М. Рудый 2011 его называли «парагвайским робеспьером» Хосе Гаспар Родригес де Франсиа

После подавления помещиков внутри Парагвая и некоторого снижения напряжённости в его внешних отношениях Франсиа начинает период реформ. Следует отметить, что преобразования, проходившие в Парагвае в этот период, как правило, не провозглашались – они реализовывались. Многое было реализовано даже не с помощью законов, а просто «в порядке управления», явочным порядком. Например, расстреливая и арестовывая помещиков, конфискуя их собственность, Франсиа не провозглашал это как расправу с помещиками, не пропагандировал огосударствление собственности. Он почти не пытался подвести некий «идеологический базис» под свои действия. Для правления Франсии вообще характерно отсутствие широковещательных деклараций.

Возможно, это объяснялось особенностями личного характера Франсии и отсутствием необходимости отчитываться перед кем-либо за свои действия. Другое возможное объяснение – широкая пропаганда преобразований, проведённых в Парагвае, могла сплотить против него всех его внешних врагов.

Хосе Гаспар Родригес де Франсиа, диктатор Парагвая.

В Парагвае свободной земли было намного больше, чем обрабатываемой. Даже в XIX веке во многих районах применялось нечто вроде подсечно-огневого земледелия: вырубали участок джунглей, выкорчевывали пни, затем деревья сжигали и распахивали землю. Как только плодородие земли уменьшалось, расчищался новый участок, а истощенная земля оставалась под паром. Все свободные земли считались собственностью государства.

Наличие обширного государственного фонда свободных земель было характерно в Южной Америке не для одного только Парагвая. Однако в других странах этот государственный земельный фонд так или иначе присваивался помещиками, захватывавшими даже те земли, которые они не могли обработать. В тех случаях, когда эти земли получали мелкие крестьяне, помещики всё же находили возможность тем или иным путём отобрать землю. В Парагвае революционный террор нанёс сильный удар помещичьему землевладению.

Большинство земель, на которых вели своё хозяйство крестьяне, по-прежнему считалась государственной собственностью. Мелкие крестьяне платили государству арендную плату, которая была символической (1,5 песо в год)³¹. Земельный фонд государства был значительно увеличен за счёт конфискаций имений помещиков.

20 сентября 1824 года было секуляризировано всё церковное имущество, в том числе церковные земли. Одновременно введён был гражданский брак, а священники стали получать небольшое жалованье от государства, фактически превратившись в государственных чиновников. Пополнение земельного фонда государства производилось и позднее: так, в сентябре 1825 года была проведена проверка документов на землю, и в феврале 1826 года была конфискована земля у всех, не имеющих документов. В некоторых латиноамериканских государствах проводились подобные меры (правда, позднее), но там конфискованные земли обычно распродавались в частную собственность.

В Парагвае государственные земли не продавались; рынка земли и земельной спекуляции фактически не существовало. Большинство государственных земель сдавались в аренду крестьянам. Обширные земли отводились также под государственные хозяйства – «эстансии Родины».

Ещё во времена, когда Парагвай был испанской колонией, там было около 40 королевских имений («эстансий короны»), после провозглашения независимости их переименовали в «эстансии Родины». В 1818 году было уже 50 «эстансий Родины» и 22 более мелких хозяйства («пуэстос»), затем их число увеличилось до 64-х за счёт конфискаций. Например, в «эстансии Родины» были превращены два имения, конфискованных после смерти Кабаньяса (это были скотоводческие хозяйства, имевшие в общей сложности почти 5,5 тысяч голов крупного рогатого скота и лошадей)³².

В «эстансиях Родины» работали в основном наёмные работники. Заработная плата их была низкой, т. к. правительство старалось поддерживать государственные расходы на низком уровне. Но и продукты в Парагвае были дёшевы, т. к. их было много и они почти не вывозились на экспорт. Кроме того, существовала практика бесплатных раздач трудящимся предметов потребления, и прежде всего предметов первой необходимости.

Рабство в Парагвае было ликвидировано явочным порядком. В конфискованных имениях рабы либо получали в аренду участки земли, либо превращались в работников «эстансий Родины». Франсиа всегда предоставлял убежище беглым рабам и эмигрантам из Бразилии. Он считал, что «право убежища раба всегда остаётся священным». Этим его политика отличалась, например, от политики Аргентины, которая несмотря на отмену рабства выдавала беглых рабов Бразилии. В Парагвае беглым рабам и эмигрантам давали землю, семена, скот и инвентарь, чтобы они могли создать своё хозяйство³³.

Часть продукции «эстансий Родины» продавалась на рынке. Но они нужны были не для того, чтобы создавать конкуренцию мелким крестьянским хозяйствам. Их развитие связано было с экономической изоляцией Парагвая, которая во многом была вынужденной. Во многие годы внешняя торговля вообще прекращалась из-за войн в соседних провинциях Рио-де-ла-Платы или обострения отношений с ними и с Буэнос-Айресом. Бразилия, где господствовали помещики-рабовладельцы, также была ненадёжным торговым партнёром. Как будет видно из следующей главы, Франсиа вовсе не отказывался от внешнеторговых связей, но хотел, чтобы они были равноправными и выгодными народу Парагвая. Пока же он взял курс на самообеспечение.

В крестьянских хозяйствах выращивались в основном кукуруза, маниока и рис (пшеницу в небольших количествах выращивали только в Мисьонес). В колониальные времена мясо, злаки, хлопок в Парагвай ввозилось из других провинций Рио-де-ла-Платы; теперь ввоз прекратился, и правительству пришлось всерьёз заняться созданием крупных скотоводческих хозяйств и рекомендовать крестьянам сеять определённые культуры. Не хватало местного хлопка для изготовления одежды, и хлопок стали выращивать в «эстансиях Родины». Стал выращиваться также арахис, из которого изготавливалось масло, заменившее ввозное оливковое масло. В «эстансиях Родины» производились и экспортные товары – йерба-мате и табак. Продукты, производимые в «эстансиях Родины» шли в основном на потребление их работников, на бесплатные раздачи населению и на снабжение армии лошадьми, продовольствием и снаряжением.

Часть продуктов, производившихся в государственных хозяйствах, распределялась на льготных условиях или раздавалась бесплатно Существовала практика централизованных бесплатных раздач малоимущим гражданам продуктов, одежды и скота. Только в начале 1824 года среди населения Консепсьона была бесплатно распределена тысяча лошадей; было также выделено 600 голов крупного рогатого скота, пончо и ткани для бесплатной раздачи неимущим. И в дальнейшем тем из трудящихся, кто испытывал в них нужду, раздавались бесплатно коровы, соль, одежда, головные уборы, ткань и домашняя утварь, а также сталь для изготовления топоров и мачете (сталь ввозилась извне, но всё же Франсиа раздавал её работникам)³⁴.

Скота в государственных хозяйствах развели настолько много, что в сентябре 1830 г. Франсиа писал: «Я не знаю, что делать с таким большим количеством скота»³⁵. Даже после бесплатных раздач населению скота ещё было настолько много, что Франсиа приказал забить в «эстансиях Родины» всех яловых коров. Он был противником неограниченного экспорта, не без оснований опасаясь, что страна может впасть в большую зависимость от него. Поэтому он препятствовал продаже излишков мяса и зерна за границу (в 1837 году землевладелец Рикардо Морель даже угодил в тюрьму за предложение экспортировать излишки продуктов).

Несмотря на существование мелких крестьянских хозяйств, государство при необходимости вмешивалось и в их хозяйственную деятельность. В октябре 1820 года саранча уничтожила большую часть посевов зерновых культур. Франсиа приказал сеять заново, хотя сроки посевов давно прошли. Неожиданно новые посевы дали хороший урожай. С тех пор в Парагвае стали сеять зерновые два раза в год (весной и осенью), что увеличило продуктивность крестьянских хозяйств. В 1838 году в Парагвай из Аргентины пришла эпизоотия крупного рогатого скота. Франсиа приказал сгонять весь скот в Итапуа, где был устроен карантин, не только из государственных, но и из мелких хозяйств. По его приказу, подозрительный скот забивали и закапывали, несмотря на протесты хозяев. Однако эпизоотию этими мерами удалось остановить, а мелким хозяевам даже компенсировали потери. Государство регулировало также посевы экспортных культур, не допуская их чрезмерного распространения в ущерб самообеспечению.

Франсиа развивал также промышленность, создавая государственные мануфактуры. В Асунсьоне и Пиларе работали оружейные мастерские. Были созданы также мастерская по производству пушечных лафетов (стволы пушек ввозились), несколько мастерских по производству обмундирования, ткацкие мануфактуры, речные верфи (построено было около 100 речных судов). Выращивание сахара, заготовка древесины и добыча соли были объявлены монополией государства. Государственная промышленность служила солидным источником доходов казны. В 1838 году выручка от продажи на рынке продукции мануфактур и «эстансий Родины» составила 67,5 тысяч песо, что покрывало почти половину государственных расходов страны³⁶.

Говоря о рынке в Парагвае, следует учесть, что цены на многие товары устанавливались государством. Сначала Франсиа пошёл по пути якобинцев, устанавливая максимум цен: в 1821 году был введён максимум цен на муку, в 1822 г. – на говядину. В дальнейшем цены определялись государством ежегодно. Продажа дефицитных привозных товаров нормировалась. Например, бумагу в одни руки отпускали не больше двух рулонов в месяц, причём сначала школьникам, потом военным, а уже потом всем остальным. Зачастую Франсиа лично проверял цены и качество товаров, обходя по воскресным дням рынок Асунсьона.

Экономика страны фактически стала единым народнохозяйственным комплексом, регулируемым государством. Во внешней торговле первоначально действовала система лицензий и разрешений; затем была введена государственная монополия внешней торговли. Ограничения на торговлю привели к её сокращению. Так, в конце 20-х годов XIX века из Парагвая в Бразилию вывозилось по 517,5 тыс кг табака в год, а в первой половине 30-х годов XIX века – по 410 тыс. кг³⁷. Товары либо покупались для государственных нужд, либо непосредственно обменивались на государственные товары. В связи с сокращением объёмов торговли многие частные торговцы разорились и стали заниматься земледелием или ремеслом. Количество земледельческого населения значительно увеличилось, в то время как численность городского населения почти не менялась (в 1825 г. в Асунсьоне по-прежнему проживало ок. 10 тыс. жителей)³⁸.

В налоговой системе Парагвая многое было унаследовано от старой системы, существовавшей ещё при власти Испании. Однако правительство стремилось снижать налоги. 24 октября 1830 года церковная десятина, взимавшаяся государством, была заменена 5%-ным подоходным налогом. Были отменены также налог на производство йербы-мате и военный налог, размер алькабалы (налога с продаж) сокращён вдвое – с 4% до 2%. В 1835 году был отменён налог на скот зимнего приплода, а налог на скот летнего приплода снижен с 5% до 4%; алькабала была тогда же снижена до 1%³⁹.

Одновременно государство стремилось переложить тяжесть налогов на наиболее зажиточные слои населения. В 20-е годы XIX века были введены налоги на торговые лавки, на каменные дома и на землевладельцев. Неуплата налогов в Парагвае была делом невозможным – сам Франсиа регулярно и демонстративно вносил в казну налоги за своё имущество, и бдительно следил за их уплатой другими. Из-за того, что государственные расходы были небольшими, размер доходов Парагвая всегда превышал размер расходов, что было в то время исключительным явлением в Латинской Америке.

Важнейшей статьёй расходов бюджета были расходы на содержание армии и государственного аппарата. Оружие приходилось закупать за границей, и оно закупалось даже в периоды экономической блокады, но за большие деньги. Оружие было одним из двух предметов торговли, не облагаемых ввозными пошлинами в Парагвае (другим предметом были книги).

Регулярные войска Парагвая насчитывали около 5 тысяч человек списочного состава; по другим данным, реальная их численность составляла всего 1800 человек. Они разделялись на батальоны и роты; ротами командовали лейтенанты, а высшим военным званием в Парагвае было звание капитана. В 1821 году была основана военная школа, в которую принимали кадетов 12-14 лет. Помимо грамоты и арифметики, они обучались военным наукам. Солдаты набирались на добровольной основе, срок службы не фиксировался (могли служить и по 15 лет). Жалование солдат и офицеров было небольшим: офицеры получали 16-30 песо в месяц, рядовые – 6 песо⁴⁰ (у солдат почти половина жалованья вычиталась за питание и обмундирование). Главнокомандующим армией был Франсиа, назначавший всех офицеров и периодически проводивший смотры военных частей. Он следил за хорошим питанием и обмундированием солдат, а также проверял их умение владеть оружием. Регулярная армия при Франсии была вся вооружена огнестрельным оружием.

Небольшой по численности армии хватало только на несение караульной службы в городах и службы в пограничных гарнизонах. Основу вооружённых сил Парагвая составляло ополчение («милиция»), в которое входили все взрослые и боеспособные мужчины. Численность его насчитывала 20-30 тысяч человек; в каждом партидо (административной единице из нескольких селений) формировалась рота ополченцев. Ополченцы несли службу по охране границ Парагвая, собираясь по несколько раз в год – от 1 недели до нескольких месяцев. Каждый ополченец должен был являться с собственным оружием, не имевшие оружия получали пики из государственных складов⁴¹. Франсиа стремился обеспечить огнестрельным оружием на случай войны и всех ополченцев (окончательно это было реализовано уже после его смерти). Поэтому оружия закупалось очень много, и именно его закупка была главной статьёй расходов на армию.

Государственный аппарат был упрощён до предела. В 1824 году были упразднены кабильдо, вместе с тем проведено было сокращение количества чиновников, и для офицеров и чиновников были установлены оклады ниже, чем были при испанской власти⁴². Оклад самого Франсии составлял 3 тысячи песо в год (до того, как с 1821 года он вообще отказался от государственного жалованья). Естественно, что у других чиновников жалованье было ниже, чем у диктатора. Поскольку же сам диктатор ничего не брал из казны, он не имел оснований сквозь пальцы смотреть на воровство других. В Парагвае были случаи смещений и арестов чиновников за коррупцию и злоупотребления.

Впрочем, чиновников было немного. Франсиа единолично решал все важнейшие вопросы. Правительство состояло из него самого и трёх министров, которые были простыми исполнителями (министр финансов без его воли не мог даже выдавать казённые деньги). С упразднением кабильдо был упразднён и их аппарат. Страна была разделена на 20 округов (делегаций) во главе с делегатами или комендантами (начальниками гарнизонов). Округа делились на партидос, а партидос – на селения; эти единицы возглавлялись старостами. Народные собрания намечали списки кандидатов, из которых затем и назначались все чиновники⁴³.

«Разделения властей» не существовало; следовательно, отсутствовал аппарат законодательных органов. Судов в Парагвае также почти не было. Дела о наиболее крупных преступлениях рассматривал сам Франсиа, в Асунсьоне было два алькальда, являвшихся судьями первой инстанции по гражданским и уголовным делам; судебные полномочия имели делегаты в округах, а для мелких дел существовали мировые и третейские суды. Соответственно, почти не было и судебного аппарата. Выборы не проводились, следовательно, не было и аппарата по проведению выборов. Поэтому расходы на содержание чиновников были небольшими. Франсии на практике удалось осуществить идеал «дешёвого государства».

Экономия государственных расходов не распространялась на образование. Франсиа ввёл обязательное и бесплатное начальное обучение (для мальчиков до 14 лет). В каждом селении имелась школа (1 учитель в Парагвае приходился на 36 учеников, что для того времени являлось высоким показателем). Существовали и частные школы, были также государственные интернаты для воспитания детей-сирот и подкидышей. Школьникам выдавалась от государства униформа. Почти все парагвайцы были грамотными. Французский путешественник Грансир в конце 20-х годов XIX века указывал, что «все жители Парагвая умеют читать и писать», и что правительство специально следит за этим⁴⁴. Однако грамотность распространялась лишь среди мужчин; женщины оставались неграмотными, в том числе и в зажиточных семьях, большинство из них не умело даже говорить по-испански (они говорили только на гуарани).

Средних и высших учебных заведений при Франсии в Парагвае не было. При проведении секуляризации были закрыты «Колехио каролино» и духовная семинария, а новых учебных заведений открыто не было. Франсиа не был уверен в их необходимости. Технических специалистов было нужно не так уж много, и потребность в них в то время удовлетворялась приглашением из-за рубежа. Выпуск специалистов-гуманитариев мог бы привести к чрезмерному росту государственного аппарата.

Газет в Парагвае не существовало. Не было даже официальной газеты, что избавляло граждан от излишней пропаганды и ненужной болтовни. Непосредственно для Франсии выписывались в единичных экземплярах иностранные газеты, частным лицам доставка иностранных газет и переписка с заграницей была запрещена. Ввоз книг был разрешён, и даже поощрялся, но ввозились только те книги, которые были одобрены Франсией. В 1836 году в Асунсьоне была открыта первая общественная библиотека.

По всей стране были построены хорошие дороги. Кроме того, в 20-е годы XIX века был осуществлён генеральный план реконструкции Асунсьона, построены широкие городские улицы и площади, сооружена каменная набережная на р. Парагвай. Когда в ходе реконструкции столицы многие дома были снесены, компенсацию получили только бедные семьи. На государственные средства было построено также 40 новых домов, сданных за умеренную плату тем, кто остался без жилья.

Внешний облик столицы Парагвая при Франсиа изменился также из-за последствий секуляризации. В 1824 году были закрыты все монастыри Асунсьона. Из 4-х мужских монастырей один был разрушен, другой превратили в приходскую церковь, в третьем разместили артиллерийский парк, а в четвёртом – казармы. Три закрытых женских монастыря также были превращены в казармы. Многочисленные часовни переоборудовали в караульные будки, а церковные облачения и хоругви, по слухам, использовали для пошива красных мундиров для улан.

Франсиа был непримиримым противником католической церкви. Духовенство он обвинял в моральном разложении, интригах и нежелании подчиняться светской власти. Узнав о том, что папа римский не одобряет его подчинения церкви государству, он сказал: «Если бы сам папа римский прибыл в Парагвай, я назначил бы его священником на казённом окладе»⁴⁵.

На фоне других государств Латинской Америки приезжих поражало отсутствие в Парагвае преступности и нищеты. Француз Грансир писал в 20-е годы XIX века, что по всей республике можно путешествовать днём и ночью без оружия, не опасаясь грабителей. В случае кражи местные власти обязаны были возместить ущерб. «Во всём Парагвае не встретишь нищего: диктатор хочет, чтобы все работали, а его воля является законом. Не увидишь также нужды, как в других странах»⁴⁶.

Доказательством роста благосостояния жителей Парагвая в период правления Франсии служит рост численности его населения. По данным переписи, проведённой в Парагвае в декабре 1830 г., население страны составляло 375 тысяч человек. К 1840 году его численность достигла 600 тысяч человек⁴⁷.

Франсию часто сравнивали с Робеспьером. Ещё при его жизни это сравнение использовали его враги (для которых Робеспьер был отрицательным персонажем). С Робеспьером сравнивали также Мариано Морено его противники. В то же время сравнение Франсии с деятелями Великой французской революции использовали и немногочисленные тогда в Латинской Америке сторонники революционных преобразований. Аргентинский писатель и политический деятель второй половины XIX века Хуан Баутиста Альберди отмечал, что «доктор Франсиа, сочетающий, подобно Робеспьеру и Дантону с мрачной славой честь способствовать победе американской революции … провозгласил независимость Парагвая от испанцев и отстоял его от посягательств соседей при помощи изоляции и деспотизма: двух ужасающих средств, к которым необходимость заставила его прибегнуть во имя благородной цели… Франсиа не торговал интересами государства, он не нажил состояния…»⁴⁸ и т. п.

Попытки сравнить Франсию с Робеспьером продолжались и в ХХ века. В 1932 году французский историк Рене Бувье опубликовал очерк о Франсии под заголовком «Парагвайский Робеспьер». Парагвайский историк Хусто Пастор Бенитес в 1937 году опубликовал в Буэнос-Айресе большую монографию о Франсии (“La vida solitaria del Dr. Jose Gaspar de Francia, Dictador del Paraguay”). Специальный раздел этой монографии, озаглавленный «Два ученика Жан-Жака: Максимильен и Хосе Гаспар» посвящён сравнению Робеспьера и Франсии. Бенитес говорит о наличии сходства в их взглядах, формировавшихся под влиянием произведений Жан-Жака Руссо. Вместе с тем отмечается, что Франсиа и Робеспьер действовали в различных условиях, поэтому и задачи, которые им приходилось решать, и методы, которыми они могли пользоваться, также были различны. Для обоих теория Руссо была лишь отправной точкой.

Франсиа воспринял у Руссо прежде всего его учение о государстве. По мнению Руссо, «Государство является в отношении своих членов хозяином всего их имущества в силу Общественного договора, который в Государстве служит основою всех прав…». Собственность государства, по Руссо, превыше частной собственности. «…Община, принимая земли частных лиц, вовсе не отбирает у них эти земли – она лишь обеспечивает этим лицам законное владение ими, превращая захват в полное право, а пользование в собственность. Теперь уже владельцы рассматриваются как хранители общего достояния…».⁴⁹

В разработанном им проекте конституции для Корсики Руссо открыто заявлял:

«Я хочу, одним словом, чтобы право собственности государства было сколь возможно большим и сколь возможно незыблемым, а право собственности граждан сколь возможно малым и непрочным»⁵⁰.

Отказ Франсии от издания законов также можно объяснить влиянием Руссо, который считал, что законы могут приниматься только непосредственно народом. Но вместе с тем Руссо не ограничивал понятие «закон» письменными актами – по его мнению, важнейшую часть законов составляют «нравы, обычаи и особенно, мнение общественное», которые «запечатлены в сердцах граждан»⁵¹.

Понятие «общей воли», которой должны приниматься законы, Руссо отличал от простой суммы голосов: «…Общая воля неизменно направлена прямо к одной цели и стремится всегда к пользе общества, но из этого не следует, что решения народа имеют всегда такое же верное направление. Люди всегда стремятся к своему благу, но не всегда видят, в чём оно. Народ не подкупить, но его часто обманывают, и притом лишь тогда, когда кажется, что он желает дурного.

Часто существует немалое различие между волею всех и общею волею. Эта вторая блюдёт только общие интересы; первая – интересы частные, и представляет собой лишь сумму изъявлений воли частных лиц.

…Волю делает общею не столько число голосов, сколько общий интерес, объединяющий голосующих»⁵².

Однако революционную диктатуру Франсии вряд ли можно считать воплощением идеи Руссо о «Законодателе». В «Общественном договоре» Руссо хотя и наделяет «Законодателя» большими полномочиями, но ограничивает его роль лишь составлением законов. По мысли Руссо, «тот, кто властвует над законами… не должен повелевать людьми, … тот, кто составляет законы, не имеет или не должен иметь какой-либо власти их вводить… и никогда нельзя быть уверенным в том, что воля какого-либо частного лица согласна с общею, пока она не станет предметом свободного голосования народа»⁵³. Это, очевидно, не совпадает с практикой Франсии, который именно повелевал людьми, однако не стремился издавать законы.

Руссо прекрасно видел недостатки демократии: «Если брать этот термин в точном его значении, то никогда не существовала подлинная демократия, и никогда таковой не будет. Противно естественному порядку вещей, чтобы большое число управляло, а малое было управляемым. Нельзя себе представить, чтобы народ всё своё время проводил в собраниях, занимаясь общественными делами…»⁵⁴. Достаточно резко Руссо высказывался о представительном правлении: «…так как граждан одолевает лень и у них в избытке деньги, то у них, у конце концов появляются солдаты, чтобы служить отечеству, и представители, чтобы его продавать».⁵⁵

Большее сходство правление Франсии имеет с диктатурой, которая также предусматривалась в теории Руссо. В «Общественном договоре», в главе VI книги IV «О диктатуре» Руссо пишет:

«Негибкость законов, препятствуя им применяться к событиям, может в некоторых случаях сделать их вредными и привести через них к гибели Государство, когда оно переживает кризис…

…Если же опасность такова, что соблюдение законов становится препятствием к её предупреждению, то назначают высшего правителя, который заставляет умолкнуть все законы и на некоторое время прекращает действие верховной власти Суверена. В подобном случае то, в чём заключается общая воля, не вызывает сомнений и очевидно, что первое желание народа состоит в том, чтобы Государство не погибло. Следовательно, прекращение действия законодательной власти отнюдь её не уничтожает»⁵⁶.

Однако Руссо предусматривал лишь временную диктатуру – по примеру Древнего Рима он говорит в «Общественном договоре» лишь о шестимесячном сроке правления диктатора. Поэтому диктатуру Франсии не следует считать реализацией идей Руссо. Она была результатом не только восприятия этих идей, но и критического осмысления опыта Великой Французской революции.

Такой подход сближает Франсию со взглядами Гракха Бабёфа и Филиппо Буонарроти, которые считали себя последователями Руссо и продолжателями Робеспьера⁵⁷. Их учение также предусматривало необходимость установления революционной диктатуры, и на достаточно долгий срок. Правда, в отличие от Бабёфа, Франсиа не стремился ввести «национальную общину» и полное уравнение имуществ и доходов. Но и у Бабёфа такие стремления были лишь проектами; ещё неизвестно, осуществил бы он их в случае прихода к власти (позднее тайпины в Китае, которые также были представителями утопического коммунизма, и учение которых было очень близко к бабувизму, так и не осуществили на практике своё «Земельное устройство Небесного государства»).

Немедленной и всеобщей экспроприации всех собственников не желал и сам Бабёф⁵⁸. Согласно проекту экономического декрета Бабёфа (ст. 2), имущество «национальной общины» должно было составиться из государственных имуществ и конфискованного имущества «врагов революции», и лишь впоследствии к ней должны были присоединиться мелкие собственники-крестьяне. Франсиа также обращал конфискованное имущество церкви и «врагов Родины» в государственную собственность. Не было чуждо ему и понятие «подозрительные», которым оперировали и Робеспьер, и Бабёф. Конфискации частной собственности при Франсии отличались от обычной буржуазной национализации отсутствием компенсации собственнику. Следовательно, и буржуазное понятие частной собственности на средства производства было для Франсии чуждым.

Проект экономического декрета Бабёфа (ст. 3) требовал упразднения права наследования, и передачи выморочного имущества «национальной общине», т. е. государству. Мы уже видели, как Франсиа относился к праву наследования: он делал всё возможное, чтобы лишить наследства крупных собственников. В имущественные права мелких собственников он не вмешивался, но их и было достаточно немного: как уже говорилось, подавляющее большинство земли в Парагвае находилось в собственности государства.

В письме бабувиста Жермена Г. Бабёфу от 5 термидора III года (28 июля 1795 г.) предлагалось первоначально распределить землю между крестьянами мелкими участками, при создании одновременно крупных государственных хозяйств, которые бы доказали крестьянам превосходство крупного хозяйства над мелким. Это предложение не противоречило взглядам Бабёфа. Именно этот путь и был избран Франсией.

В том же письме Жермен предлагал введение автаркии и изоляции от других стран («железной стены»), а также высказался против содержания большой армии⁵⁹. Таковы же были и взгляды Франсии, проявлявшиеся в его внутренней и внешней политике.

По вопросу о внешней торговле взгляды бабувистов являются развитием идеи Руссо, высказанной им в проекте конституции для Корсики: «Если бы была для вас возможна внешняя торговля, то её следовало бы запретить до тех пор, пока ваше государство устроится на более прочной основе и пока внутри своей страны вы не будете получать всё, что можете получить»⁶⁰. Но бабувисты пошли дальше Руссо – как и Франсиа, также воспринявший мысль о необходимости самообеспечения государства всем необходимым.

Последовательное осуществление государственной монополии внешней торговли⁶¹, введение практики бесплатного прямого распределения продуктов общественного труда (что не предусматривалось у Руссо), осуществление государственного контроля в т. ч. над мелкими хозяйствами и стремление к уменьшению значения больших городов⁶² также сближает политику Франсии с идеями Бабёфа и Буонарроти. Маловероятно, что Франсиа знал их идеи и ещё менее вероятно, что он сознательно стремился реализовать их. Однако экономические и политические мысли Франсии и бабувистов развивались явно в одном направлении.

В политической сфере Бабёф и Буонарроти не предполагали диктатуры одного лица и полной отмены выборного начала, что было проведено Франсией (в ст. 12 проекта экономического декрета Бабёфа говорится о выборности местных должностных лиц; при Франсии начальники округов и «эстансий Родины» назначались им лично). Но и в этом случае неизвестно, какова была бы реальная практика бабувистов после их прихода к власти – они обсуждали и вопрос о единоличной диктатуре и возражали против неё лишь из-за «трудности выбора» диктатора и «общего предубеждения».

С Буонарроти Франсию сближает отрицание необходимости многих законов⁶³ и понимание того, что руководство экономикой составляет одну из главных функций государства, что явилось следствием преодоления ими идей буржуазного либерализма; стремление ограничить потребление должностных лиц («должностное лицо обходится не дороже рядового гражданина»⁶⁴); утверждение всеобщего вооружения народа и всеобщего образования. У бабувистов идея всеобщего образования и воспитания была значительно более разработанной, чем в практике Франсии; однако реализация их идеи общественного воспитания потребовала бы и больших расходов, и могла вызвать сопротивление родителей. Много общего было и в их подходе к содержанию образования⁶⁵. Практика Франсии (отсутствие высшего образования) стремилась устранить опасность образования «специального класса людей, сведущих в искусстве управления», о которой говорил Буонарроти⁶⁶. Следует отметить, что «новый класс» управленцев, присваивающий себе доход от государственной собственности, за 25 лет правления Франсии так и не был создан. Это доказывается полной открытостью вопроса о власти после смерти Франсии, а также тем обстоятельством, что после его смерти Парагваем правили люди, не принадлежавшие к прежним управляющим чиновникам.

Таким образом, Франсиа своим управлением доказал практическую реализуемость многих идей Бабёфа и Буонарроти и их полезность для трудящихся классов. Одной из главных черт, сближавших его с Робеспьером и Бабёфом, была его ориентация на нужды большинства населения, на нужды трудящихся классов. Именно этим диктатура Франсии отличалась от большинства латиноамериканских диктатур. Опыт Франсии доказывает также несостоятельность утверждений либералов о том, что в случае огосударствления собственности непременно сразу же будет образован новый правящий класс чиновников и номенклатуры, и показывает, что образование такого класса требует времени и что оно напрямую связано с уровнем развития производительных сил страны.

Деятельность Франсии полезно сравнить также с «Требованиями Коммунистической партии в Германии», выдвинутыми Союзом коммунистов под руководством К. Маркса и Ф. Энгельса во время революции 1848 года⁶⁷. В условиях недостаточного развития производительных сил в Германии того времени, Маркс и Энгельс отлично понимали, что прямой переход к социализму невозможен. Поэтому они выдвинули первоочередные требования, создающие условия для такого перехода.

Среди них мы находим:

требование единой неделимой республики;

требование всеобщего избирательного права для мужчин с 21 года;

требование всеобщего вооружения народа;

требование бесплатного судопроизводства;

требование обращения в собственность государства всех феодальных имений, причём хозяйство в них должно вестись в интересах всего общества в крупном масштабе;

требование уплаты арендной платы и ипотечных платежей за землю непосредственно государству;

требование перехода к государству всех средств транспорта;

требование ограничения права наследования;

требование государственных гарантий средств к существованию для рабочих;

требование всеобщего бесплатного народного образования.

Мы видим, что, даже если бы в Парагвае XIX века пришли к власти самые радикальные коммунисты, то в условиях неразвитости производительных сил (а по развитию промышленности Парагвай уступал Германии), и они смогли бы реализовать на практике немногим более того, что было реализовано Франсией.

В «Требованиях Коммунистической партии в Германии» имеются также требования перехода к государству банков, рудников и шахт (которых в Парагвае не было), равной оплаты для всех чиновников (только семейные могли получать больше) и отделения церкви от государства (которое здесь выражено полностью – священники должны были получать плату только от общин верующих). Предлагалось также введение высоких прогрессивных налогов и отмена налогов на предметы потребления. В них предусматривается наличие парламента и требуется денежное вознаграждение для депутатов, чтобы депутатами могли стать и рабочие. Впрочем, уже в то время коммунисты Франции и Германии требовали революционной диктатуры (идея о диктатуре пролетариата была сформулирована лишь позднее, исходя из опыта 1848 и 1871 гг.). Разумеется, социализм и коммунизм не сводятся к реализации этих требований, представляющих собой требования государственного капитализма. Однако именно государственный капитализм позволяет развить производительные силы до степени, необходимой для построения социализма и коммунизма.

Американские историки П.Х. Бокс (в книге «Происхождение Парагвайской войны», изданной в конце 20-х годов ХХ века) и Ф. Рэйн (монография «Парагвай», изданная в 1956 году) писали о построении в Парагвае «государственного социализма»⁶⁸, в чём видно уже влияние опыта СССР. Но был ли в Парагвае XIX века социализм? При диктатуре Франсии трудящиеся были фактически отстранены от управления государственной собственностью и от управления государством. Гарантией всех преобразований, всех мер, предпринятых в интересах трудящихся, была лишь личность диктатора. Социализм же возможен прежде всего как живое творчество масс трудящихся. Поэтому называть строй в Парагвае «социализмом» нет никаких оснований. Этот строй можно назвать государственным капитализмом. Для того времени это было прогрессом и это в наибольшей степени соответствовало интересам трудящихся классов. Поэтому именно трудящиеся поддерживали идеи Бабёфа и Вейтлинга, и именно трудящиеся были главной опорой Тайпин тяньго в Китае и диктатуры Франсии в Парагвае.

Утопичность идей Бабёфа и Буонарроти, а также и практики Франсии, была не в том, что они были в принципе нереализуемыми, а в том, что их реализация не привела бы к построению коммунизма. Она привела бы к развитию производительных сил. Она привела бы к максимальному учёту интересов трудящихся во внутренней и внешней политике. Она могла бы создать условия для строительства коммунизма последующими поколениями, если бы развитие исторического процесса происходило линейно. Однако среди законов диалектики, описывающих процесс развития, имеется и закон отрицания отрицания.

Этому закону подчиняется и оценка деятельности Франсии историками СССР. В 1946 году в журнале «Вопросы истории» появилась статья В. Мирошевского «Хосе Гаспар Франсиа – вождь парагвайской революционной демократии (1814 – 1840 гг.)», название которой говорит о её содержании.

В 1956 году в тех же «Вопросах истории» появилась совместная статья М.С. Альперовича, В.И. Ермолаева, И.Р. Лаврецкого и С.И. Семёнова «Об освободительной войне испанских колоний в Латинской Америке»⁶⁹, в которой бездоказательно утверждалось, что диктатура Франсии «опиралась на привилегированные слои общества…, т. е. фактически была диктатурой белого меньшинства населения над цветным». Это тем более странно, что в Парагвае «белое» (относительно, т. е. включая и метисов гуарани) население составляло подавляющее большинство; дикие индейцы составляли менее 10% населения, а негры и того меньше. А об отношении Франсии к привилегированным слоям общества наглядно свидетельствуют все мероприятия, о которых здесь было сказано выше.

В 1975 году вышла книга М.С. Альперовича «Революция и диктатура в Парагвае», являющаяся до настоящего времени наиболее полным сводом всего известного о Франсии на русском языке. В ней диктатура Франсии характеризуется положительно, хотя и без особой идеализации. К сожалению, ныне эта книга недостаточно доступна для широкого круга читателей; значительно более доступной является «История Латинской Америки» М.С. Альперовича и Л.Ю. Слезкина, издававшаяся в СССР дважды – в 1981 и 1991 годах (Парагваю в ней посвящена отдельная глава).

Уже после установления нынешней России, в 1993 году в журнале «Общественные науки и современность» по данной проблеме вышла статья сотрудника Горбачёв-фонда С. Семёнова «Злоключения одной химеры», наполненная бессмысленными рассуждениями, ненавистью к революции вообще и откровенным враньём⁷⁰. От сотрудников Горбачёв-фонда другого и ожидать невозможно. Появилось и ещё несколько ругательных публикаций.

В то же время в книге «История и культура Латинской Америки (от доколумбовых времён до 1918 года)» Н.Н. Марчука, вышедшей в 2005 году, диктатура Франсии характеризуется, как «воплощение общественных идеалов мелкопарцелльного крестьянства и ремесленников», сам Франсиа оценивается исключительно положительно и вновь проводится его аналогия с Робеспьером: «Все эти чаяния и страхи порождали в парагвайском крестьянстве жгучую потребность в собственном Робеспьере, каковым и стал выдающийся политический деятель Парагвая Хосе Гаспар Родригес де Франсия»⁷¹. Впрочем, не со всеми оценками Н.Н. Марчука можно согласиться.

Из того немногого, что можно найти о Франсии в российском интернете, заслуживает внимания статья «Верховный F.»⁷², где приведены и ссылки, имеющиеся по данному вопросу, в т. ч. на других языках, а также галерея портретов Франсии.