К вопросу о типологии инФразеологизация и стереотип восприятия речевого сообщения

Фразеологизмы как вид прецедентных текстов. Фразеологизмы относятся к так называемым прецедентным текстам (Ю. Н. Караулов), обладающим свойством вос­производимости. Как правило, они имеют четкий источник происхождения, афористичный характер и служат одним из основных средств создания экспрессивности текста. Прецедентный текст сводит описываемую ситуацию к одному образу-стереотипу, замещающему в сознании носителя языка подробное описание. В основе действия прецедентного текста — сравнение «данного» и «нового», причем «новое» рассматривается лишь как вариация, видоизменение «данного». Эффект новизны, необходимый для этого, достигается либо за счет деформации текста, либо за счет наложения на новую ситуацию, неожиданной референтной отнесенности (час­то — и того, и другого вместе). В основе фразеологизации лежит переосмысление свободного словосочетания, в результате которого этот текст приобретает устойчивость, воспроизводимость и семантическую це­лостность. Актуальное значение фразеологиз­ма становится несводимо к сумме прямых значений его компонентов. В качестве денотата фразеологической семантики выступает некая повторяющаяся ситуация, ко­торая нуждается в краткой, но емкой номинации.

Любой обычный прецедентный текст явно умышлен, задуман для того, чтобы произвести впечатление на ад­ресата, выполнить функцию воздействия. Возьмем для примера заголовок статьи о культуре речи «Опять об Чехова». Здесь критикуются журналисты, употребляющие независимый деепричастный оборот, классический пример которого приведен у Чехова: «Подъезжая к стан­ции, у меня слетела шляпа». Экспрессивность заголовка смогут оценить только читатели Хармса (это деформированная цитата из «Случаев»), вне этого контекста заголовок выглядит вполне обыденно и даже несколько коряво. Экспрессивность является на двух этапах — в момент выбора автором сообщения средств, адекватно отражающих не только действительность, но и его отношение к ней, и в момент получения адресатом готового текста. Особенностью фразеологизмов по срав­нению с прочими видами прецедентных текстов, на наш взгляд, является их способность выступать носителями и того и другого типа экспрессивности. Нами проведены наблюдения над заголовками газетных материалов, ко­то­рые очень часто представляют собой прецедентные тексты. В зависимости от типа газеты (солидная, массовая, бульварная) источники этих текстов меняются от произведений классической литературы до рекламных объявлений и эстрадных песен. ФО являются одним из самых демократичных видов ПТ, поскольку абсолютно «узнаваемы» (ср. Хватая за горло, береги зубы; Что ПАСЕешь, то и пожнешь;, Большевики в доску; Кто стреляет армии в спину; Не всем мигалка светит; Семь раз отпей, один раз отъешь; Видит Интерпол, да зуб неймет). Таким образом, мы получаем следующие свой­ства прецедентного текста: сведение описания к номинации, расчет на воздействие через сопоставление новой информации и фоновых знаний.

Нормативный аспект в языке СМИ. Становление фра­зеологизмов и других воспроизводимых единиц не­воз­можно без их употребления. Уже с 20-х годов начали по­являться суждения о том, что нормализующую функцию в наше время выполняют средства массовой информации, а не художественная литература (Г. О. Ви­нокур). Это мнение было закреплено в 60-х годах (Н. Ю. Шве­дова). Язык газет, а теперь и телевидения и радио становится тем полигоном, на котором обкатываются новые слова и значения. Язык СМИ обладает свойством сочетать в себе две внешне противоречащие друг другу установки — на стандарт и экспрессию (В. Г. Ко­стомаров). Газетный язык заполнен клише, задача которых — быстрое описание ситуации, даже, скорее, упоминание ее, первое приближение. СМИ (особенно это касается информационных жанров) не ставят целью глу­бокое проникновение в суть разбираемой проблемы. Они апеллируют к фоновым знаниям читателя или зрителя, от глубины которых зависит осмысление воспринятого. У реципиентов подобных сообщений два пути: удовлетвориться той информацией, которая уже дана, или продолжить самостоятельный поиск подробностей. Как показывает практика, чаще всего происходит первое, что создает обширное поле возможностей для манипулирования сознанием. Становление фразеологизмов проходит в несколько этапов. Сперва некое словосочетание начинает служить для обозначения повторяющейся ситуации или ее части, затем происходит редукция до общего понятийного каркаса, без деталей.
В конце концов связью между актуальным и этимологическим значением остается лишь образ-мотив.

Значение фразеологических единиц и прецедентных текстов. По наблюдению А. Ф. Лосева, выражение «круг­лый квадрат» нельзя назвать бессмысленным. Оно означает хотя бы то, что это невозможно. Семантика прецедентных текстов не может изучаться без учета прагматической установки автора речевого сообщения. Очень часто такие их свойства, как денотативная широта и воспроизводимость, становятся источником того, что между выражением и ситуацией, обозначаемой им, те­ряется ономасиологическая связь. Прецедентный текст на­чинает выполнять другие функции, не сопряженные с его семантикой.

В качестве примера может послужить история выражения «гуманитарная катастрофа», вошедшего в разряд прецедентных текстов как раз благодаря средствам массовой информации. Возникшее в связи с событиями в Косово, оно первоначально предназначалось для «свер­нутой» номинации комплекса фактов, связанных с межнациональным конфликтом, то есть большого числа беженцев, уничтожения людей по национальному признаку, отсутствия элементарных, по европейским меркам, благ цивилизации в зоне конфликта: медицинской помощи, тепла, электричества, обеспеченности жильем, недостаток продовольствия и т. п. Постепенно, однако, обобщенность и неконкретность выражения повлияла на изменение его функции: оно стало употребляться западными политиками в качестве оправдания своих военных действий, как ярлык, который можно навесить на любого противника. Последний этап активного фун­кционирования этого прецедентного текста связан уже с чеченскими событиями. В начале военных действий чеченские СМИ гро­могласно заявляли о «гуманитарной катастрофе» на Кавказе. Естественно, они апеллировали не столько к первоначальному смыслу выражения, сколько ко второ­му, к политическому стереотипу восприятия. Ведь «гу­манитарная катастрофа» предполагает активное вмешательство «цивилизованного сообщества», в том числе политическое и военное. Не случайно комиссия ООН вскоре признала, что «гуманитарной катастрофы» в Чеч­не нет. Это при том, что все признаки ситуации подходили под первоначальное понимание термина. Здесь же такое решение означало только одно: Запад вмешиваться в конфликт не будет.

Подобное переосмысление свойственно и для других развернутых устойчивых номинаций с политической се­мантикой: «антитеррористическая операция», «этни­чес­кие чистки» и других. Во многом сходную проблему представляет собой экспрессивная номинация, когда, скажем, сторонника консервативных ценностей можно назвать «ретроградом» или «поборником стабильности».

Во всех этих случаях семантические свойства прецедентных текстов (в том числе фразеологизмов) становятся удобными для реализации разнообразных коммуникативных установок.

оязычных слов

Е. В. Маринова

Нижегородский государственный университет им. Н. И. Лобачевского

функционирование русского языка, заимствование, парадигматика, речевая культура, прогнозирование

Summary. The paper offers a possible typology of new loan-words in modern Russian speech. The demarñation between «equivalent» loan-words and «nonequivalent» loan-words forms the basis of the typology.

1. В современной русской речи активно употребляются иноязычные слова (преимущественно имена сущест­вительные), заметно выделяющиеся своей новизной. «Судьба» таких слов (отказ от них или заимствование и полное освоение) во многом зависит от наличия / отсутствия в системе заимствующего языка равнозначных или близких им по значению лексических единиц, однословных эквивалентов. По этому признаку среди иноязычных слов можно выделить «эквива­лент­ную» и «без­эквивалентную» лексику.

2. К «эквивалентной» лексике относятся иноязычные слова, имеющие на русской почве абсолютные (точные, полные) или относительные (неточные, неполные) синонимы.

2.1. Как правило, абсолютные синонимы обнаруживаются у иноязычных слов, обозначающих научные, специальные понятия. Такие слова пополняют терминологическую лексику языка. Закрепленность иноязычных терминов в «системе» объясняется их стилистическими и семантическими особенностями — наличием яркой книжной окраски, отсутствием коннотаций и многозначности (ср.: суицид — самоубийство), а также деривативными возможностями (см.: суицид — суицидальный, суицидент, суицидология, суицидологический). При отсутствии таких особенностей постепенно происходит отказ от чужеземного слова, которое нередко употребляется как дань моде.

2.2. Если иноязычные слова обозначают бытовые понятия или предметы, уже имеющие равнозначные наименования в русской лексике, и употребляются в разговорной речи (или для ее стилизации), такие слова воспринимаются как варваризмы. Часто их употребление носит окказиональный, шутливый характер (о чем спик, всем большое русское мерси). Однако варваризация разговорной речи является одним из источников пополнения жаргона, в частности молодежного. В литературном же языке варваризмы не укореняются и не имеют производных слов. В отличие от иноязычных вкраплений типа happy end (идиом и клише, распространенных также в других языках), на письме варваризмы редко передаются латиницей.

2.3. Между иноязычным словом и его «русским» эквивалентом могут устанавливаться отношения относительной синонимии, как следствие семантической дифференциации слов: паблисити (о популярности, достигаемой публичными выступлениями, преимущественно с использованием средств массовой информации); ку­тюрье (о модельере, имеющем собственное дело и создающем высокохудожественные коллекции одежды); кон­салтинг (о консультации или консультировании производителей, продавцов и покупателей по экономическим, хозяйственным и правовым вопросам) и др. «Оттеночная» синонимия значительно способствует адаптации иноязычного слова на русской почве и является одним из источников обогащения языка, в особенности его книжной лексики.

2.4. Особую группу составляют слова, эквивалентами которых в русском языке выступают словосочетания: дампинг — захоронение отходов, имплоймент-бюро — бюро по трудоустройству, киднеппинг — похищение детей, спикер — председатель парламента, тендер — международные торги, топ — список призеров и др.

3. «Безэквивалентной» иноязычной лексикой обычно называют слова, обозначающие понятия или реалии «чужой» культуры, т. е. экзотизмы (прайвеси, хэдхантер, duty-free). Однако не имеют синонимов в русском языке и новые слова, обозначающие понятия или реалии, заимствованные из «чужой» культуры (бейдж, венчур, грант, импичмент, пейджер). Такие слова можно считать семантическими неологизмами.

3.1. Экзотизмы имеют книжную окраску, почти не употребляются в разговорной речи, иногда лишь частично приспосабливаются к заимствующему языку (например, некоторые существительные не склоняются), в письменной речи нередко передаются латиницей. Существенной чертой экзотической лексики является слабая (практически нулевая) словообразовательная продуктивность, отсутствие производных. Экзотизмам не свойственно также семантическое варьирование (раз­ви­тие полисемии).

3.2. Семантические неологизмы, напротив, в случае актуализации их семантики активно включаются в процесс деривации (грант — грантовый; пейджер — пей­джинг — пейджинговый). Являясь единственными наименованиями распространенных предметов или явлений, такие слова «вживаются» в заимствующий язык, занимают в нем свою нишу. Вероятность их закрепления в языке-реципиенте зависит от «живучести» обозначаемого ими понятия или обозначаемой реалии (экстра­лингвистические условия), а также от некоторых структурных особенностей слов (лингвистические условия) — благозвучия, в том числе длины слова, деривативных возможностей, наличия / отсутствия мотивированнос­­ти и др.

3.3. Граница между между экзотизмами и семантическими неологизмами в силу экстралингвистических фак­торов оказывается подвижной. Так, слова доллар, крупье, ленч, марка, уикенд ранее, в «доперестроечный» период, употреблялись как экзотизмы (чаще всего в переводной литературе); в настоящее время эти слова «об­ру­сели», а некоторые приобрели уже на русской почве новое значение, новый лексико-семантический вариант (например, уикендом метонимически называют прием гостей, вечеринку в выходные дни недели).

4. Представленная в докладе типология позволяет
1) уточнить рекомендации по употреблению в речи (или исключению из нее) иноязычных слов разных типов,
2) выработать способы подачи иноязычных неологизмов в устных и письменных текстах, 3) спрогнозировать результаты иноязычного «вторжения» в современную русскую лексику.

Литература

Краткий словарь современных понятий и терминов / Сост. Н. Т. Бу­нимович и др. 3-е изд. М., 2000.

Русский язык конца XX столетия (1985–1995). 2-е изд. М., 2000.

Толковый словарь русского языка конца XX века: Языковые изменения. СПб., 1998.

Национально-культурная концептуальная система по данным лексикографии

О. А. Михайлова

Уральский государственный университет им. А. М. Горького

русский язык, семантика, лингвокультурология, языковая картина мира

Summary. Structure of lexical sense of verbs and adjective include unconceptual semantic components which reflect features of national culture.

1. Особенности познавательного опыта конкретного этноса, черты материальной и духовной культуры нации воплощаются в единицах лексического уровня языка. Известно, что не все лексические единицы в равной мере культурологически значимы, и поэтому лигвистами исследуется обычно национально-культурная ценность отдельных слов, например таких, как тоска, удаль, авось и подобных, не имеющих эквивалентов в других языках. Лингвокультурологическое описание, ес­тественно, осуществляется на основе изучения функционирования лексических единиц, а не по словарю. Но толковый словарь любого языка также содержит информацию, представляющую интерес с точки зрения лингвокультурологии, и часто эта информация фиксируется в совершенно неожиданных местах словарной статьи. Так, нами было выявлено, что национально-куль­турная концептуальная система с очевидной определенностью и последовательностью представлена в пе­риферийной части толкования — в скобках.

2. В дефинициях глаголов и прилагательных в скобки, как известно, помещается информация об ограничении на сочетаемость: взойти ‘появиться, подняться над горизонтом (о небесных светилах)’ [МАС, 1: 169]; хлынуть ‘внезапно возникнуть, появиться во множестве (о мыслях, чувствах)’ [МАС, 4: 607]; зеленый ‘недозре­лый, неспелый (о плодах, злаках)’ [МАС, 1: 606]; ведренный ‘ясный, солнечный, сухой (о погоде)’ [МАС, 1: 145] и др. Ограничения в сочетаемости могут быть вызваны разными причинами: системой языка или узусом, однако есть ограничения, обусловленные особенностями вычленения данным языком определенных участков действительности. Такого рода сочетаемость регламентируется не внутриязыковой сочетаемостной нормой, а семантическими и предметно-логическими отношениями, т. е. такая сочетаемость мотивирована значением сло­ва, а ограничения отражают результат типового представления носителей языка о денотатах определенной ситуации, хотя круг денотатов может быть расширен (без нарушения сочетаемостной нормы) синонимами основных распространителей, а также словами, обозначающими новые реалии.

3. Предметная сфера, отраженная системой ограничительных компонентов, оказывается значимой с точки зрения лингвокультурологии. Во-первых, эта сфера охватывает далеко не все существующие или мыслимые субстанции, а лишь те объекты действительности, те связи и отношения, которые наиболее ярко видятся язы­ковому коллективу и обладают психологической значимостью. Во-вторых, сам вещный мир, когнитивной переработанный и отраженный в виде пиков системой ограничительных компонентов, приобретает здесь опре­деленную организацию, представляющую наивную картину мира языкового коллектива. Центром наивной картины мира является сам человек, в основе всего — сравнение с человеком, т. е. вся языковая категоризация объектов и явлений внешнего мира ориентирована на человека. Важным нам представляется тот факт, что многие реалии обнаруживают свою национально-куль­турную специфику как раз в том случае, когда они соединяются с определенным признаком, т. е. обознача­ющее их имя выступает в функции ограничительного компонента признакового слова, а не собственно номинативной единицы. Имена существительные, репрезентирующие ограничительный компонент в признаковых именах и очерчивающие денотативное пространство по­следних, охватывают разные семантические сферы: чело­век как индивид и личность, дом и быт человека, животный и растительный мир, явления природы, — однако, как уже говорилось, ни одна из семантических сфер не покрывается полностью лексемами, составляющими класс единиц с функцией ограничительного компонента и представленными в скобочной части дефиниции. Судя по нашим материалам, в каждой предметно-темати­чес­кой области этносом выбраны лишь некоторые объекты, представляющие для него ценность и отражающие своеобразие русского быта и русского менталитета. Можно сказать, что в именах существительных, репрезентирущих такие денотаты, диалектически взаимодействует лингвистическое и экстралингвистическое содер­жание, эти лексические единицы совмещают в себе знаковое и культурное значение, то есть в абсолютном боль­шинстве являются лингвокультуремами. Таким обра­зом, ограничительные компоненты в признаковых именах, фиксируемые с помощью скобок в современных толковых словарях, представляют перечень объектов, об­ладающих особой психологической и национально-культурной ценностью, и в комплексе с признаками, на­званными соответствующими глаголами и прилагательными, отражают «очеловеченную» модель мировоспри­ятия русских людей. Лексикографы, будучи носителями коллективного языкового сознания, интуитивно фиксируют элементы этой модели, и толковый словарь предстает достаточно объективным источником для лингвокультурологического описания языка.
Опыт идеографического описания
русских фразеологизмов со словами «äâà» è «òðè»

С. А. Мовсисян

Гюмрийский педагогический институт, Армения

Summary. The experience of ideographical discription of Russian idiomatic expressions with the words ‘two’ and ‘three’. The ideographical classification of great idiomatic expressions is of great interest for the theory of the language, as well as for methods of teaching the language. In the regard to the theory this classification will allon to create a new kind of a dictionary. where the words will be systematized not in an alphabetical order, but in the groups accordintotheir meaning.

Целью предлагаемой работы является изучение русских фразеологизмов, содержащих в себе числительнûе «два» и «три», с точки зрения их идеографической (смыс­ло­вой) прикрепленности. Несмотря на наличие достаточного числа работ по общим и частным вопросам фразеологии, проблема идеографирования русских фразеологизмов до сих пор остается вне исследовательского внимания. По сути, данная работа является первым опытом, имеющим целью в какой-то мере восполнить этот пðобел. Процедура получения идеографического спи­с­ка фразеологических контекстов слов «два» и «три» состояла в последовательном анализе словника «Фра­зе­ологического словаря русского языка» (М., 1986) с точки зрения принадлежности каждого ôðàçåîëîãèçìà со сло­вами «äâà» è «òðè» к той или иной лексико-семан­тической группе, представленной в идеографическом классификаторе. Кроме указанного выше источника, фра­зеологизмы отбирались из толковых словарей русского языка. По ходу нашего исследования для дальнейшей работы над темой мы картографировали фразеологические обороты со всеми количественными чи­слительными простой, сложной и составной структуры. Вот некоторые данные о фразеологизмах с количест­вен­ными числительными, отражающие меру их сравнительной употребительности: «1» — 101 ед., «2» — 21 ед., «3» — 9 ед., «4» — 5 ед., «5» — 2 ед., «7» — 1 ед., «9» — 1 ед., «10» — 4 ед.

Приведем отдельные фрагменты классификационной сетки смысловых групп, в которые вошли рассматриваемые фразеологизмы.

СУЩЕСТВОВАНИЕ, БЫТИЕ. Ìåæäó äâóõ îãíåé.

ПРОСТРАНСТВО. Â äâóõ (òðåõ, íåñêîëüêèõ) øàãàõ.

ВРЕМЯ. Â äâà ñ÷åòà. 

ÄÂÈÆÅÍÈÅ. Íà ñâîèõ (íà) äâîèõ. 

КОЛИЧЕСТВО. Ðàç-äâà (îäèí-äâà) (äà) è îá÷åëñÿ. 

КАЧЕСТВО. Íè äâà íè ïîëòîðà. 

ОТНОШЕНИЕ. Ïàëêà î äâóõ êîíöàõ.

ÑÐÀÂÍÅÍÈÅ. Äâà ñàïîãà ïàðà. Êàê äâå êàïëè âîäû. 

ЧЕЛОВЕК КАК ЖИВОЕ СУЩЕСТВО. Îò ãîðøêà äâà (òðè) âåðøêà. Î äâóõ ãîëîâàõ. Ãíóòü â òðè ïîãèáåëè. 

ЧЕЛОВЕК КАК РАЗУМНОЕ СУЩЕСТВО. Óáèòü äâóõ çàéöåâ. Íà äâà ôðîíòà. Ãîíÿòüñÿ çà äâóìÿ çàéöàìè. Çàáëóäèòüñÿ â òðåõ ñîñíàõ. Ñèäåòü ìåæäó äâóõ ñòóëüåâ.

Фразеологизмы с компонентамè «два» è «òðè» в русском языке составляют 30 единиц (ñ ÷èñëèòåëüíûì «два» — 21 åä., à ñ ÷èñëèòåëüíûì «òðè» — 9 åä.). Они покрывают как класс абстрактных отношений (10 ед.), так и класс, соотносящийся с материальным миром, кон­кретно с человеком (18 ед.). Из приведенных данных можно заключить, что фразеологизмы со словàìè «два» è «òðè», составляющие класс «Материальный мир. Че­ло­век», превышают число фразеологизмов, составляющих класс «Àбстрактные отношения и формы ñущеñòâî­âàíèÿ ìàòåðèè».

Внутри класса абстрактных отношений, насчитывающего 10 смысловых групп, фразеологизмы со сло­вàìè «äâà» è «òðè» обслуживают 8 групп: существование, бытие (1 åä. ñ ÷èñë. «äâà»), пространство (по 1 ед. со словами «äâà» è «òðè»), движение (1 åä. ñ ÷èñë. «äâà»), âðåìÿ (3 åä. ñ ÷èñë. «äâà»), количество (1 åä. ñ ÷èñë. «äâà»), качество (1 ед. с числ. «äâà»), отношение (1 ед. с числ. «äâà»), сравнение (2 åä. ñ ÷èñë. «äâà»). Соотносительность рассматриваемых фразеологизмов со смысловыми группами, выражающими изменение, порядок и причинность, нулевая. В группе «Âðåìÿ» фразеологизмы, выражающие одновременность, составляют 3 ед. Òàêîå æå êîëè÷åñòâî фразеологизмов îáñëó­æèâàåò ãðóïïó «Îòíîøåíèå» ñî çíà÷åíèåì ñðàâíåíèÿ. Внутри класса «Материальный мир. Человек» 5 фразеологизмов приходится на подкласс «Человек как живое существо» (2 åä. ñ ÷èñë. «äâà» è 3 åä. ñ ÷èñë. òðè) и 13 фразеологизмов — на подкласс «Человек как разумное существо» (10 åä. ñ ÷èñë. «äâà» è 3 åä. ñ ÷èñë. òðè).

Определенное число рассматриваемых фразеологизмов обслуживает не одну, а две или более смысловые группы.

Идеографическая классификация фразеологизмов пред­ставляет большой интерес как для теории языка, так и для методики преподавания языка. В теоретическом отношении такая классификация позволит создать новый тип словаря, в котором слова будут систематизированы не по алфавиту, а по смысловым классам и группам. В практическом отношении такая классификация позволит учителю при прохождении соответствующей темы обратиться к тем фразеологизмам, которые ее обслуживают.

жүктеу/скачать 0.58 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: