Задание 1
Прочитайте фрагменты из лингвистических работ. Какая грамматическая проблема в них обсуждается? Что общего в точках зрения авторов приведенных отрывков?
1) ...Существует еще “смешение” частей речи в более узком смысле, когда словообразование ведет к образованию отдельных крупных и важных рубрик, которые можно было бы назвать смешанными частями речи. Это бывает тогда, когда частные категории, характерные для одной какой-нибудь части речи (например, падеж, время и т.д.), оказываются частично свойственными другой части речи. В русском языке такими категориями являются вид, залог и время, связанные по существу с глагольностью, но распространяющиеся в той или иной степени на все другие части речи. Из-за этого в русском языке оказывается внутри категории существительного более узкая категория глагольного существительного, внутри категории прилагательного - категория глагольного прилагательного, внутри категории наречия - категория глагольного наречия. <...>
Познакомившись с тем, сто такое виды глагола вообще и совершенный и не6совершенный виды в частности, мы легко откроем эти категории в большей или меньшей степени оформления и не в глаголах, а в том, что мы назвали глагольными существительными, глагольными прилагательными и глагольными наречиями. Само собой разумеется, что все это будут слова, образованные от глагольных корней, обозначающих процесс (действие или состояние). Сравним, например, прыжок и прыганье, скачок и скакание, хлопок (в театре) и хлопанье, свисток (конечно, не в смысле предмета, который свистит) и свистение, свист, гудок и гудение, гуд, лет и летание, шип и шипение, опоздание и опаздыванье, произнесение и произношение, выздоровление и выздоравливание, удвоение и удваивание, приобретение и приобретание, смерть и умирание, сжатие и сжимание, чтец и читатель, певец и запевала и т.д. В одних из этих существительных мы находим оттенок процесса, собранного в “точку” (например, прыжок, скачок), в других - процесса, разбитого на части и вследствие этого более или менее длительного (летанье, выздоравливанье, читатель), в третьих - начало процесса (запевала). Конечно, все эти категории здесь не так ярко выражены, как в глаголе. В частности, в области совершенного и несовершенного вида здесь нет той строгой парности, которая есть в глаголе, а так как всякое грамматическое значение сознается только сравнительно с другим аналогичным или противоположным значением. То и самые значения здесь часто завуалированы, бледны. Так, если мы сравним, с одной стороны, положим, рассматривал - рассмотрел, а с другой - рассматриванье - рассмотрение, то заметим, что значение “точечности” ясно только в глаголе рассмотрел, в существительном же рассмотрение оно сходит на нет. Но в той или иной мере категория вида оказывается свойственной и существительным, и в соответствующей мере мы можем здесь говорить о смешении существительного с глаголом (А.М.Пешковский).
2) § 255. Подобно причастию наименование деятеля (nomen agentis) тоже может обозначать либо однократное, либо длительное или же повторяющееся действие. В первом употреблении оно всегда сохраняет тесную связь с глаголом <...> Уже в таких сочетаниях, как нем. der Sieger in der Schlacht “победитель в бою”, der Befreier aus der Not букв. “вызволитель из беды”, глагольный характер конструкции выступает довольно ясно, а в таких, как гр. “служитель закона (букв. законам)”, не говоря уже о лат. dator divitias “даятель богатства”, justa orator “поборник справедливости”, он еще более очевиден. Зато, обозначая длительное или повторяющееся действие, наименование деятеля может, наоборот, все больше и больше обособляться от глагола и тем самым утрачивать свой специфический характер, так что в конце концов оно вообще перестает быть nomen agentis, ср. нем. Schneider “портной”, Beisitzer “заседатель”, Ritter “рыцарь”, Herzog “герцог” (= Heerführer “воевода”) и т.д.
§ 256. Переход от глагола к имени может происходить еще и другим путем. Наряду с наименованиями деятеля существуют наименования действия (nomina actionis). <...> Они тоже могут обозначать либо однократное, либо длительное, повторяющееся действие. Их синтаксическое оформление тоже может приближаться к глагольной конструкции, ср. нем. Die Befreiung aus der Not “вызволение из беды”, Knabenerziehung “воспитание мальчиков”. Эти слова утрачивают специфику подлинных nomina actionis опять-таки благодаря своей способности употребляться для обозначения длительного, повторяющегося действия. Из этого употребления развиваются обозначения продолжительного состояния, ср. нем. Besinnung “сознание”, Bewegung “движение”, Aufregung “возбеждение”, Verfassung “состояние”, Stellung “положение”, Stimming “настроение” (Г.Пауль).
3) Не только безглагольные предложения со значением движения, активного действия, но и имена существительные, лексемы или синтаксемы, прямо или опосредованно означая процесс, событие, состояние, служат предикативными (или "полупредикативными") компонентами предложения, вступая в таксисные отношения с другими предикативными единицами как носители композиционно-синтаксических функций.
Прежде всего это касается имен-девербативов. Наблюдения над семантикой подтверждают гипотезу Ст.Кароляка о роли корневой глагольной морфемы в выражении вида: вид трактуется как внутреннее свойство понятий, обозначаемых лексическими морфемами, и конкретные понятия принадлежат либо к моментальному, либо к длительному виду [Кароляк 1995, 101]. В именах, образованных от глагольных корней, это различие сохраняется. Ср. девербативы с моментальным значением: бросок, толчок, прыжок, шаг, укол, взмах, вспышка, выстрел, с длительным: курение, стирка, пляска, беседа, торговля, игра, косьба, дежурство; как разновидность длительного может быть выделено значение кратности: бульканье, громыхание, тряска, пальба, капель, ржание, лай, махание, перестрелка. По идее С.Кароляка, с корневой морфемой вступают в видовую конфигурацию грамматические морфемы и - добавим - контекстные средства, уточняя или обогащая видовую структуру слова, предназначая или подготавливая к выполнению текстовой функции.
Ср. девербативы в аористивных функциях в тексте: И окрику вслед - охлест, И вновь бубенцы поют (М.Цветаева); Трах-тах-тах... Вынос кисти по цели И залп на бегу (Б.Пастернак); Уж выход мой! Мурашками, спиной предчувствую прыжок свой на арену (Б.Ахмадулина); Отдыхаю. Беру ноты. Пробую голос. Стук в дверь (Ф.Шаляпин).
В имперфективно-процессуальной: Оттого-то шум и клики В Петербурге-городке. И пальба, и гром музыки... (Пушкин); На бесконечном, на вольном просторе Блеск и движение, грохот и гром (Тютчев); А на улице снежной и сонной суматоха, возня,голоса (Блок); Тихо. Тоненький голос птицы. Бег воды по камням (В.Песков).
В информативном регистре будут использованы имена оценочные, типа медицинских и социальных диагнозов, имена отвлеченных понятий (перелом, сотрясение, кризис, успех, достижение, совпадение, соответствие, отношение, причина и т.п.): У него, как оказалось, вывих (М.Шолохов).
Функционально маркированными бывают и имена со значением занятия, деятельности: директорство - имперфективно-процессуальное положение, удальство - либо квалификация одноактного поступка, либо имперфективно-качественная характеристика; предательство - перфективная квалификация поступка; воровство - либо перфективная квалификация поступка, либо имперфективно-процессуальное занятие; кристаллизация - перфективный результат; и агентивные имена, ср. спаситель и спасатель; убийцей, доносчиком, помощником лицо может быть названо и по одноактному поступку (перфективно), и по повторяемому, постоянному занятию (имперфективно). <...>
Ср. в другом фрагменте из Пушкина:
Узнай, Руслан: твой оскорбитель
Волшебник страшный Черномор,
Красавиц давний похититель,
Полнощных обладатель гор.
Здесь каждый из трех отглагольных субстантивов сохраняет коммуникативно-синтаксическую функцию мотивирующего глагола: оскорбитель - перфективную, похититель красавиц - перфективно-итеративную, обладатель - имперфективно-описательную (Г.А.Золотова).
Достарыңызбен бөлісу: |