Лекция первая дорнах, 8 октября 1923 г

Доброе утро! Надумали ли вы что-нибудь?

Предлагается вопрос: Господин доктор говорил о том, что в народе могут распространяться эпидеми­ческие заболевания, и о том, как с ними бороться. Теперь возникла эпидемия детского полиомиелита, которая охватила и взрослых. Не может ли господин доктор сказать что-нибудь об этом?

Не вредно ли для человека, когда в комнате нахо­дятся растения?

Доктор Штайнер: Что касается вопроса о растениях в комнате, то тут, видите ли, дело обстоит так: для природы во всем ее величии абсолютно благоприятно то, что расте­ния отдают кислород, который вдыхает затем и человек; благоприятно и то, что сам человек выделяет углекислый газ. Таким образом то, что нужно растению, выдыхает человек; то, что нужно человеку, выделяет растение. В це­лом, это верно. Если же растение находится в комнате, то надо принимать во внимание следующее: если растение находится в комнате днем, тогда происходит тот процесс, который я вам описал. Если же растение находится в комнате ночью, то тогда дело обстоит так, что растение, по крайней мере ночью, тоже употребляет некоторое ко­личество кислорода. В течение ночи растение ведет себя по-иному; оно не нуждается в таком количестве кислоро­да, как человек, но кислород все же ему нужен. Итак, при наступлении темноты у растения выступает притязание на то, что оно в ином случае отдает человеку. Конечно, де­ло не доходит до того, чтобы человек полностью лишался кислорода, но он получает его недостаточно и это дейст­вует подобно отравлению. Эти вещи имеют значение для всего бытия природы в целом. Здесь тоже происходит так: в каждом существе имеет место потребность в том, что необходимо другим существам. Так обстоит дело и с растениями, если понаблюдать за ними строго. Если на­ходящиеся в комнате растения выставлять из комнаты на ночь, пока там кто-нибудь спит, то такого отравления не происходит. Вот то, что относится к этому вопросу.

Что же касается детского полиомиелита, именно сей­час так сильно распространившегося в Швейцарии, то сегодня фактически еще очень трудно говорить об этом заболевании по той причине, что только с недавнего вре­мени оно стало проявляться в такой форме, в которой оно выступило, и надо ждать, пока не выявятся все его специфические симптомы. В Штутгартской клинике мы тоже имеем, например, один тяжелый случай детского полиомиелита; однако, по имеющейся на данный день картине — ведь надо выносить суждения только на осно­ве тех случаев, с которыми мы уже ознакомились, — сего­дня надо сказать так: детский полиомиелит так же, как и его исходный пункт — грипп, приводящий ко столь многочисленным осложнениям, является исключитель­но сложным явлением. Бороться с ним, по-видимому, можно только тогда, если лечить все тело в целом. Совсем недавно здесь в кругах врачей шла речь о том, как следова­ло бы бороться с детским полиомиелитом. Сильнейший интерес к этой теме сегодня обусловливается тем, что детский полиомиелит, в сущности, распространяется ка­ждую неделю все больше. Его называют детским полио­миелитом, поскольку чаще всего он случается у детей. Но недавно произошел один случай, когда молодой врач, сле­довательно, вовсе не ребенок, ведь он уже был молодым врачом, еще в субботу, как я полагаю, был вполне бодрым, в воскресение его поразил детский полиомиелит, а в поне­дельник он умер. Следовательно, при известных обстоя­тельствах детский паралич поражает человека исключительно быстро, и вызывает серьезную озабоченность то, что он может перейти в очень тяжелую эпидемию.

Так же, как и грипп, это заболевание наверняка связано с тяжелыми событиями нашего времени. Дело обстоит таким образом: с тех пор, как в нашем Биологи­ческом Институте в Штутгарте удалось доказать нали­чие воздействия веществ в ничтожных концентрациях, с этого времени надо было бы говорить обо всех этих ве­щах совсем иначе; в открытых выступлениях, публика­циях, следовало бы говорить о них иначе, чем прежде.

Мы наглядно показали в Штутгарте, что если взять какое-либо вещество, растворить его и затем очень сильно развести, то это разведенное вещество дейст­вует. Небольшое количество вещества растворяют в сосуде с водой, причем на одну часть вещества берут девять частей воды, образуя десятикратное разведение. Затем от полученного раствора, содержащего одну деся­тую часть исходного вещества, снова берут одну часть и снова растворяют ее в сосуде с водой в отношении 1:10. Теперь разведение произведено уже десять крат по де­сять: первый раз 1:10, второй раз, когда это небольшое исходное количество снова разведено в отношении 1:10, мы получаем концентрацию с двумя нулями, то есть 1: 100. Если вы продолжите разведение, если вы, следова­тельно, возьмете то же количество полученного раство­ра и снова добавите девять частей воды, то вы должны будете добавить еще один ноль; вы получите разведе­ние 1:1000. Теперь в растворе содержится только одна тысячная часть исходной субстанции. Такие разведе­ния мы производили в Штутгарте до одной части на триллион, это число с восемнадцатью нулями (то есть концентрация исходного вещества составляла величи­ну десять в минус восемнадцатой степени — примеч. перев.). Вот как мы разводили, и даже еще сильнее.

Как вы можете представить себе, тут остаются толь­ко следы исходной субстанции, так что речь идет уже не о том, сколько исходной субстанции содержится там, но о том, как эта субстанция действует в качестве сред­ства, полученного с помощью разведения. Это средство, полученное с помощью разведения (потенцированное), действует совсем иначе. Такое разведение осуществ­лялось в Штутгарте. Не каждому удастся с легкостью проделать то же самое. Лучше всего это сумела проде­лать германская валюта (имеется ввиду инфляция того времени — примеч. перев.), но не каждому это удастся. Это может быть проделано с самыми различными ве­ществами, Мы продолжили наши эксперименты, взяв небольшие цветочные горшки, и добавили туда то, что мы получили; сначала обычную воду, обычного состава, затем ту, в которой была одна десятая часть, затем — од­на сотая часть, затем — тысячная часть, затем — одна десятитысячная, стотысячная и так далее до одной триллионной. Вот, что мы сделали. Затем мы поместили в эти цветочные горшки семена, зерна пшеницы. Пшеничное зерно прорастало (изображается на рисунке), и при наличли разведения оно прорастало лучше, чем без него! Все это продолжалось. Видите ли, при более высоких степенях разведения всегда получался более ускоренный рост; одно, два, три, четыре, пять, и так да­лее, пока не доходило до двенадцатой ступени разведе­ния. На двенадцатой ступени разведения процесс шел в обратную сторону, рост становился все меньше. Затем он снова возрастал, а затем снова шел вниз.

Следовательно, таким образом было открыто воз­действие ничтожных количеств вещества. Воздействие ничтожных количеств вещества носило ритмический характер — вот что замечательно, как вы видите! По мере разведения сначала достигался при определен­ном разведении максимальный рост, затем он снова снижался, затем снова повышался; это происходило ритмически. Так становится видно: если растение вы­растает из Земли, то на него оказывает воздействие нечто такое, что ритмически действует из окружающей среды, причем даже и после того, как растение обросло и отяготилось веществом. Тут оказывает воздействие земная окружающая среда, это ясно видно.

Ну, а если ясно, как действуют ничтожные количе­ства, то не должно оставаться сомнений для признания того, что в такие времена, как сейчас, когда множество людей сперва питались скверными продуктами, а теперь уже как трупы истлевают в земле, все вышеуказанное действует по-иному! Конечно, для всей Земли такая кон­центрация очень невелика, но, тем не менее, и она про­изводит воздействие, причем оно иное, нежели было бы в том случае, когда люди вели здоровый образ жизни. И это опять-таки переходит в содержимое пищевых продук­тов, произрастающих из земли. И людям приходится это есть. Следовательно, можно сказать; это нечто такое, чье воздействие обусловлено обстоятельствами данного вре­мени (имеется в виду европейский военно-политический и экономический кризис, последствия Первой мировой войны — примеч. перев.). Конечно, грубая материалисти­ческая наука не в состоянии объяснить это людям; они го­ворят себе: какое значение для всей Земли может иметь какое-то человеческое тело, погребенное в землю? Конеч­но, то, что в этом случае распространяется от человека имеет, ничтожную концентрацию, но оно действует.

Видите ли, господа, теперь было бы хорошо пого­ворить о растении в целом. Здоровье человека сильно зависит от роста растений, и поэтому надо знать о том, что, собственно, является действенным в росте растений. Именно это сильно занимало меня в связи с проблемой детского полиомиелита, причем выявляется то, что здесь надо заниматься лечением всего человека. Это и должно послужить опорным пунктом для всевозможных лечеб­ных средств от детского полиомиелита. А они, вероятно, имеют большое значение, поскольку проблема детско­го полиомиелита может стать в будущем весьма болез­ненной. Это, конечно, такой вопрос, который требует глубинного подхода, поэтому я этим вопросом занимал­ся. Вероятно, должны быть найдены лечебные средства на основе содовых ванн, применения мышьяковистого железа и одного специфического вещества, извлеченного из мозжечка, из задней части мозга животных. Итак, сле­дует давать очень сложный лекарственный препарат при таком детском полиомиелите. Видите ли, здесь мы имеем дело с таким заболеванием, которое происходит из очень скрытых причин, поэтому и лечить его приходится весь­ма сложным образом. Эта вещь сегодня крайне актуаль­на, и хорошо, если вы при этом составите себе ясное пред­ставление о том, как происходит рост растения в целом.

Рисунок 10

Вот так растение вырастает из земной почвы. Сего­дня я хочу изобразить его так, чтобы это соответствовало вопросу, заданному господином Доллингером (см. рису­нок 10). Вот из зародыша вырастает корень. Давайте снача­ла займемся деревом. Затем мы сможем перейти к обыч­ному растению. Если мы возьмем дерево, то вот здесь вырастает ствол. Да, господа, вы видите, что уже этот рост ствола представляет собой нечто примечательное. Этот ствол, который растет здесь, образуется, в сущности, только благодаря тому, что он дает возможность подни­маться вверх от земли соку, и этот сок, который поднима­ется — итак, то, что я здесь обозначил красным, — этот поднимающийся сок забирает с собой всевозможные со­ли и составные частицы земли; благодаря этому ствол во­обще становится твердым. Если вы рассмотрите древеси­ну ствола дерева, то там вы имеете поднимающийся сок; этот сок забирает с собой твердые пылевидные частицы земли, всякие соли, скажем, углекислый натрий, железо­содержащие составные части растения. Все это идет туда вместе, и благодаря этому древесина становится твердой. Самое существенное здесь то, что этот сок поднимается.

Что, собственно, здесь происходит? Видите ли, здесь при подъеме твердое, земное, становится жидким, мы здесь имеем поднимающееся земно-жидкое начало. Это земно-жидкое начало поднимается здесь, оно пред­ставляет собой здесь отвердевающее, земное текучее вещество. Жидкое затем испаряется, а земное остается. То, что здесь остается как земное, это и есть древесина. Если здесь сок поднимается наверх, то возникает он не здесь (показывается на рисунке); этот сок, который тут поднимается вверх в древесину, назовем его древесным соком — он, в сущности, содержится во всей Земле, так что вся Земля в этом отношении является огромным живым существом. Этот древесный сок, который под­нимается вверх, в дерево, в сущности, как было сказано, присутствует во всей Земле; только в Земле этот сок представляет собой нечто совсем особенное. Тем, чем он является в дереве, он и становится только в дереве. В Земле он, собственно, является соком, оживляющим Землю. Земля поистине есть живое существо. И то, что затем поднимается в дерево, есть во всей Земле; благода­ря этому Земля живет. В дереве этот сок как раз теряет свою животворную способность, он принимает химиче­ский характер, тут он имеет только химические силы.

Следовательно, когда вы рассматриваете дерево, вы должны сказать себе: это земно-жидкое начало в дереве становится химическим, а внизу, в самой Зем­ле, оно еще было живым. Так что древесный сок час­тично умирает, когда он поднимается в дерево.

Если бы не происходило ничего другого, то растение вообще не могло бы возникнуть, но возникал бы только пень, отмирающий сверху, в котором разыгрывались бы химические процессы. Но тут то, что образуется из дре­весного сока, то есть ствол, выходя наружу, попадает на воздух — а воздух всегда пронизан влажностью, и ствол восходит в воздух, во влажное, в водно-воздушное. Дре­весный сок—вместе с тем, что он произвел,—переходит из области земно-жидкого начала в область жидко-воз­душного начала. И в этой области жидко-воздушного на­чала снова возникает жизнь, так что ствол окружает себя вокруг тем, что живет в зеленом листе (изображается на рисунке), наконец, в цветке и во всем, что находится сна­ружи. Оно снова пробуждается к жизни. В листве, в листе, в цветке, в почке снова живет жизненный сок, сок жизни; древесный же сок является отмирающим жизненным соком. В стволе жизнь постоянно отмирает, в листе она возобновляется. Так что мы должны сказать: мы имеем древесный сок, поднимающийся вверх, затем мы имеем жизненный сок. Что он делает? Видите ли, жизненный сок кружит вокруг и создает повсюду листья. Вот почему вы можете также наблюдать такую спираль, на которой по порядку располагаются листья. Так что жизненный сок, собственно, кружит вокруг. Он берет начало в том жидко-воздушном элементе, в который переходит расте­ние, когда оно вырастает из земно-жидкого элемента.

Вы видите, господа, что ствол, древесный ствол мертв, и в растении здесь живет только то, что распус­кается вокруг; это вы могли бы доказать очень простым образом, а именно следующим: представьте себе, что вы подходите к дереву, — здесь у вас древесный ствол, здесь находится кора и изнутри коры вырастают листья (изображается на рисунке). Теперь я подхожу и срезаю кору — а тем самым удаляю и листья, — но здесь я оставляю листья и кору. События развиваются так, что здесь дерево остается живым, свежим, а тут начинает отмирать. Сама по себе древесина со своим древесным соком не может сохранить дерево живым. Здесь долж­но влиять извне то, что приходит с листьями; именно оно снова содержит жизнь. Мы видим это таким обра­зом: хотя земля может выгнать дерево наружу, но она должна была бы предоставить ему умереть, если бы из­вне, из влажного воздуха оно не получало жизни; ибо древесный сок в дереве носит химический характер, он своего рода химик, а не возбудитель жизни. Жизнь, кружащая вокруг, дает жизнь и ему. И можно, в сущно­сти, сказать: когда весной поднимается древесный сок, то дерево в земле обновляется. Когда затем, весной, жизненный сок снова кружит вокруг, дерево каждый год заново становится живым. Земля действует на дре­весный сок, земно-жидкий элемент; на жизненный сок действует жидко-воздушный элемент.

Но на этом дело не кончается; теперь, в то время, когда это происходит, между корой, сквозь которую еще проходит жизненный сок, и древесиной образуется но­вый растительный слой; и тут я уже не могу больше ска­зать, что его образует сок. Здесь я говорил: древесный сок, жизненный сок, но тут я уже больше не могу сказать, что сок образует, поскольку то, что здесь возникает, совсем плотное. Это называется камбием. Он образуется внут­ри — между корой, которая еще соединена с листьями, принадлежит им, и древесиной. Если я сделаю срез вот здесь (изображается на рисунке), то камбий внутри не образуется. Но в этом камбии растение тоже нуждается. Древесный сок образуется в земно-жидком элементе, жиз­ненный сок образуется в жидко-воздушном элементе, а камбий образуется в теплом воздухе, в тепло-воздушном элементе, или в воздушно-тепловом элементе. Растение вырабатывает тепло, при этом извне оно воспринимает жизнь. Это тепло оно направляет внутрь самого себя, и из этого тепла внутри образуется камбий. Или, если камбий еще не образован — камбий нужен растению, и вы еще услышите, для чего, — но перед тем как образо­вать камбий, образуется некое сгущение; это внутренняя смола, камедь, живица растения. В своем тепле растение внутри себя образует также смолу, растительную камедь, живицу, которая при известных обстоятельствах может быть важнейшим лекарственным средством. Итак, рас­тение гонит вверх древесный сок, листья оживляют рас­тение, но затем листья, возбуждаемые теплом, образуют, в свою очередь, вещество, похожее на резину, которое, в свою очередь, действует на камбий. И у старых растений, у совсем старых растений эта камедь делается прозрач­ной, причем она опускается к земле. Когда Земля была еще менее твердой, когда она была еще влажной, текучей, смола делалась прозрачной и превращалась в янтарь. Так вы видите, что, взяв кусок янтаря, вы имеете то, что подобно крови вытекало наружу из листа древних расте­ний Земли и опускалось на землю. Все это стекало вниз, растение возвращало все это земле: пек, смолу, живицу, янтарь. Если же оно сохранялось в растении, то как раз тогда образовывался камбий. Посредством древесного сока растение находится в связи с Землей; жизненный сок связывает растение с тем, что витает вокруг Земли, с воздушно-влажным окружением Земли. Но вот камбий приводит растение к связи со звездами, с тем, что вверху. Дело обстоит так, что в этом камбии, внутри, уже возни­кает облик следующего растения. Этот облик переходит затем на семя, и благодаря этому родится следующее рас­тение; так что звезды по окольному пути через камбий производят новое растение. Следовательно, растение не создается просто из семени — это значит, что оно хотя и будет произведено из семени, но само семя должно пред­варительно испытать воздействие со стороны камбия, а это значит — испытать воздействие всего неба.

Вы видите, это нечто удивительное: когда вы дер­жите в руках семя растения, то возникнуть это непри­тязательное, скромное, маленькое, подобное пылинке семя могло только благодаря тому, ч го камбий — уже не в жидкой среде, но в сгущенной — подражает все­му растению, имитирует его. И тот облик, который возникает здесь внутри, в камбии — облик нового рас­тения, — он переносит силу на семя и отсюда тогда в семени возникает сила, которая под влиянием Земли дает возможность новому растению расти вверх.

Так что вы видите, господа; чистые спекуляции, произведенные с семенем, положенным под микроскоп, ни к чему не ведут. Здесь необходимо иметь ясность в том, как взаимосвязано целое с древесным соком, жиз­ненным соком и камбием. Древесный сок относительно более жидкий, он, собственно, рассчитан на го, чтобы в нем легко могли протекать химические реакции. Жиз­ненный сок растения значительно гуще, он выделяет смолу, живицу, камедь. Если немного сгустить живицу, из нее можно делать прекрасные фигурки. Так что жизненный сок, который обладает более густой кон­систенцией по сравнению с древесным соком, больше прилегает к форме растения. Он также придает форму камбию. Этот последний еще плотнее, почти жесткий, но еще достаточно мягок для того, чтобы принять ту форму, которая дается ему от звезд.

В Штутгарте предпринимались еще и другие экс­перименты. Эти вещи в высшей степени поучительны. Вместо того, чтобы исследовать только рост, что само по себе является важным, особенно если эксперименты проводятся с высокими степенями разведения — вплоть до одной триллионной, это само по себе интересно, но кроме этого можно делать следующее. Берут в очень разведенном виде описанным образом доведенный до ничтожной концентрации металл, например, берут медь, утончают до такого состояния, в котором она может при­сутствовать в растворе. Теперь помещают полученное в цветочный горшок. Внутри него находится земля. В эту землю и добавляют медь как своего рода удобрение. Рядом стоит еще один горшок, где находится чистая зем­ля, та земля, которая не удобрена медью. Земля остается такой же, но только без меди. Берут совершенно одина­ковые растения — растения должны быть совершенно одинаковы и по росту, — сажают одно растение в землю, удобренную медью, а другое растение сажают в землю, которая не содержит медного удобрения. Интересно при этом то, что при употреблении высокопотенцированной меди у листьев по краям возникают морщины, тогда как они были круглыми и не имели морщин раньше. В связи с этим землю надо брать одинаковую, поскольку во мно­гих случаях земля еще до эксперимента содержит в себе медь. Надо брать одинаковую землю—медь добавляется в нее только один раз, — и надо брать одинаковые расте­ния для того, чтобы можно было точно сравнивать.

Берут третье растение, помещают его в третий со­суд с той же самой землей, но вместо меди добавляют свинец. В этом случае листья уже не сморщиваются, зато они усыхают на зубцах и опадают, они в конце концов становятся блеклыми и опадают, если вносится свинец. Теперь мы получаем особенно интересную кар­тину. Эти исследования были проделаны в Штутгарте и они очень наглядно показали эти вещи: когда рядом друг с другом стояли все цветочные горшки, было вид­но, как действуют на растения вещества в земле.

Теперь вы в будущем не станете больше удивлять­ся, если где-нибудь увидите растительные формы со сморщенными листьями. Если в этом месте покопать­ся в земле, то можно будет обнаружить следы меди, а если листья будут по краям слегка сморщенные, сохнущие, то вы, взяв пробы земли, найдете незначи­тельные следы свинца.

Посмотрите, например, на известное растение, которое называют полевым хвощем (Eqvisentum arvense), которым чистят кастрюли. Это растение растет в таких местах, где в почве содержится кремний, силициум: поэтому у растения такой жесткий кремнистый стебель. Так вы можете понимать растительные фор­мы, ориентируясь на почву.

Но вы можете понять и то, какое значение имеет подмешивание к почве, к грунту, совсем небольшого ко­личества какого-либо вещества. Конечно, кладбище мо­жет располагаться где-то далеко, но ведь Земля повсюду совершенно пропитана древесным соком, и небольшие дозы распространяются в почве повсюду. И если провес­ти эксперименты по действию малых доз, о которых я вам только что рассказывал, то придется сказать: ведь то, что рассеивается в малых дозах в почве, мы потом съедаем вместе с пищей! И оно сохраняет силу, если живет в растительных формах. Что же происходит даль­ше? Представьте себе, что я получил растительные фор­мы, выросшие на почвах, содержащих свинец. Люди скажут: сегодня, мол, свинец уже не появляется. Но именно в почве появляется свинец, особенно если в почву внесе­ны разлагающиеся останки живых существ. Тогда в поч­ве появляется свинец. И тут вырастают растения — мы можем сказать прямо: вырастают растения, содержащие свинец. Прекрасно. Но если мы употребили в пищу эти растения, эти растения, содержащие свинец, то дейст­вовать они будут совсем иначе, чем когда мы едим рас­тения, не содержащие свинец. Если мы едим растения, содержащие свинец, то это действует так, что наш мозже­чок, малый мозг, расположенный в задней части головы усыхает, становится суше, чем в ином случае.

Теперь вы установили связь между почвой и мозжеч­ком. Могут быть растения, которые просто из-за свойст­ва почвы, из-за того, что в земле где-то что-то внесено, что-то распространилось, способны высушить мозже­чок. А в тот момент, господа, когда наш мозжечок не об­ладает полной силой, мы становимся неловкими. Если что-либо происходит с мозжечком, мы становимся нелов­кими, мы не можем больше упорядоченно двигать свои­ми руками и ногами, если же это становится сильнее, то наши члены тела оказываются парализованными.

Видите ли, господа, таков путь от почвы к парали­чу у человека. Человек съедает растение, и если у расте­ния по краям листьев наметилось отмирание, если оно стало таким, как я описал вам, то мозжечок такого чело­века подвергается усыханию. В обычной жизни это ста­новится заметным не сразу, но у человека тогда может ухудшится ориентировка; если же действие усилится, то наступает паралич. Происходит это так, что прежде всего человек теряет ориентировку; нарушения наступа­ют в голове и человек не может ориентироваться — при­чиной тут является усыхание мозжечка, — при этом процесс захватывает все мускулы, которыми вверху в голове управляет маленькая железа, эпифиз. А точ­нее, его части, отвечающие за зрение. Происходит то, что человек просто заболевает гриппом. Если паралич развивается дальше, то грипп переходит в общий па­ралич человека. В любом случае проявление паралича внутренне связно с земной почвой. Отсюда вы видите, как для поддержания здоровья у человека необходимо иметь многосторонние знания. Тут недостаточно все­возможных речей о том, как должно быть то или иное! Ведь если не знают, откуда в организм людей проника­ет смертоносное влияние, то даже хорошие учрежде­ния едва ли помогут людям. Ибо все то, что действует в растении и из растения переходит в человека, находясь в человеке, тоже имеет большое значение.

Видите ли, древесный сок занимает такое же место, какое в человеке занимает обычный бесцветный клеточ­ный сок, слизь. Древесный сок в растении является в че­ловеке жизненной слизью. А жизненный сок в растении, который идет из листьев и кружит вокруг, он соответст­вует человеческой крови. А камбий растения соответст­вует в человеке молоку, молочному соку. Этот молочный сок сильнее всего образуется в грудных железах, когда женщина кормит грудью. Тут вы снова имеете то, что в человеке наиболее сильно подвержено влиянию звезд: молочный сок. Но этот молочный сок крайне необхо­дим для образования мозга. Мозг — это, так сказать, отвердевший молочный сок в человеке. Если имеются отмирающие листья, то они не производят нормально­го камбия, так как у них нет больше силы правильным образом реагировать на тепло. Они дают возможность теплу через отмирающие части уходить вовне, и оно не производит возвратного действия. Мы едим растения с неправильно сформированным камбием; они вырабаты­вают в нас молочный сок, отличающийся от нормы; жен­щины вырабатывают женское молоко, отличающееся от нормального: дети получают такое молоко, на которое звезды не воздействуют так сильно, и ребенок не может развиваться правильным образом. Вот почему эти явле­ния паралича особенно часто случаются у детей. Они могут наступить и у взрослого, поскольку человеку в течение всей жизни приходится оставаться под влиянием звездного мира, что я вам уже сообщал.

Естествознание и лечебные методы должны в этой области работать вместе. Совместная работа должна быть повсюду. Нельзя замыкать себя в какой-либо отдельной науке. Не правда ли, сегодня одни люди за­нимаются только животными, другие — только челове­ком, это антропологи. Затем другие занимаются одной частью человека; заболеваниями органов восприятия, заболеваниями печени, заболеваниями сердца; эти лю­ди специализируются на внутренних болезнях. И сно­ва: ботаники изучают растения, минералоги — камни, геологи — все земное царство. Благодаря этому в науке создается много удобств. Можно меньше учиться, если изучаешь только геологию или только звезды. Но ведь пользы от такого знания почти нет! Нет даже цели у та­кого знания; если вы хотите что-то делать с человеком, когда он болен, надо принимать во внимание всю при­роду в целом. Не будет пользы от понимания только одной геологии, только одной ботаники, одной химии. Химией можно руководствоваться вплоть до изучения работы древесного сока, но не дальше! Это, конечно, так. Студенты придумали такую шутку: как вам из­вестно, в университете есть штатные, ординарные профессора и сверхштатные, экстраординарные про­фессора, — так вот по этому поводу студенты раньше шутили так: ординарные профессора не знают ничего экстраординарного, а экстраординарные профессора не знают ничего ординарного. Но сегодня все это за­шло гораздо дальше; геолог ничего не знает о растении, о животном, о человеке; антрополог ничего не знает о животном, о растении, о Земле. Никто, в сущности, не знает, как связаны те вещи, которыми он занимается. Подобно специализации в производственной деятель­ности происходит суперспециализация знания. А это последнее гораздо вреднее. Волосы встают дыбом отто­го, что есть только геолог, только ботаник, и так далее; от этого все знание расщепляется. И ничего порядоч­ного достичь нельзя. И произошло это потому, что лю­дям так удобнее. Люди уже говорят сегодня: нельзя же быть человеком, который знает все. Да, если не хотят стать человеком, который может собрать и объединить все знание, то можно было бы по аналогии сказать и так: надо вообще отказаться от позитивного знания.

Мы живем в такое время, когда все эти вещи при­нимают устрашающие формы. Это подобно тому, как если бы кому-то надо было делать часы, а он пожелал бы учиться только пилить металл. Не правда ли, полу­чилось бы так, что один знает, как пилить металл, дру­гой — как его варить, и так далее. Нашелся бы и такой, кто знает процесс сборки часов, но не знает, как обраба­тывать отдельные металлы. Когда дело касается механи­ки, то кое-что может получиться, но и то только в том случае, если принуждать этих людей. Но в случае меди­цины, например, нельзя ничего достичь, если не суметь объединить все знания, включая и знание о Земле. Ведь в древесном стволе живет то, что начинается в Земле, то есть в области геологии; оно переносится вверх и стано­вится древесным соком. Здесь эта субстанция отмирает. Надо также знать и метеорологию, воздух, поскольку из среды, окружающей листья, приносится то, что снова вы­зывает жизнь. Надо знать астрономию, учение о звездах, если хотят понять образование камбия. И опять-таки на­до знать, что проникает в человека вместе с камбием, ко­гда он употребляет этот камбий в пищу; молочный сок, преобразующийся в мозг; следовательно при получении испорченного камбия у взрослого человека возникают мозговые нарушения. Таким образом, заболевания воз­никают из того, что находится в Земле.

Вот, что следовало сказать о том, откуда возника­ют такие по видимости непонятные заболевания. Их причина кроется в земной почве.