Людмила алексеева. История инакомыслия в СССР

ПРАВОСЛАВНЫЕ

Католическая церковь Литвы оказывает довольно сильное сопротивление претензиям властей вмешиваться в ее внутреннюю жизнь, и ведущей силой этого сопротивления являются священники. Протестантские церкви пошли на раскол именно из-за разногласий о допустимой степени подчинения жизни церкви государственному диктату. Отказавшаяся от государственного контроля часть у адвентистов и пятидесятников сравнима по численности с согласившимися на этот контроль, а у баптистов составляет заметную их часть. Властям приходится учитывать, что усиленное давление на официальную протестантскую церковь, может привести к оттоку верующих в неофициальную часть церкви. Вследствие этого при постоянных гонениях на отказывающиеся от государственного контроля общины власти заигрывают с их единоверцами, входящими в официальную церковь и не лишают их самостоятельности настолько, как это имеет место по отношению к РПЦ, где сопротивление напору властей едва заметно. Я полагаю, что причины слабого отпора РПЦ государственному диктату и как следствие этого – особо униженного ее положения – прежде всего исторические.

Православная церковь, возникшая 16 веков назад в Византии, с самого начала находилась под покровительством государственной власти и в подчиненном по отношению к ней положении. На Русь православие пришло по воле еекнязей, и тоже как государственная религия, каковой оно и оставалось до 1917 г. Со времен Петра церковь была официально подчинена Священному синоду, во главе которого стоял царский чиновник – обер-прокурор.

В начале нынешнего века православие вместе со всем русским обществом переживало период исканий. Среди образованной части клира и мирян возникла тяга к обновлению церкви, возможность которого видели прежде всего в высвобождении ее из-под компрометирующей и развращающей власти государства. В 1905 г., в период первой русской революции, православная иерархия большинством высказалась за упразднение Синода и восстановление патриаршества, причем глава церкви мыслился как избираемый на Всероссийском соборе. Этим была бы соблюдена соборность РПЦ, очень привлекательная и для массы верующих, и для священников. Восстановление патриаршества и регулярно собираемых соборов как высшей церковной власти было верным путем к духовному возрождению церкви и к возрождению ее авторитета среди разочаровавшейся в ней части русского общества. Трагизм истории проявился в том, что собор, восстановивший патриаршество, утраченное более двух веков назад, провозгласивший долгожданную соборность РПЦ и определивший основы церковного управления исходя из самостоятельности церкви по отношению к церковной власти, состоялся в 1917 г., т.е. совпал с приходом к власти в России непримиримых атеистов – большевиков. Таким образом, первые самостоятельные шаги в многовековой истории РПЦ ей пришлось делать в высшей степени неблагоприятных условиях. Ни иерархия, ни клир так и не получили возможности приобрести опыт самостоятельной от государства церковной жизни, перестроить соответственно свое мышление. Древняя традиция опоры на власть и полное отсутствие опыта сопротивления ей сделали РПЦ беззащитной перед новой властью, которая отнюдь не предлагала церкви привычного ей союза и покровительства, а поставила свой целью ее уничтожение и вообще искоренение религии.

Нажим на РПЦ со стороны советской власти начался раньше, чем на «сектантов», которые не испытывали гонений вплоть до 1929 г. Аресты православных священников имели место с самого начала большевистского правления. И новая власть, и православное духовенство не всегда могли отделить чисто церковную позицию от политической поддержки свергнутого строя. Многие священники действительно выступали как политические враги большевиков, и те расправлялись с ними с жестокостью, неадекватной оказанному сопротивлению, обычно лишь словесному. Но нередки были случаи, когда арестовывали, а то и убивали только за принадлежность к духовному сословию: в глазах апологетов нового строя всякий православный священник олицетворял «проклятое прошлое» и был «за царя».

В атмосфере революционных лет произошло отдаление массы верующих от РПЦ. Те, кто исповедовал православие лишь по традиции или из конформизма к государственной религии, не только забыли путь в церковь, но и равнодушно отнеслись к ее разгрому новой властью. Аресты священников, закрытие, а то и разрушение храмов, происходившее по всей стране, лишь в единичных случаях вызывало сопротивление. Из 8 тысяч человек, зачисленных в мартиролог РПЦ за советский период за мученичество лишь незначительную часть составляют оказавшие активное сопротивление разрушению церкви и ее поруганию; большинство приняли мученичество безропотно.

Во второй половине 20-х годов на фоне натиска властей на традиционную православную церковь произошел заметный всплеск обновленчества.

В основе этого движения лежала идея модернизации обветшавших традиций РПЦ, связанных с ее подчинением самодержавной власти и с богословской отсталостью русского духовенства. Но, к несчастью для обновленческого движения, на него сделала ставку новая власть в своем стремлении приручить и разрушить православие. Лидеры обновленческой церкви оказались или запуганы или развращены государственной поддержкой; бескомпромиссных устранили арестами. Но власти перестарались: «красные попы» были скомпрометированы причастностью к расправам над деятелями традиционной церкви, и обновленческие храмы стояли пустыми. Традиционная же церковь укрепила свой авторитет благодаря твердости, а то и мученичеству своих служителей: подавляющее большинство верующих остались верны традиционной церкви.

Видя провал обновленчества, власти перестали его поддерживать и направили усилия на приручение староправославной церкви, к этому времени уже очень ослабленной пережитыми гонениями. Несколько лет поисков среди высшего духовенства людей, готовых на компромисс с властью, и физическое устранение противников такого компромисса дали результат к 1927 г., когда митрополит Сергий выступил с программой примирения РПЦ с новой властью, надеясь спасти этим церковь от гонений. Он заявил о полной лояльности церкви по отношению к атеистическому правительству и его идеологии:
«Мы хотим быть православными, и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи».

Сергий от имени церкви соглашался на главное требование властей, которое до тех пор церковь отвергала, – на регистрацию всех ее служителей органами власти. Значительная часть духовенства пошла за Сергием, хотя не сразу и не без сильного давления властей, безжалостно загонявших непокорных иерархов и священников в лагеря, где многие из них погибли.

Лишь небольшая часть духовенства публично отказалась от «приспособленчества», как называли тогда сергиевское направление. Отколовшиеся образовали несколько групп, так и не объединившихся между собой. Их общим названием стало название одной из групп – «истинно-православная церковь» (ИПЦ); иногда их называли «тихоновцами» (по имени патриарха, умершего в 1925 г.) или «непоминающими», так как все эти группы роднил отказ поминать в молитве власти страны и отказ вступать с ними в какие-либо отношения, в том числе отказ от регистрации. Среди отколовшихся преобладали тяготевшие к крайне правому крылу православного духовенства, но были среди них и люди, не имевшие какой-либо политической позиции, а лишь непримиримые в вопросах чистоты веры, готовые на мученичество. Трудно сказать, какова была численность отколовшихся в 1928 г. и какова она сейчас. После войны большинство «непоминающих» вернулось в сергианскую церковь; ИПЦ, которая с момента возникновения и до сих пор находится под запретом, сейчас представляет собой секту без иерархии, и ее деятельность почти не проявляется вовне. Зачастую идеология нынешних приверженцев катакомбной церкви носит апокалиптический характер.

Приспособленчество не спасло РПЦ от притеснений и массовых арестов священнослужителей в 30-е годы. К 1938 г. трое из 8 членов патриаршего Синода были расстреляны, из архиереев на свободе были лишь четверо. Число патриарших приходов по всей стране не превышало сотни. [2]

В годы войны произошел поворот в политике советского государства по отношению к религии. Для РПЦ этот поворот ознаменовался тем, что 4 сентября 1944 г. Сталин принял трех митрополитов-примиренцев – Сергия, Алексия и Николая. 8 сентября 18 архиереев, наспех собранных по лагерям, избрали патриархом митрополита Сергия.

С тех пор назначение на эту должность и на все высшие должности в РПЦ находится в полной зависимости от государства, и, естественно, кандидатуры подбираются такие, на полную покорность которых власти могут твердо положиться.

После смерти Сергия Собор, собравшийся в 1945 г., избрал патриархом Алексия, стоявшего во главе РПЦ до 1971 г.

Возобновление патриаршества означало как бы заключение своеобразного «конкордата» между атеистическим государством и РПЦ, и этот негласный «конкордат» соблюдался до конца жизни Сталина. Московская патриархия исполняла свою сторону соглашения молчанием по поводу унизительного подчиненного положения церкви и прямым сотрудничеством с внешней политикой СССР вплоть до публичной лжи об отсутствии притеснений церкви в советском государстве и заверений, что у нас нет узников-христиан; государство – открытием 22 тысяч православных храмов, прежде им закрытых, двух духовных академий и 8 семинарий, какого-то числа монастырей, хотя многие православные священники продолжали оставаться в лагерях и вышли оттуда лишь по амнистии после смерти Сталина. Хрущев нарушил этот «конкордат». В 1960-1964 гг. более половины недавно открытых храмов вновь были закрыты, как и большинство семинарий и монастырей. Из 30 тысяч православных священников, имевших приходы в 1959 г., к 1962 г. сохранили их только 14,5 тысяч. [3]

К 1975 г. в СССР действовали лишь 7500 православных церквей. [4]

Но наиболее разрушительные для РПЦ последствия были достигнуты не прямым насилием государства, а проведены по указке государственных чиновников руками высшего церковного руководства.

В июле 1961 г. на Архиерейском соборе было принято изменение приходского устава. [5] Новый устав поставил священника в полную зависимость от приходского совета из 20 мирян, в подборе которых решающую роль играют местные власти и уполномоченный Совета по делам религий и культов. В результате православных священников лишили возможности руководить жизнью прихода, они оказались на положении наемных работников. С тех пор священник не может без разрешения местной власти или уполномоченного навещать своих прихожан, даже умирающих, ни у них дома, ни в больнице, не может совершить отпевание на дому. Ему запрещено пускать в храм детей, причащать и исповедовать их; священник должен требовать документы у родителей, принесших крестить ребенка, и у молодой пары, желающей обвенчаться, а потом он обязан по первому требованию уполномоченного отдать ему списки совершивших крещение, венчание, отпевание, и тем стать в положение доносчика по отношению к своим прихожанам, так как часто эти сведения используются для преследований обращавшихся в церковь людей на работе, по месту учебы и т.д.

Священников, в чем-либо нарушивших эти жесткие требования, уполномоченный немедленно лишает регистрационной справки, что ведет к утрате прихода, а патриархия не склонна ни заступаться за оказавшихся таким образом безработными священников, ни назначать их в новый приход. Распоряжение регистрационной справкой фактически дает возможность уполномоченным цензуровать проповеди каждого священника, и опять-таки патриархия не отстаивает право священника хотя бы в храме свободно говорить со своей паствой. В результате проповеди в РПЦ стали редким явлением. Как правило, для них выбирают не связанные с интересами верующих темы. К тому же очень низкий уровень преподавания в духовных учебных заведениях не способствует подготовке хороших проповедников, не развивает у священников вкус к проповедничеству, и деятельность большинства священников свелась к требоисполнительству.

Архиерейское собрание 1961 г. приняло новый устав как временный, до следующего Собора. Ссылкой на временность Совет ДРК, навязавший этот документ архиереям, и архиереи, принявшие его, оставили себе возможность легкого отказа от него в случае, если его введение вызвало бы слишком бурное сопротивление: созвав собор, можно было легко смягчить это постановление или даже отменить его (как это было на съезде Всесоюзного Совета Евангельских христиан-баптистов в 1963 г. с «Новым положением ВСЕХБ» и «Инструктивным письмом старшим пресвиретам», введенным было в 1960 г. – См. главу «Евангельские христиане-баптисты», стр. 142-146).

Изменение приходского устава вызвало общее недовольство в русской православной церкви – как клира (против которого непосредственно оно было направлено), так и мирян (которые по новому уставу полностью отстранялись от жизни прихода, вернее, приход как таковой просто переставал существовать, осталась от него одна «двадцатка»). Тем не менее в открытых действиях это недовольство проявилось весьма слабо, особенно если сравнить реакцию на аналогичные постановления баптистских общин и католической церкви в Литве, где большинство священнослужителей и верующих просто отказались его исполнять как противоречащее канонам церкви (см. главу «Литовцы», стр. 46-47).

Через 4 года после введения нового устава РПЦ в Патриархию обратились с письмом 8 архиепископов во главе с Гермогеном, архиепископом Калужским. Это письмо не было открытым, но стало известно в церковных кругах. Архиепископы просили патриарха пересмотреть постановление 1961 г., поскольку за 4 года стало ясно, что оно разрушительно влияет на церковную жизнь. Патриархия не ответила, если не считать ответом удаление архиепископа Гермогена из его епархии в монастырь. После этого большинство архиепископов, подписавших письмо вместе с Гермогеном, отказались от своих подписей. [6]

В декабре 1965 г. по этому же поводу выступили два молодых священника – Николай Эшлиман и Глеб Якунин. Они направили открытые письма патриарху, всем епископам и председателю Президиума Верховного Совета СССР Подгорному. [7] В письме Подгорному они требовали прекращения вмешательства Совета по делам религий и его уполномоченных во внутрицерковную жизнь, апеллируя к закону об отделении церкви от государства и конституционным гарантиям свободы вероисповедания. В письмах патриарху и епископам они просили отменить постановление 1961 г. как неканоническое и губительное для церкви. Они убеждали высокую церковную иерархию добиваться созыва Поместного собора для отмены постановления и для решения вопроса о составе руководства РПЦ. Таким образом, Николай Эшлиман и Глеб Якунин взяли на себя те же функции, что и Инициативная группа ЕХБ в 1961 г., однако их не поддержал никто из приходских священников. Эшлиман и Якунин были отстранены от священнической службы, [8] и на этом закончились усилия добиться отмены постановления 1961 г. изнутри церкви. Извне Эшлимана и Якунина поддержали несколькими письмами.

Наиболее известно письмо 12 верующих Кировской области, составленное одним из подписавших его – Борисом Владимировичем Талантовым. [9]

Б.В. Талантов – 65-летний в то время преподаватель математики, сын священника, погибшего в сталинских лагерях, автор нескольких статей о нарушении прав РПЦ и ее бедственном положении, а также статей на общеполитические темы. [10] Письмо 12 верующих попало за рубеж и было передано по Би-Би-Си на Советский Союз. Митрополиту Никодиму, ведающему внешними сношениями и Патриархии, газета «Юманите» задала по этому поводу вопрос. Никодим заявил, что письмо это – анонимное, и факты о давлении властей на церковь, в нем изложенные, не соответствуют действительности. Местные органы КГБ стали добиваться от подписавших письмо подтверждения заверений митрополита Никодима. Давление было такое, что трое из авторов письма скончались, семинарист Н. Каменских был исключен из семинарии, но ни один из подписавших от подписи не отказался. Более того, Талантов в публичном заявлении подтвердил верность фактов, изложенных в письме 12-ти. [11] В 1969 г. он был арестован, приговорен к трем годам заключения «за клевету» и умер в тюремной больнице. [12]

Однако ни отстранение от служения архиепископа Гермогена, ни лишение приходов священников Н. Эшлимана и Г. Якунина, ни трагические судьбы авторов письма из Перми, сделавшие явным прямое сотрудничество высшей иерархии РПЦ с властями в ущерб интересам церкви, не вызвали даже слабых попыток противостоять властям и покорной им патриархии ни со стороны клира, ни со стороны мирян. Все ограничилось несколькими письмами в самиздате (в основном анонимными) и пересудами в церковной и околоцерковной среде.

Очередной собор состоялся в 1971 г., когда умер патриарх Алексий и надлежало поставить на патриаршество его преемника. Решились обратиться к собору с просьбой об отмене постановления 1961 г. лишь те же Эшлиман и Якунин, пребывавшие за штатом, [13] и еще священник Н. Гайнов с тремя мирянами просили об отставке митрополита Никодима, скомпрометировавшего себя многократной ложью перед зарубежными единоверцами об истинном положении РПЦ. [14] Гайнов, как и два его непокорных коллеги, был лишен прихода. Собор утвердил ненавистное постановление, и оно определило всю жизнь РПЦ по сю пору. Единственным публичным протестом на все это было письмо А.И. Солженицына новому патриарху:

Это письмо вызвало несколько откликов в самиздате. Одни поддерживали Солженицына, другие упрекали его в том, что он призывает патриарха к жертве, что недопустимо с христианской точки зрения. [16] Но скоро обсуждение иссякло, и снова все замолкло. Нестерпимая, казалось бы, ситуация привилась, с ней смирились. Священники, стремящиеся и в этих условиях исполнять свой пастырский долг, рискуя потерять приход, время от времени тайком нарушают постановление, связывающее их по рукам и ногам, но в целом церковь покорилась диктату атеистической власти. Е. Барабанов в статье «Раскол церкви и мира» объясняет поразительную «послушность» многотысячной массы священников и многомиллионной массы прихожан РПЦ «невеселым парадоксом»:

Внутри церкви попыткой нарушения неписаных, но от этого не менее жестких запретов явочным порядком была проповедническая деятельность священника Дмитрия Дудко в 1973-1979 гг.

Начал он ее в Никольской церкви в Москве, где много лет был священником и пользовался любовью своей очень многочисленной паствы именно за склонность к проповедничеству, нравственному наставлению.

8 декабря 1973 г., на очередной субботней службе, о. Дмитрий обратился к находившимся в храме с предложением написать ему записочки (не подписанные) с указанием желательной темы беседы в следующую субботнюю службу или с вопросами, на которые они хотели бы услышать ответ священника. О. Дудко удалось провести 11 таких бесед. Записи их изданы в сборнике «О нашем уповании». [18] Темы их главным образом нравственно-религиозные. Дудко призывал отказаться от пьянства и сквернословия, от роскоши, наставлял хранить и укреплять семью. Богословский уровень бесед очень невысок, даже примитивен, рассуждения Дудко изобилуют погрешностями против канонов, лексикон пестрит вульгаризмами, в нем часты советские словесные штампы. Но несмотря на это успех бесед, затеянных священником, оказался ошеломляющим. Уже на второй беседе, о которой он сделал предупреждение за неделю, храм был переполнен, и с каждым разом слушателей все прибывало. Чтобы иметь возможность присутствовать на беседе, надо было прийти заранее и отстоять все время на ногах, в духоте. Но это не останавливало людей, истомившихся по духовной пище.

После 10-й беседы о. Дудко был отстранен от служения в Никольском храме, 11-ю беседу он провел на дому. Не помогли сотни подписей прихожан, умолявших патриархию оставить им любимого батюшку; его перевели в подмосковный храм (большой прогресс по сравнению с судьбой Эшлимана и Якунина. Возможно, «мягкость» патриарха по отношению к Дудко объяснялась чрезвычайной его популярностью в православном зарубежье: эмигрантская русская пресса превозносила Дудко до небес, записи его бесед вышли в нескольких изданиях).

Далекий путь за город не остановил многочисленных поклонников о. Дудко – и там церковь была полна. В 1978 г. о. Дудко стал издавать еженедельно церковную самиздатскую газету «В свете преображения». Он заявлял свое мнение не только по вопросам религиозной жизни, но осудил расстрел царской семьи большевиками и несколько раз открыто солидаризировался с борцами за гражданские права в случаях, выходивших за рамки чисто религиозных проблем.

10 декабря 1975 г. в День прав человека о. Дмитрий подписал коллективное заявление правозащитников, адресованное мировой общественности, в котором обрисовывалось положение с правами человека в СССР. [19] В январе 1976 г. он поставил свою подпись под письмом в защиту Сергея Ковалева, осужденного за причастность к «Хронике текущих событий» и «Хронике Литовской католической церкви». [20]

В течение 6 лет проповедническая и общественная деятельность Дудко продолжалась почти беспрепятственно, он лишь еще раз был переведен в другой храм, тоже в Подмосковье. [21] Тем не менее среди священников он остался одиноким в своем начинании, ему никто не последовал, что, возможно, предопределило и уж во всяком случае облегчило арест о. Дмитрия Дудко 15 января 1980 г. [22]

Проповеднический эксперимент о. Дудко наглядно показал, что в советском обществе действительно возродился интерес к религии. Сам Дудко и многие приверженцы православия склонны отождествлять это явление с возрождением РПЦ. Я думаю, точнее назвать происходящее возможностью такого возрождения, но не действительным возрождением.

Тяга к церкви создалась не ее усилиями, она порождена процессом разложения, распада официальной идеологии. Этот процесс распространился по всей стране, охватил все социальные слои. Огромные массы людей заполняют образовавшийся умственный и духовный вакуум пьянством. Ищущие натуры устремились в самые разные сферы человеческой деятельности – от садоводства до философии. Наибольший приток произошел, естественно, к вытесненным в свое время официальной идеологией традиционным формам сознания – национальным и религиозным. Однако пробуждение интереса к религии, который у русских обращен в большинстве случаев к традиционному для них православию, не привел к возрождению РПЦ – она по-прежнему пребывает в глубоком упадке. Новые прихожане, появившиеся в храмах (главным образом этот процесс заметен в Москве и Ленинграде, гораздо менее – в провинции), не изменили застывшей атмосферы церковной жизни, содержание которой и сейчас почти полностью исчерпывается требоисполнительством. Значительная часть новых прихожан приняла православие в этой господствующей в РПЦ консервативно-стилизованной («старушечьей», по выражению Е. Барабанова) форме. [23]

Осмысление нынешнего положения церкви, духовный и философский поиск у православных вынужденно происходит вне церкви, иерархия никак не поддерживает его (даже о. Дудко не советовал своим духовным детям искать что-то вне церкви).

В самиздате имеется несколько авторов, олицетворяющих направления этих поисков. Наиболее активным и вызывающим наибольший отклик является направление, которое выступает не как религиозное в «чистом виде», а как национально-религиозное. У представителей этого направления превалирующий мотив – их русскость, обязательным и важным элементом которой является православие (А. Солженицын, И. Шафаревич, В. Борисов, а также участники подпольной организации Всероссийский социал-христианский союз освобождения народа, издатели неподцензурного журнала «Вече» – см. об этом направлении в главе «Русское национальное движение»).

Публицисты, у которых христианское сознание в «чистом виде», не подмененное национальной идеологией, немногочисленны, но они сделали ту необходимую работу, без которой невозможно осмысление нынешнего положения РПЦ и ее проблем.

Самый литературно плодовитый из этих публицистов – церковный писатель Анатолий Левитин-Краснов (1915 г.р., эмигрировал в 1974 г.). В нескольких книгах и многих статьях он воссоздал в деталях историю РПЦ после революции – ее разгрома до войны и удушения в послевоенные годы. [24] Лев Регельсон (1939 г.р.) опубликовал «Трагедию русской церкви» – сборник документов и обзор споров в РПЦ в 1920-х – 1930-х гг.

Анализ советского законодательства в области религии и всестороннее описание нынешнего положения РПЦ, живущей по этим предписаниям, дали в своих знаменитых письмах 1965 г. Н. Эшлиман и Г. Якунин. В 1979 г. Г. Якунин выступил с докладом «О современном положении РПЦ и перспективах религиозного возрождения России». [26] Этот доклад является как бы продолжением анализа положения РПЦ, сделанного в письмах Якунина и Эшлимана. Тезисы Якунина о религиозном законодательстве, по которому живет РПЦ, совпадают с мнением И. Шафаревича, сделавшего доклад о советском законодательстве в области религии для Комитета прав человека в 1972 г. [27]

Защита прав РПЦ и православных верующих тоже осуществляется вне церкви. Ни патриарх, ни епископы такой деятельностью не занимаются ни открыто, ни в форме «тайной дипломатии».

После уже упоминавшегося письма епископа Гермогена, известно лишь одно выступление в защиту РПЦ, исходившее от представителя высшей православной иерархии, – письмо Брежневу от Феодосия, епископа Полтавского и Кременчугского (1977 г.), где описаны притеснения, которые он и его паства терпят от местного уполномоченного по делам религии. [28]

Под письмами православных верующих в органы власти с протестами против очередного закрытия храма, с просьбой открыть закрытый храм или с жалобами на притеснения церкви местной властью ни разу не подписался никто из епископов или священников. Об узниках совести – православных, осужденных за защиту церкви, становится известно не благодаря публичным заявлениям из церковных кругов, как это имеет место у католиков и протестантов, а благодаря «Хронике текущих событий» или независимым правозащитным ассоциациям: в начале 70-х годов – Комитета прав человека в СССР, с середины 70-х годов – Московской Хельсинкской группы.

30 декабря 1976 г. в Москве был создан Христианский комитет защиты прав верующих в СССР. Его основателем был отец Глеб Якунин. Кроме него, в Комитет вошли иеродиакон Варсонофий Хайбулин, находившийся «за штатом» и мирянин Виктор Капитанчук, а несколько позже мирянин Вадим Щеглов. Основатели Комитета заявили, [29] что в Советском Союзе реализация провозглашенного Конституцией принципа свободы совести наталкивается на значительные трудности в связи с отношением к религии государства, строящего безрелигиозное общество. Это выражается не только в характере действующего законодательства, но и в нарушениях со стороны государственной администрации даже тех прав, которые законом верующим предоставляются. Между тем верующие составляют значительную часть населения, и нормализация их положения является жизненно необходимой для всего общества. Поскольку епископат Русской православной церкви и руководители других религиозных организаций в силу различных причин не занимаются защитой прав верующих, эта защита верующих должна стать делом христианской общественности, в связи с чем и организован Комитет защиты прав верующих в СССР.

Комитет поставил своей задачей собирать, изучать и распространять информацию о положении верующих в СССР, оказывать консультативную помощь верующим в случае нарушений их гражданских прав, обращаться в государственные инстанции по вопросам защиты прав верующих, содействовать совершенствованию советского законодательства о религии. Члены Комитета заявили, что хотя он образован православными, они намерены проявить инициативу в деле защиты религиозной свободы всех верующих Советского Союза, независимо от вероисповедания.

Создание такого Комитета было практическим шагом к объединению усилий всех христианских церквей, имеющихся в Советском Союзе, для совместного отстаивания свободы вероисповедания и церковной жизни, против дискриминации верующих. Эта тенденция впервые проявилась в совместном обращении членов христианских церквей СССР в июне 1975 г. о положении религии в советском государстве, которое подписали евангельские христиане-пятидесятники, председатель Всесоюзной церкви верных и свободных адвентистов, члены церкви Христа, члены католической церкви Литвы и члены Русской православной церкви. [30]

В Комитет защиты прав верующих обращались с самыми разнообразными жалобами: в Новом Афоне, где находится одна из наиболее чтимых православными святынь – пещера Святого Апостола Симона Канонита, доступ в нее в день этого Святого более 10 лет закрывает милиция; монахи Почаево-Успенской Лавры поставлены местным начальством в весьма тяжелые условия – отняты сад и огород, доставлявшие Лавре пропитание, отнята гостиница, в которой останавливались приезжающие богомольцы; в бывших помещениях Лавры открыты клуб и психиатрическая больница; в Грузии рядом со старинным монастырским комплексом Давид-Гаредж устроен полигон, и стрельба из артиллерийских орудий разрушает эту христианскую святыню; в городе Горьком с полуторамиллионным населением православные в течение десяти лет не могут добиться открытия хотя бы одного храма в дополнение к трем маленьким, действующим сейчас, хотя просьбу об открытии храма подписали более 2 тысяч человек, а по закону достаточно просьбы 20 верующих; в Тернопольской области в 1961 г. власти закрыли церковь, построенную на деньги, собранные верующими, и 15-летняя просьба за отмену незаконного закрытия церкви не дает результатов; в Чкаловском районе Горьковской области верующие ходатайствуют об открытии церкви с 1952 г., прошение подписали более 3 тыс. человек – в течение 25 лет они не добились положительного ответа. [31]

Несколько документов Комитета защиты прав верующих посвящено проблемам пятидесятников: обыскам в Московской общине пятидесятников, аресту пятидесятника из Закарпатья Юркива, препятствиям эмиграции пятидесятников. Комитет защиты прав верующих откликался и на суды евангельских христиан-баптистов, у которых отбирают детей за воспитание их в религиозном духе; и на разрушение молитвенных домов баптистов; и на задержание их, собравшихся для совместной молитвы. Комитет обратился к римскому Папе по поводу положения 15 тысяч католиков, проживающих в Молдавии и лишенных возможности принять участие в мессе и исповедаться, так как единственному ксендзу, имеющемуся в Молдавии, власти постоянно чинят препятствия при его посещениях верующих. [32]

В мае 1977 г. члены Комитета защиты прав верующих обратились к собравшейся в Москве Всемирной конференции «Религиозные движения за прочный мир, разоружение и справедливые отношения между народами». Рассказав о гонениях, которым в течение 60 лет подвергаются все религии в Советском Союзе, и о дискриминационном по отношению к верующим советском законодательстве, члены Комитета защиты прав верующих призвали участников конференции выступить в защиту религии в СССР, в защиту томящихся в заключении узников религиозной совести – баптистского пресвитера Георгия Винса и православного священника Василия Романюка, а также в защиту верующего иудея Иосифа Бегуна, суд над которым происходил в дни конференции. [33]

Члены Комитета защиты прав верующих в СССР неоднократно выступали с протестами против арестов участников правозащитного движения. В годовщину ареста руководителя Московской Хельсинкской группы Юрия Орлова члены Христианского комитета писали:
«Возникновение международного общественного движения в защиту прав человека является выдающимся событием ХХ века, показателем углубления понимания человеческим обществом высшей ценности каждой человеческой личности, созданной по образу и подобию Божию. Со временем становится все более ясным, насколько важным и ценным оказывается и создание общественных групп содействия выполнению Хельсинкских соглашений. Все, кому дороги свобода и достоинство человеческой личности, не могут не испытывать чувства благодарности к инициатору создания таких групп Юрию Федоровичу Орлову... Мы, члены Христианского комитета защиты прав верующих в СССР, выражаем свою глубочайшую признательность Юрию Федоровичу Орлову за его самоотверженную деятельность в защиту человеческой личности. Мы призываем всех верующих молиться о его судьбе и принять участие в движении за его освобождение». [34]

В ноябре 1977 г. Христианский комитет защиты прав верующих совместно с Рабочей комиссией по расследованию использования психиатрии в политических целях, Московской Хельсинкской группой и представителями церкви свободных адвентистов обратились к Белградской конференции. Они призывали ее участников дать принципиальную оценку положения с правами человека в Советском Союзе, использовать весь массив информации о нарушениях прав человека, поступивший из СССР, и высказаться в защиту узников совести, томящихся в советских лагерях и тюрьмах, прежде всего тяжело больных, а также членов Хельсинкских групп, арестованных за информацию о нарушениях прав человека. [35]

