Литературные связи

В настоящей, второй части теоретического курса «Литературные связи (Русская литература и Восток)» рассматриваются тенденции развития русско-восточных литературных связей конца ХIХ–ХХ вв., анализируется процесс освоения русскими писателями восточной тематики, реальной жизни народов Востока. В частности раскрываются темы: концепция Востока в творчестве И.А. Бунина, Н.Гумелева, «Персидские мотивы» С.Есенина, анализируются восточные строки Анны Ахматовой.

Пособие предназначено для студентов-филологов, аспирантов, и преподавателей гуманитарных факультетов, читающих лекции по изучению проблем литературных взаимосвязей.

Ответственный редактор: доктор филологических наук,

профессор Умуров Х.У.
Самаркандский госуниверситет им. А. Навои, 2012.

ТЕМА 1.

1. 
   Развитие традиции русской ориенталистики в начале ХХ века.
   
2. 
   Школа русского ориентализма в ХХ веке.
   
3. 
   Расширение географии культурных взаимодействий.
   

Богатейшие традиции русской ориенталистики XIX в. по­лучили необычайный взлет и расцвет в ХХ веке. Разнообразие литературных направлений, школ диктовало своеобразие использования восточных моти­вов в творчестве русских писателей, но объединял их "путь духовного общения через века и барьеры разноязычия, путь к "серд­цам братьев", учеба у них, приобщение к их эстетическим ценностям и их человеческой душе". Символисты, акмеисты, футуристы, отдельные поэты искали свои точки соприкос­новения с богатейшей культурой Востока, привлекая ее для решения своих эстетических задач, что служило обо­гащению русской литературы.

Результат изучения «ориентальных» интересов русских писателей исследуемого периода – это выявление существенной составляющей литературного процесса в России. Расцвет ориентализма в русской поэзии конца ХIX-начала XX вв. вызвал интерес к восприятию не только формы восточной поэзии, русские поэты постигли человека Востока в личностном плане, его надежды, чая­ния, философию, образ жизни. Приобщаясь к этому миру, поэты художественно осваивали не только то, что им было близко, но и стре­мились постигнуть бытие и дух восточных народов.

В ХХ веке выделилась группа литераторов, философов, историков, публицистов, экономистов, назвавшая себя евразийцами. К наиболее видным представителям евразийства принято относить Петра Савицкого, Георгия Вернадского (сына знаменитого академика), Георгия Флоровского, Льва Карсавина, Николая Трубецкого, Петра Сувчинского. Евразийцы считали, что Россию необходимо рассматривать как часть гигантского континента Евразии с особой, не похожей на западный путь, исторической судьбой. Они полагали также, что самые благоприятные возможности для отечества связаны с восточными влияниями.

Религиозный философ и поэт Владимир Соловьев (1853-1900) был предан идее единства человечества. Споря с поздними славянофилами, он писал: «Русская национальная идея... не может исключать принципа справедливости и всечеловеческой солидарности». В 1896 году он опубликовал очерк «Магомет. Его жизнь и религиозное учение». Сущность и главное содержание истинной религии, отмечал русский мыслитель, Мухаммед видел в единобожии. "Единством Божиим логически требуется единство человечества, связанного с Богом". Ссылаясь на Коран, Соловьев развивал мысль о том, что Мухаммед исходил из принципа изначального наличия одной истинной веры у человечества. В заслугу Мухаммеду В.Соловьев ставил то, что тот осуждал всякую религиозную исключительность и требовал "одинакового признания всех исторически различных проявлений истинной религии".

Русский философ счел неверным мнение тех европейцев, которые приписывали мусульманскому пророку "нелепый богохульный догмат о предопределении к злу, то есть, что Бог по произволу своему предназначил одним быть добрыми и спастись, а другим быть злыми и погибнуть". Большим достоинством ислама Соловьев считал неразделимость веры и дел веры. Кроме того, со всей решительностью он отводил от учения Мухаммеда обвинения в фанатизме, нетерпимости, в проповеди насилия и т.д. Религия Мухаммеда, полагал русский мыслитель, "еще будет если не развиваться, то распространяться", ибо "духовное молоко Корана нужно человечеству...".

В русской литературе данного периода исследователи выделяют две тенденции обращения к восточной поэзии. Первая тенден­ция связана с творчеством А.С.Пушкина, наметившего теоретические основы взаимодействия с поэ­зией других народов: "открыть новые миры, стремясь по следам гения". Второе направление - чисто декоративное использование элементов ориентализма для создания экзотичес­кой картины. Поэты этого направления, не будучи глубо­ко знакомы с первоисточниками, ограничивались лишь внеш­ним подражанием.

В русской поэзии конца XIX-XX вв. обе эти тенденции получили свое дальнейшее развитие. С одной сто­роны, глубокое постижение восточного миропонимания, восточной поэтики в творчестве В.Брюсова, К.Бальмонта, В.Хлебникова, Н.Гумилева, с другой стороны - "гафизство", мода на Восток, одна из разновидностей эпикурейства в восточ­ном, экзотическом одеянии.

Большое воздействие на русскую ориентальную литера­туру оказала научная ориенталистика. В России выходят в свет труды по истории, культуре народов Востока выдающихся ученых египтолога Б.А.Тураева, ираниста С.А.Полякова, арабиста Е.Ю.Крачковского. Русские ученые расшифровывают и переводят на русский язык письменные источники, собирают фольклор наро­дов Востока. Меняются и пути взаимодействия русской и восточной культур. Если раньше роль посредника в литера­турных контактах выполнял Запад, то на рубеже веков русские читатели получили возможность непосредственно знакомиться с первоисточниками.

Большую роль в распространении знаний о Востоке среди просвещенной части России и в постижении эстетических ценностей народов Востока сыграли труды выдающихся русских востоковедов-буддологов И.П.Минаева, В.П. Васильева, С.Ф.Ольденбурга, Ф.И.Щербатского. Благодаря их работам перед русским читателем открывался огромный мир восточных народов с присущим им мышлением, мировоззрением, философией, религией. Значительным событием в востоковедческой литературе явился: перевод на русский язык буддийской канонической книги, замечательного памятника древнеиндийской философии и литературы «Сутты-Нипаты» - одного из самых ранних произведений буддийской литературы, и как сказано в предисловии к нему, - «прекрасно изъясняющее дух, правила и строй возвышенной нравственной жизни».

Значительно расширяется и география культурных взаимодействий. В первой половине 19 в. поэты черпали вдохновение в основном на Кавказе, Крыму. Русские поэты начала ХХ века обращаются к лите­ратуре Японии, Китая, Индии, Латинской Америки, соверша­ют путешествия по странам Ближнего и Дальнего Востока. Мечтает о путешествии на Восток А.П.Чехов. Несколько пу­тешествий по восточным странам предпринимает И.Бунин. Триж­ды устремляется на Арабский Восток Н.Гумилев. "Сыном Азии" называет себя В.Хлебников, родившийся в Астрахани и неоднократно возвращавшийся в родные места.

XX век принес новую волну интереса к Востоку, ее культуре философским и религиозным системам и в среде творческой интеллигенции. Увлечение восточной литературой пережили Вячеслав Иванов, пробующий писать в стиле японской танка, Валерий Брюсов, мечтавший создать антологию поэзии всех времен и народов, куда вошли бы поэты Индии, Китая, Японии, Персии, Николай Гумилев, которого восхищала китайская поэзия. Максимилиан Волошин собирался после учебы в Париже, "отбросив все европейское" и оставив только человеческое, идти учиться к другим цивилизациям, "искать истины - в Индию и Китай", причем "идти не в качестве путешественника", а пилигримом, "пешком, с мешком за спиной, стараясь проникнуть в дух незнакомой сущности...". Восточные мотивы и влияния звучат в поэзии Бальмонта и Белого, который задумал написать трилогию под общим названием «Восток или Запад", в бунинской поздней прозе, в пришвинском "Черном арабе". Интенсивный и своеобразный поиск вел в этом направлении Николай Клюев, совершив в 1908-1910 годах несколько путешествий на Восток, доходя до Западного Китая и Тибета. Цели путешествий до сих пор не вполне ясны, но выводы Клюева неожиданно категоричны:

"Сгинь Запад-змея и блудница!

Нам сужденный отрок - Восток".

Бродил по пескам Северной Персии в первые годы революции, вдыхая «пряные запахи Востока», и Велемир Хлебников. "Шагай через пустыню Азии, где блещет призрак Аза", - писал он, понимая под "Азом" первопричину сущего. А чего стоят его научные предвидения: "В пласте науки предвидится пласт азийский" или неожиданные для непрактичного странника политические призывы: "На кольцо европейских союзов можно ответить кольцом азиатских союзов - дружбой мусульман, китайцев и русских". Мережковский убеждал читателя, что в новом столетии нужно, не противопоставляя, по его мнению, на манер Петра I, Азию - Европе, попытаться соединить созерцательный мистицизм Востока с деятельной активностью Запада. И можно ли пройти мимо знаменитых "Скифов" Блока, воплотивших весь драматизм взаимоотношений "двух враждебных рас" - и, несмотря на то, ставших высоким манифестом евразийского единения?

Изучение культур других народов не могло не оказать влияние и на русскую литературу. Поток ориентальных произведений вносит свои коррективы и в речевую стихию русской поэзии, насыщая ориентальной лексикой и фразеологией даже обычные произведения. Особенности восточного искусства как части духовно­го мира стали предметом не только поэтических реминис­ценций, но теоретического осмысления. М.Волошин размыш­ляет о сути мусульманства в статье "М.С.Сарьян". В популярных журналах "Весы", "Аполлон", "Золотое руно" печатаются обзоры выставок, новинок ориентальных книг, альбомов, поддерживаются связи с другими странами. Таким образом, ориенталистика стала одной из составляющих русской культуры в целом.

Контрольные вопросы:

1. 
   Особенности русско-восточных литературных связей.
   
2. 
   Развитие научной ориенталистики.
   

1. 
   Брюсов В. Собрание сочинений в 9 томах. - М., "Художественная литература". – Т.2.,1974. - С.462.
   
2. 
   Гумилев Н. "Стихотворения и поэмы". - Л., 1988. - С.315.
   
3. 
   Гумилев Н. "Дитя Аллаха", Журнал "Аполлон". – М., 1917, № 7-8. - С. 24.
   
4. 
   Мандельштам 0. "Армения. Стихотворения". - Л., 1973. - С.142
   

В ХХ веке в русской литературе Хафиз ста­новится традиционным образом-символом не только искусства, но в целом Востока. Образ поэта как служителя красоте, вдохновению, появляется в поэзии многих русских поэтов. Конечно, в эпоху бурных исторических катаклизмов в России появилась и мода на "хафизство", как культ "чистой красоты" и наслаждения.

С творчеством Хафиза чувствовали близость и поэ­ты, художники, создавшие в 1906 году в Петербурге об­щество "Северный Хафиз" или "Хафизаты". В кружок вош­ли К.Сомов, Л.Бакст, Вячеслав Иванов, М.Кузмин, Н.Нувель, А.Зиновьева-Аннибал. Хафизаты именовали се­бя специальными именами: Кузмин - Антиной, Вячеслав Иванов - Гиперион, Эль-Руми, К.Сомов-Аладин. Пла­ны кружка были обширными - создавать произведения в восточном стиле, издавать сборники. Опоры о загадочной вос­точной душе, о поэзии нашли отражение в стихотворения М.Кузмина "Друзьям Хафиза" и Вячеслава Иванова "Палатка Хафиза" и "Встреча гостей" (1). Для сборника "Северный Хафиз" Кузмин подготовил стихотворение, написанное им в стиле персидско-таджикского классика "Зачем Луна", "Мне не спится". Именно газели Хафиза берет в качестве подражания Брюсов, когда составляет "Сны человечества. Лирические отражения всемирной истории".

Отголоски персидской поэзии, как формальные, так и тематические, мы находим в нескольких стихотворениях Гумилева, вошедших в его последний сборник: "Огненный столп": "Подражание персидскому", "Персидская миниатюра" и "Пьяный дервиш".

Интерес русских поэтов к Хафизу рождает интерес к жанровой специфике восточной поэзии, и особое внимание - классическому жанру персидско-таджикской поэзии - газели. Жанр газели появился в русской поэзии в конце 1820 -1830-х гг. (Менцов, П.Петров). Многие поэты стали создавать "газэлы", "газеллы", "почти газэллы» (3, 4). Из больших русских поэтов XIX века формой газели пользовался Фет. Невероятной точности в передаче этой формы достигает Фет в цикле "Из Хафиза". Русский поэт перевел 35 газелей Хафиза по немецкому изданию Даумера. Своим переводам из Хафиза Фет предпослал также переведенные им строки из Гете - эпиграф к разделу "Из Хафиза" в его "Западно-Восточном Диване".

Моду на газели ввел поэт Михаил Кузмин своим циклом "Венок весен" (1908). Все 30 газелей Кузмина - тонкое, чувственное восприятие Востока, свидетельство культурной широты поэта. Герои газель Кузмина - красавицы Гюльнара, Зулейка, Фатима, образы 1001 ночи, Александр Македонский, Хафиз. Поэт использует саму форму газели, ее ритмику и синтаксический строй.

Кузмин не пытается слепо следовать классическим образ­цам. Если для Фета форма газели - естест­венное выражение чувств героя, то для Кузмина поиски но­вого стилевого решения - это творческая игра. Этот поиск поэт не скрывал, наоборот, подчеркивал процесс творчест­ва озорным нарушением канона (что характерно для искус­ства модернизма). В канве восточных узоров и образов вдруг на­рочито используется чисто русский образ, что, казалось бы, стилистически неприемлемо. В газелях выпадает из вос­точного колорита слова "гусляры", "яро", "ларчик", "кро­кусы", "ромашка", но этим Кузмин создает свой особый аро­мат поэзии.

Иные цели ставил перед собой В.Брюсов, создавая в 1913 году персидские четверостишия и газели. Эти произ­ведения должны были стать составной частью грандиозного замысла В.Брюсова - хрестоматии всемирной поэзии "Сны человечества" (2). Поэт пытался воспроизвести на русском языке форму лирики всех стран и народов. Созданные поэтом образцы восточной поэзии - пример тонкого проникновения в мир Востока. Газели Брюсова, во­шедшие позже в сборник "Опыты по метрике и ритмике, по Эвфонии и созвучиям, по строфике и формам" (М.,1918 г.) свидетельствуют о таланте перевоплощения поэта в иную национальную стихию.

К.Бальмонт обращается к жанру газели, как и другим жанрам восточной классической поэзии, в трудный период своего творчества. Кризис поэтики символизма привел его в поэтических исканиях к поэзии Омара Хайяма (у Баль­монта - Хэйям), суфитов. В своих газелях Бальмонт точ­но передает и стилевые особенности, и ориентально-гиперболическую высокость этого жанра. К жанру газели обращаются И.Северянин, Вяч. Иванов, Г.Иванов и другие поэты, которые также ищут собственной интерпретации, своего понимания жанра. Газель, как одна из популярных жанров русской ориенталистики, открыла путь другим жанрам восточной поэзии. Русские поэты пишут подражания касыде, рубай и др. восточным формам.

Расцвет ориентализма в русской поэзии вызвал не только интерес к восприятию формы восточной поэзии, русскими поэтами ХХ века: В.Хлебниковым, Каменским, Асеевевым, М. Кузминым (Кто видел Мекку и Медину - блажен!), Н.Клюевым (Недаром мерещиться Мекка олонецкой серой судьбе), А. Ахматовой ("Как рысьи глаза твои, Азия"), Г.Ивановым ("Сияла ночь Омар Хайяму"), С.Есенининым был постигнут человек Востока в личностном плане, его надежды, чая­ния, философия, образ жизни. Приобщаясь к этому миру, поэты брали не только то, что им было близко, но и стре­мились постигнуть и уважительно воспроизвести то, что составляло особенность бытия или духа восточных народов. Этот путь "всемирной отзывчивости" обогатил русскую литературу прекрасными поэтическими открытиями. Замечательный современный русский писатель и поэт Тимур Зульфикаров написал:

Там, где Русь касалась древней Азии

Как вода песков,

Там цвели, там восходили дивно

Изумрудные христово-мусульманские оазисы.

1. Жанр газели в творчестве:

• 
  Михаила Кузмина.
  
• 
  В.Брюсова.
  
• 
  К.Бальмонта.
  

5. 
   Иванов Вячеслав. Возрождение. Газэла. ч.1. - М., 1911.
   
6. 
   Кузмин. Осенние озера. СПб. - М., 1912. - С.171.
   
7. 
   Фет А.А. Полное собрание стихотворений. - Л., 1959. - С. 829.
   
8. 
   Величко В. "Восточные мотивы". СПБ, 1894. - С. 3, 25, 41.
   

ТЕМА 2. КОНЦЕПЦИЯ ВОСТОКА В ТВОРЧЕСТВЕ И.А. БУНИНА

1. 
   Особенности ориентального творчества Бунина.
   
2. 
   Восточные мотивы в поэтическом творчестве Бунина.
   
3. 
   Ориентальная проза Бунина.
   

Нобелевский лауреат Иван Алексеевич Бунин (1870-1953) занимает весьма значитель­ное место в ряду представителей русской культуры, чей интерес к Востоку был глубоким и непреходящим. Ориентальное творчество Бунина — чрезвычайно своеобразное явление в литературе первой четверти XX в., когда проблема «Запад — Восток» овладела умами множества философов, историков и писате­лей России. Говорить в этом плане о Бунине следует не только потому, что он много и плодотворно писал о Востоке, демонстрируя не в отвлеченной полемике, а в самой художественной практике идею «пушкинского» западно-восточного синтеза.

Творчество Бунина привлекает в первую очередь тем, что в ней заключена оригинальная концепция взаимодействия русского художника с действительностью и культурой Востока, — концепция, впитавшая в себя демократические традиции русской поэтической ориенталистики. Бунин в «Освобождении Толстого» писал, опираясь на высказывание Достоевского о Пушкине: «Некоторый род людей обладает способностью особенно сильно чувствовать не только свое время, но и чужое, прошлое, не только свою страну, но и другие, чужие, не только самого себя, но и ближнего своего, то есть, как принято говорить, «способностью перевоплощаться» (1.IX.47).

Эта пушкинская «способность перевоплощаться» как важнейшая черта таланта Бунина-ориенталиста и должна быть поставлена в центр вни­мания при изучении его восточной поэзии. Человек Востока и человек Запада. Сделав отправной точкой своей ориентальной поэзии первую, общую, «человеческую» половину данной формулы. Бунин нейтрализует этим антагонизм и контрастное звуча­ние второй. Поэт стремится не к противопоставлению разных типов мышления и бытия, а к художественному открытию объективно существующих, исторически сложившихся национальных различий.

Известную роль в постижении Востока сыграло серьезное знакомство Бунина с классической (в том числе и арабской) восточной поэзией. Из нее художник избирает лишь те мотивы и образы, которые не про­тиворечат его собственной эстетической системе. В блестящем «арабском цикле» Бунин после посещения Турции, Египта, Сирии, Палестины, Алжира, Туниса создал неповторимый образ Востока. Величавая поэзия Магомета и светлая чувственность «Песни Песней», древняя индусская мудрость и грозные пророчества «Книги Мертвых», образы арабского поэта VI в. Имру-уль-Кайса и малайский пантун, турецкая легенда и татарская поговорка, грузинская песня и сирийский апокриф, иранский миф и «Гулистан» Саади — все это питает восточную поэзию Бунина так же, как сама живая действительность Египта и Да­гестана, Цейлона и Нубии.

Ему были дороги гордость и достоинство мусульман перед лицом европейских завоевателей. По мнению Бунина, среда, характер, колорит должны возникать не из домысленных, воображенных пли за­имствованных сюжетов или слов, но в первую очередь, из непосредст­венно увиденного и прочувствованного материала. Постоянное стремление положить в основу своего метода максимально приближенное к «источникам», углубленное постижение исторической и национальной сущности бытия и человека привело Бунина к своеоб­разию главных принципов построения характера арабского феллаха, пастуха, бедуина — к открытию «своего Востока».

