Предложения с предикатами, выраженными

Семантическая структура предложения в целом зависит от значения и формы его предиката. Поэтому, чтобы установить набор формально-семантических моделей (ФСМ) предложений с адъективными предикатами, необходимо дать семантическую классификацию прилагательных, что и составляет одну из задач, которая в карачаево-балкарском языке еще не решена. В данной работе мы опираемся на имеющиеся в лингвистике классификации указанного класса слов (Вольф 1978; Шрамм 1979; Ержанов 1987; Гиясов 1983; Салиев 1985). В этих и других исследованиях выделяются прилагательные, обозначающие вкусовые, цветовые и другие, воспринимаемые органами чувств, свойства, прилагательные, характеризующие внутренний мир человека, оценочные прилагательные и др. Схожа с этим и классификация предикатов, выраженных прилагательными. Вместе с тем пока еще нет “единой семантической классификации имен прилагательных, равно как нет и четких критериев разграничения их семантических подклассов” (Харитончик 1986:23). Это отражается и на классификации предикатов.

Прилагательные, как и другие части речи, имеют валентность (Газизова 1984:57-69). В карачаево-балкарском языке они в основном одновалентны. Встречаются и бивалентные адъективы, поэтому это позволяет нам делить модели предложений с такими предикатами на одноместные и двуместные.

В современных лингвистических исследованиях подчеркивается целесообразность анализа прилагательного и его ceмантико-синтаксических функций с точки зрения когнитивизма, ибо когнитивный подход позволяет по-новому представить его общекатегориальное значение. В связи с признаковостью прилагательного возникает необходимость обращения к различным аспектам мышления, к принципам восприятия мира в процессе его познания. В грамматиках тюркских языков прилагательное традиционно квалифицируют как часть речи, которая называет отдельные качества, свойства предметов. Однако в языке “обнаруживается множество прилагательных, смысловое содержание которых определяется через описание целой ситуации, события” (Гафарова, Кильдибекова 1998:37).

В работе мы выделяем денотативно-ориентированные прилагательные, обозначающие отдельные качества, свойства объектов (адъективы со значением цвета, формы, размера, веса, вкуса и др.), а также прилагательные с событийным типом значения (адъективы со значением состояния, оценки, отношения и т.п.). Вместе с ним и модели предложений с такими адъективами. Это возможно только на основе учета связи прилагательных с внеязыковой действительностью.

Анализ языкового материала свидетельствует о подвижности, гибкости прилагательных: они легко переходят из одной функциональной сферы в другую. Так, слово ариу “красивый” в сочетании с другими словами может обозначать восприятие человека, поведение субъекта, состояние окружающей среды и т.д. Ср.: 1) Аны сёзю ариуду (Ф.) “Его речь приятна”; 2) Аны кёзю, къашы ариуду (Ф.) “Ее глаза, брови красивы”; 3) Аны жюрюшю ариуду (З.) “Егo походка красива”; 4) Аны ниети ариуду (К.ж.) “Его мысли красивы, чисты”; 5) Аны арбазы ариуду (М.Т.) “Его двор чист” и т.п. Такое явление наблюдается часто. Подобные примеры свидетельствуют о превалировании идиоэтнического в языке. Эти и другие особенности прилагательного проявляются в структуре адъективных предложений карачаево-балкарского языка.

В большинстве лингвистических исследований оценка понимается как “отношение, выдаваемое за признак оцениваемого объекта” (Арутюнова 1980:230). Она всегда связана с мнением говорящего, который дает оценку исходя из своего внутреннего мироощущения, личного мнения и вкуса. Поэтому оценка зависит от автора высказывания и представляет собой “результат проявления особого ценностного отношения субъекта к объекту и заключается в признании явления ценным в каком-либо отношении (с какой-либо точки зрения)” (Сергеева 1982:14).

Выражение отношения к чему-либо зависит не только от мировосприятия индивидуума, но и от коллектива, социально обусловлено. Интерпретация оценки основана на общепринятых в том или ином социуме нормах. Иначе говоря, “мировоззрение и мироощущение, социальные интересы и мода, престижность и некотируемость формируют и деформируют оценки” (Арутюнова 1988:16), что свидетельствует об антропоцентричности данной категории. Эта универсалия рассматривается и в призме модальности. Исследователи отмечают, что оценка представляет собой один из видов модальности и имеет структуру: субъект - оценка - объект (Вольф 1985:11-12).

По мнению А.Н.Шрамм, прилагательные оценки входят в подкласс рациональных прилагательных. Такое утверждение обосновывается следующими причинами: 1) лексемы указанного типа обозначают признаки, не воспринимаемые органами чувств; 2) формирование же оценочного значения осуществляется в результате сложной мыслительной операции, которая включает восприятие органами чувств физических признаков предмета, их соотнесение и сопоставление друг с другом, сравнение полученной комбинации признаков с имеющимся в сознании основанием оценки для данного класса предметов. В итоге мы имеем вывод о наличии у предмета нового (оценочного) признака (Шрамм 1983:71-72). С таким мнением трудно не согласиться.

Предикаты-прилагательные в карачаево-балкарском языке, как и в других тюркских языках, бывают общеоценочными и частнооценочными. Они передают и “мелиоративную” (положительную), и “пейоративную” (отрицательную) оценку. Общеоценочные предикаты выражают оценку по многим параметрам, конкретные признаки которых можно установить при обращении к контексту, их отличает то, что “они не называют реальных, объективно присущих предметам свойств и являются по своей семантике чисто оценочными” (Сергеева 1982:14).

Всякая “оценочная ситуация” включает в себя ряд элементов: оценивающий субъект, оцениваемый объект, критерий оценки, оценочное средство (см.: Ляпон 1986:29-54). В большинстве случаев в адъективных оценочных конструкциях наличествуют объект оценки и оценочное средство (предикат оценки). Другие элементы могут быть факультативными или скрытыми.

В карачаево-балкарском языке ядро общеоценочных предикатов составляют прилагательные типа аман “плохой”, осал “паршивый”, иги “хороший”, аламат “замечательный”, тамаша “чудесный” и им подобные. По справедливому замечанию Л.М.Васильева, им присуще общее значение “обладающий положительными свойствами, удовлетворяющий предъявляемым требованиям и поэтому заслуживающий положительной оценки”, “лишенный положительных свойств, не удовлетворяющий предъявляемым требованиям и заслуживающий, следовательно, отрицательной оценки” (Васильев 1997:135-137; также Сергеева 1986:49-57). Примеры: 1) Кырдык да аламат эди (М.Т.) “И трава была замечательной”; 2) Бу къойла бек осалладыла (Ш.) “Эти овцы очень паршивые”; 3) Жер айбатды (С.О.) “Земля нарядная”; 4) Хар зат иги, тамашады (Б.Г.) “Все хорошо, прекрасно”. Такие построения выражают общую оценку с точки зрения положения предмета в классе подобных предметов или с позиции оценивающего субъекта (Сергеева 1978:41). Их общая семантика: оцениваемое понятие, событие и данная ему предикативная оценка. Структура их двукомпонентна и состоит из грамматического субъекта оценки и предиката оценки

Многие значения слов типа иги контекстуально обусловлены. Если речь идет о лице, на первый план выступает значение “хороший в морально-этическом плане”: иги адам “хороший человек”. Положительную оценку представителю определенной профессии можно дать исходя из его профессиональных качеств, отвечающих предъявляемым требованиям: иги устаз “хороший учитель”, иги жылкъычы “хороший табунщик”. Значение данной лексемы актуализируют также количественный и качественный аспекты, ориентированные на предмет: иги айран “хороший айран”, иги тирлик “хороший урожай”.

Оценочным предикатам, как и предикатам других семантических групп, свойственно функционировать в сочетании с различными маркерами интенсива типа бек “очень”, эм “самый” и др.: бек иги “очень хороший”, эм иги “самый лучший”. Усилению оценки способствует и употребление их в предикативной функции в виде словосочетаний, образованных по модели 3-го изафета: Ол игилени игисиди “Он лучший из лучших”; Сен а аманланы да аманыса “А ты худший из худших” (см.: Адилов 1968:19).

Наиболее ярко оценка выражается в устойчивых и фразеологических сочетаниях. Это связано с особенностью фразеологической номинации. Фразеологические единицы выражают такие признаки, которыми наделяются объекты внеязыковой действительности или в результате рациональной оценки, или же чувственно-образного восприятия материального мира (Хуснутдинов 1996:11). Примеры: 1) Ол аты cay дуниягъа (беш да тау элге) айтылгъан жашды (К.ж.) “Он известен во всем мире (во всех пяти ущельях)”; 2) Ол капекге тиймегенледенди (З.) “Он из тех, кто ломаного гроша не стоит”.

Категория оценки неразрывно связана с категорией сравнения. Это обусловлено тем, что в основе оценки лежит сравнение. Предикативная оценка предмета, события возникает тогда, когда они содержат знания, позволяющие соотносить их с представлениями говорящего о хорошем и плохом, нравственном и безнравственном, разумном и неразумно, что свидетельствует о мотивированности предикативной оценки. Синтаксические конструкции с типовым значением “оцениваемое понятие, событие и данная ему предикативная оценка в сравнении с другими понятиями” имеют трехкомпонентную структуру: оцениваемое понятие - предикат оценки - объект сравнения. Примеры: 1) Къурудан къуйрукъ къолай (Посл.) “Курдюк лучше, чем ничего”; 2) Андан сен игисе (Н.) “Ты лучше его”; 3) Бу алмала ол алмаладан осалдыла (М.Т.) “Эти яблоки хуже тех яблок”. Бытуют и сравнительно-уподобительные предложения типа Ала да сенича игиледиле (Ш.) “Они тоже хорошие, как и ты”. Однако в них объект сравнения факультативен.

Автор (субъект) оценки не ограничивается констатацией того, что хорошо, а что плохо. Он не просто выражает свое отношение к собеседнику или объекту оценки похвалой, осуждением, но и предостерегает от определенных действий. Рекомендует и побуждает к другим действиям. Иначе говоря, ценность оценки заключается в воспитательном назначении. Наглядный пример тому мы находим в паремиях и штампах, связанных с менталитетом народа. Например: 1) Элге аман деген - кеси аман, эл аман деген - керти аман “Кто хулит народ, тот сам плохой, если же село хулит человека, тот действительно плохой”; 2) Къалам къылычдан кючлюдю “Перо сильнее меча”; 3) Жатып ашагъан ырысды “Кушать лежа нельзя”.

В отличие от общеоценочных, частнооценочные предикаты-прилагательные имеют как сему оценки, так и указывают на объективные свойства предметов. Они выражают оценку по какому-либо одному признаку (параметру) и тяготеют к эмпирийным адъективам. Вслед за Н.Д.Арутюновой, многие исследователи выделяют следующие категории частнооценочных значений:

1) сенсорно-вкусовые, или гедонистические, оценки (приятный - неприятный, вкусный - невкусный, привлекательный - непривлекательный, ароматный - зловонный);

2) психологические оценки, в которых сделан шаг в сторону рационализации, осмысления мотивов оценки: а) интеллектуальные оценки (интересный - неинтересный, умный - глупый, глубокий - поверхностный); б) эмоциональные (радостный - печальный, нежный - грубый);

3) эстетические оценки, вытекающие из синтеза сенсорно-вкусовых и психологических оценок (красивый - некрасивый, прекрасный - безобразный);

4) этические (моральный - аморальный, добрый - злой);

5) утилитарные (полезный - вредный);

6) нормативные (правильный - неправильный, нормальный - ненормальный);

7) телеологические (удачный - неудачный, эффективный - неэффективный, целесообразный - бесцельный) (Арутюнова 1984:12-14, 1988:75, 1999:198; Артемьева 1986:5; Хайруллина 1996:22). Это применимо и к карачаево-балкарскому языку.

2.В адъективных предложениях позицию предиката очень часто зани­мают имена прилагательные со значением состояния. При этом позиция подлежащего замещается словами, обозначающими личные и неличные су­бъекты. Семантическая структура таких конструкций двукомпонентна и состоит из субъекта состояния и предиката состояния. Примеры: 1) Ислам къууанчлыды (Ж.Т.) “Ислам радостный”; 2) Кюн ачыкъды (М.Т.) “День ясный” и др.

В лингвистической литературе категории состояния, способам его выражения в языке уделено большое внимание. Эта категория имеет дли­тельную историю изучения (см., например: Лисина 1970; Цейтлин 1980; Вольф 1982; Маркосян 1985; Смирнова 1986; Камалова 1984, 1998 и др.). На материале карачаево-балкарского языка подробному анализу подвергну­ты глагольные предложения с предикатами состояния (Ахматов 1983). Опре­деленное внимание уделено и именным построениям указанной семантики (Кетенчиев 1993, 1998). Вместе с тем остается ряд нерешенных проблем, связанных с семантическим толкованием состояния, его объема и различ­ных дифференциальных признаков. Это объясняется “современным осмысле­нием понятийных категорий “действие”, “состояние”, “свойство”, с од­ной стороны, сущностью семантической категории состояния, с другой, и общим состоянием науки о языке, в том числе теории значения” (Камалова 1998: 5).

Известно, что семантическая категория состояния описывается на уровне слова, высказывания и текста. Все эти уровни тесно переплетены между собой. В связи с этим в исследованиях последних лет поднимается ряд проблем. К ним относятся следующие: а) определение номинативного статуса лексики со значением состояния, б) отбор и систематизация язы­ковых единиц, в) определение самой семантической категории, г) описание ее функциональных свойств (Камалова 1998: 71).

В карачаево-балкарском языке имена прилагательные являются в ос­новном базовыми единицами для обозначения состояния. Адъективные же конструкции типа Азиз жарыкъды (И.А.) “Азиз веселый” передают состояние как качество, присущее субъекту в течение некоторого времени.

Предикаты состояния подразделяются на четыре большие группы: предикаты физического состояния, предикаты физиологического состояния, предикаты психологического состояния, предикаты социального состояния (см., например: Васильев 1998: 54-102). Предложения с указанными пре­дикатами также делятся на соответствующие группы.

Конструкции с адъективными предикатами физического состояния. Физическое состояние выражено многообразно и определяется особеннос­тями различных типов носителей состояния. Последние могут быть как элементами неживой природы, так и представлять окружающие нас живые существа.

Значительное количество предложений с предикатами физического состояния передают состояние природной среды, проявляющееся в ощуще­ниях холода и тепла, или температуры. В них позицию сказуемого зани­мают прилагательные типа жылы “теплый”, сууукъ “холодный”, жылымды // жылымдыкъ “тепловатый”, къайнар “горячий”, къызыу “горячий”, салкъын “прохладный”.

Носителями теплового состояния в карачаево-балкарском языке, как и в других языках, являются “природные, естественные “предметы” и вещества (камень, песок, вода, море); природная среда, явле­ния природы (ветер, воздух, дождь); артефакты и продукты питания; че­ловек, части его тела” (Камалова 1998: 165). Примеры: 1) Эрттенлик сууукъду (З.Т.) “Утро холодное”; 2) Ингир салкъынды (М.Т.) “Вечер прохладный”; 3) Суу къайнарды (К.ж.) “Вода горячая”; 4) Къыш жылыды (З.) “Зима теплая”; 5) Хауа иссиди (М.Т.) “Воздух горячий”; 6) Айран жылыды (М.Т.) “Айран теплый”.

В отдельную группу можно выделить предложения, передающие состояние воздуха, проявляющееся в обонятельных ощущениях. В них позиция субъекта занята словом хауа “воздух”, а позиция сказуемого - общеоце­ночными и частнооценочными прилагательными в прямом и переносном зна­чениях. К ним относятся лексемы аман “плохой”, иги “хороший”, ауур “тяжелый, спертый”, ариу “чистый”, осал “плохой”, таза “чистый”, ийисли “пахучий, вонючий”. Примеры: 1) Хауа ийислиди (М.Ш.) “Воздух пахучий”; 2) Тауда хауа игиди (З.) “В горах воздух хороший” и др.

В карачаево-балкарском языке нередки конструкции, передающие световое состояние атмосферы, воспринимаемое зрением. В них обычно позиция субъекта занята темпоральными и пространственными именами (кече “ночь”, кюн “день”, кёк “небо”, юй “дом”, дорбун “пещера” и т.д.). Сказуемое же представлено адъективами типа айгъакъ “ясный”, ачыкъ “ясный”, мутхуз “хмурый”, жарыкъ “светлый”, чууакъ “ясный”, къарангы “темный”. Например: 1) Кюн а - айгъакъ (М.Т.) “А день ясный”; 2) Бурун кибик чууакъды кёк (К.К.) “Небо чистое, как в старину”; 3) Кече къарангыды (О.Э.) “Ночь темная”; 4) Отоу жаппа-жарыкъды (М.Т.) “Комната очень светлая”; 5) Тар къаппа-къарангыды (З.) “Ущелье очень темное”.

Предложения рассматриваемой структуры обозначают и другие атмос­ферные состояния, связанные с наличием/отсутствием в окружающей среде ветра, снега, тумана, влаги и т.д. Об этом свидетельствуют следующие синтаксические единицы: 1) Жолла тайгъакъдыла (А.Т.) “Дороги скольз­кие”; 2) Ингир шош эди (К.К.) “Вечер был тихим”; 3) Кюн туманлыды (О.Э.) “День туманный”; 4) Бедик аязлыды (З.) “Бедык ветреный”; 5) Жаз жауунлуду (М.Т.) “Весна дождливая”.

Некоторые прилагательные карачаево-балкарского языка обозначают и состояние, обусловленное внутренней структурой предмета. К ним относятся такие слова, как къаты “твердый”, жумушакъ “мягкий”, жукъа “жидкий”, къалын “густой”, жаулу “жирный” и др. Это не может не отражаться на смысле конструкций с указанными пре­дикатами. Они обычно указывают на признаки предмета, воспринимаемые осязательно или же признаки, определяемые мышечным напряжением, и входят в класс перцептивных предикатов (Шрамм 1979: 32). Примеры: 1) Жер жумушакъды (М.Т.) “Земля мягкая”; 2) Темир къатыды (К. ж.) “Же­лезо твердое”; 3) Сют жукъады (Ф.) “Молоко нежирное”; 4) Шорпа къалынды (М.Т.) “Суп густой, наваристый”.

В отдельную группу следует выделить и предложения, обозначающие состояние, воспринимаемое как чистота или нечистота (загрязненность). Базовыми следует признать построения со сказуемыми, выраженными прилагательными ариу “чистый” , таза “чистый”, кир // кирли “грязный”, шимир // шимирли “покрытый грязью”: 1) Сауут-саба мында тазады (Ф.) “Посуда здесь чис­тая”; 2) Черек а бюгюн кирлиди (М.Т.) “А река сегодня грязная”.

Необходимо отметить, что существует связь между понятиями “сос­тояние” и “свойство”. Свойства являются постоянными признаками пред­метов, тогда как состояние - признаком временным. Однако одни и те же слова могут обозначать как состояние, так и свойство предмета. Напри­мер, предложение Хадис ауруулуду // ауруучуду “Хадис больной, болезнен­ный” репрезентирует значение и свойства, и состояния.

Известно, что прилагательные иги “хороший”, аман “плохой” явля­ются общеоценочными. Вместе с тем они, если характеризуют лицо, ста­новятся предикатами состояния. Об этом свидетельствует материал язы­ка. Ср.: 1) Харун игиди (Х.Кац.) “Харун в хорошем состоянии, не боле­ет”; 2) Амма аманды (М.Т.) “Бабушка в плохом состоянии, болеет”. Рассматриваемые лексемы являются общеоценочными при характеристике неличного субъекта или же в позиции предиката, если он выражен сложным именным сказуе­мым, построенным по образцу 1-го изафета. Примеры: 1) Алмала аманладыла (Ф.) “Яблоки плохие”; 2) Азиз иги жашды (И.А.) “Азиз хороший парень”.

Таким образом, можно сказать, что предложения подвергаются ко­личественным преобразованиям. При этом повторяется или опускается элемент, семантически дублирующий другой элемент высказывания. Например: Азиз акъыллы жашды “Азиз умный парень”. Слово жаш “парень” семантически дублирует мужское имя Азиз. Такое использование в структуре именного сказуемого гиперонима к подлежащему или к другому компоненту сказуе­мого характерно не только для тюркских языков, но и “типично для ор­ганизации русского предложения” (Гак 1998: 375).

Однако подобные трансформации способствуют и дифференциации зна­чений предикатных лексем. Ср. высказывания: Кюн жарыкъды (М.Т.) “День солнечный” и Ислам жарыкъ затды // Ислам жарыкъ адамды (М.Т.) “Ислам веселый человек”. Первое предложение выражает состояние погоды, а второе предложение - определенную черту характера личного субъекта, свойство его “всегда быть веселым”. Это обусловлено, во-первых, функ­цией лексемы жарыкъ “светлый; веселый”, во-вторых, взаимодействием лексического значения с семантикой синтаксической. Такие примеры, ко­торых значительное количество в языке, убеждают нас в том, что грани­ца между классом слов, обозначающих свойства, и классом слов, обозначающих состояние, размыта.

К интересному выводу приходит Т.Н.Смирнова на основе анализа предикатов физиологического состояния человека. Она считает, что для них характерны несколько признаков:

1. 
   соотносимость с индивидуальным, а не родовым признаком;
   
2. 
   независимость от воли и желания субъекта;
   
3. 
   “страдательность” или же связь с инактивным субъектом;
   
4. 
   спонтанная воспроизводимость (Е.М.Вольф пишет, что состояние в отличие от свойства в течение отрезка своего существования непре­рывно создается во времени (Вольф 1982: 320-321);
   
5. 
   ненаблюдаемость, внутренний характер;
   
6. 
   ориентированность на ощущения и чувства человека;
   
7. 
   временность: состояния имеют ограниченную протяженность во времени (Смирнова 1986: 49). Последний признак рассматриваемых конс­трукций отмечает и С.Н.Цейтлин (Цейтлин 1980: 86).
   

Физиологические потребности имеют в своей основе реалии ачлыкъ “голод”, суусаплыкъ “жажда” и др. Поэтому для предикатов ач “голод­ный”, суусап “жаждущий” характерно своеобразное раздвоение смысла. Во-первых, они обозначают состояние организма. Во-вторых, указывают на “желание” удовлетворить ту или иную физиологическую потребность. Такая ситуация передается следующим образом: Мен ачма, суусапма. Аш ашаргъа, айран, суусап ичерге сюеме “Я голоден, жажду. Хочу покушать, выпить айран или какой-либо другой напиток”. Как пишет Ю.Д.Апресян, “в очень многих случаях в основе состояний, действий, эмоций, выска­зываний человека лежат причины или мотивы, так или иначе связанные с его желаниями. В лингвистическом преломлении, это значит, что смысл “хотеть” (наряду с такими смыслами, как “знать”, “считать”, “делать” и т.п.) образует некий фундаментальный слой в семантике подавляющего большинства антропоцентрических классов слов” (Апресян 1995: 436). С этим невозможно не согласиться. Подобное давно замечено в народе. Не­даром еще в фольклоре карачаевцев и балкарцев бытуют сюжеты, связан­ные с гостеприимством. Прежде чем поинтересоваться тем, почему прие­хал человек в гости, надо было его кормить и поить три дня и три но­чи. А потом интересоваться целью его прихода. Небезынтересен в этом плане и паремиологический материал: 1) Ачлыкъ отха секиртир “Голод заставит в огонь прыгнуть”; 2) Ач уят къоймаз “Голод лишает совести”; 3) Ачны кёзю - ашда “Глаза голодного - на еде”; 4) Ач отунчуну ачыуу бурунунда “У голодного дровосека зло на носу, т.е. легко раздражает­ся”; 5) Ач не джеймез, токъ не демез “Чего только не съест голодный, чего только не скажет сытый”; 6) Ач келгенни тойдур, кеч келгенни къондур “Пришедшего голодным накорми, пришедшего поздно уложи”.

Предикат токъ “сытый” является антонимичным предикату ач “голод­ный” и для него характерно указание лишь на физиологическое состоя­ние, ибо гипотетически у сытого не должно быть на это время желания потребности в еде. Рассматриваемые предикаты обозначают состояние живых существ. Примеры: 1) Барыбыз да ачбыз (О.Э.) “Мы все голодны”; 2) Малла токъдула, тоюпдула (Ф.) “Животные сыты, наелись”.

Близки к ним и следующие предложения с предикатами-фразеологизмами: 1) Мен ач къарангыма, эрттенли ауузумда суу жокъду (М.Т.) “Я голоден, с утра во рту не было маковой росинки”; 2) Да энди уа жел элтмезча болгъанма (Ш.) “Теперь я сыт (ветер не унесет)”.

При характеристике живых существ весьма часто мы опираемся и на такие концепты, как саулукъ “здоровье”, хал “состояние; самочувствие”, ауруу “болезнь”. Носителями языка большое внимание уделяется концеп­ту “здоровье”. Считается, что данное качество лежит в основе жизнеде­ятельности организма. Чаще всего человеку желают здоровья, ибо оно превыше всего: Сау бол “Будь здоров”; Аллах саулукъ-эсенлик берсин “Пусть Аллах вам пошлет здоровье, благополучие”; Байлыкъдан саулукъ игиди “Здоровье лучше богатства”.

Здоровье является совокупностью представлений и понятий о нор­мальной жизнедеятельности организма или о его отклонениях. Нормальная жизнедеятельность организма свидетельствует о его здоровье, а откло­нения от нее - о проявлении болезни. Все это обозначается следующими предикатами-прилагательными: сау “живой”, шау “мертвый”, саулукълу “здоровый”, саулукъсуз “нездоровый”, ауруулу “болезненный”, безгекли “больной малярией”, жаралы “раненый”, къарыусуз “слабый”, къыйын “сильно больной” и т.д. Примеры: 1) Амма къыйынды (Б.Гул.) “Бабушка сильно больна”; 2) Къыз онгсузду (И.Г.) “Девушка очень больна”; 3) Къурчданов сауду (И.Б.) “Курчданов живой”; 4) Немецли жаралы эди (К.ж.) “Немец был ранен”; 5) Даулет саулукълуду (М.Т.) “Даулет здоро­вый”; 6) Анабыз къарыусузду (Ф.) “Мать немощна”.

Примыкают к предикатам со значением жизнедеятельности организма и прилагательные, характеризующие состояние опьянения или беременности (ауур “пьяный; беременная”, кеф “пьяный”, бууаз “беременная”, къысыр “яловая; небеременная”). Например: 1) Топай ауурду (Б.Г.) “Топай пья­ный”; 2) Мен кефирекме (И.Б.) “Я немного пьян”; 3) Асият бууазды (М.Т.) “Асият беременна”; 4) Колхоз ийнекле къысырдыла (К.ж.) “Колхоз­ные коровы яловые”.

Состояние организма передается и фразеологическими единицами. Ср.: Анабыз аягъы юсюнеди (Ш.) “Наша мать на ногах”. Показателем здоровья у носителя языка является то, что он на ногах. Если человек лежит, то он болен, лишен активной деятельности. Предложение Ол жатыпды переводится на русский язык двояко: “Он лежит” и “Он болен”. В первом случае оно имеет прямое значение, а во втором - переносное. Повествовательный фрейм Асыры къарыусуздан, аны борбайлары тутмайдыла “Из-за того, что слаб, его не держат ноги” также свидетельствует о состоянии организма человека, его слабости.

Предикаты психологических состояний близки к предикатам отношения, речи, мысли, чувства, ощущения и взаимодействуют с ними. Это является причиной семантической размытости лексики со значением психологическо­го состояния.

Характерной чертой психологического состояния как особого вида психического отражения мира является его причинная обусловленность. Эмоции и чувства не могут возникать на пустом месте. Поэтому, когда речь идет о семантике предикатов, появляется необходимость учета де­терминированности состояний внешними реалиями. В связи с этим целесо­образно обратиться к проблеме каузативности. Так, например, И.Х.Ахматов пишет, что предложение Маржан къартны ачыуландырды (Э.Г.) “Маржан обозлила старика” “в плане выражения состоит из трех компонентов: подлежащего (Маржан), дополнения (къартны) и сказуемого. Подлежащее является выразителем субъекта-каузатора. Дополнение служит выра­зителем двух семантических элементов: объекта каузации и субъекта состояния. Сказуемое также является носителем двух семантических элементов: предиката состояния, показателем которого на поверхностном уровне является глагол ачыулан, и семы каузации, показателем которой является аффикс понудительного залога, включаемый в структуру данного глагола” (Ахматов 1983: 209).

Предложения Эккяй мудахды (З.Т.) “Эккяй грустна” и Фазика къайгъылыды (Ж.Т.) “Фазика встревожена” состоят из двух компонентов: под­лежащего и сказуемого, или из субъекта психологического состояния и предиката психологического состояния. Но здесь у носителя языка пра­вомерно встает вопрос (Почему человек грустен?). Причина и объект эмо­ций, чувств в языке могут репрезентироваться как отдельной конструкци­ей, так и в структуре одного предложения. Ср.: 1) Ариубат ишни неден башларгъа билмей армаулуду (Ж.З.) “Ариубат, не зная с чего начать работу, была растеряна”; 2) Къойла къатышадыла деп, Хажи-Осман бек къайгъыльды (Ж.З.) “Хажи-Осман встревожен тем, что овцы могут смешать­ся”; 3) Жюнюс асыры ырмахдан мудахды (Х.Ш.) “Жюнюс грустный из-за ус­талости”; 4) Алий аны ючюн жарыкъды (М.Т.) “Алий радостный из-за него”. Как видим, причина и объект имеют широкий диапазон выражения - от послеложно-именной конструкции до отдельного предложения.

Неотъемлемым элементом семантики предикатов психологического сос­тояния является квалификация их по признаку мелиоративности, пейоративности, по нейтральности оценочного значения. Это связано не столь­ко с социальной оценкой, сколько с осознанием лицом своего состояния. Мелиоративными воспринимаются предикаты жарыкъ “веселый”, къууанчлы “радостный”, пейоративными - шайтанлы “бесноватый”, ачыулу “злой”, нейтральными - шош “тихий” и др. Примеры: 1) Жашла къууанчлыдыла (С. Т.) “Ребята радостные”; 2) Рая шайтанлыды (М.Т.) ”Рая взбешена”; 3) Ахмат шошду “Ахмат спокоен”.

Предикаты психологического состояния ориентированы обычно на су­бъект. При них он бывает личным и выражается антропонимами и их суб­ститутами. Вместе с тем в таких конструкциях позиция субъекта заме­щается словами с пространственным значением: эл “село”, шахар “город”, ныгъыш “завалинка”, арбаз “двор”, таула “горы” и т.д.: 1) Шахар къууанчлыды (Ж.Т.) “Город радостен”; 2) Эл мудахды (З.Т.) “Село грустное”; 3) Акъташ къайгъылыды (Ж. Т.) “Акташ встревожен”; 4) Таула шошдула (М.Т.) “Горы спокойны”. В подобных построениях субъект понимается носителем языка как некое множество людей, проживающих в том или ином месте.

Не вызывает сомнения то, что для каждой сферы жизни человека в “наивной картине мира” существуют локализаторы. Для эмоций и чувств таковыми в первую очередь считаются жан “душа”, жюрек “сердце” (Апресян 1995; Булыгина, Шмелев 1997). Они являются культурными кон­цептами не только русского, но и тюркских языков. Применительно к рус­скому языку А.Вежбицкая пишет, что в “наиболее полной мере особенности русского национального характера раскрываются и отражаются в трех уникальных понятиях, как душа, судьба и тоска, которые постоянно воз­никают в повседневном речевом общении и к которым неоднократно воз­вращается русская литература, как “высокая”, так и народная” (Вежбицкая 1996: 33 ).

Как в обыденной, так и в художественной речи слова жан “душа”, кёл “душа”, жюрек “сердце” активно употребляются в составе устойчивых и фразеологически связанных словосочетаний для репрезентации разнообразных психологических состояний. Примеры: 1) Биреу жан къайгъылы, биреу мал къайгъылы (Посл.) “Кто беспокоится за свою жизнь, а кто - за скотину”; 2) Аны жюреги жер бла тенгди (Посл.) “Он униженный (у него сердце сравнялось с землей)”; 3) Аны кёлю кёк бла тенгди (Посл.) “Он радостный (у него душа равна с небом)”; 4) Азизни жюреги жарыкъды “У Азиза хорошее настроение”; 5) Аны жюреги къарангыды // мудахды // такъырды “Он сильно опечаленный” и т.п. В этих и им подобных примерах кёл, жан, жюрек являются локализаторами психологического состояния лица.

В карачаево-балкарском языке с предикатами состояния часто сочетаются слова, относящиеся к соматической лексике, в частности, кёзле “глаза”, бет “лицо”, мангылай “лоб”, баш “голова”. По их выражению и определяется психологическое состояние лица. В подтверждение этого можно привести следующие примеры: 1) Хажи-Осман нек эсе да баштёбенди (Ж.З.) “Хажи-Осман почему-то хмур, повесил голову”; 2) Аны кёзлери мылыдыла, мудахдыла (И.Б.) “Ее глаза влажные, грустные”; 3) Асиятны башы къайгъылыды (М.Ш.) “Асият тревожна”; 4) Эллилени бетлери къайгъылыды (Ш.) “Лица сельчан озабочены”.

Мы можем сделать вывод о том, что предикаты психологического сос­тояния характеризуют настроение, волнение (беспокойство), стыд, удив­ление, ощущение страха, чувство недовольства (злобы), удовлетворен­ность/неудовлетворенность чем-, кем-либо, умственное состояние лица.

Особняком стоят предикаты со значением имущественного состояния. Человек всегда стремится к благополучию. Атрибутом же его является богатство, т. е. наличие денег и другого имущества, без которых невоз­можно нормальное бытие. Базовыми предикатами имущественного состоя­ния в карачаево-балкарском языке следует признать прилагательные бай “бога­тый”, жарлы “бедный”, которые квалифицируются как “имеющий много ско­та, имущества, денег” и “не имеющий скота, денег (малоимущий)” (Къарачай-малкъар тилни ангылатма сёзлюгю 1996: 653, 835).

В одном ряду со словом бай можно поместить прилагательные бакы “очень богатый”, къарыулу “богатый”, къолайлы “живущий в достатке”, къууатлы “богатый”, мелхум “богатый, обильный, зажиточный”, монг “бо­гатый”, мюлклю “имущий”, онглу “богатый”, мол “обильный”, элпек “изо­бильный”, ахчалы “денежный”. Антонимический ряд вместе с жарлы составляют адъективы ахчасыз “безденежный”, арыкъ “бедный”, баштакъ “бездом­ный”, жазыкъ “несчастный”, жаланнгач “бедный”, жаланбыдыр “голопу­зый, нищий”, къарыусуз “бедный”, мюлксюз “неимущий” и т.д. Многие из них носят коннотативный характер, стилистически окрашены и мотивиро­ваны именами существительными со значением имущества. В предложениях с такими предикатами субъект является личным (единичным или множест­венным). Кроме того, выразителем субъекта весьма часто становится слово жашау “жизнь”. Нередки и субъекты со значением социума къырал “государство”, эл “село”, шахар “город” и т.д., что закономерно. Ибо имущественное состояние присуще не только для индивида, но и для коллектива. Примеры: 1) Халкъ жарлы, жерсиз, мюлксюз эди (С.Т.) “На­род был бедным, безземельным, неимущим”; 2) Ол энди бакыды (Ф.) “Он теперь очень богатый”; 3) Жашауубуз къууатлыды, жарыкъды (Х.Кац.) “Наша. жизнь богата, счастлива”; 4) Муртаз къолайлыды (Х.Кац.) “Муртаз зажиточный”; 5) Къырал жарлы эди (К.ж.) “Государство было бедным”; 6) Была жаланбыдырладыла (Ф.) “Они нищие”; 7) Бюгюн биз байбыз (С.Ш.) “Сегодня мы богаты”.

Закономерен вопрос об атрибутах, критериях богатства и бедности. На первое место выдвигается земля. В представ­лении балкарца Жашауну тутуругъу жерди (Ж.З.) “Источником жизни явля­ется земля”. Богатый материал в подтверждение этой мысли дают паремии: 1) Бир батман алтынынг болмасын, бир аякъ басар жеринг болсун “Лучше иметь землю размером в одну ступню, чем иметь один батман золота”; 2) Жери байны эли да бай “У богатого землей богат и народ”; 3) Жер - хазна, суу - байлыкъ “Земля - клад, вода - богатство”. Не нуждаются в комментариях следующие строки известного балкарского поэта Б.Гуртуева: