Парадигмы простого предложения

В языкознании парадигма предложения признается универсальным лингвистическим понятием, к которому исследователи обращаются, рассматривая различные уровни языка: фонологию, морфологию, словообразование, лексику, синтаксис.

В рамках синтаксиса обращение к парадигме вызвано тем, что лингвисты стремятся представить ряды синтаксических построений как трансформы, видоизменения одной конструкции в связи с изменением синтаксических значений.

Намечены две дефиниции парадигмы предложения - широкое и узкое ее толкование. Относительно первого выделяются в основном три разнородных компонента парадигмы. Во-первых, учитываются все существующие видоизменения предложения, имеющие внутрисхемный характер. Иначе говоря, не подвергаются трансформации отличительные черты его формальной модели. Ср.: Мен китап окъуйма “Я читаю книгу”; Мен китап окъудум “Я прочитал книгу”; Мен китап окъурукъма “Я прочитаю книгу”; Мен китап окъур эдим “Я бы прочитал книгу”; Китап окъуйма “Читаю книгу” и пр. Во-вторых, рассматриваются все значимые системные противопоставления конструкций одной формальной модели конструкциям, которые имеют совсем другую структурную модель: Мен юй ишледим “Я построил дом”; Юй мени хайырымдан ишленди “Дом построен благодаря мне”. В-третьих, обращается внимание на противопоставленность конструкций определенной формальной устроенности или же их частей: Мен отун жардым “Я расколол дрова”; мени отун жаргъаным “раскалывание дров мною” и др. (см. об этом: Современный руский язык 1981:455).

Узкая трактовка парадигмы предложения зиждется на понятии формы предложения и вбирает в себя четко очерченный круг тех изменений, которые возможны в пределах одной формальной схемы конструкции. Как пишет О.И.Москальская, “парадигма предложения - это система форм, в которых актуализируется одна и та же модель предложения” (Москальская 1981:8).

В отечественной лингвистике большее внимание уделено внутрисхемным видоизменениям формальных образцов конструкции. В русистике широко распространено учение о парадигме предложения Н.Ю.Шведовой, которое полно представлено в “Русской грамматике”. По ее мнению, полную парадигму, или систему форм, простого предложения составляют три формы синтаксического индикатива (настоящее, прошедшее и будущее время), а также пять форм ирреальных наклонений: сослагательное, условное, желательное, побудительное и долженствовательное (см.: РГ, т.2:99; Краткая русская грамматика 1989:468).

В.Г.Адмони выступает против такого понимания парадигмы предложения. Он говорит о том, что реализация внутри предложений вариантности различных морфологических форм как членов морфологической парадигмы не способствует созданию синтаксической парадигмы. Так, грамматическая категория времени имеет свое морфологическое парадигматическое выражение, в смысловом плане она наличествует в синтаксических конструкциях лишь в форме полевой структуры. На его взгляд, парадигматика предложения базируется на тех смысловых и/или функциональных аспектах, по которым в реальной системе конкретного языка складываются отдельные парадигмы предложения. Применительно к элементарному предложению немецкого языка он устанавливает наличие следующих аспектов: 1) логико-грамматические типы предложений; 2) аффирмативно-модальные типы предложений; 3) типы предложений по степени их полноты; 4) типы предложений по виду их соотнесенности с другими предложениями; 5) типы предложений по их коммуникативному назначению; 6) типы предложений по познавательной установке говорящего (по их актуальному значению); 7) типы предложений по их эмоциональной насыщенности (Адмони 1988:120-135).

Анализируя полемику, развернувшуюся вокруг понятия парадигмы предложения, В.А.Белошапкова приходит к некоторым выводам. С одной стороны, в целях адекватной характеристики положения той или иной модели в синтаксической системе целесообразно рассматривать те соотношения, в которые вступает предложение, по всем линиям, выявленным широким пониманием парадигмы предложения. С другой стороны, следует учесть, что указанные линии разные и соотношения, устанавливаемые на их базе, носят принципиально различный характер (Белошапкова 1997:746-747).

В карачаево-балкарском языкознании отсутствует полное представление в интерпретации парадигмы простого предложения. Вместе с тем признается то, что парадигма предложения - это система грамматических форм конструкции по модальности, времени и лицу (Ахматов 1987:24).

Наиболее полно и системно формы и парадигмы простого предложения рассмотрены в тюркской лингвистике на материале татарского языка М.З.Закиевым. Им выделяются следующие парадигмы: 1) по утвердительности/отрицательности; 2) по цели высказывания; 3) по выражению лица и числа; 4) по наклонениям (реальности/ирреальности); 5) по синтаксическим временам; 6) по очевидности/неочевидности; 7) по залогам; 8) по коммуникативной актуальности (Закиев 1995:258). Думается, представленную систему парадигм предложения можно приложить и к другим тюркским языкам.

В данной работе в понимании парадигмы простого предложения мы придерживаемся той точки зрения, которая представлена в “Татарской грамматике”. В ней она интерпретируется как система синтаксических форм, объединенных каким-либо общим значением. При этом актуализируется то, что “в объединении в соответствующую парадигму большое значение имеет противопоставление форм по значениям, т.е. их оппозитивные отношения, которые осуществляются в виде бинарной оппозиции” (ТГ, т.: 257). Такая дефиниция парадигмы простого предложения не противоречит существующей лингвистической традиции в ее понимании. Языковеды, опираясь на идеи Ф. де Соссюра и их последующее развитие, на теорию языковой структуры, в самом общем виде трактуют парадигму как совокупность вариантов некоторого инварианта, которые связаны его тождеством и противопоставлены своими различиями (см., например: Головин 1969: 79).Ниже попробуем рассмотреть указанные формы синтаксических построений на материале карачаево-балкарского языка.

1.В тюркском языкознании функционально-семантическая категория утверждения/отрицания признается парадигмообразующей в связи с тем, что она представляет собой одну из категорий, составляющих сказуемость (Нурманов 1981). Отрицание в языке, являясь абсолютной универсалией, изучается во всех разделах современной лингвистики. Сущность его определяется в различных аспектах (как субъективное проявление человеческой психики, как выражение объективной разъединенности, как индикатор с функцией отклонения или коррекции мнения адресата, как форма проявления предикативности, как особая отрицательная модальность) (см. об этом подробно: Хасанова 1999).

Отрицанию противопоставляется утверждение. Они взаимосвязаны между собой, так как человек, отрицая наличие какого-либо лица, предмета, явления, действия, признака и т.п., тем самым утверждает наличие противоположного, т.е. по смыслу “всякое отрицание есть утверждение противоположного ... Любое явление, признак, характеристика в языке могут быть представлены как утверждаемые или отрицаемые” (РГ, т.2:402).

В карачаево-балкарском языке, как и в других тюркских языках, на уровне синтаксиса оппозицию составляют формы утвердительных и отрицательных предложений. Указанным предложениям в языкознании уделено определенное внимание. Конструкции, содержащие в своем составе маркеры отрицания, признаются отрицательными. Конструкции же, в которых они отсутствуют или имеются показатели наличия, считаются утвердительными.

Отрицанию в структуре чувашского предложения посвящена работа Р.А.Мышкиной (1982). С учетом организующей роли отрицания в структуре предложения в современном чувашском языке она выделяет три типа простых предложений: 1) предложения, вообще не принимающие отрицания; 2) предложения, где наличие/отсутствие отрицания предопределяется характером передаваемой информации; 3) предложения, где отрицание является формально облигаторным элементом их структуры (Мышкина 1982:11).

На материале же тюркских языков Южной Сибири рассматриваются различные аспекты предложений со значением наличия/отсутствия (Серээдар 1995; Серээдар и др. 1996). В указанных работах имеются некоторые сведения о парадигматическом варьировании моделей со значением наличия/отсутствия, определяемые такими синтаксическими категориями, как лицо, число, время, модальность, экспрессия.

О существовании парадигмы предложения непосредственно по признаку утверждения/отрицания свидетельствует ряд работ, посвященных синтаксису татарского языка (Закиев 1995; Ибрагимова 1999). М.З.Закиев по характеру негации отрицательные предложения делит на общеотрицательные и частноотрицательные. В общеотрицательных конструкциях отрицается весь смысл высказывания посредством отрицания понятия, выраженного предикатом. В частноотрицательных же конструкциях актуализируется отрицание тех понятий, которые выражены несказуемостными членами предложения (Закиев 1995:351-353). Примеры: Ичгичи акъылсызды (М.Т.) “Пьяница неумный”; Дунияда сенден ариугъа кёз ачмадым (Ф.) “На свете не видел никого красивее тебя”; Сени ючюн угъай, Аслан ючюн келгенме бери (Ш.) “Не из-за тебя, а из-за Аслана я пришел сюда” и др.

Отрицательная форма в карачаево-балкарском языке имеет различные средства выражения.

Для глагольных сказуемых и некоторых предикативов характерно присоединение аффикса отрицания =ма/=ме: Мен сен айтханнга къарамайма (Ш.) “Я не смотрю на то, что ты говоришь”; Манга зат да керекмейди (М.Т.) “Мне ничего не нужно”; Юй ичинде сызгъырыргъа жарамайды (Ф.) “В доме свистеть нельзя”.

Сказуемые, выраженные различными именными частями речи, обычно принимают показатель отрицания тюйюл “не”: Ол Азрет тюйюлдю (Ф.) “Это не Азрет”; Биз анда тюйюлбюз (М.Т.) “Мы не там”; Бу шорпа татыулу тюйюлдю (Ш.) “Этот суп невкусный”.

Лексема тюйюл встречается и в сочетании с причастными формами глагола: Иш сен айтханда тюйюлдю (Ф.) “Дело не в том, что ты говоришь”; Ол мен кёрген тюйюлдю (Ж.Т.) “Он не тот, кого я видел”. Тюйюл функционирует и в составе сказуемых будущего времени: Мен ары барлыкъ тюйюлме (М.К.) “Я туда не пойду”.

Сказуемое общеотрицательных предложений весьма часто выражается предикативом отсутствия жокъ “нет”, который может встречаться в языке и в сочетании с причастными формами: Ол мында жокъду (Н.) “Его здесь нет”; Мен аны кёрлюгюм жокъ (Ф.) “Я его не увижу”.

Аффикс =сыз/=сиз (=суз/=сюз) привносит в семантику предикатов, выраженных значительным количеством существительных и прилагательных, значение привативности: Мен бюгюн ашсызма (Ф.) “Я сегодня без еды”; Бу бир къарыусузчукъду (М.Т.) “Он какой-то слабенький”.

Некоторые предложения выражают отрицание и без показателей отрицания. Пониманию их способствует как интонация, так и включение ряда частиц: - Дерслеринги окъудунгму? “Выучил ли ты уроки?”. - Хау, окъудум (окъурса, окъумай а) “Да, выучил”.

Показателем отрицания является и слово-предложение угъай “нет”, выражающее отрицательный ответ на вопрос, и характерное для диалогической речи: - Юйге барамыса? “Идешь ли домой?”. - Угъай “Нет”.

Для утвердительных форм предложений присуще то, что в них обычно отсутствуют показатели отрицания. Однако во многих случаях наблюдается противопоставление отрицанию показателей утверждения. Так, в оппозицию к жокъ “нет” вступает лексема бар “есть”: Менде китапла жокъдула (бардыла) “У меня нет книг (есть книги)”. Аффиксу =сыз/=сиз (=суз/=сюз) антонимичен аффикс =лы/=ли (=лу/=лю): Ол билимлиди (билимсизди) “Он образованный (необразованный)”. В некотором смысле указанному аффиксу противопоставляется послелог бла “с”: Мен бюгюн нёгерсизме (нёгерим блама) “Я сегодня с товарищем (без товарища)”.

В утвердительных предложениях предикат может одновременно иметь два показателя отрицания. Так, например, в карачаево-балкарском языке в одном и том же сказуемом аффикс отрицания =ма/=ме может выражаться дважды: Ол ары бармай къалмаз (Ф.) “Он туда обязательно пойдет”. Он встречается и в сочетании с другим показателем отрицания =сыз/=сиз: Ол сенсиз болмаз (М.Т.) “Он без тебя не может”. Тюйюл сочетается с =сыз/=сиз: Ол ангылаусуз тюйюлдю (Ш.) “Он не без понятий”. Жокъ функционирует вместе с =ма/=ме и др.: Ары келмеген жокъду (З.) “Кто только туда не приходит”. Вследствие такого взаимодействия средств отрицания “происходит снятие отрицания, высказывание приобретает позитивное значение, актуализирует положительные по денотативному значению действия, явления” (Хасанова 1999:18).

По своему смысловому содержанию отрицательные предложения отмечаются многообразием. Коррелируя с утвердительными конструкциями, они выражают такие оппозитивные значения, как действие/недействие, наличие/отсутствие, существование/несуществование, принадлежность/непринадлежность, возможность/невозможность, согласие/несогласие и пр.

2.Парадигма простого предложения по цели высказывания в карачаево-балкарском языке, как и в других тюркских языках, является самой крупной среди остальных.

Указанная парадигма основывается на классификации конструкций по цели высказывания (сообщения), принятой в большинстве тюркских языков. В некоторых исследованиях, например, в “Грамматике хакасского языка”, а также в “Грамматике современного турецкого литературного языка” А.Н.Кононова говорится о семантической классификации предложений, которая учитывает характер сообщения, передаваемого содержания (ГХЯ 1975:286; Кононов 1956:494). “Грамматика карачаево-балкарского языка” выделяет функциональные типы предложений (ГКБЯ 1976:338). О таких типах предложений в башкирском языке пишет и Д.С.Тикеев (Тикеев 1999:20-38).

В тюркской лингвистике нет единой схемы классификации предложений по целевому назначению высказывания. А.Н.Кононов выделяет в турецком языке по цели высказывания следующие виды предложений: 1) повествовательные, 2) вопросительные, 3) восклицательные, вопросительно-восклицательные, 4) модальные. Причем в последние он включает повелительные, желательные, долженствовательные и условные построения (Кононов 1956:494).

В карачаево-балкарском языке У.Б.Алиев предложения по цели высказывания делил на пять групп: повествовательные, вопросительные, модальные, восклицательные и побудительные (Алиев 1973:78).

В “Грамматике современного якутского литературного языка”, а также в гагаузском и алтайском языках устанавливаются три типа указанных высказываний: повествовательные, побудительные и вопросительные (ГСЯЛЯ, т.2:97; Покровская 1978:16-18; Тыбыкова 1991:174).

Однако большинством лингвистов-тюркологов признается наличие четырех функциональных типов предложений: а) повествовательных, б) вопросительных, в) побудительных, г) восклицательных (см.: Балакаев 1959:109-118; ГХЯ 1975:286-288; ГКБЯ 1976:338-354; Закиев 1995:353-363; Саитбатталов 1999:317-322).

Повествовательные предложения отличаются наибольшей частотой употребления в вербальной речи. Будучи одним из основных средств выражения мысли, они по выполняемой функции выражают сообщение говорящего, являются ответом на вопрос, обращены к слушателю, а также имеют свои грамматические и интонационные особенности.

Повествовательные предложения имеют свои структурно-семантические образцы построения. В них выражаются многие объективно-модальные значения, т.е. в виде простого повествования могут выражаться разные отношения говорящего к действительности (Закиев 1995:355). Кроме того, в лингвистической литературе выделяются и описываются различные коммуникативные виды ответа, репрезентируемые повествовательными конструкциями: констатация факта, подтверждение факта; категорический ответ, ответ-заключение, ответ-согласие, ответ-отрицание, ответ-опровержение (Алексеев 1995:114).

Для повествовательного предложения присуще то, что оно произносится относительно спокойным голосом. Однако при его произнесении можно заметить изменения в тоне речи как в сторону повышения, так и в сторону понижения. Интонационно выделяется слово, на которое падает логическое ударение.

Вопросительные предложения содержат в своем составе вопрос, адресованный в основном собеседнику, а иногда и самому себе. Они нацелены на получение какой-либо информации от другого коммуниканта.

Основным средством выражения вопроса в карачаево-балкарском языке, как и в других тюркских языках, является вопросительная интонация, сопутствующая конструкции даже при наличии в ней других средств вопроса. Весьма часто интонация функционирует как единственное средство вопроса: Сора сен аны кёрмединг? (З.) “Выходит, ты его не видел?”.

Универсальным маркером вопросительной интонации в предложении выступает и специальная вопросительная частица =мы/=ми, встречающаяся в глагольном и именном предложении: Юйге барамыса? (М.Т.) “Идешь ли домой?”; Сизни тоюгъуз быйылмыды? (Ш.) “Ваша свадьба состоится в этом году?”. Для выражения вопроса языком используются также частицы а/уа, да. Первая из них обычно функционирует в сфере диалога. Примеры: Биз юйге кетейик. Ахмат а? (Н.) “Мы уйдем домой. А Ахмат?”; Сизни алмала игиледиле да? (А.Т.) “Ваши яблоки хорошие ведь?”.

Вопрос выражается и специальными вопросительными лексемами (местоимениями и наречиями), а также некоторыми модальными словами: Ол кимди? “Кто это?”; Бусагъатда ол къайдады? “Где он сейчас находится?”; Сен Азиз ушайса? “Ты, оказывается, Азиз?”. Рассматриваемый тип предложений характеризуется многообразием значений, выделяемых по-разному в различных тюркских языках.

Побудительные предложения выражают волеизъявление, которое направлено на осуществление чего-либо. Они выражают приказ, категорическое требование, повеление, просьбу, призыв, совет, пожелание. В карачаево-балкарском языке для выражения этих значений в основном используются глаголы в разных наклонениях, а также формы на =ргъа/=рге. Примеры: 1) Былайдан кетигиз! (З.) “Уходите отсюда!”; 2) Былайчыкъгъа бир олтурчу! (Ф.) “Сядь-ка сюда!”; 3) Бери келмей къалма (Н.) “Приходи сюда обязательно”; 4) Бизге аны да билдирирсе (К.) “Ты дашь знать и это”; 5) Барып ауругъанны бир кёрсенг а? (М.Т.) “Проведал бы ты больного”; 6) Туугъан журт ючюн жан берирге! (М.Т.) “Отдать душу за Родину!” и др.

Наряду с указанными конструкциями на материале башкирского языка выделяются и именные побудительные предложения, в роли главных компонентов которых употребляются существительные в различных падежных формах (Султанбаева 1999:118-119; Тикеев 1999:33). В карачаево-балкарском языке считается, что в таких конструкциях побудительная часть подразумевается из контекста, а побудительное высказывание состоит из второстепенных членов предложения (обстоятельств, дополнений): Ныгъышха! Ныгъышха! (О.Э.) “На ныгыш! На ныгыш!”; Манга! Манга! (О.Э.) “Мне! Мне!” (ГКБЯ 1976:351).

Факты карачаево-балкарского языка свидетельствуют о том, что именные побудительные предложения входят в число парадигматически восполняемых эллиптических конструкций, т.е. в основном представляют собой элиминированные глагольные побудительные предложения. Они употребляются в эмоционально окрашенной речи, характеризуются побудительностью только по смыслу конструкции. Наиболее широкое распространение получили при этом формы дательно-направительного и винительного падежей, а также наречия (лексикализованные грамматические формы имени). Ср.: Алгъа! (М.Т.) “Вперед!” – Алгъа барыгъыз “Идите вперед”; Суу! (Ш.) “Воды!” - Суу беригиз “Дайте воды” и др. Форму же непосредственно императива в именных конструкциях имеет вспомогательный глагол бол “быть”: Сен таматабыз бол (З.) “Ты будь нашим старшим”.

Восклицательные предложения в высшей степени антропоцентричны и выражают эмоции человека. Они предполагают выражение эмоционального отношения говорящего к внеязыковой действительности. Им присуща особая восклицательная интонация, являющаяся основным показателем эмоциональности. Анализ специальной лингвистической литературы и фактического материала карачаево-балкарского языка показывает, что в реализации восклицательности большая роль отводится междометиям, местоимениям, наречиям, частицам, модальным словам, вводным словам и словосочетаниям, повторам и инверсии конституентов синтаксических построений. Об этом свидетельствуют следующие примеры: 1) Бусагъатда тауда солугъан нечик игиди! (М.Т.) “Как хорошо сейчас отдыхать в горах!”; 2) Чегем тары! Нечик аламатдыла аны хар ташы, агъачы, тауу, тюзю да! (Ш.) “Чегемская теснина! Как прекрасны каждый его камень, леса, горы и равнины!”; 3) Уай, жилян! (Ф.) “Ой, змея!”; 4) Ай, жашау, жашау! Сен бирлени къууандыраса, бирлени жарсытаса! (М.Т.) “Эх, жизнь, жизнь! Ты одних радуешь, а других печалишь!”; 5) Аллах сакъласын, ол бедишге къалмайыкъ! (К.ж.) “Сохрани господь, избежим мы этого позора!” и пр.

В лингвистике выделяются три разновидности восклицательных предложений: 1) конструкции, обозначающие интеллектуальные состояния, оценки (удивление, иронию, презрение, пренебрежение, недоумение, сомнение, уверенность/неуверенность и т.п.); 2) конструкции, выражающие различные чувства лица (ужас, страх, злость, гнев, ненависть, жалость, нежность, ласку, любовь, восхищение, поощрение, похвалу, жалобу, упрек, порицание, угрозу, возмущение и т.д.); 3) побудительно-восклицательные конструкции, репрезентирующие приказ, призыв, просьбу, мольбу, желание и т.п. (см.: Закиев 1995:360; Тикеев 1999:35 и др.).

Материал карачаево-балкарского языка подтверждает тот факт, что именные предложения, как и глагольные конструкции, обладают значительным функциональным потенциалом в выражении парадигмы по цели высказывания. Они несколько ущербны относительно побудительности.

3.Парадигмообразующей следует признать на уровне синтаксиса и грамматическую категорию лица, которая является системой противопоставленных рядов форм, выражающих отнесенность действия к его производителю с точки зрения говорящего.

Парадигма простого предложения в карачаево-балкарском языке образуется посредством различных средств. В первую очередь, следует отметить аффиксы лица глагола и глаголов со служебными словами в роли предикатных слов.

Для подтверждения приведем следующие примеры: Мен барама “Я иду”; Сен бараса “Ты идешь”; Ол барады “Он идет”; Мен бардым “Я сходил”; Сен бардынг “Ты сходил”; Ол барды “Он сходил”; Биз барабыз “Мы идем”; Сиз барасыз “Вы идете”; Ала барадыла “Они идут”; Биз бардыкъ “Мы сходили”; Сиз бардыгъыз “Вы сходили”; Ала бардыла “Они сходили”.

Образованию парадигмы способствуют и аффиксы сказуемости, присоединяемые в предложении к именному сказуемому. Следует отметить наличие у именных предикатов лишь полных аффиксов. Примеры: Мен къойчума “Я чабан”; Сен къойчуса “Ты чабан”; Ол къойчуду “Он чабан”; Биз къойчулабыз “Мы чабаны”; Сиз къойчуласыз “Вы чабаны”; Ала къойчуладыла “Они чабаны”. Однако при реализации парадигмы лица посредством вспомогательного глагола бол “быть” к нему весьма часто присоединяются и краткие аффиксы: Мен къойчу болдум “Я стал чабаном” и т.д.

Выделяется парадигма лиц субъекта (агенса), который выражается в языке лексически (подлежащим), морфологически (лично-предикативным аффиксом): Мен - къойчу, сен - атчы, ол а - устаз “Я - чабан, ты - табунщик, а он - учитель”; Окъуучума “Я учащийся”; Окъуучуса “Ты учащийся” и пр. Нормой для синтаксиса карачаево-балкарского языка обычно является лексико-морфологическое выражение субъекта.

Необходимо отметить наличие парадигмы лица и у косвенного субъекта, что можно заметить в так называемых косвенно-субъектных предложениях: Манга (санга, анга, бизге, сизге, алагъа) мында игиди “Мне (тебе, ему, нам, вам, им) здесь хорошо”; Менде (сенде, анда, бизде, сизде, алада) китап кёпдю “У меня (у тебя, у него, у нас, у вас, у них) книг много”.

В татарском языкознании выделяется парадигма по лицу и посредством аффиксов принадлежности (Ибрагимова 1999:9), что присуще и для других тюркских языков, в том числе и для карачаево-балкарского. Примеры: Мени андан къоркъгъаным жокъду (Ж.Т.) “Я его не боюсь”; Сени андан къоркъгъанынг жокъду (И.Г.) “Ты его не боишься”; Аны андан къоркъгъаны жокъду (Х.Ш.) “Он его не боится” и т.д. Эта парадигма весьма четко прослеживается в конструкциях со сказуемыми, выраженными определительными сочетаниями (изафетами), а также в посессорных предикатах: Ол мени къарындашымды (Н.) “Это мой брат”; Ол сени къарындашынгды (Ф.) “Он твой брат”; Ол аны къарындашыды (М.Т.) “Он его брат” и др.

Таким образом, парадигмы предложения по лицу (персональности) представляют собой совокупность разноуровневых средств языка, которые служат для репрезентации различных вариантов отношения к лицу. Они связаны между собой и с другими категориями (числом, предикативностью, посессивностью и др.).

4.Простое предложение имеет и залоговые формы, изменение которых отражается не только на его формальной устроенности, но и семантической структуре. В раскрытие сущности залоговой парадигмы предложения значительный вклад внесли такие тюркологи, как И.Х.Ахматов и М.З.Закиев. В их работах подробному структурно-семантическому анализу подвергнуты конструкции с предикатами в различных залоговых формах (см. об этом подробнее: Ахматов 1983; Закиев 1995).

Вопрос о залоге является одной из ключевых проблем современных функционально-семантических исследований, в которых языковеды оперируют термином залоговость. Этот термин обозначает функционально-семантическую сферу, охватывающую залог и как грамматическую категорию, и как весь комплекс разноуровневых средств языка, служащих для выражения залоговых отношений. Залоговость обозначает также “семантическую категорию, характеризующую действие в его отношении к семантическому субъекту и семантическому объекту, находящимся в том или ином соответствии с элементами синтаксической структуры предложения” (Теория функциональной грамматики 1991: 126).

В залоговую парадигму предложения объединяются практически все модели предложений с глагольными сказуемыми. Карачаево-балкарский язык имеет пятичленную залоговую парадигму: основную, страдательную, возвратную, взаимно-совместную и понудительную залоговые формы предложения. Раскрытию структурно-семантических особенностей залоговых форм способствует рассмотрение лишь распространенных конструкций.

Основная залоговая форма выступает как исходная форма глагола с нулевым показателем, тем самым противопоставляется другим формам, которые характеризуются как маркированные члены оппозиции. К этой форме относятся и глаголы с завуалированными залоговыми аффиксами, потерявшими свои грамматические значения. Ср.: Бу мюлкде мал аш жетишеди (З.) “В этом хозяйстве кормов хватает”; Таукел ишин женгил битдирир (Посл.) “Отважный свою работу быстро закончит”; Анда-мында булжуна айланнганла кёпдюле (Л.б.) “Имеется много людей, которые ходят забавляясь” и т.п. В конструкциях со сказуемыми, выраженными глаголами основного залога, действие совершается непосредственно самим субъектом: Азиз окъуйду “Азиз читает”; Санга окъургъа боллукъду “Тебе можно учиться”.

В конструкциях, построенных на основе взаимно-совместного залога глагола, присутствует значение взаимности, совместности. Предполагается участие в них как минимум двух субъектов. При этом субъекты выражаются словами со значением множества, однородными подлежащими, а также подлежащим и косвенным дополнением. Последний компонент обычно представляет собой послеложно-именное сочетание. Примеры: Стадионда жашла бир бирлери бла жыгъышадыла (З.) “На стадионе ребята борются друг с другом”; Ахмат бла Асхат бир бирлери бла жыгъышырыкъдыла (М.Т.) “Ахмат и Асхат будут бороться друг с другом”; Ахмат Асхат бла жыгъышырыкъды “Ахмат будет бороться с Асхатом”.

В конструкциях с предикатами возвратного залога предполагается обязательная направленность действия на самого исполнителя: Къыз сууда жууунады (К.К.) “Девушка моет сама себя в воде”; Ол терк окъуна кийинди (Ф.) “Он быстренько оделся (одел самого себя)”.

В предложениях со сказуемыми, выраженными глаголами в страдательной залоговой форме лексема, выражающая объект действия, обычно перемещается в позицию подлежащего, принимая его форму, а подлежащее-субъект элиминируется из предложения или же становится его свободным распространителем: Бичен Махмутну болушлугъу бла жыйылды (К.ж.) “Сено собрано при помощи Махмута”; Алайда уа къош ишленди (Ф.) “А там была построена кошара”.

Синтаксическим конструкциям в понудительной форме присуще наличие двух субъектов: субъекта-каузатора, репрезентируемого подлежащим, и косвенного субъекта, который непосредственно исполняет действие. В карачаево-балкарском языке в таких конструкциях косубъект обычно выражается словами в дательно-направительном и винительном падежах: Ол Хасаннга письмо жаздырды (Н.) “Он заставил Хасана написать письмо”; Аслан сабийни кюлдюрдю (О.Э.) “Аслан заставил ребенка смеяться”.

Следует отметить и то, что в карачаево-балкарском языке не все глаголы активно функционируют во всех залоговых формах, образуя парадигму предложения. В именных же предложениях залоговая парадигма предложения не находит своей реализации.

5.Одной из основных парадигм в лингвистике признается парадигма по наклонениям. Так, в тюркских языках формы предложения по указанному признаку делятся на формы реального наклонения (синтаксического индикатива) и ирреальных наклонений (см.: Сибагатов 1984; Зайнуллин 1986 и др.). В свою очередь, формы синтаксического индикатива подразделяются на формы синтаксических времен, которые бывают очевидными и неочевидными. Исходя из этого, М.З.Закиев в татарском языке в пределах синтаксического индикатива различает две парадигмы: парадигму предложений по временам и парадигму предложений по очевидности/неочевидности (Закиев 1995:264).

Парадигма по синтаксическим временам в карачаево-балкарском языке состоит из форм настоящего, прошедшего и будущего времен. В карачаево-балкарском языке отмечается многообразие этих форм и передаваемых ими значений (см.: Текуев 2000). В рамках данной работы, на наш взгляд, не представляется возможным дать всю их сосвокупность, поэтому мы ограничимся лишь рассмотрением некоторых основных форм времени.

Форма настоящего времени, признаваемая исходной, образуется посредством глагольных показателей настоящего времени (аффиксов =а/=е, =й в сочетании с лично-предикативными аффиксами): Бирле чалгъы чаладыла, бирле мал кютедиле (М.Т.) “Одни косят сено, а другие пасут скот” и т.п.

Формы будущего времени представлены глаголами на =ыр/=ир, =ур/=юр, выражающими неопределенное будущее время, и глаголами на =лыкъ/=лик, =лукъ/=люк, =рыкъ/=рик, =рукъ/=рюк со значением категорического будущего времени: Аслан ишлер (М.Т.) “Аслан поработает”; Аслан ишлерикди (М.Т.) “Аслан будет работать”.

Кроме того, будущее время репрезентируется введением в структуру предложения вспомогательного глагола бол “быть”: Жаш алим болур (боллукъду) “Парень будет ученым”; Хорлам бизде болур (К.ж.) “Победа будет за нами”; Ол окъургъа тийишли болур (М.Т.) “Он достоин будет учиться”; Саугъала да бизникиле болурла (М.Т.) “Подарки тоже будут нашими”.

Прошедшее время также имеет ряд форм репрезентации. В тюркских языках, в том числе и в карачаево-балкарском, выделяются предложения со сказуемыми на =ды/=ди (=ду/=дю) с семантикой категорического прошедшего времени. Такие сказуемые выражаются глаголами или именными лексемами в сочетании с бол “быть”: Ол мал кютдю (М.Т.) “Он пас скот”; Къайсын акъылман болду (З.) “Кайсын стал мудрецом”; Эришиуде Алим биринчи болду (З.) “В соревнованиях Алим стал первым”.

Значительный функциональный потенциал в выражении прошедшего времени имеют конструкции со сказуемыми на =гъан/=ген, которые выражены глаголами и именами вкупе с бол “быть”. Они ориентированы на выражение прошедшего неопределенного времени: Асхат окъугъанды (Н.) “Асхат, оказывается, читал”; Ол жигит уучу болгъанды (Ф.) “Этот джигит стал охотником”; Даулет саулукълу болгъанды (З.) “Даулет был (стал) здоровым”; Ол кезиуде жарыкъ болгъанды (Ф.) “В это время было (стало) светло”; Анга нёгер керек болгъанды (Ф.) “Ему необходимо было иметь спутника”.

В образовании прошедшего времени большую роль играет вспомогательный недостаточный глагол эди “был”, свободно функционирующий как в глагольном, так и в именном предложении, т.е. он имеет широкую сочетательную способность: Къыш эди (К.К.) “Была зима”; Ол патчах эди (Ф.) “Он был падишахом”; Ол бек акъыллы эди (Н.) “Он был очень умным”; Ол саугъа манга тийишли эди (М.Т.) “Этот подарок подошел бы мне”; Ол уугъа баргъан эди (Ф.) “Он пошел на охоту”; Харун къойланы кюте туруучу эди (З.) “Харун обычно пас овец” и пр.

6.В тюркском языкознании выделяются в отдельную парадигму формы предложений по очевидности/неочевидности. По мнению М.З.Закиева, посредством формы очевидности сообщается о явлении, которое наблюдал говорящий или же знает о нем от первоисточника. Форма неочевидности противопоставляется на том основании, что говорящий не наблюдал за сообщаемым явлением, сведения им получены из периферийных источников. На материале татарского языка М.З.Закиев вычленяет 25 форм прошедшего времени со значением очевидности/неочевидности (Закиев 1995:271-272).

Рассматриваемую парадигму можно проецировать и на другие языки. Фактический материал карачаево-балкарского языка позволяет нам выделить следующие формы прошедшего времени со значением очевидности/неочевидности.

1) Ол билди “Он узнал” / Ол билгенди “Он узнал, оказывается”;

2) Ол устаз эди “Он был учителем” / Ол устаз болгъанды “Оказывается, он был учителем”;

3) Ол биринчи эди “Он был первым” / Ол биринчи болгъанды “Он, оказывается, был первым”;

4) Ол окъуй эди “Он учился тогда” / Ол окъуй болгъанды “Он, оказывается, учился тогда”;

5) Ол окъуй тургъан эди “Он обычно читал тогда” / Ол окъуй тура болгъанды “Он, оказывается, обычно читал тогда”;

6) Ол окъугъан эди “Он читал тогда” / Ол окъугъан болгъанды “Он, оказывается, читал было тогда”;

7) Ол жазарлыкъ (жазаллыкъ) эди “Он был в состоянии писать” / Ол жазарлыкъ (жазаллыкъ) болгъанды “Он, оказывается, был в состоянии писать” и т.п.

Значение очевидности/неочевидности проявляется и в рамках настоящего и будущего времен, отличающихся своей репрезентацией. Примеры: Ол уучуду “Он охотник” / Ол уучу кёреме “Он, оказывается охотник”; Ол уучу боллукъду “Он будет охотником” / Ол уучу боллукъ кёреме “Он, оказывается, будет охотником” и др.

7.Формы наклонений по ирреальным наклонениям наиболее полно представлены в татарском языкознании. Здесь исследователи выделяют 12 форм: сослагательную, условную, побудительную, желательную, долженствовательную, предположительную, намерения, возможности, позволительную, сожаления, притворства, удивления (см.: Закиев 1995:274-281; Ибрагимова 1999:13-15). Большинство из них еще не признаны наклонениями.

В карачаево-балкарском языкознании форма сослагательного наклонения, отмеченная в ряде тюркских языков, еще не выделяется. Этой форме присуще значение возможности в неопределенном темпоральном плане. Она реализуется в предложении посредством =р эди в различных модификациях: Ол билир эди (И.А.) “Он бы узнал”; Ол къарар эди (З.) “Он бы посмотрел”; Ол космонавт болур эди (М.Т.) “Он бы стал космонавтом”.

В основном форма сослагательного наклонения представлена как сказуемое главной части сложного предложения с придаточным условия. Ср.: Устаз келсе, дерс башланыр эди (Х.Кац.) “Если бы пришел учитель, начался бы урок”.

Условная форма предложения имеет в карачаево-балкарском языке ряд средств выражения: а) =са/=се; б) глагольные формы на =а/=е, =й, =ып/=ип, =уп/=юп, =п, =лыкъ/=лик, =ыучу/=иучю + эсе в сочетании с лично-предикативными аффиксами; в) личная форма глагола на =ды/=ди + эсе; г) аналитическая форма, образуемая сочетаниями глагольных форм с бол “быть” в условной форме. Для них характерно значение условности, а также употребление в качестве придаточных предложений условия. Примеры: Жауунда чалсанг, кюнде жыярса (Посл.) “Если скосишь во время дождя, то соберешь когда сухо”; Сен аны биле эсенг, тынгылап турма (З.) “Если ты знаешь это, то не молчи”; Ангыладынг эсе, бизге да айт (Ф.) “Если ты понял, скажи и нам” и т.п.

Значением условности обладают и именные конструкции: Сен алим эсенг, дуния сениди (Посл.) “Если ты ученый, весь мир принадлежит тебе”; Алай кючлю эсенг, кел сермешейик (Ф.) “Если ты такой сильный, давай будем бороться”.

Форма синтаксического побудительного наклонения способствует образованию побудительных конструкций, имеющих в своей основе функцию общения с однонаправленным сообщением. Они отражают побудительную ситуацию, включающую говорящего и слушателя, обозначают волеизъявление говорящего по отношению к выполнению/невыполнению действия. Имеют различные семантические оттенки: приказ, просьбу, предупреждение, допущение, поучение и т.п.

Большинство лингвистов в парадигму повелительного наклонения включают бесспорно императивные формы - формы 2 л., а также 3 л. Однако М.З.Закиев, анализируя фактический материал татарского языка, приходит к выводу, что выделение из системы побудительного наклонения форм 1 л. ед. и мн. ч. в особое желательное наклонение, исходя из того, что говорящий сам себя не может побуждать к действию, нет необходимости. По его мнению, в предложениях типа Мин языйм “Напишу-ка я”; Языйк! “Напишемте!” “желание говорящего наличествует только подспудно, т.е. можно предположить, что я желаю писать, поэтому прошу разрешения, чтобы мне позволили писать” (Закиев 1995:276). Он говорит о том, что побудительное наклонение имеет все парадигмы лица и числа. О существовании подобной микропарадигмы повелительного наклонения свидетельствует и материал других тюркских и иноструктурных языков (см., например: Кононов 1956:219-221; Коркина 1970; ГХЯ 1975:189-191; Рассадин 1978; Храковский, Володин 1986 и др.). С подобным мнением трудно не согласиться.

Таким образом, в карачаево-балкарском языке мы имеем следующие глагольные формы побудительного наклонения: Барайым “Пойду-ка я”; Барайыкъ “Пойдемте”; Бар “Иди”; Барыгъыз “Идите”; Барсын “Пусть он идет”; Барсынла “Пусть они идут”. Сказуемые же, выраженные именными лексемами, принимают вспомогательный глагол бол “быть”: Сен киши бол (Ф.) “Будь ты мужчиной”.

Побудительные конструкции характеризуются наличием и других средств (частиц, вводных слов, специальных маркеров), способствующих выражению имеющихся оттенков побуждения к действию: Чапчы, аны чакъыр (Ф.) “Сбегай, позови его”; Арбазгъа да бир чыгъып кёр (Ф.) “Выходи и во двор”; Аллахчю, былай кел (М.Т.) “Ради Аллаха, подойди сюда” и др.

Посредством формы желательного наклонения образуются оптативные высказывания, выражающие желание говорящего, направленное на то, чтобы исполнилось действие, обозначенное в предложении. Доминантами в репрезентации оптативности выступают следующие средства: а) основы глагола + афф. =гъай/=гей + эди в сочетании с лично-предикативными аффиксами; б) основы глагола + афф. =гъын/=гин, указывающий на 2 л. ед. ч. Параллельно с последней формой широко употребляется повелительная форма 3=го л. на =сын/=син.

Рассматриваемый член парадигмы выражает обычно зло- и доброжелания, которые широко представлены в фольклорных текстах (алгышах и каргышах). Примеры: Кюн Тейрини уланына ушагъын! “Будь ты похож на сына бога солнца!”; Кюнлерибиз жауунсуз болсунла “Пусть наши дни будут без дождей”; Бир жолгъа эки кийик келтиргин “За один раз приноси ты двух оленей”; Ата-анангы къууандырыучу, халкъынга жараучу болгъай эдинг “Будь ты радующим отца и мать, полезным для своего народа” и т.д.

Небезынтересны для выяснения сущности парадигмы предложения и такие формы, как долженствовательное наклонение, предположительное наклонение, наклонения намерения, возможности, позволения, сожаления, притворства и удивления, которые пока еще не во всех тюркских языках признаны в качестве форм наклонений. Каждый из них имеет свои формы репрезентации, о чем говорят следующие примеры: Ол махтаргъа тийишлиди (Н.) “Он достоин похвалы”; Ол жырчы болса керекди (З.) “Возможно, он певец”; Ол окъуяллыкъды (К.) “Он сможет учиться”; Санга эришиулеге барыргъа боллукъду (З.) “Тебе можно участвовать в соревнованиях”; Сен къарыулу болсанг эди (Ф.) “Был бы ты сильным” и др.

Таким образом, можно сказать, что парадигмы простого предложения в карачаево-балкарском языке, как и в других тюркских языках, отличаются многообразием средств выражения и широтой семантики. Во многих случаях они тесно переплетены и взаимодействуют друг с другом. Для них характерно и наличие внутренних парадигм (микропарадигм).