Члены Христианского комитета защиты прав верующих приняли деятельное участие в обсуждении проекта новой советской конституции. Особую их тревогу вызвало положение Проекта Конституции, где впервые в советской истории основной целью государства провозглашается цель коммунистической партии, заданная марксистско-ленинской теорией, – построение коммунизма и воспитание человека коммунистического, т.е. атеистического общества. Таким образом каждый верующий в Советском Союзе в силу своего гражданства в законодательном порядке обязывается делать то, что прежде было обязанностью лишь членов партии и что противоречит религиозной совести. Члены Христианского комитета указывали на недопустимость такого положения в конституции страны, где значительную часть населения составляют верующие. [36]

1 ноября 1979 г. о. Глеб Якунин был арестован. [37] За этим последовали аресты – о. Дмитрия Дудко, В. Капитанчука, Л. Регельсона, многократно выступавшего вместе с Якуниным с протестами против нарушений прав РПЦ и стеснений свободы совести. [38]

Дмитрий Дудко сдался до суда: он выступил по московскому телевидению, осудил свою прежнюю деятельность как «антисоветскую» и «вредную» и был прощен. Его освободили и дали ему один из лучших приходов в Москве. [39]

В. Капитанчук и Л. Регельсон после таких же покаяний вышли на свободу из зала суда – они получили условные наказания. [40]

О. Глеб Якунин, твердо отстаивавший свою правоту и на следствии и на суде, был осужден по ст. 70 УК РСФСР («антисоветская пропаганда») на 5 лет лагеря строгого режима и 5 лет ссылки. [41]

Основанный Якуниным Христианский комитет защиты прав верующих в СССР вскоре после его ареста пополнился новыми членами: в него вошли находившийся за штатом священник Гайнов и преподаватель духовной академии священник Фонченков. Гайнов сделал заявление, что Христианский комитет кооптировал новых членов, но не считает возможным в условиях гонений объявлять их имена. [42] С тех пор Христианский комитет никак не проявлял себя вовне – видимо, деятельность его замерла.

Потребность религиозного самообразования, интерес к богословию и религиозной философии породили соответствующие неофициальные семинары и кружки.

Христианский семинар, возникший в 1976 г., широко известен из-за многочисленных обращений к Западу одного из основателей семинара Александра Огородникова (1950 г.р., бывший студент Института кинематографии в Москве, затем работал сторожем). Другим основателем этого семинара был сверстник Огородникова, сотрудник библиотеки Академии наук в Ленинграде, Владимир Пореш.

Семинар насчитывал около 30 участников, преимущественно молодежи, из разных городов (Москва, Ленинград, Уфа, Смоленск, Минск, Гродно, Львов). Члены семинара подчеркивали его преемственность от религиозных обществ Москвы и Ленинграда, разгромленных в 20-е годы. Семинар не занимался политическими проблемами, только религиозно-философскими. Тем не менее его участники подвергались постоянным преследованиям. Сотрудники КГБ устраивали облавы на них при каждой попытке собраться. Два выпуска журнала «Община», который задумали издать несколько участников Христианского семинара, были конфискованы до выхода в самиздат. [43]

В 1978 г. А. Огородников был арестован и осужден якобы за «тунеядство» на год лагеря. Уже в лагере его арестовали снова. Затем последовали аресты Пореша, Татьяны Щипковой и еще нескольких участников семинара. Основатели семинара Огородников и Пореш были осуждены по ст. 70 УК РСФСР («антисоветская агитация и пропаганда») на сроки, близкие к максимальным по этой статье: 6 лет лагеря строгого режима плюс 5 лет ссылки и 5 лет лагеря строгого режима плюс 3 года ссылки соответственно. Остальные были осуждены по сфабрикованным уголовным обвинениям на меньшие сроки. [44]

Религиозное самообразование и изучение богословия и христианской философии происходит довольно широко в Москве и в Ленинграде. Думаю, такие кружки есть и в других городах, но вряд ли там они распространены широко – для них нет нужной литературы и трудно найти собеседников. Группы эти обычно составляются из давно знакомых между собой людей.

В Ленинграде, где гуманитарии очень часто не имеют работы по специальности, создался целый слой таких людей, зарабатывающих на жизнь неквалифицированным трудом. Большинство их предпочитает пусть низкооплачиваемые, но оставляющие досуг должности – лифтеров, сторожей, истопников. Многие компенсируют отсутствие профессионального статуса именно занятиями в запретных областях знания. Иногда несколько таких групп проводят совместные заседания, где зачитываются доклады их участников. [45] Эти материалы публикуют довольно многочисленные в Ленинграде самиздатские журналы.

В Москве тоже существует широкий слой неустроенных гуманитариев, и значительная их часть тоже вовлечена в такие группы, но в Москве нет соответствующих самиздатских изданий. Наряду с этими «кустарными» кружками в Москве (а возможно, и в Ленинграде) есть кружки, состоящие из высокообразованных профессионалов и непрофессионалов – философов, историков и т.д. Их работы публикуются в самиздате и в тамиздате. Обычное их прибежище – издаваемый в Париже «Вестник русского христианского движения» – довольно широко распространяется в православных кругах, особенно в больших городах. В Москве с середины 70-х годов стал выходить периодический самиздатский журнал «Надежда. Христианские чтения». Этот журнал с благословения иерархов РПЦ выпускала Зоя Крахмальникова – талантливый филолог, профессиональный литератор. Она делала это открыто, ее имя стояло на обложке журнала.

«Надежда» продолжила традиции дореволюционного церковного журнала «Христианское чтение». Журнал Крахмальниковой – единственная по сути библиотека современных православных читателей. «Надежда» стала для них средством христианского общения, сегодняшней проповедью Евангелия с помощью духовного опыта, накопленного РПЦ, и ее преданий, она воскрешала церковную память. Журнал этот универсален, он рассчитан на людей самого разного образовательного уровня и уровня духовной жизни, и на тех, кто недавно пришел в церковь, и на тех, кто давно укоренен в православии. Стиль «Надежды» – сдержанный, традиционный, принципиально вне политики.

Составительница собирала для «Надежды» уникальные в СССР тексты Святых Отцов, пастырские послания и поучения православных подвижников, свидетельства мучеников РПЦ – письма из ссылки священников и епископов, современные работы по православному богословию. Были в «Надежде» и статьи самой Крахмальниковой – о православной культуре.

«Надежда» сразу завоевала очень широкий круг читателей, расходясь далеко за пределы Москвы, – ее не только перепечатывали, но переписывали от руки. Со временем журнал стал выходить и в тамиздате и возвращаться на родину в типографской перепечатке.

В августе 1983 г. Зоя Крахмальникова была арестована и осуждена по обвинению в «антисоветской пропаганде». В защиту Крахмальниковой было несколько открытых писем, среди подписавших эти письма – иерей РПЦ Владимир Шибаев. [46] «Надежда» не прекратилась после ареста Крахмальниковой, ее друзья позаботились о продолжении журнала.

Спрос на религиозную литературу и невозможность ее официального приобретения породил ее усиленное распространение не только энтузиастами, но и ради заработка. Это стало специальной отраслью «черного рынка». В апреле 1982 г. в Москве и Подмосковье были арестованы шесть человек за участие в размножении и продаже религиозной литературы. [47] Перед их арестом на частной квартире в Москве были конфискованы 600 Евангелий, отпечатанных на множительной машине. При обысках у православных самиздатчиков нашли множительный аппарат, приспособления и материалы для переплетения книг, а также религиозную литературу – главным образом скопированные с дореволюционных изданий жития русских святых, но попадались и тамиздатские религиозно-философские книги, однако не размноженные – видимо, хранившиеся для собственного чтения. Набор размноженных произведений указывает, что эта группа самиздатчиков ориентировалась на удовлетворение спроса не столько православной интеллигенции, сколько основной массы прихожан РПЦ. Это подтверждается обнаруженными на обысках списками верующих из нескольких областей (Владимирской, Горьковской и др.) – видимо, заказчиков религиозной литературы. [48] Православных самиздатчиков судили за «занятие запрещенным промыслом». Один из подсудимых заявил, что он занимался размножением религиозной литературы ради заработка, но другие с негодованием отвергли приписываемые им судом корыстные мотивы. [49]

В феврале 1982 г. в Томске были арестованы четыре человека, занимавшихся распространением самиздата, который изготовлялся в основном фотоспособом. Среди размноженных книг некоторую часть составляли религиозно-философские, [50] как и в Калуге, где тоже был раскрыт круг самиздатчиков. [51]

Религиозная активность православных проявляется не только в интеллектуальном поиске, но и в стремлении жить по-христиански. Под Москвой и в некоторых других местах возникли небольшие колонии, где православные, поселившись совместно, воплощают в жизнь христианские нормы на манер протестантских общин – взаимопомощь, отказ от пьянства и курения, соблюдение постов и церковных праздников, религиозное воспитание детей и, разумеется, – самоотстранение от «идеологических» должностей. От протестантских общин эти православные объединения отличаются почти полным отсутствием связи между такими объединениями, их замкнутостью, – опять же из-за того, что РПЦ не играет по отношению к ним роли объединительного центра, ее функции ограничиваются лишь окормлением каждого такого объединения в отдельности.

Пробуждение интереса к религии при глубоком кризисе и конформизме РПЦ придало особую остроту извечной проблеме о взаимоотношениях церкви и мира. От определения своего отношения к этой проблеме не может уйти ни один из мыслящих прихожан РПЦ. Этой теме посвящены книги о. Сергия Желудкова (псковский священник «на покое»), несколько статей А. Левитина-Краснова, М. Меерсона-Аксенова, Е. Барабанова.

Общее в их позиции может быть выражено словами Е. Барабанова:

Выразители современной православной мысли, стоящие на этой позиции, с той или иной степенью активности участвуют в правозащитном движении. А. Левитин-Краснов был среди выступивших в защиту Ю. Галанскова и А. Гинзбурга в 1968 г. и среди подписавших одно из первых публичных обращений с требованием гражданских свобод в Советском Союзе – обращение к Будапештскому совещанию компартий (1968 г.). В 1969 г. Левитин-Краснов вошел в Инициативную группу по защите прав человека в СССР – первую ассоциацию правозащитников (см. главу «Правозащитное движение», стр. 215-217). В 1971 г. он был осужден за публицистическую и правозащитную деятельность на три года лагеря. В последнем слове на суде Левитин-Краснов сказал:

Отец Сергий Желудков многократно выступал в защиту прав верующих и неверующих. Первым его выступлением такого рода было открытое письмо председателю Христианской мирной конференции о положении советских политзаключенных (1968 г.). С 1974 г. о. Сергий является членом советского отделения «Международной Амнистии». [54] В 1980 г. он подписал письмо в защиту А.Д. Сахарова.

Евгений Барабанов в 1973 г. лишился работы и был под угрозой ареста за передачу за рубеж самиздатских материалов, в том числе выпусков «Хроники текущих событий» (подробнее см. главу «Правозащитное движение», стр. 239).

Создательница религиозно-философского семинара Татьяна Горичева участвовала в демонстрациях ленинградцев: в 1975 г. в память декабристов и в 1976 г. – в традиционной демонстрации правозащитников (см. главу «Правозащитное движение», стр. 202-203, 255, 269).

Среди участников правозащитного движения с самой ранней его стадии и до сих пор заметную часть составляют верующие православные (Ю. Галинская, А. Гинзбург, Н. Горбаневская, Т. Ходорович, А. Твердохлебов и др.). Некоторые из них пришли в движение верующими, некоторые крестились уже будучи его участниками. Однако в массе православные прихожане и даже православная интеллигенция не принимают участия в гражданском сопротивлении государственному нажиму на свободу совести и даже осуждают такое сопротивление как «нехристианское». Письмо Н. Эшлимана и Г. Якунина вызвало во многих близких к православной церкви кругах отрицательную реакцию – священников упрекали в том, что они вместо упования на силу молитвы в «духовной гордыне» вмешались не в свое дело.

Среди новообращенных распространена позиция «комфортабельного христианства», которое полностью укладывается в заботу о личном спасении и отгораживается от «погрязшего во зле и грехах» мира, абстрагируясь от христианской идеи ответственности за мир. Это стало вошедшей в моду формой конформизма к советской действительности. Крещение, посещение церкви, занятия в религиозном кружке создают иллюзию свободы от государственного диктата «во внерабочее время», а в служебное время такие люди со «смирением», «бесстрастно» отдают дань «Кесарю», никак не выделяясь среди советских служащих, даже если эта «дань» состоит в преподавании марксизма или написании официозных философских трудов.

Священник Сергий Желудков первым из православных писателей проанализировал религиозное значение жизни и опыта правозащитников (в его терминологии – «людей доброй воли»). О. Сергий полагает, что вопреки отделенности большинства их от церкви истоки их нравственного пафоса – христианские. Он называет их «анонимными христианами», воздвигнувшими «церковь доброй воли», открытую людям всех уровней духовного и интеллектуального сознания, всех религий и без религии. [55]

Но среди православной интеллигенции всегда было распространено и усилилось в 80-е годы ироническое, брезгливо-подозрительное отношение к правозащитной деятельности как к «светскому героизму», «житейской ярмарке» и даже как к «сатанинскому добру». Таким образом действенное осуществление добра в гражданском обществе почти не совмещается с нынешним существованием РПЦ.

2. Н. Юдинцев. Правда о петербургских святынях. Л-д, 1962, с. 8.

3. Там же.

4. ХТС-41, с. 7.

5. Архив самиздата, Радио «Свобода», Мюнхен (АС), № 701, (т.11).

6. АС № 724, с.с. 4-6 (т. 11).

7. АС № 722-724 (т. 11).

8. АС № 731 (т. 11).

9. АС № 734 (т. 11).

10. АС № 58 (т. 1); № 703, 739, 752 (т. 11).

11. АС № 748 (т. 11).

12. «Хроника текущих событий» (вып. 1-15), Амстердам, Фонд им. Герцена, 1979, вып. 8, с. 193; вып. 10, с.с. 238-239; «Хроника текущих событий» (вып. 16-27) вып. 18, с.с. 145-147.

13. «Вольное слово», Франкфурт-на-Майне, «Посев», 1973, вып. 9-10, с.с. 65-70.

14. АС № 1021 (т. 26).

15. А. Солженицын. Публицистика. Париж, ИМКА-Пресс, 1981, с.с. 122-123.

16. «Хроника текущих событий» (вып. 16-27), вып. 27, с. 512; «Вольное слово», вып. 9-10, с.с. 48-55; 201-217.

17. «Из-под глыб», Париж, ИМКА-Пресс, 1974, с. 184.

18. Священник Дм. Дудко. О нашем уповании, 1974 (без выходных данных); аннотация: ХТС, вып. 37, с. 81.

19. ХТС, вып. 38, с. 78.

20. ХТС, вып. 39, с.с. 66-68.

21. ХТС, вып. 32, с. 79; вып. 38, с. 68.

22. ХТС, вып. 56. с.с. 47-49.

23. «Из-под глыб», с. 196.

24. А. Краснов. Строматы: Франкфурт-на-Майне, «Посев», 1972; А. Левитин-Краснов. Лихие годы. ИМКА-Пресс, Париж, 1977; «Рук твоих жар». Тель-Авив, 1979; В поисках Нового града. Тель-Авив, 1980. Аннотации: «Хроника текущих событий» (вып. 1-15), вып. 5, с.с. 84-85; вып. 8, с. 191; «Хроника текущих событий» (вып. 16-27), вып. 19, с. 190.

25. Л. Регельсон. Трагедия русской церкви. Париж, ИМКА-Пресс, 1977.

26. «СССР: Внутренние противоречия» под ред. В. Чалидзе. Нью-Йорк, Издательство Chalidze Publications, 1982, вып. 3, с.с. 149-197.

27. И. Шафаревич. Законодательство о религии в СССР. Париж, ИМКА-Пресс, 1973.

28. Г. Якунин. О современном положении РПЦ и перспективах религиозного возрождения России. «СССР: Внутренние противоречия», вып. 3, с.с. 112-148.

29. «Вольное слово», вып. 28, 1977, с.с. 3-5.

30. Там же, с.с. 58-78.

31. Там же, с.с. 6-9.

32. Документы Христианского комитета защиты прав верующих в СССР, том 1-4. Русские тексты с конспектами на английском языке. San-Francisco, Washington Research Center.

33. Там же, т. 1, с.с. 17-19.

34. «Дело Орлова», сост. Л. Алексеева, Нью-Йорк, Изд-во «Хроника», 1980, с.с. 72-73.

35. ХТС, вып. 47, с. 152; Сборник документов Общественной группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР, Нью-Йорк, изд-во «Хроника», 1978, вып. 4, с.с. 46-54.

36. «Вольное слово», № 28, с.с. 33-37; ХТС, вып. 46, с. 91.

37. ХТС, вып. 54, с.с. 8-9.

38. ХТС, вып. 56, с.с. 47-50.

39. ХТС, вып. 57, с.с. 40-42.

40. ХТС, вып. 58, с.с. 25-32.

41. ХТС, вып. 58, с.с. 21-25.

42. ХТС, вып. 54, с.с. 14-15; вып. 56, с.с. 50-51.

43. ХТС, вып. 51, с.с. 204-205; вып. 54, с.с. 28-30.

44. Список политзаключенных СССР, под ред. Кронида Любарского, Мюнхен – Брюссель, 1983; ХТС, вып. 54, с.с. 46-49; вып. 56, с.с. 51-58; вып. 57, с.с. 5-8; вып. 58, с.с. 33-34.

45. АС № 3329, вып. 33/78.

46. АС № 4725-4726, вып. 32/82.

47. ХТС, вып. 64, с. 19; «Вести из СССР. Права человека». Под редакцией Кронида Любарского, Мюнхен – Брюссель, 1982, вып. 10, № 2; вып. 12, № 4; вып. 17, № 5; вып. 23/24, № 12.

48. Архив изд-ва «Хроника» (бюллетень «В»).

49. «Вести из СССР», вып. 23/24, № 12.

50. ХТС, вып. 64, с. 11; Архив изд-ва «Хроника» (бюллетень «В» ).

51. ХТС, вып. 64, с.с. 15-16; Архив изд-ва «Хроника» (бюллетень «В»).

52. «Из-под глыб», с. 197.

53. «Хроника текущих событий», (вып. 1-15), вып. 1, с.с. 7-8, 14-15; (вып. 16-27), вып. 20, с.с. 213-215.

54. «Хроника текущих событий» (вып. 1-15), вып. 5, с. 85; ХТС, вып. 56, с. 20.

55. Священник С. Желудков. Почему я христианин. Франкфурт-на-Майне, «Посев», 1973. Аннотация: ХТС, вып. 56, с. 142.