специфическим для этого раздела, но почти всегда оттеняется не
только разработкой, но и
элементами интенсивного развития внутри самого раздела. Более того, можно сказать, что
номерная композиция не только «размывается» током динамичного развития в экспозициях
классических сонатных аллегри, но и в генетическом плане может рассматриваться лишь как
результат преодоления сквозного мотивного движения доклассической сонаты — притом
результат «несовершенный», «компромиссный» и тем самым — художественно яркий,
убедительный, действенный. Интрига — сюжетная, драматическая — в экспозиции еще не
развивается, но она уже ощутима,
165
скрыта в композиционной расстановке, в пропорциях и порядке появления тем, в их
тональных
отношениях, в особенностях самого музыкального материала. Она прорывается
также и в первых движениях, в возникающих вдруг переломах и сдвигах. Она проникает с
композиционного уровня в синтаксис самих тем, особенно в главную тему сонатного типа, в
итоге превращая статичные данности в целые монодрамы, сцены, характеризующие героев
музыкальной истории.
Как известно, в произведениях сонатной формы средние развивающие разделы по их
тематической организации нередко называют разработочными вариантами экспозиции. Но не
менее часты и случаи, в которых первому разделу можно было бы присвоить название
экспозиционного варианта разработки.
И все же специфика экспозиции в ином — в демонстрации тем и их соотношений. В них, в
расстановке материала, как в остановленном кадре остросюжетной ленты, заключена свойст-
венная экспозиции фаза затаившегося сюжетного развития. Заметим попутно,
что аналогия
между разработкой и экспозицией, к которой мы еще вернемся в следующей главе, может
быть дополнена также и сравнением экспозиции со вступлением. Вступления, как уже
отмечалось во второй главе, издавна обладали большим функциональным потенциалом,
развертывающимся в таких жанрах, как прелюдия, фантазия, увертюра, до полного комплекса.
Уже поэтому можно говорить об элементах экспозиционного изложения, развившихся
исторически во вводных фазах. Сходство этих двух разделов
усиливается к тому же их
принадлежностью к первым этапам становления художественного мира, частыми
совмещениями вступительных и экспозиционных функций в произведениях, где вводная фаза
не выделяется в особый раздел.
Но здесь нам важнее указать на другие параллели и различия. И вступление, и экспозиция —
суть пространства, но первое формуется и развертывается по преимуществу как фон, среда,
атмосфера, а второе — как система действующих, точнее готовых к действию сил, как
предметно-переменная сфера. Будучи одновременно процессуальной и вневременной,
экспозиция требует и двух соответствующих этим сторонам подходов при восприятии и
анализе.
Затаившееся, дремлющее, остановленное в мгновении действие порождает в экспозиции
целую систему тематических приемов. Из всего множества компонентов и приемов этой
системы мы выделим лишь порядок появления тем, порядок
чередования разных ракурсов
экспонирования и их совмещения.
В самих словах «порядок», «расстановка» уже заключена двойственность экспозиции — ее
процессуальность и пространственность. Экспозиционное пространство — это
однонаправленное, векторно ориентированное поле, передвижение по которому разрешается
только в одном направлении, и этим законом обусловлены, например, важные различия
первой и второй тем.
Соотношение первой и второй тем сонатной экспозиции детально изучено и охарактеризовано
как сопряжение главной и побочной партий. В этой связи существенны принципы так на-
зываемого производного контраста, закономерности тонального плана, а также указания на
характерные образные соотношения главной и побочной тем.
Необратимость композиционного времени обусловливает особый характер восприятия второй
темы и ее специфику.
Во-первых, именно вторая тема оказывается в условиях, которые благоприятствуют
проявлению психологического феномена текущей апперцепции: все,
что уже прозвучало в
разделе главной партии, сохраняется в памяти и накладывается на побочную, накладывает
отпечаток на облик второй темы. Ее выразительность, ее действенность обеспечиваются уже
не только ею самой, не только организацией ее собственного звукового тела, но и тем, что уже
хранится в виде свежих следов в слуховой памяти. Получается так, что будучи сама по себе
неконтрастной, побочная тема в восприятии оказывается внутренне поляризованной. Она
содержит два слоя — реальный и представляемый, причем ассоциативным фоном ее
оказывается впечатление присутствия другого, контрастного ей начала.
Если главная тема
должна своими силами обнаружить внутренний динамизм и потому именно главная тема
чаще всего оказывается богатой реально выявленными контрастами, то побочная тема уже в
значительно меньшей мере нуждается в этом. И как раз присутствие другого антифонного
контрастного начала и обнаруживается в виде типичных проявлений производного контраста.
Главная тема еще живет в памяти в виде следов активного ритмического пульса, характерных
интонаций, периодически прорывающихся в тему побочной партии. Сказанное вовсе не озна-
чает, конечно, что композитор не может осознанно вводить в нее элементы производности. Но
даже если он и не думает об этом, сама тематическая инерция первой темы обнаруживается в
сопоставляемой с ней побочной теме.
Производность проявляется не только в подчас трудно обнаруживаемых, но действенных для
слушателя моментах общности (звуковой и интонационной). Не менее важно и все то, что
оказывается в побочной теме абсолютно новым при сравнении с главной. Это новое в
условиях подчинения бетховенскому принципу диалектики оказывается соотнесенным со
старым как негатив с позитивом, как антитезис с тезисом. Побочная тема — антистрофа —
оказывается женственной при мужественной главной теме, напевной при энергичной,
ритмически скандированной главной и т. п. Выбор этих противопоставлений опирается на
выработанную в музыкальном языке эпохи, в стиле композитора систему противостояний, но
в целом оказывается творчески свободным. И лишь тональное противостояние жестко
регламентируется. В целом же при диалогическом конфликте двух тем экспозиции в них
всегда гораздо
больше общего, чем это ка-
167
жется на первый взгляд. Кое-что из элементов общности оказывается как бы выведенным за
скобки — например, фортепианный тембр в сонате для фортепиано, индивидуальная манера
исполнителя в произведении для солирующего инструмента и другие элементы. Кое-что
фиксируется грамматикой как специальное средство внесения производности. Рассмотрим с этой
точки зрения соотношение главной и побочной тем в сонате для скрипки и фортепиано ор. 30 № 3
Бетховена, для чего достаточно привести начальные четырехтакты обеих тем.
20а)
Общее «за скобками»: тембры инструментов, один и тот же темп, метрическая организация такта,
набор ритмических единиц (полутакты, восьмушки и шестнадцатые). Общее в антитезах: мажор
—
минор, восхождение по звукам трезвучия — спад по трезвучию, мелодическая пульсация —
гармоническое тремоло, пиано — форте, отчлененность четырехтакта от последующего —
соединение с последующим, отсутствие разграничения аккомпанемента и ведущего голоса —
четкая разграниченность, тутти в пиано — солирование в форте. Общее в интонационных перено-
сах, обеспечивающее производность: активная ритмическая остановка на второй восьмушке. В
главной теме она сочетается с нисходящей секундой
Достарыңызбен бөлісу: