Необратимость времени в информационном пространстве лингвистики

2.1.2. Необратимость времени в информационном пространстве лингвистики.

Очевидно, следует согласиться с тем, что нет никаких сомнений в том, что эта особенность времени укоренена в вещах и отражает некий глубинный уровень реальности как физической, так и духовной. В.Я. Перминов выделяет четыре типа необратимости времени.

1. Историческая необратимость, по его мнению, связана с фактами неповторимости событий, невозвратимости ушедших лет, потерянных друзей и возможностей, конечности и бренности всего существующего. Все, кто хотя бы поверхностно изучал в свое время древнегреческую философию, помнят известное изречение Гераклита: «В одну и ту же реку нельзя войти дважды». Думать о том, что здесь подразумевается только «завершенность и неприкасаемость прошлого», было бы, пожалуй, недостаточно, потому что здесь скорее всего отражены необратимость времени и непроницаемость пространства. Действительно, как вернуть то недалекое прошлое, в котором жили и творили акад. Н.М. Шанский и А.Н. Тихонов, М.В. Панов и В.И. Кодухов, Л.П. Федоренко и Г.А. Фомичева, Н.Б. Экба и А.П. Окунева, Б.И. Садуллаев и Ф.С. Арсамакова. Это прошлое – не только фрагмент времени, но и фрагмент пространства, которое тоже изменилось и ушло в прошлое. Остались теории, которые они разрабатывали, идеи, которые они выдвигали, книги и статьи, которые они написали, лекции, прочитанные ими, но невозможно полностью восстановить ту атмосферу, в которой они жили, те реакции на их деятельность, свидетелями которых они были. Информационное пространство лингвистики, в котором они были сопричастны той или иной научной школе, сегодня уже совсем не то. И через год оно тоже будет другим, потому что процесс развития науки необратим. В нем – этом процессе – постоянно возникают новые теории, идеи, отношения. Лингвистика как наука постоянно находится в динамике.

Если в древнегреческой науке термин логос употреблялся более, чем в двадцати значениях, то сегодня мы применяем его в значении, не свойственном для древнегреческого периода развития науки (logos – учение), а также в значении, сформировавшемся под влиянием нового витка в развитии риторики в начале XXI века (логос – интеллектуальный аспект образа ритора).

Употреблять понятие логос в значении мысль, разум, слово, беседа, суждение, пословица, приказ, решение, всеобщий закон, основа мира, мировой разум и т.п. мы сможем только в том случае, когда анализируем древнегреческую науку. В современной лингвистике, литературоведении, философии подобное терминоупотребление невозможно, так как изменилась теоретическая база названных областей знания. А значит, и вопрос об эволюции в языкознании будет носить противоречивый характер, так как само развитие науки, в частности, лингвистики нарушает представление о линейном процессе. Наоборот, развитие лингвистики, как и любой другой науки, характеризуется скачкообразными переходами, разрывами, внезапными качественными изменениями. Информационное пространство лингвистики, накапливая с течением времени определенный объем информации, а также нарастающие в ней противоречия, как бы «взрывается» изнутри, образуя новые структуры и самоорганизуясь в некое новое целое.

Таким образом, историческая необратимость времени в информационном пространстве лингвистики и непроницаемость этого пространства есть в своей сути «характеристика прошлого как сферы событий, недосягаемой для нашего воздействия и существующей лишь в нашей памяти» [Перминов 2005: 46].

Мы можем только использовать теории, существовавшие в прошлом, но вернуть прошлое со всеми его нюансами и жить в нем мы не можем.

2. Физическая необратимость времени «состоит в том, что мир как некоторый процесс развертывается в одном направлении и не может развертываться в обратном направлении, т.е. от последующих» состояний к предыдущим [Перминов 2005: 46].

Таким образом, речь идет о запрете определенной траектории в развертывании событий, невозможности инверсии причинных цепей в реальных процессах.

Действительно, если в свое время В.В.Виноградовым было выделено «три круга» стилистических исследований, то сегодня насчитывается более двадцати направлений, нацеленных на изучение стилистического феномена и различных ноуменов в языке.

Описывая стилистику сегодня, мы не можем вернуться к прошлому состоянию, ибо более поздняя дифференциация, характерная для современного информационного пространства лингвистики, в нем не учтена.

3. Онтологическая необратимость времени «базируется на абстрактной онтологии и имеет в своей основе общее представление об ассиметрии причинной связи... которая определена необходимой структурой деятельности» [Перминов 2005:47].

Действительно, области «прошлого и будущего ассиметричны в том смысле, что наша деятельность всегда протекает по линии от прошлого к будущему, но не наоборот» [Перминов 2005:47].

И если в языковой материи мы можем проследить смещение категории времени (специалистам в области русского языка хорошо известна синонимия времен, наблюдаемая на материале прошедшего, настоящего и будущего времени глагола), то в лингвистической науке истолкование необратимости времени связано с деятельностным различением прошлого и будущего.

4. Математическая необратимость – наиболее абстрактное понятие, основанное на количественной характеристике времени как положительной величины.

По мнению В.Я. Перминова, «не существует ситуаций, принуждающих нас прибегать к отрицательному времени или к представлению об уменьшении времени» [Перминов 2005: 48].

Сам В.Я. Перминов приходит к выводу о том, что для исчисления времени существует линейная шкала и «что никакие реальные циклы и сколь угодно точные повторения не разрушают линейной шкалы времени и ее применимости ко всем событиям в мире.

Нетрудно видеть, что неустранимость линейной шкалы определена стремлением к однозначной упорядоченности событий, которая обусловлена социальной природой времени. Социальное взаимодействие предполагает наличие универсальной шкалы времени, однозначно упорядочивающей все события в мире. Возвращение событий в любом масштабе и с любой точностью не возвращает время, не разрушает его линейности, ибо время не эмпирическое, а онтологическое и социальное представление, которое не может быть замкнуто на одной части или на одном цикле реальных событий» [Перминов 2005: 52].

Аналогично представление о необратимости и линейности времени, примененное к развитию лингвистики, подводит нас к выводу о том, что свойства времени имеют деятельностный (социально-практический) характер.

Необходимо отметить, что подобная онтологическая концепция используется в науке реже, нежели физикалистская концепция времени. Почти все концепции времени, созданные в ХХ в., являются физикалистскими. С деятельностной точки зрения и физикалистские, и натуралистические подходы признаются несостоятельными.

Один из первых подходов в физикалистском аспекте был намечен у Аристотеля, считавшего, что «время есть мера движения», а значит «понятие времени формируется в сфере физического опыта на основе механизма абстракции и индукции» [Перминов 2005: 53].

В конце ХIX в. Л. Больцман, исследуя понятие энтропии как величины, определяющей степень неупорядоченности (хаотичности) системы, приходит к выводу о том, что необратимость времени фиксирует в себе «факт необратимого движения всех реальных физических систем к энергетическому минимуму».

Э. Мах считал, что понятие необратимости времени, основанное на представлении об энтропии, ошибочно, так как математические рассуждения не могут заставить абсолютно консервативную систему упругих атомов быть такой, какой является система, стремящаяся к конечному состоянию [Мах 1912: 133-134].

У Г. Рейхенбаха свойство необратимости времени связано с требованием ассиметрии причинной связи, которое, в свою очередь, основывается на принятии ряда конвенций (соглашение о единице времени, о ее равномерности, соглашение об одновременности событий).

И. Пригожин, в отличие от Больцмана, объясняющего явление энтропии в рамках механистического (траекторного) подхода, основывается на существовании объективной случайности, неустранимой из процесса становления всех сложных систем, которая и обеспечивает необратимость их развития.

И хотя с философских позиций физикалистские подходы обычно рассматриваются, как несостоятельные, необходимо отметить, что существует множество процессов, которые обладают свойством необратимости: процесс эволюции и самоорганизации в живой природе, развитие отдельного растения или животного, эволюция Вселенной в целом, развитие знания, науки и т.п. Интересно при этом, что «стрела времени», связанная с нарастанием энтропии, направлена от менее вероятных состояний к более вероятным. А предположим, «стрела времени», связанная с развитием отдельного организма, направлена в прямо противоположную сторону, однако только до определенного предела, так как с некоторого момента начинается отсчет времени, аналогичный тому, который представлен в процессе энтропии.

То есть мы сталкиваемся с фактом обратимости / необратимости процессов, а следовательно, возникает вопрос об обратимости / необратимости времени. При этом опять-таки встает вопрос о том, является ли это понятие универсальным или оно относится только к части процессов природы.

Было бы целесообразно согласиться с мнением В.Я. Перминова о том, что время «является в своей сути, элементом априорных представлений, одним из принципов абстрактной онтологии, навязанной нашему сознанию социально-практической ориентацией мышления» [Перминов 2005: 57].

Однако, возникает сомнение, связанное с вопросом о том, не соглашаемся ли мы с известным утверждением о том, что мир является комплексом моих ощущений. Субъективность времени – такая же спорная категория, как и другие понятия, связанные с категорией времени.

Итак, в первом приближении мы остановились на том, что в информационном пространстве лингвистики наблюдается необратимость времени. Что же касается особенностей языковой материи, то в ней прослеживаются процессы, выходящие за рамки представлений о линейном необратимом времени. Здесь мы сталкиваемся с различными явлениями парадоксального характера, типология которых отчасти определена в грамматиках, но не получила пока своего завершенного лингвофилософского обоснования, хотя существует множество работ философского, исторического, искусствоведческого, культурологического, естественнонаучного, лингвистического характера, оперирующих различными понятиями времени. Так, Ю.С. Степанов выявляет наличие следующих концептов, ссылаясь на материалы 17-го Международного конгресса исторических наук (Мадрид, 1990):

1) «пульсирующее время» в античной мифологии и в античных рассуждениях об истории (рассуждения о «воспламенениях», пульсациях мирообразований»);

2) «круговое» или «циклическое время» (в древнегреческой, римской культурах, в средневековой Европе, у Ф. Ницше);

3) ньютоновское линейное время, символизируемое прямой линией без начала и конца;

4) христианское линейное время, символизируемое прямой линией, имеющей начало и конец;

5) линейное время, идущее в направлении улучшения и прогресса, символизируемое прямой линией, идущей вверх;

6) линейное время, идущее в направлении регресса, символизируемое прямой линией, идущей вниз;

7) время как последовательность точек в исламской историографии, а также культуре европейского средневековья;

8) «спиральное время» (Дж. Вико, О Шпенглер, Х. Ортеги-и-Гассет);

9) «летописное время», или «время анналов», или «время анналиста»;

10) «время хроник», «время хрониста»;

11) «историческое время» [Степанов 2004: 244-245].

Над всем этим множеством частных понятий времени доминируют концепты циклического времени и линейного времени.

Действительно, следует согласиться, что развитие науки, в частности, лингвистики, может подчиняться линейному времени, однако развитие научного знания в разных цивилизациях ставит нас перед необходимостью рассмотрения вопроса о циклическом времени. Возможно, что цивилизации не располагаются на некоторой прямой прогресса, и время в ряду цивилизаций скорее циклическое [Степанов 2004: 247].

Однако, если учесть, что из одной цивилизации в другую может передаваться весь наличный фонд знаний, отраженных в письменных памятниках, то мы неизбежно должны сделать вывод о том, что «циклическое время» неминуемо «размыкается», смыкаясь на определенном отрезке с линейным временем. А это уже «пресловутая» спираль, которой в концепциях времени неизменно пренебрегают. Причем ее наличие не опровергает двух полярных положений о том, что она может быть «без начала и конца» или же, наоборот, иметь начало и конец.

Очевидно, во втором приближении необратимость времени в истории науки, в частности, в истории языкознания может быть связана со «спиралью», отражающей поступательное движение. Вероятнее всего, в данном случае необратимость времени, необратимость развития отдельного объекта и необратимость эволюции в целом будут иметь конгруэнтные, подобные модели, отражающие их структуры. А это означает, несмотря на парадоксальность вывода, что и время и развитие – суть процессы. То есть мы опять-таки возвращаемся к физикалистской концепции времени, и этот «порочный круг» сигнализирует о том, что поиски только начинаются. Истина, которая, казалось, находится где-то рядом, непостижимым образом ускользает от нас.

Конечно, было бы куда перспективней, став на точку зрения акад. Ю.С. Степанова, согласиться с Кантом: «Пространство и время – вот те созерцания, которые чистая математика кладет в основу всех своих познаний и суждений, выступающих одновременно как аподиктические и необходимые... Геометрия кладет в основу чистое созерцание пространства. Арифметика создает понятия своих чисел последовательным прибавлением единиц во времени...» [Кант Т. 4, 1965: 98-99].

Мысль о том, что числа используются не только для обозначения единиц во времени, но и для характеристики пространства, навряд ли может служить контраргументом в споре с Кантом, однако она возвращает нас к вопросу, который на протяжении длительного времени пытались разрешить многие философы (и не только философы): реально ли время или это чистая абстракция, существующая только в сознании человека? Разрешая его, они по-разному отвечали на него. Наш современник В.Я. Перминов пришел к выводу, что это абстракция, сформировавшаяся в нашем сознании в результате деятельности.

Беркли, Юм, Мах ставили время в зависимость от индивидуального сознания. Так, ирландский священник (впоследствии епископ) Джордж Беркли, сформулировав в качестве своего основного положения тезис о том, что вещи суть комбинации наших ощущений, критикует Ньютона за абстрактное и теоретическое время, существующее вне духа: «Лучшей грамматикой в указанном нами смысле должен быть, конечно, признан трактат по механике, доказанной и примененной к природе философом соседней нации, которому удивляется весь мир. Я не возьмусь делать замечания о заслугах этой необыкновенной личности, но некоторые высказанные ею мнения столь прямо противоположны учению, которое мы только что изложили...» [Беркли 1978: 222]. «Во введении к этому внушающему справедливое удивление трактату время, пространство и движение делятся на абсолютные и относительные, истинные и кажущиеся, математические и обычные (vulgar), каковое разделение предполагает, как автор подробно объясняет, что эти величины имеют существование вне духа и рассматриваются обыкновенно по отношению к ощущаемым вещам, к которым они, однако, по свойству своей собственной природы не имеют никакого отношения» [Беркли 1978: 222].

Кант рассматривал время как априорную форму чувственного созерцания. И Ю.С. Степанов считает, что точка зрения Канта о времени как априорной форме созерцания представляется до сего дня наиболее аргументированной [Степанов 2004: 236]. Между тем, в философии диалектического материализма считалось, что идеи Лобачевского, Римана, Гаусса, Бойай сыграли особую роль в создании теории времени: открытие неэвклидовой геометрии опровергло кантовское учение о времени как внеопытной форме чувственного восприятия.

Гегель рассматривал время как категорию абсолютного духа. Интересно, что в лингвофилософской концепции Ю.С. Степанова понимание времени как категории отрицается. Опираясь на статью А.И. Гребенкина, созданную в начале ХХ в., Ю.С. Степанов пишет: «Если рассматривать «Время» как Категорию, аналогичную категории «Сущность», то в этой Категории должно быть обнаружено такое строение, как в категории «Сущность», т.е. отдельные моменты времени должны быть видами, или видовыми понятиями, по отношению к Времени вообще, которое будет в таком случае их родом, или родовым понятием. Но это совершенно невозможно» [Степанов 2004: 240]. Однако, если допустить, что время – это абстракция, сформировавшаяся в нашем сознании и применяемая в различных науках, то в этом случае время должно выступать как категория.

Итак, постараемся дать рабочую формулировку понятию время, которое мы использовали и предполагаем использовать в своих дальнейших исследованиях: «Время – это длительность процесса, объективно существующего как в материальном, так и в ментальном мире. Этот процесс субъективно воспринимается человеком через сознание, ощущения, а также с помощью сверхчувственного и сверхрационального восприятия. В научных изысканиях время существует как категория (в физике, астрономии, математике, истории, философии и др. науках). В языке оно представлено различными грамматическими и семантическими категориями. Если в реальной действительности оно обладает свойством необратимости, то в языке оно представляет некую абстракцию, превращенную форму, невыводимую из содержания».

И наконец, если предположить, что время – это одна из форм материи, представленной брадионами, люксонами или тахионами, то придется признать распространенную в современной физике точку зрения, согласно которой материя становится равнозначной и взаимозаменяемой с энергией. Способно ли при этом время превращаться в энергию или существуют некие другие законы его функционирования во Вселенной? В связи с этим считаем целесообразным повторить мысль Л.В. Лескова о квантово-механическом феномене, разновидностью которого является мэон – физический референт семантического пространства во Вселенной. «Если передача информации осуществляется с участием мэона, то скорость этого процесса может превышать скорость света.... мэон не характеризуется стрелой времени: прошлое, настоящее и будущее для него как бы синхронны» [Лесков 1994: 511]. Образно говоря, это состояние, когда «секунда равна вечности».