Мармута, Штепа и Сезоненко, узнавъ, что жалобы о не- малыхъ бояхъ, имъ причиненныхъ, отложены въ
жүктеу/скачать 482.21 Kb.
|
| а потомъ выскочилъ изъ сѣней и хотѣлъ побѣжать по сосѣдямъ;ЕІЕВСВАЯ СТАРИНА-
78 но сообразилъ, что то будетъ напрасная и опасная тревога: со- сѣди—люди собранные Иваномъ Тр—скимъ съ разныхъ кон- цовъ свѣта и преданы ему душой и тѣломъ; наконецъ, если по- явдевіе Ивана Тр—скаго получитъ огласку и онъ попадетъ подъ арестъ, то братья Данило и Николай съ грунта выгонять его, Степана, или убьютъ его. Такъ раздумывалъ Степанъ и все только бѣгалъ взадъ и впередъ возлѣ хаты, ломая руки, хватаясь за голову. Наконецъ, ему въ голову пришла интересная мысль; съ нею онъ метнулся въ хату и восликнулъ: „брат- ци, гукъ такій великій... Объіздні неначе!“... Пана Ивана какъ иглой кольнуло, онъ вылетѣлъ изъ хаты.
Взявъ во вниманіе эту рѣчь, гость потихоньку выѣхалъ со- двора и вѣдомой ему глухой тропой пустился безъ оглядки въ Плеховъ. Выпроводивъ такимъ манеромъ гостя, Степанъ вскочилъ въ хату. Здѣсь на лавѣ лежала Приська и тяжело дышала.
Приська лежала, повременамъ охая, а Степанъ въ какомъ то остолбенѣніи стоялъ возлѣ нея и глядѣлъ на нее. Послѣ кратковременная) бѣздѣйстія Степанъ метнулся къ порогу и отъ порога къ жинкѣ.
Жинка съ такимъ предложеніемъ согласилась. Ѣдучн въ поле, обое иѣкоторое время молчали.
Такъ разговаривалъ Степанъ съ Приською въ ту пору, когда его панъ устремлялся въ Плеховъ. ХП. Было тихо въ селѣ и за селомъ, птички кое гдѣ стали попискивать, только-только начала заниматься заря. Всаднивъ бысро скакалъ, окольнымъ путемъ вотъ-вотъ приближался къ Плехову съ мыслію поскорѣе укрыться въ домѣ брата, что и совершилось. Данило обрадовался пріѣзду брата, разсказалъ ему всѣ обстоятельства дѣла и не совѣтовалъ объявляться; о Ганнѣ сказалъ, что не вѣдаетъ, куда она дѣлася. Лизогубовна тоже ничего не сказала о Ганнѣ. Но Иванъ вывѣдалъ у кой кого изъ дворни, что любовница его обрѣтается у брата Николая. Действительно, Ганна кохалась теперь съ Николаемъ, и ей у было него веселѣе, чѣмъ въ Чутовкѣ. Здѣсь, по отъѣздѣ Ивана, она имѣла терпѣніе пробыть только двѣ недѣли, и это время показалось ей цѣлымъ годомъ. Сидя въ глухомъ хуторѣ, она затосковала и начала собираться въ Кіевъ съ добромъ, на- житымъ у господина своего. Во время этихъ сборовъ пріѣхалъ въ Чутовку Николай Требинскій и сошелся съ красавицей безъ затрудненій,—Ганна сразу отдалась этому новому селадону и была привезена имъ въ свой хуторъ, который находился въ Славяносербіи. Николай нажилъ себѣ хлопотъ изъ-за этой бабы: ей пришлось таки побывать въ рукахъ отчаяннаго Ивана. ХШ. Иванъ Требинскій, дождавшись вечера, распрощался съ Даниломъ, скэзавъ, что отправляется туда же, гдѣ былъ—въ польское мѣстечко Лановъ. Но онъ направилъ свой бѣгъ туда, гдѣ обрѣталась измѣнеица Ганна. Переодѣтвй и подкрашенный, съ паспортомъ на имя того же ляха, гусаринъ Иванъ благополучно совершилъ путешествіе опъ приближался уже къ хуторку братца своего Николы. Были сумерки. Въѣхавъ во дворъ, Иванъ поставилъ коня возлѣ крыльца и вошелъ въ сѣнцы. Здѣсь ворочалась какая то старушка; отъ нея незнакомецъ узналъ, что пана нѣтъ дома, а есть одна хозяйка, которая легла спать. Незнакомецъ попросилъ вызвать хозяйку, чтобы передать ей дѣло, касающееся до пана. Старуха юркнула въ комнату, а господинъ вслѣдъ за нею—и здѣсь сразу узрѣлъ желанную особу. Ганна приподняла голову, глянула и окоченѣла отъ страха: ей внутренній голосъ подска- залъ, что это Иванъ.
Старушка, пролежавъ нѣсколько минуть въ обморокѣ. пришла въ себя, разсмотрѣлась, что и Ганны и похитителя нѣтъ уже—и давай кричать во все горло: „хто въ Бога вируе—ратуйте!" На крикъ сбѣжались служители, только-что пригнавшіе скотъ съ водопоя; они развязали старуху, которая стала раз- сказывать, что кто-то пріѣхалъ верхи, схватилъ ее и связалъ, да еще и ножа подвелъ ей ;,подъ самисиньки вичи“, а Ганну надушилъ, послѣ этого она ничего не помнитъ; этотъ неизвѣст- ный человѣкъ, говорила старуха, еще дрожавшая отъ страха великій та великій, на головѣ шапка такая чудная, лице у него большое—съ добрый казанокъ, на затылкѣ и вискахъ волосся нѣтъ, усы длинные и тоненысіе, какъ у кота. Выслушавъ такой разсказъ, служители побѣжали по хутору; собралось съ десятокъ людей, судили—рядили и на основа- нш разсказовъ старухи всѣ порѣшили, что похититель Ганны былъ не кто иной, какъ татаринъ. Пресловутый татаринъ быстро мчался. Онъ направлялъ свой бѣгъ въ одно мѣсгечко, гдѣ жидъ готовилъ для него свой извощичій нарядъ—кибитку и саврасыхъ. Панъ Людвикъ съ увѣсистымъ грузомъ прибыль къ жиду еще до разсвѣта и на жидовской колымагѣ пустился въ даль- ній путь. Неходко катилась колымага,—тощія лошаденки лишь слегка потрюхивали; но панъ не замѣчалъ этого: онъ усердно тѣшился своей жертвой въ кибиткѣ. Жидъ, слыша иановы амуры, только ежился на своемъ сѣдалищѣ, да усердно сте- галъ по лошадямъ; тѣ было пускались вскачь, и чрезъ нѣсколь- ко минутъ снова плелись тою же привычною, лѣнивою рысцей, Въ пріятномъ путешествіи провелъ Людвикъ добрые сутки; онъ и не гадалъ, что надъ нимъ вотъ-вотъ готова была разразиться гроза. ХІУ. Николай Требинскій прибылъ домой въ ту же ночь, когда была похищена его конкубина. Вѣсть объ исчезновеніи Ганнуш- ки поразила его, какъ громомъ; онъ не хотѣлъ вѣрить всему тому, что говорили; но фактъ былъ на лицо: Ганны не было, а измятый пуховикъ свидѣтельствовалъ, что здѣсь ея нѣжное тѣ- ло трепетало въ рукахъ похитителя. Глядя на пустое ложе, Николай прослезился. Конецъ коханью! думалъ онъ: запропа- стятъ татары Аннушку въ Бакчисарай; какъ овцу выведутъ ее базаръ да и продадутъ. Нужно гнаться чрезъ всѣ степи до санаго Крыма, въ самый Бакчисарай. И помчался овъ -стрем' главъ къ своему командиру Шевичу.Николай Тр—скій вскочилъ во дворъ Шевича на зарѣ и учинилъ здѣсь тревогу. Едва Шевичъ выскочилъ на крыльцо, вицекапралъ сразу и брякнулъ: „Татары набѣжали"... Огорошенный такими словами полусонный командир* не сталъ болѣе слушать, бросился назадъ и давай бѣгать по комнатамъ. На шумъ прибѣжалъ Чубукчій, баринъ наткнулся на него и крик- нулъ: „давай!" Чубукчій, по привычкѣ, какъ угорѣлый, бросился въ уголъ, схватилъ тамъ трубку съ предлиннымъ чубу- комъ и сунулъ ее въ руки барину; баринъ, облеченный въ жен- скій капотъ, съ воображаемымъ цалашемъ шмыгнулъ въ прихожую, зооравъ во все горло: „коня! живо—о... коня!...“ Заслы- шавъ эти слова, многочисленная дворня пустилась стремглавъ въ перегонку до конюховъ. Въ этотъ моментъ перегрусившій вицекапралъ заступилъ Шевичу дальнѣйшій путь и сталъ объяснять ему—въ чемъ дѣло; а Чубувчій, присѣвъ на корточки, возжигалъ фиміамъ, заключенный въ трубкѣ. Бомандиръ при цервыхъ объяснительныхъ словахъ плюнулъ, выругался и замахнулся трубкой, попалъ ею въ зубы прислужнику и вывалилъ туда жаръ табачный; нрислужникъ даже и глазомъ не мор- гнулъ, и съ прежпимъ усердіемъ принялся сноса эа возжиганіе. Шевичъ, слушая разсказъ, подвелъ къ губамъ чубукъ и началъ тянуть; онъ пускалъ клубы дыма прямо въ лицо вице- капралу и только теперь замѣтилъ, въ какомъ онъ смѣшномъ нарядѣ; почему, не дослушавъ разсказа, загопалъ ногами, за- кричалъ и прогналъ вицекапрала. Переодѣвшись, Шевичъ по- звалъ Требинскаго, и тотъ снова говорилъ ему, что этой ночью наѣхали татары, угнали лошадей, ограбили его домъ, утащили его хозяйку, заполонили всѣхъ дѣвокъ и молодыхъ бабъ. Шевичъ не сталъ гнѣваться и, возмущенный дерзостью татаръ, далъ въ распоряженіе Требинскаго сто двадцать гусаръ. Прибывъ съ гусарами въ хуторъ, Николай Тр—екій раз- дѣлилъ ихъ на четыре части. Самую меньшую часть съ десятью служителями своими Требинскій отправилъ на сѣверъ—по направленно къ Кременчугу—такъ, на всякій случай: можетъ быть то и не татары наѣздили—говорилъ онъ. Три-же отряда разными путями помчались на югъ—къ рѣкѣ Волчьей. Требинскій и шестьдесятъ гусаръ отчаянно скакали цѣлый день подъ палящими лучами солнца; нигдѣ не попадалось ни души, лишь коршуны да ястребы парили въ лазури небесной. Скакали гусары и на другой день; встрѣтили сѣчевиковъ, возвращавшихся изъ-за Еонскихъ видъ. Сѣчевики сообщили, что они нигдѣ ае встрѣчали татарской оравы. Возвращаясь назадъ, Николай утѣшалъ себя, что какой- нибудь отрядъ что-нибудь да выслѣдитъ. Такихъ же результатовъ достигли другіе два отряда, изъ коихъ одинъ привезъ командиру своему гостинецъ—двѣ дикихъ козы, убитыхъ въ Самарскихъ лѣсахъ). Четвертый отрядъ наиболѣе порадовалъ командира сего— г. Шевича: онъ привелъ ему дикаго вепря, на слѣдъ коего сразу набрелъ. Взявъ изъ хутора на сѣверо-западъ, команда прибыла въ то мѣстечко, изъ котораго жидъ вывезъ пана Людвика. Тутъ гусары и служители шныряли по всѣмъ улицамъ и переулкамъ, распрашивая о похитителяхъ дѣвокъ и бабъ. Ни отъ кого ничего не узнавъ, рѣшили направиться по большой дорогѣ на Кременчугъ. При выѣздѣ на эту дорогу—въ концѣ мѣстечка гусары завернули къ колодцу, у котораго женщина „журав- лемъ“ тянула воду. Здѣсь они напоили лошадей и вступили съ женщиной въ разговоръ, спрашивали, не выѣзжалъ-ли сегодня изъ мѣстечка кто-нибудь особенный—не изъ ихнихъ.
Въ ту пору были дрему чіе лѣса, вдоль Самары, впадающей въ Двѣпръ. 6*
При дальнѣйшихъ распросахъ женщина сказала, какой жидъ повезъ и гдѣ онъ живетъ. Домишко его находился неподалеку отъ колодца—почти въ концѣ мѣстечка. Туда помчались гусары, во дворѣ встрѣтили жидовку и спросили, куда ея мужъ поѣхалъ. Жидовка сказала, что Шмуль поѣхалъ въ Кре- менчугъ, повезъ туда кожи. Такой отвѣтъ сразу показалъ, что Шмуль потаскалъ какихъ-то подозрительныхъ господъ,—и гусары тѣмъ энергичнѣе привязались къ Суркѣ, наступали, что называется, ей на горло, вопрошая, кого эго мужъ ея повезъ; имъ уже извѣстно, говорили они, что Шмуль повезъ не кожи, а двоихъ людинъ. Но Сурка упорствовала—стояла на своемъ. Тогда гусары всполоснули жидовку нагайками—и она созналась, что какой-то ляхъ пріѣхалъ къ нимъ сегодня предъ разсвѣтомъ верхомъ и привезъ съ собою молодую бабу, баба эта была такая смутная и невеселая; ляхъ съ нею отдыхалъ въ каморѣ. И Сурка показала гусарамъ эту комору: то былъ грязный, темный чуланъ, заваленный всякой дрянью и нечиненными кожами; онѣ издавали такой отвратительный запахъ, что всѣ гусары и служители хватились за свои носы, когда распахнуласъ дверь бывшаго Ивановаго пріюта. Тутъ еще были замѣтны слѣды воз- лежанія: въ углу лежала измятая засаленная подушка и разостлано что-то вродѣ полсти, изорванной въ клочки. По осмотрѣ воморки гусары всетаки пристали къ Суркѣ съ вопросами, куда же Шмуль повезъ ляха. Сура упала на колѣни, припадала въ землѣ и рыдая клялась, что не зваетъ болѣе ничего, видѣла только, какъ они поѣхали на большой шляхъ и Шмуль говорилъ ей, что повезетъ ляха въ польскую область, и ляхъ этотъ— человѣкъ очень большаго роста, въ польскомъ нарядѣ, усы болыпущіе...
Вона каже, що винъ такій великій та обгаленій, якъ уб- равсь винъ у хату, каже, якъ ухонывъ иопереду іи, а пбтииъ Ганну злапавъ... Та що тутечки брехати; ніякихъ дивокъ и ба- бивъ нихто не бравъ, однисиньку Ганну ухопивъ, тай годи! признался служитель.
Не теряя времени, поскакали гусары болыпимъ шляхомъ. Промчавшись верстъ 15, встрѣтили обозъ чумаковъ. Чумаки сказали, что имъ попадались на встрѣчу конныя фуры, но всѣ онѣ были не жидовскія. Тогда команда своротила влѣво и направилась къ высокому шпилю, па коемъ виднѣлась отара. Чабаны сказали, что понадъ шпилемъ проѣхала кибитка, п указали мѣсто, гдѣ скрылась она; гусары помчались по направле- нію къ ближайшей днѣпровской переправѣ, которая была воз- лѣ м. Каменки. Уже солнце готово было потонуть въ безпредѣльной дали степной; уже кони притомились и порядкомъ взмылились, а желанная кибитка нигдѣ не показывалась, нигдѣ не было ни коннаго, ни пѣшаго; на однообразныхъ степяхъ господствовала тишь да гладь, лишь пернатые оживляли этотъ безмолвный край. Вотъ уже потухъ послѣдній лучъ, а съ нимъ и гусары прекратили свой бѣгъ, расположившись на ночлегъ на мягкой душистой травѣ. Съ разсвѣтомъ они опять пустились въ путь. Про- свакавъ немалое пространство, узрѣли гусары издали подводу;КІКВОКІЯ СТАРИНА. жүктеу/скачать 482.21 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|