Дорожные встречи с людьми иной веры, культуры, впечатления, размышления о богатейшем духовно-эстетическом наследии восточных народов, их истории становятся темой ориентальных стихотворений И.Бунина: «Стон», «Путеводные знаки», «Зайнаб», «Ра-Озирис, владыка и света…», «За измену», «Могила в скале», «У публийских черных хижин…», «Отлив», «Магомет и изгнании».

В 1903-1906 гг. И.Бунин обращается к Корану. «Готовясь к поездке, Бунин изучал и Коран, читал книги о "святой земле" А.Олесницкого и Тышендорфа, книгу Тышендорфа для него переводила Вера Николаевна, читал он также книгу о Востоке французского ученого Масперо» (2). Непосредственные апелляции к тексту и авторитету Библии и Корана — постоянное свойство Бунина-очеркиста и поэта. Из Корана взяты многочисленные версии, имена, сюжеты, герои, эпиграфы. Но это лишь внешние при­знаки «коранических» стихотворений Бунина. По существу же, обра­щаясь к Корану, русский поэт становится не просто пересказчиком текста той или иной суры, а ее поэтическим толкователем. По-видимому, эта способность воспринять Коран как бы душой магометанина, оставаясь в то же время самим собой, сделать героем своего цикла духовного двойника Магомета — пророка ислама и поэзии — также во многом определила глубину проникновения Бу­нина «в знойную тайну Востока».

Говоря о том или ином кораническом персонаже, арабском феллахе, пастухе, бедуине, Бунин не просто проникает в мир действий, поступков, мыслей героя, но в своем постоянном стремлении к национальному пре­ображению начинает уже «эстетически мыслить» категориями инонацио­нального, восточного образного ряда. Так, стихотворение «Магомет в изгнании» проникнуто тоской изгнанного пророка, и тоска эта раскрыта «изнутри», в той единственно возмож­ной форме, которую избирает Бунин: «Скорбные слова его звучали, Как источник, позабытый, богом» (l.I.260).В стихотворении "Зеленый стяг" поэт передает особенность психологии мусульманина раба пророка, неистово проповедующего идеи Корана:

Проклят тот, кто велений Корана не слышит.

Проклят тот, кто угас

Для молитвы и битв, кто для жизни не дышит,

Как бесплодный Геджас.

Мерилом человеческой жизни являются "символы веры" (1.I.259).

Мысль о строгой предопределенности жизни челове­ка звучит и в стихотворениях "Бессмертный", "Иерусалим". Стихот­ворение Бунина "Мулы" напоминает "Тучи" М. С. Лермонтова. Та же идея дороги, путника, ищущего душевного покоя. Но Бунин, оказавшись в чужой стране, вдруг видит привычную картину осеннего неба глазами человека Востока, рождаются совершенно иные ассоциации, меняется колорит стихот­ворения, поэт говорит словами Корана:

«Под сводом хмурых туч, спокойствием объятых,

Ненастный день темнел, и ночь была близка,

Грядой далеких гор молочно-синеватых,

На грани мертвых вод лежали облака» (1.I.319).

Своего рода декларацией бунинского понимания проблемы нацио­нального характера человека Востока и его изображения в искусстве яв­ляется стихотворение «Бедуин».

В долине зной и свет.

Воркует дикий голубь. На герани,

На олеандрах — вешний алый цвет.

И он дремотно ноет, воспевая

Зной, олеандр, герань и тамариск. . . (1.I. 305).

В стихотворении «Каир» читателя могут привлечь краски пейзажа, детали жизни большого города на краю пустыни. Бунинская природа противостоит любым попыткам привнести, какой бы то ни было, элемент условности в восточный пейзаж. Отсюда — выразительность, ясность и точность, живая человеческая наполненность картин природы «арабского цикла», почти невиданные даже у больших поэтов начала века, воспринимавших ориен­тальный пейзаж чаще как способ самовыражения, чем как аспект вос­произведения реалистической среды.

Для Бунина природа Египта или Сирии интересна сама по себе как один из важных и естественных первоэлементов всего восточного мира и бытия, среды, в которой формируется и с которой взаимо­действует милый его сердцу человек пустыни; и как частица «своего Востока», воплощаемого им в «арабской цикле».

«Как древен этот смуглый люд, орошающий поля, едущий по доли­нам на осликах, отдыхающий вместе с буйволами под жидкой тенью смоковниц», — тепло пишет Бунин в очерке «Дельта» (1.III.346). Прошлое Востока, история его пирамид, фараонов, религиозных учений ожи­вает в бунинской поэзии потому, что и в этом, как и в стихах о природе, его привлекают в первую очередь не пирамиды, фараоны и молитвы, а душа человеческая.

В стихотворении «Могила в скале» он об­лекает свои размышления в эпическую форму притчи, полной деталей, не вызывающих сомнений в реальности происшедшего. Не слу­чайно спустя два года после опубликования глубоких поэтических строк «Могилы в скале» он, описывая в одном из очерков посещение Великой пирамиды Хуфу, передает те же чувства и те же ощущения, все так же остро волнующие его: « Исчезают века, тысячелетия, — и вот братски соединяется моя рука с рукой аравийского пленника, клавшего эти камни. . .» (1.III.355).

В этом мысленном рукопожатии братьев, быть может, заключается главный смысл и главная ценность «арабского цикла» и всего ориен­тального наследия Бунина, действительно сделавшего Восток «своим».

Большой интерес также представляет ориентальная проза И. Бунина. Рассказы «Братья», «Город царя царей» имеет принципиальное значение для всестороннего понимания ориентального творчества Бунина. Именно в них наиболее полно отразилось мировоззрение писателя, сконцентрировались его важнейшие гуманные идеи о недопустимости вражды и розни между «земными братьями», независимо от цвета их кожи.

Афины, Яффа, Иерусалим, Хеврон, Вифлеем, Иерихон, Бейрут, Баатьбек, Дамаск - вот неполный перечень городов, по которым путешествовал Бунин. Результатом этого путешествия явился цикл очерков «Тень птицы» - произведение, в котором непосредственные впечатления преподносятся писателем сквозь призму его творческого воображения и глубоких раздумий над богатейшим духовно-эстетическим, историческим наследием народов Востока.

Важной вехой в творческой биографии И. Бунина явилось его путешествие на Цейлон (1911). Под впечатлением этой поездки им написан целый ряд поэтических и прозаических произведений. Сказочный, фантастический мир природы Цейлона предстает в стихотворениях «Цейлон», «Аллагала». Еще более богата «цейлонская» проза Бунина, главное место в которой принадлежит рассказам «Братья» и «Соотечественник».

Бунинская ориентальная проза с ее величайшим уважением к истории и культуре других народов, с ее глубинным пониманием специфики инонационального мира, с ее гуманистическим пафосом по праву принадлежит к золотому фонду русской литературы о Востоке.

1. 
   Источники ориентальных интересов Бунина
   
2. 
   Коранические мотивы в творчестве Бунина
   
3. 
   Образ Востока в «арабском цикле».
   
4. 
   Назовите ориентальные стихотворения Бунина.
   
5. 
   Особенности ориентальной прозы Бунина
   

1. 
   Бунин. Собрание сочинений в 9 томах. - М.: Художественная литература, 1967.
   
2. 
   Бунин И. Литературное наследство. В двух книгах. - М.: Наука, 1973. - С. 408..
   
3. 
   Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии. - М., 1977. - С. 34.
   
4. 
   Конрад Н.И. Запад и Восток. - М., 1972.
   
5. 
   Ориентальная проза И.Бунина и духовно-эстетическое наследие народов Востока: Русская литература и Восток. - Ташкент: Фан, 1988.
   
6. 
   Проблемы взаимодействия художественных культур Запада и Востока в новое и новейшее время: Тезисы докладов и сообщений. - М., 1989.
   
7. 
   П. И. Тартаковский. Поэзия Бунина и арабский Восток. // «Народы Азии и Африки» - Ташкент, 1971, № 1.