена древней формулы новой: «Не будеть ли татя, то по следу женуть» — 'если вор не обнаружен, не пойман, то идут по его следу'. В позднейшей формуле, когда гонение по следу отмирает, формула заменяется: «Аже будеть росечена земля или знамение... то по верви искати татя», т. е. так или иначе, без всякого преследования по следу, опросом через биричей и т.д. искать виновного.

Древняя формула при начале розыска вора а закличуть и на торгу, т. е. бирич выезжает на базар и кричит во весь голос, что у такого-то кто-то украл такой-то предмет. Позднейшая формула а заповесть на торгу, т. е. просто сообщить на торгу, так как бирич, по-видимому, не всегда был.

Еще ряд фразеологических оборотов, характерных для старшего извода «Русской правды». «Аже будеть во одиномь городе, то ити истьцю... до третьяго свода». Тут все слова русские, но я уверен, что вы ничего не поняли. Здесь каждое слово имеет свое, специфиче­ское, а не общее значение, является юридическим термином, а каж­дое фразеологическое сочетание имеет особый, известный в наше время только юристу или специалисту по истории языка, смысл. Но в XI в. эта юридическая терминология, несомненно, была по­нятна всем.

Что значит сводъ? Примерно 'очная ставка', это был вид судеб­ного следствия. «Аже будеть во одиномь городе, то ити... истьцю до конця того свода» значит 'пока следствие ведется в пределах одного округа, одной общины (город — в смысле всей принадлежащей ему земли со всеми населенными пунктами, которые к нему примыка­ют), то истец, пострадавший, тот, кто ищет потерянное, пагубу свою, должен искать, пока не найдет'. «Будеть ли свод по землям» — 'если следствие должно выйти за пределы общины, то идти до третьей очной ставки'. «А что будеть лице» — 'если будет найдено лице — поличное, подлинная украденная вещь'. «А с лицем идти до конца своду» значит, что вещь найдена, но тот, у кого она найдена сейчас, не украл ее, а купил. Следовательно, надо найти вора, т. е. человека который не сможет указать, у кого он купил эту вещь. Так вот тре­тий, у кого вещь найдена, платит первоначальному владельцу, истцу за украденную вещь деньгами, а вещь остается дальше в следствии. Ее переносят, перевозят в другие места, по указанию третьего свод-

ки

ного, к тому, от кого он ее достал. И так до самого конца, пока не найдут вора, т.е. человека, который не сможет указать, у кого он купил эту вещь. «А истцю ждати прока», т.е. конца следствия. Ког­да, наконец, найдут вора, т. е. последнего в цепи сводов, то он дол­жен заплатить, что взяли с третьего лица по своду, с одного из про­межуточных владельцев этой вещи, да еще, кроме того, пропажу, т. е. штраф за преступление.

На этом примере мы ясно видим, как специальна фразеология «Русской правды». Она отличается условностью значений, чрезвы­чайным лаконизмом, хотя состоит из общеупотребительных слов, которые в свое время, несомненно, были общепонятны и общедо­ступны. Народное происхождение этой фразеологии очевидно. Ска­жем, в «Поконе вирном» мы читаем: «Конѣ 4 поставити и сути им на рот елико возмогут зобати». Речь идет о допустимых поборах с населения, которые производят судебные чиновники при следствии или при исполнении судебного решения. В данном случае они могут поставить четыре коня в один двор и заставить крестьянина кор­мить их, сыпать для каждого коня столько, сколько он может съесть. Здесь все слова народные. Зобати признается северным диалектиз­мом, так как оно широко известно в новгородской письменности (кормушка коня называется зобницей еще и сейчас в новгородских и происшедших из новгородских диалектах).

Однако, хотя народная основа русской фразеологии «Русской правды» совершенно очевидна, все же нельзя отрицать ее связь с книжным языком. Но прежде чем отметить эти книжные элементы, я остановлюсь еще на одном слове — отарица. Оно тоже больше ни­где не встречается. (Впрочем, нельзя сказать, что абсолютно нигде. В пандектах Никона, в переводном византийском памятнике, излага­ющем церковный устав, слово это встречается — этот единственный пример нашел Срезневский.) Слово отарица встречается в «Русской правде» в очень трудном контексте. Почти весь текст уже ясен, но в пространной редакции осталось несколько мест, вызывающих весь­ма противоречивые и спорные толкования. В таком тексте встреча­ется и слово отарица. Разбирать вопрос целиком я не буду, это были бы юридические рассуждения. Я укажу только пределы расхожде­ний в понимании этого слова. Речь там идет о нарушении договора феодала со своим батраком или испольником — арендатором земли из половины или из какой-нибудь доли. Говорится об обиде, наси­лии, которое творит феодал, стремясь закрепостить свободных зем­ледельцев. Феодал, пользуясь только силой, нарушает свои обяза­тельства и чинит всяческие обиды зависимому от него земледельцу. В «Русской правде» сказано так: «аже господин переобидить закупа, а увидить купу его, или отарицю». Увидить — порча текста, это сло­во здесь абсолютно не подходит (тем более, что в разных списках оно заменено), а надо читать уведеть. Можно предполагать, что речь идет о какой-то движимой собственности. Однако купа никакого другого толкования, кроме 'данное взаем добро или деньги', не име­ло (отсюда закупъ). Но если взаем дан рабочий скот, то текст мог бы означать 'если феодал отнимет назад им же за труд предоставлен­ного земледельцу коня или корову, а также отарицу'. Срезневский попытался объяснить это слово как 'месячная плата'. Но никаких доказательств, кроме случайного указания, что где-то в Белоруссии в одном из народных говоров встречается отарица — 'оброк', он не приводит. Такое объяснение не вяжется с составом слова. Если раз­ложить его на приставку от- и корень -арица-, то оно скорее все­го должно пониматься как 'пахотная земля' или 'продукт пахотной земли'. Тогда возможно было бы истолковать эту статью так: если феодал отнимет у смерда то добро, или деньги, или средства про­изводства, которые он ему дал, и отарицу — тот урожай, который смерд получил, — то он подвергается такому-то возмездию.

Однако до сих пор слово отарица принимали за заимствование из тюркских или монгольских языков на том только основании, что там есть слово отар — 'земельный надел'. Во-первых, от отар до ота­рица очень далеко; во-вторых, вполне возможно, что это наш древ­нейший термин, который был потом заимствован кочевниками, так что можно говорить и об обратном заимствовании. Одно несомнен­но, это термин чисто народный, и притом характеризующий какие-то отношения еще дофеодального периода, а потом эпохи раннего феодализма.

Мы рассмотрели архаический слой лексики «Русской правды» и отметили, что неправильно видеть в повторяющейся лексике двух редакций главный признак архаичности памятника. Критерий мо­жет быть только историко-семантический. Перед лингвистами сто­ит до сих пор никем не решенная задача — выделить ту архаическую часть «Русской правды», которая находит некоторые соответствия в других ранних источниках домонгольского периода и которая мог­ла бы послужить надежной основой для характеристики состава лексики этого периода.

К приведенным выше примерам я прибавлю еще несколько из других древнейших памятников нашей письменности: рота — 'клятва, присяга', вынезти (многократный вид был бы выньзати, ср. воньзати). Давно отмечалось, что юридические термины, связан­ные с ранним феодализмом, быстро отмирали: подъездной, ездо­вой (князя) — 'доверенный'; ссадная гривна — 'сбор, который взы­скивается в пользу князя при начале дела'; сметная гривна — 'сбор, взыскиваемый при окончании дела' (ср. сметать — 'сбрасывать, снимать'). Термины придворного княжеского обихода (тивунъ, гридь и др.) также редко встречаются в других памятниках, кроме юридических.

Короткую историю в нашем литературном языке имеют тер­мины продажа — 'штраф, взимаемый в пользу князя'; вирникъ — 'уполномоченный по разбору уголовных дел'; видокъ — 'свидетель'; закупъ — 'крестьянин, за долги попавший в кабалу к помещику'. Дольше сохраняются термины типа послухъ, но исчезают такие, как рядовичь, закладень (то же, что закупъ) и др.

Гораздо более плодотворным надо признать изучение не тех слов, которые совпадают в обеих редакциях, а тех, которые оче­видно отличают вторую редакцию от первой. Лингвисты пока не уделяли этому достаточно внимания. Историки, добиваясь полно­го понимания текста, тщательно сопоставляли разные редакции и искали подтверждения своего мнения больше в расхождениях, чем в соответствиях. Например, в ходе исторического исследования выяснилось, что термины бояринъ, боярство известны только в пространной редакции «Русской правды». Боярство выделяется из среды княжеской дружины лишь в позднюю пору феодализма, при начале его разложения. Поэтому можно видеть и в этом доказатель­ство хронологической приуроченности «Пространной правды» к более позднему времени. Термины бояринъ, боярство имели слож­ную историю. Их употребление свидетельствует об упрочении этой прослойки во времена создания «Пространной правды», ибо «Крат­кая правда» этих слов еще не знает.

В более широком плане сопоставление текстов двух редакций позволяет обнаружить существенное обогащение текста «Про­странной правды» словами и выражениями, отражающими новые социально-экономические отношения. Сопоставим первый абзац в краткой и пространной редакциях: