гибко и многократно изменяться, образуя прихотливую индивидуальную динамическую картину,
подчиненную фантазии автора. И все же при всей автономности законов музыкального
компонирования, при очень большой его свободе начало, середина и конец музыкальной формы
«небезразличны» к триаде -сторон содержания.
Начало более всего тяготеет к характеристичности.
Для
середины, средней фазы развертывания музыкальной формы более естественна
процессуальная установка, внутренняя динамика эмоциональных нарастаний и спадов развития.
Знакомый материал обычно уже вовлечен здесь в перипетии развития. Заинтересованность
направлена не столько на сами темы, сколько на их судьбу. Слушатель втягивается в нее, со-
переживает развитие — эмоция сопереживания начинает выходить на первый план.
Заключительная же фаза музыкального процесса тяготеет к логически-смысловой стороне
содержания.
Не случайно репризы и коды нередко носят оттенок обобщенности, не случайно в конце дается
вывод, резюме, краткое конспективное изложение тем предыдущих разделов произведения,
сопряжение главных конфликтных сил и выделение этого сопряжения как главного.
Основания такого функционального
наполнения заключительных фаз, такого тяготения к
логически-смысловой стороне различны.
Одно из них заключается в том, что «обобщение» в инструментальной музыке, не связанной
прямо со словесным текстом
279
и с возможностью оперирования понятиями, оказывается возможным лишь после того, как
будут изложены «мысли», «предметы», «темы», подлежащие обобщению.
Другое
основание связано с тем, что операции обобщения, синтезирования легче
осуществляются, если их материалом являются сравнительно компактные, краткие единицы.
В естественном языке такими элементами являются слова — единицы, сочетающие краткость
с большой емкостью. В музыке наиболее удобным материалом являются единицы
синтаксического уровня — звуки-интонации, мотивы, краткие фразы, а не развернутые,
законченные темы. Но отдельные звуки и обороты приобретают большую смысловую
наполненность
лишь в том случае, если они выступают как представители более крупных
образований, а не сами по себе, то есть в случае действия принципа «часть вместо целого —
pars pro toto».
Заключительные разделы как раз и дают простор для действия принципа репрезентации,
благодаря которому мотив, оборот и даже отдельный звук вызывает в памяти впечатление от
темы в целом, уже знакомой слушателю по предыдущим разделам произведения, уже
прошедшей перипетии развития и вновь восстановленной в репризе. Звуки, мотивы, обороты
оказываются здесь тематически значимыми. Но замещая собой большие темы, они гораздо
легче вступают во взаимодействие друг с другом, что и позволяет моделировать в
музыкально-интонационном
материале процессы обобщения, быстрого охвата мыслью всех
предыдущих стадий, их оценки, переоценки и т. п. Мысль уже не отягощена здесь всей
предметно-звуковой тяжестью музыкальной материи, эмоциональной вязкостью
«романической» или «детективной» фабулы развития, она лишь легко касается этих сторон и
парит над ними.
Принцип репрезентации, разумеется, действует более широко, не ограничивая себя рамками
заключительной фазы. И все же в наибольшей мере он присущ именно ей.
Для того чтобы выявить специфичность действия рассматриваемого принципа в
заключительных разделах музыкальной формы, остановимся
кратко на сравнительном
анализе его проявлений в разных участках триады «начало — середина — конец».
Собственно говоря, действие принципа pars pro toto по отношению к оригинальному
музыкальному материалу конкретного произведения становится возможным сразу же после
полного начального его изложения — после экспозиции. А если этот материал невелик и
составляет, например, одну короткую тему, то развитие, опирающееся на прием вычленения
элементов темы, может начаться уже во второй части простой формы с развивающей
серединой. Примеры подобного рода можно найти даже внутри периода. Однако при таких
условиях операции обобщения, резюмирования развернуться в полном объеме еще не могут,
так как исходный материал сравнительно мал.
280
Если, правда, иметь в виду не только оригинальный материал, но и весь комплекс
музыкальных средств,
используемых в произведении, то, конечно, можно утверждать, что
принцип репрезентации начинает действовать с самых начальных участков музыкальной
формы. Однако в этом случае мы уже имеем дело с той особой разновидностью обобщения
(соотнесения, связи и т. п.), которая касается не оригинального материала произведения, а
языка музыки в целом, известных слушателю музыкальных средств, приемов, знакомых
интонаций, жанров, стилей, всего того, что составляет достояние
музыкального опыта
слушателя, что зафиксировано в культуре. Этот вид обобщения, одним из важных, но частных
случаев которого является «обобщение через жанр», основан на знании музыкального языка.
Предельным по яркости примером действия принципа «часть вместо целого» является
рассмотренный в третьей главе феномен оценки первого аккорда как тонического. Здесь
целым оказывается классическая музыка во всей совокупности известных слушателю
произведений, начинающихся в подавляющем большинстве случаев тоникой. Частью же,
точнее частным случаем, — начало данного конкретного произведения. Первый аккорд здесь
оценивается как один образцовый солдат из целого полка, как типичное дерево такой-то
породы, как носитель общего, заранее хорошо известного качества.
Внимание на явлениях такой репрезентации составляет суть
экспозиционной установки и
соответствует одной из функций экспозиции — ввести слушателя в ту музыкально-языковую
и стилевую среду, которая является основой данного сочинения.
Что же касается нового оригинального материала, то полное изложение его в экспозиции, а
также необходимое для запоминания повторение занимают сравнительно большое время, и
поэтому процессы вычленения, связанные с последующим развитием и разнообразными
музыкально-логическими его приемами, отодвигаются к средним и заключительным разделам
формы, а это и значит, что возможности логически-смыслового оперирования
Достарыңызбен бөлісу: