Лексикология, фразеология и лексикография русского языка Теория ассоциативного поля В. П. Абрамов

Система русских существительных — названий лиц,
занимающихся воспитанием и обучением

И. В. Галактионова

Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова

русский язык, системное описание лексики, синонимия

Summary. The article deals with semantics of Russian nouns with components ‘vospityvat’ (to bring up) and / or ‘obuchat’ (to teach) in the interpretation of their meaning and semantic and other features which are either common or different for them, the synonyms uchitel’, prepodavatel and pedagog (teacher) being a subject of special interest.

1. Преемственность в развитии человеческого общест­ва обеспечивается передачей знаний, навыков и опы­та от одного человека к другому, которая осуще­ст­вляется в процессе воспитания и обучения. В русском языке пред­ставлена довольно большая группа слов, называ­ющая людей, занимающихся воспитанием и обучением, к которой относятся следующие лексемы: няня, бонна, гувернер, гувернантка, воспитатель, учитель 1, преподаватель, педагог, химик 2, физичка 2, словесник, англичанка 2 и многие другие наименования учителей по преподаваемому ими предмету, тренер, инструктор, наставник, учитель 2. Смыслы ‘воспитывать’ и / или ‘учить’ представлены в толковании этих слов.

2. С идеей воспитания и обучения связаны также слова, в толковании которых соответствующие смыслы от­сутствуют, например: мать, отец, бабушка, дедушка, стар­ший товарищ, бригадир.

3. Несмотря на достаточную многочисленность слов этой группы, они не способны назвать всех лиц, которые заняты воспитанием и / или обучением. Так, для обозначения лица, которое обучает вышиванию или плетению из бисера, не может быть использовано ни одно из приведенных в (1) слов, а кроме того, не существует и специального слова, аналогичного по своему семантическому устройству, например, лексеме географ 2 (иначе говоря, слово вышивальщица не имеет соответствующего значения).

4. Слова, названные в (1), объединяются в группы и синонимические ряды по разным признакам (чем занимается человек — только воспитанием или обучением или и тем и другим; каков возраст обучаемых; является ли местом работы специальное учреждение, а также по ряду других признаков).

Няня и бонна воспитывают совсем маленьких детей и ухаживают за ними. Гувернер и гувернантка не только воспитывают, но и обучают детей постарше. И те и другие живут в семье.

Воспитатель обычно работает в учреждениях, предназначенных для детей, воспитанием которых он профессионально занимается. Это слово также может обозначать лиц, работающих со взрослыми в пенитенциарных учреждениях. Кроме того, оно имеет ослабленные употребления, в которых теряет компонент ‘про­фес­си­онально’; ср.: Моим настоящим воспитателем был мой отец.

Слова учитель 1, преподаватель, педагог образуют синонимический ряд, члены которого отличаются друг от друга как по семантическим признакам (они перечислены ниже, в (5)), так и по сочетаемости и моделям управления.

Химик 2, физичка 2, словесник, англичанка 2 и многие другие слова служат обозначением учителей соответствующих предметов и находятся со словом учитель в гипонимических отношениях.

В словах тренер и инструктор также содержится указание на то, чему обучают называемые люди, однако эти слова не являются гипонимами к учитель. Тренер и инструктор профессионально обучают других людей на­выкам, причем тренер — спортивным, а инструктор — таким, которые связаны с использованием различных при­способлений и технических средств (инструктор по гор­нолыжному спорту <вожде­нию автомобиля>).

Наставником называют человека, который обладает знаниями и опытом и поэтому может обучать и воспитывать других, однако это занятие не является его профессией, что отличает это слово от всех предыдущих. Оно акцентирует внимание на профессиональном и жизненном опыте человека, часто — на положительных человеческих качествах, и это сближает его с учитель 2.

Лексема учитель 2 ( ‘авторитетный человек, имеющий последователей’) называет человека любой профессии, у которого учатся другие. Основное отличие этой лексемы от лексемы учитель 1, с которым связаны все остальные различия между ними, состоит в том, что учитель 1 учит, в то время как у учителя 2 учатся.

5. Синонимы учитель 1, преподаватель, педагог имеют толкование ‘человек, профессионально занимающийся обучением людей’ и обнаруживают смысловые различия. Причем контексты употребления слова педагог рас­падаются на две группы: в первом круге употреблений оно обозначает лиц, работающих с детьми в школе (школь­ные педагоги), во втором, значительно более узком, — преподавателя творческих учебных заведений, как средних, так и высших (педагог по классу скрипки).

Смысловые признаки, по которым различаются синонимы, таковы: 1) тип учебного заведения, где работает называемое лицо, и возраст обучаемых (преподаватель работает в средних и в высших учебных заведениях, с детьми и со взрослыми, учитель — в школе с детьми, а также на дому, у педагога это зависит от круга употреблений); 2) указание на связь с педагогикой как наукой (есть у слова педагог в первом круге употреблений); 3) степень специализации (может быть наибольшей у преподавателя); 4) воспитание как часть профессиональных задач (есть у учителя и педагога в первом круге употреблений); 5) денотативный статус (для слова педагог в первом круге употребление в конкретно-ре­фе­рент­ном статусе затруднено); 6) наличие ослабленных употреб­лений (характерно для учитель).

Зона частичной нейтрализации различий между синонимами — контексты, в которых речь идет о людях, работающих в школе.

Любопытно, что слово педагог устроено иначе, чем, например, медик. Оба слова называют лиц по той науке, к которой они имеют отношение, однако первое из них обязательно предполагает практику, а второе может называть и практиков, и ученых. Поэтому слово педагог является синонимом к учитель и преподаватель, в то время как медик — гиперонимом к врач и доктор.

6. С рассматриваемыми словами связаны семантическими связями многие другие слова; особенно многочис­ленны их семантические дериваты: преподавательница, учительница; учителишка, училка; учительство 2 (со­во­купность); урок, занятие, лекция; учительская (со­брать­ся в учительской); школа, вуз, учебное заведение; педагогика; учительство 1 (деятельность); преподаватель­ский, учительский, педагогический; преподавать, учить, обучать, учительствовать.

Теоретическая концепция
стилистико-идеографического словаря русских глаголов

Н. В. Герман

Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова

проект стилистико-идеографического словаря русских глаголов, стилистические значения; стилистические пометы,
стилистическая информация, стилистически маркированные глаголы, идеографические области

Summary. These theses present the theoretical concept of the Project of the stylistic-ideographic dictionary of Russian verbs. For the first time it is proposed to combine in each entry of the dictionary the stylistic and ideographic information that reflects the structure of linguistic conscience and linguistic activity. This Project may be the important step in establishing the modern stylistics of Russian language — the stylistics of discourse.

В докладе рассматривается Проект стилистико-иде­о­графического словаря русских глаголов. Впервые предлагается соединение в словаре стилистической и идеографической информации, что отвечает структуре языкового сознания и языковой деятельности.

В центре современного языкознания — проблемы языковой концептуализации, языковой картины мира, структуры языкового сознания, дискурсивного языкового мышления. Решение этих проблем невозможно без привлечения стилистического языкового знания говорящих. В толковых словарях русского языка стилистические пометы имеет не меньше одной пятой русской лексики. Традиционная стилистика носит описательный характер. Определения стилистических значений и стилистических помет являются нечеткими, абсолютно не исследован вопрос о сочетаемости разных стилистических значений по отношению к одной и той же лексеме, внутри многозначных слов. Нет сведений о соотношении между парадигмой слова и его стилистическим значением. Не выделены те идеографические области, которые в русском языковом сознании дополнительно и разнообразно маркируются стилистически. Теоретичес­кая неразработанность проблем стилистики на современном уровне и сложившаяся лексикографическая пра­к­тика определяют отношение к стилистической характеризации как к чему-то добавочному и необязательному. Пользователю словаря предлагается стилистическая информация, которой он не может воспользоваться. Проект стилистико-идеографического словаря русских глаголов мыслится как шаг на пути построения современной стилистики русского языка — стилистики дискурса.

Русский глагол наименее исследован в стилистическом плане. В целях анализа была создана база данных — стилистически маркированные глаголы русского языка по данным словарей (подготовленный словник для стилистико-идеографического словаря содержит более трех тысяч единиц). При этом обнаружились следующие вещи: а) немалая часть стилистически маркированных глаголов является «мертвой» для современного русского языкового сознания, ср. такие глаголы, как ата­манить, выпередить, гагакать; б) стилистически мар­кируется лексема, а реально речь идет об одной форме, которая либо реально используется говорящи­ми, либо представляет в их языковой памяти «устой­чивый коммуникативный фрагмент» (в терминологии Б. М. Гаспарова): так, стилистический смысл «воз­вы­шен­ность» присущ не абстрактному глаголу «вос­тре­пе­тать», а единственной форме «Вострепещи!», а глагол «блевать» не предполагает соединение с первым лицом; в) в пределах многозначного слова стилистические значения сочетаются не произвольно, а подчиняются определенным закономерностям; существуют вполне определенные и исчислимые типы сочетаний разных стилистических значений внутри многозначных языковых единиц; это составило основу типологии внутрислов-
ных стилистических парадигм русского лексикона; г) на­личие, приобретение, устранение стилистической маркированности тесно связано с семантикой многозначного слова; в этом плане глаголы физической деятельности достаточно очевидно противостоят ментальным; д) существуют такие идеографические зоны, по отношению к которым вербальные нужды социума требуют постоянного стилистического насыщения, включаю­ще­го приток новых стилистически маркированных глагольных лексем (ср. глаголы речи), и, напротив, такие, где потребность в стилистической дифференциации яв­ляется очень слабой (ср. экзистенциальные глаголы).

Архитектура стилистико-идеографического словаря русских глаголов мыслится следующим образом. Весь словарный корпус распределяется по идеографическим областям, определяемым исходя из описанных в русистике семантических классов глаголов. Внутри каждого идеографического раздела помещаются однозначные глаголы и лексемы многозначных глаголов исходя из стилистической шкалы русского языка, предполагающей разделение высокого, нейтрального и сниженного стилистического ярусов с конкретизацией стилистических смыслов внутри каждого из ярусов. В словарную статью вслед за ключевым словом и словарным толкованием включаются конкретные словоформы, ре­ально используемые в дискурсе с данным стилистическим значением. В словарную статью включается зона примеров. Каждый из многозначных глаголов содержит отсылку ко всем лексико-семантическим вариантам, содержащимся в других идеографических областях. Та­ким образом, пользователь словаря, пожелавший выяснить, в каком глагольно-стилистическом пространстве мыслится, например, идеографическая область «Фи­зи­о­ло­гические ощущения человека», получит сведения обо всех глагольных лексемах, относящихся к этой области, и, главное, о том, как ими реально пользоваться в различных ситуациях общения, в производстве разных типов дискурса. Стилистико-идеографический словарь рус­ских глаголов, кроме решения чисто теоретических задач, станет хорошим подспорьем в обучении русскому языку, в преподавании русского языка, в практике перевода, в выработке стратегий культурно-языковой политики.

Русский тезаурус второй половины XIX века.
Конкретная лексика

Е. Л. Гинзбург, Ю. Н. Караулов, Е. А. Цыб

Институт русского языка им. В. В. Виноградова РАН

история русского литературного языка ХIX века, лексико-тематические категории, академическая лексикология, авторская лексикография

Summary. «Russian thesaurus in the second half of the XIX century. Concrete lexicon». It is the program of historico-categorial analysis of concrete words instances in the Russian literature of the second half of the ХIХ century that is offered the paper. While analysing changes of words functions, of their significance and standards of usage in the process of literary language idiolectical divergence the special attention should be paid — alongside with author’s neology — to the repertoir and behavior of those text units, which perception by today’s reader is hindered — because of the loss by them of functional activity to the end of ХIX century. The creation and the intrusion of a historically oriented techniques of the lexical standards demand for keeping close tab on relationships both of lexical units, and of their categories, as well as in the language, and in the text.

1. Среди возможных подходов к обсуждению проблемы «Дивергентные процессы в словесной культуре про­ш­лого и их отражение в истории лексического строя русского литературного языка» концептуально и методически разработаннее всех остальных два. Первый свя­зан с изучением истории реляционной конструкции русского тезауруса (сегодня практически безотносительно к взаимодействию категорий, которым эти единицы при­надлежат, и безотносительно к тексту, в котором они живут). Второй связан с анализом динамики лексических норм литературного языка, особенно в период их дивергенции. С ними сопряжен обширный круг технологических задач. Прежде всего это, с одной стороны, выбор модельных объектов для конструктивной экспликации теоретических проблем и дескриптивных задач исторической лексикологии, а с другой — разработка приемов описания синтаксически невыраженных семантических связей лексической единицы (лексичес­кой категории) с однородными средствами в ближайшем ее окружении в тексте, особенно с теми, которые наиболее чувствительны к динамике функций, значимости и деривационного потенциала лексического средства и его категорий, которые оно образует.

2. Сегодня актуальнее всего добиться того, чтобы принципы (и соответствующая технология) системного описания изменений тезауруса русского литературного языка позволили уяснить — применительно к филологической ситуации второй половины XIX в. — связь между радикальными преобразованиями лексического строя языка и теми жанровыми и идиолектными результатами дивергентных процессов в русской словесности, поэзии, прозе и публицистике, которые и по сей день остаются значимыми для увеличения ее размерности в настоящем и будущем.

3. С этих позиций при изучении лексико-тематических категорий конкретной лексики по произведениям классиков русской словесности второй половины ХIХ в. на различных этапах их творчества важно охарактеризовать не столько состав единиц в пределах лексико-тематической группы, сколько связи этих единиц (и их категорий) как между собой, так и с их аналогами в составе других тематических групп слов. Важно описать соответствующие интеридиолектные и интраидиолектные различия — в силу естественности их трактовки в качестве образующих литературного языка. Важно, наконец, учесть изменения подобных различий на протяжении второй половины XIX в., когда, по В. В. Ви­но­градову, процессы идиолектной дивергенции по край­ней мере лексического строя русского литературного языка оказываются наиболее яркими.

4. Представляется продуктивным ограничить круг изучаемых тематических полей немаркированной составляющей тезауруса, т. е. конкретной лексикой, во-пер­вых, а во вторых — той их частью, которая к концу изучаемого периода в истории русского литературного языка перестает быть активной и при этом настолько, что принадлежащие к ней единицы приобретают статус лексических барьеров на пути текста от автора к современному читателю. Свод таких единиц (под условным названием «Лексические барьеры на пути текста от автора к читателю») наряду с авторской неологией может рассматриваться в качестве модельного объекта, достаточного для выработки конструктивных ги­потез о путях изменений лексического строя с базовой для него оппозицией функциональных и вещных категорий.

Естественно предположить, что проявления инактивности лексической единицы, способные затруднять восприятие текста, являются следствием девальвации этой единицы как средоточия вербальных ассоциаций в сфере словесной культуры, а значит, не может не обнаружиться в ограниченном знании условий ее применимости в тексте, языковых и внеязыковых. Из сказанного яс­но, что, во-первых, такой свод — это «мост во времени» для освоения «уходящей» словесной культуры: носителю языка с несовершенным владением лексическими средствами он мог бы позволить расширить актуальный для него фонд текстов текстами прошлого. Во-вторых, такой свод фактов — это одновременно и точка отсчета для новой лексической нормы, и предел сферы действия лексических норм прошлого: ведь минимальное высказывание, содержащее лексическую трудность обсуждаемого типа, или «не понимается, или не сразу понимается, или понимается с трудом, а потому не достигает сво­ей цели», что со времен Щербы принято рассматривать в качестве атрибута «отрицательного языкового материала», лежащего за пределами нормы. Это последнее су­щественно для признания свода «Лексические барьеры на пути текста от автора к читателю» как модельного объекта при обсуждении динамики функций, значимости и деривационного потенциала лексической единицы в процессе идиолектной дивергенции лексического строя русского литературного языка второй половины XIX в.

5. Ближайший результат движения по этому пути — словарь вместе с концептуальным обоснованием и теоретическим обобщением лексикографического опыта — мог бы стать надежным полигоном для работ над академической лексикологией русского литературного языка ХIX в., с одной стороны, а с другой — для создания соответствующего исторического словаря, отсутствие которого становится все нетерпимее в связи с проектируемым лексикографическим отображением русского литературного языка XX в.

Особенности лексико-семантических процессов
формирования подъязыка лесного сплава

Г. Л. Гладилина

Красноярский педагогический университет

формирование подъязыков, лексико-семантические процессы, специальная лексика

Summary. The paper investigates peculiarities of special lexis formation, particularly the language of rafting.

Исследование особенностей формирования специальных подъязыков находится в центре внимания историко-терминоведческих работ. Актуальным является изучение процессов специализации общеупотребительной и диалектной лексики, составляющей основной фонд специальных наименований.

В предлагаемой работе рассматривается лексика подъ­языка лесного сплава, не подвергавшаяся ранее лингвистическому исследованию, в составе тематичес­кой груп­пы «преграды на реке для сплавляемого леса», входящей в понятийное ядро лексики.

Источниками исследования послужили словари XIX ве­ка, отражающие специальную лексику начального пе­ри­ода формирования терминологии лесного сплава [Бур­нашев, Вереха, Кайгородов, Лесной словарь, Собичевский].

Общей чертой естественно формирующихся терминологий является наличие серии обозначений для одного и того же понятия. Так, тематическую группу «помехи при лесосплаве» образует ряд специальных наименований, в состав которых входят лексемы завал, затор, залом.

В XIX веке рассматриваемые слова еще не полностью семантически дифференцировались и могли употреблять­ся как синонимы в общем значении «преграда из чего-то поваленного, нагроможденного». Эта общность семантики характерна для общенародного языка [Сл. РЯ
XI–XVII, V, 142; СРНГ, 9, 291; МАС, I, 498]. В то же время данные специальных словарей позволяют отметить тенденцию к семантическому разграничению данных лексем. Значение слова завал конкретизируется путем развития семантического компонента, указывающего на место нагромождения (река), характера преграды (по­ва­лен­ные деревья, валежник), отношение к производствен­ному процессу (при лесоповале): завал — «накопление в реке валежника, нередко состоящего из целых деревьев, вывороченных с корнями. Завал служит серьезным препятствием для сплава» [Вереха, 149].

Лексема затор также имеет источником общенародную лексику. С XVI века слово известно в значении «скопление, нагромождение чего-либо движущегося, приводящее к задержке движения» [Сл. XI–XVII, V, 32; МАС, 1, 585]. В подъязыке лесного сплава происходит специализация значения: затор — «скопление остановившихся на ходу по реке плотов» [Вереха, 159–160].

Развитие значений слова залом в говорах происходило в нескольких направлениях: 1) сохраняется семантика, связанная с представлением о преграде в виде нагромождения деревьев, являющейся помехой для продвижения где-либо. В этом случае слова залом и завал выступают как дублеты, и слово залом толкуется с помощью синонима завал: залом — «завал, нагромождение деревьев в лесу» (Пск., Перм.); 2) вероятно, действием по глаголу ломать объясняется развитие значений «нагромождение льдин на реке, озере» (Арх., Север., Бе­лом., Пск., Енис., Байкал., Забайкал., Камч.); 3) фор­ми­руется представление о преграде в виде стихийно поваленных деревьев, препятствующих течению реки: «место на реке, покрытое снесенными с берегов во время половодья деревьями, которые, становясь поперек течения, представляют собой естественную плотину или плот» (Южн.-Сиб., Сиб., Забайк., Камч., Арх. [СРНГ, 10,
218–219]; при этом сохраняется тождество семантики ле­к­сем завал и залом; 4) происходит конкретизация значения, когда представление о преграде начинает соотноситься со сплавом леса по течению реки: залом — «застой сплавляемого россыпью леса, где он сопреется в берегах…» [Даль, I, 596]; в этом же значении слово отмечено в профессиональном употреблении: залом — «скопление на реке в одном месте большаго количества сплавляемых розсыпью бревен или дров» [Вереха, 154, Бурнашев, I, 223–224].

Таким образом, в профессиональном речи лесосплавщиков в XIX в. слова завал, затор и залом, являясь полисемичными, в одних значениях употребляются как синонимы, в других значениях начинают противопоставляться по семантическому признаку, обозначаю­щему характер преграды, что является отражением процесса специализации профессиональной лексики.

Литература

Бурнашев — Бурнашев В. В. Опыт терминологического словаря сельского хозяйства, фабричности, промыслов и быта народного. СПб., 1843–1844.

Вереха — Вереха П. Н. Опыт лесоводственного терминологического словаря. СПб., 1898.

Даль — Даль В. И. Словарь живого великорусского языка. T. I–IV. М., 1989–1991.

Кайгородов — Кайгородов Д. Н. Русский толковый лесотоварный словарь. СПб., 1883.

Лесной словарь — Лесной словарь. Сост. В департаменте корабельных лесов. Ч. I–III. СПб., 1843–1845.

МАС — Словарь русского языка. Т. I–IV. М., 1981–1984.

Сл. РЯ XI–XVII — Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып.

1–… М., 1975–…

СРНГ — Словарь русских народных говоров. Вып. 1–… Л., 1965–…

жүктеу/скачать 0.58 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: