М. М. Казаков Последний период религиозного мира в Римской империи



Дата21.06.2016
өлшемі42.5 Kb.
#152783
М.М. Казаков

Последний период религиозного мира

в Римской империи
После смерти императора Константина, предоставившего христианству легальный статус и возможности для дальнейшего распространения и развития, линия обращения Римской империи в христианство оказалась зигзагообразной и неровной. Применительно ко времени от Константина до Феодосия вряд ли можно говорить о религиозной политике Римской империи, но о религиозных политиках1 римских императоров2. Однако греко-римский мир предпринял большой и необратимый шаг к христианскому государству. За это время христианская церковь сумела еще больше укрепиться и расширить свое влияние, а, главное, приобрести множество новых сторонников. Эти четыре десятилетия оказались временем накопления «критической массы», которая должна была вызвать мощные импульсы для христианизации в последние два десятилетия IV столетия.

Решительный разрыв с религиозной политикой императора Юлиана, предпринявшего короткую, но яркую попытку возродить значение римского язычества в Римской империи произошел сразу. Император Иовиан отменил все антихристианские мероприятия своего предшественника, восстановил почти в полной мере привилегии христиан3, существовавшие до Юлиа­на, и вернул тех, кто был сослан «за не отступление от благочестия»4. Важным актом Иовиана было из­дание эдикта о веротерпимости, в котором гарантировалась безопасность отправления старинных обрядов5. Никаких репрессивных мер в отношении язычества предпринято не было.

Сменивший Иовиана, правившего менее года, Валентиниан I открыл своим правлением последний период «религиозного мира»6. Хотя новый император, по свидетельству христианских источников, был ревност­ным христианином и одним из немногих, сосланных за веру Юлианом7, внешняя опасность со стороны вар­варов, внутренняя нестабильность в империи и противо­действие язычников христианизации, которую серьезно пошатнуло правление Юлиана, заставили его вернуться к веротерпимости8, которая стала основным принципом его религиозной политики9.

В отношении христианства Валентиниан действовал довольно сдержанно. Он снова разрешил христианским учителям преподавать в школах10, подтвердил христианские иммунитеты и привилегии, запретил ставить вои­нов-христиан на посты около языческих храмов11, а так­же постановил не принуждать христиан к участию в гладиаторских играх12. Однако Валентиниан I никогда не соглашался давать хри­стианам привилегии, которые могли бы противоречить интересам государства»13, и издал ряд законов, даже ограничивающих их права. Так, было ограничено право убежища14, возвращены в курии лица, вступившие в клир, чтобы избежать муниципаль­ных обязанностей15, обложены налогом клирики, занимавшиеся торговлей16. Наконец, был издан закон, запрещавший клирикам посещать дома вдов и сирот и объявлявший недействительными их завещания в пользу духовных лиц17.

Политика веротерпимости Валентиниана I распространялась и на внутрицерковные дела. Император считал, что государство не должно вмешиваться в церковные споры, и сам терпимо относился ко всем христианским течениям18, не отдавая явного предпочтения ни одному из них. Мало того, Валентиниан I стремился воздерживаться от участия в разбирательствах между епископами и предписал законами, что в деле веры должен судить кто-либо из церковного звания19.

Язычество20 при Валентиниане I не подвергалось ка­ким-либо серьезным ограничениям и притеснениям, и политика по отношению к древней религии определя­лась в первую очередь заботой императора о внутреннем мире в государстве и идеей веротерпимости. Хотя Ва­лентиниан отобрал у языческих храмов имущество, воз­вращенное им Юлианом, он не отдал его прежним владельцам — христианским церквам, а присоединил всё к государственным владениям21. Подтвердив легальный ста­тус язычества, Валентиниан, тем не менее, возобновил упраздненные Юлианом законы против тайных жертво­приношений, гаданий, предсказаний судьбы и приказал строго применять их22, а также приравнял магические обряды к тяжким преступлениям23.

В целом же религиозная политика Валентиниана I вызывала одобрение, как христиан, так и язычников. Аммиан Марцеллин характеризует ее такими словами: «Славу его правления составляет та сдержанность, с какой он относился к религиозным раздорам; никого он не задевал, не издавал повелений почитать то или дру­гое и не заставлял своих подданных по строгому при­нуждению склоняться перед тем, во что верил сам, и эти дела он оставил в том положении, в каком их застал»24. Некоторые христианские авторы пытались объяснить терпимость Валентиниана I по отношению к язычеству тем, что он будто бы не знал, что языческие обряды еще отправлялись25.

Валентиниан был человеком малообразованным и не имеющим большой склонности к религии, хотя, вероятно, его приверженность к христианству была прямой и искренней. Основу его характера составляла скромная суровость воина, блиставшего храбростью на полях сражений, но не умеющего использовать хитрость и дипломатию, когда этого требовали государственные нужды. «Он имел такую страсть причинять страдания, – отмечает Аммиан, – что никогда никого не избавил от смертной казни... Он сгорал до глубины души завистью и, зная, что многие пороки принимают внешний вид добродетели, постоянно лицемерно твердил, что строгость есть союзница истинной власти. Он ненавидел людей хорошо одетых, высокообразованных, богатых, знатных и принижал храбрых, чтобы казалось, что он один выделяется среди всех»26. Под конец жизни суровость Валентиниана переросла в свирепость, так как он поставил рядом со своей спальней клетки с двумя медведицами, охочими до людей и с удовольствием смотрел на сон грядущий, как они разрывают на части преступников27, а его строгость развила в нем такую вспыльчивость, что один из припадков гнева во время переговоров с послами варварских племен в 375 г. свел его в могилу28.

Валентиниан превыше всего ставил государственные интересы, и, вследствие этого его религиозная политика находилась в контексте общей политики умиротворения Римской империи – внешнего и внутреннего. И это умиротворение требовало и мира религиозного, что и вылилось в принцип веротерпимости.

Таким образом, от терпимости Константина через крайности Констанция и Юлиана, испытав явный зигзаг, религиозная политика Римской империи вновь вернулась к терпимости Валентиниана I29. Однако это совсем не означало, что вернулось то же положение, как было при Константине. Если веротерпимость творца Миланского эдикта имела целью расширить социальную базу его режима, лишь открывая возможности для христианства, то веротерпимость Валентиниана I означала уже реализацию этих возможностей церковью за прошедшие полвека и отражала примерное равновесие сил между язычеством и хри­стианством. Сам Валентиниан был вынужден учитывать это равновесие в своей религиозной политике и не решился изменить баланс в пользу одной из религий, хотя и испытывал явную склонность к христианству. Он стоял над противоборствующими сторонами, глядя далеко на римские границы, где собирались темные облака варварской угрозы30.

В отношении церковного единства период религиозного мира при Валентиниане оказался исключительно благоприятным. Твердая линия на недопущение внутрицерковных споров способствовала тому, что лидеры и члены различных христианских течений вынуждены были воздерживаться от взаимных обвинений и оскорблений, и, таким образом, научились жить в мире.

Следует отметить, что религиозная политика римских императоров далеко не всегда определялась в IV в. реальным положением религий в государстве. Она во многом зависела от личных настроений того или иного императора или его ближайшего окружения. Законы Римской империи в отношении религий чаще всего пытались регламентировать их положение в приемлемом для данного императора духе. И все же, очень важно отметить тот факт, что ни один из императоров не решился полностью отдать предпочтение той или иной религии, обеспечивая ее безусловный авторитет и ставя в ущербное положение другие религии. Вместе с тем, каждый из императоров вносил свой вклад в формы их сосуществования, давая возможность последователям использовать этот опыт, как положительный, так и отрицательный, в своей политике.



Таким образом, можно утверждать, что ко второй половине IV в. религиозная политика стала окончательно определяться интересами Римской империи, а не личными пристрастиями того или иного императора и их окружения. Главным выводом из периода относительной веротерпимости от Константина до Валентиниана I является то, что ни одна из религий, как бы ни относились к ней правители Римской империи, не получила полного приоритета. В значительной степени такая ситуация объясняется расстановкой социальных и политических сил, и, соответственно, социальной основой приверженцев религий, особенно христианства и язычества.


1 Слово «политика» во множественном числе.

2 Morisson K.F. Rome and the City of God. An essay on the constitutional relationships of empire and church in the fourth century // Transactions of the American Philosophical Society. 1964. Vol.54. Part 1. Р.27.

3 Феодорит сообщает, что Иовиан смог из-за голода вернуть церквам только треть того количества хлеба, которое было установлено Константином (Theodoret.IV,4).

4 Sozomen.VI,3; Philostorguis.VIII,5; Theodoret. IV,4.

5 Закон дошел до нас в речи Фемистия.

6 Буассье Г. Падение язычества. Исследование последней религиозной борьбы на Западе в IV в. М., 1892. С.411.

7 Ambrosius. De Obitu Valentiniani, 55; Theodoret. III, 16; Philostorguis.VIII, 5

8 Ссылка на эдикт о веротерпимости Валентиниана I содержится в законе CTh IX, 16, 9.

9 Вместе с тем, как справедливо отмечает С.Гринслейд, веротерпимость не обязательно означает нейтральность (Greenslade S.L. Church and State from Constantine to Theodosius. London, 1954. P.28), и законы Валентиниана, расширявшие привилегии христианства, явное тому доказательство.

10 Этот закон от 371 г., как и предыдущий утерян, но на него есть ссылки: CTh IX, 16, 9; Sozomen.VI, 7.

11 CTh XVI, 1, 1.

12 CTh IX, 40, 8.

13 Буассье Г. С.410.

14 CTh XIV, 3, 11.

15 CTh XII, 1, 59; XVI, 2, 17,19.

16 CTh XIII, 1, 5.

17 CTh XVI, 2, 20. Основания для ограничения злоупотреблений клириков были столь серьезными, что Иероним написал по этому поводу: «Я жалуюсь не на закон, а на то, за что мы заслужили такой закон» (Hieronimus.Ep.52). Амвросий сетовал на этот закон во время его полемики с Симмахом (Ambrosius. Ep.XVIII, 13-14).

18 Кроме манихеев, против которых в 372 г. был издан закон (CTh XVI, 5, 3).

19 Ambrosius.Ep.XXI, 2.

20 Валентиниан оказался первым императором, который использовал слово paganus для обозначения тех, кто оставался верным языческим культам (CTh XVI, 2, 18; Boyd W.K. The Ecclesiastical edicts of the Theodosian Code. N.Y., 1905. P.24).

21 CTh X, 1, 8; XII, 1, 60.

22 CTh XVI, 10, 21.

23 CTh IX, 16, 7-8.

24 Ammianus Marc.XXX, 9, 5.

25 Ambrosius.Ep.XVII,17.

26 Ammianus Marc. XXX, 8, 2-10.

27 Ibid. XXIX, 3, 9.

28 Socrat.IV, 31.

29 Вряд ли можно согласиться с В.Хайдом, который видел в Валентиниане I последнего римского императора, представлявшего религиозную свободу в том смысле, в каком ее понимали Юлиан и Константин (Hyde W. W. Paganism to Christianity in the Roman Empire. Philadelphia, 1946. P.210). На наш взгляд, каждый из перечисленных императоров имел свое понимание религиозной свободы, которое было очень далеким от современного ее понимания и которое в значительной степени определялось конкретной исторической обстановкой.

30 Alfoldi A. A conflict of ideas in the late Roman empire. The clash between the Senate and Valentinian I. Oxford, 1952. P.123.


Достарыңызбен бөлісу:




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет