Беломорские петроглифы: обзор литературы

В 2006 г. вышла в свет книга А.М. Жульникова «Петроглифы Карелии: Образ мира и миры образов» (Петрозаводск, 2010). Это в первую очередь попытка автора поговорить с читателем о первобытной культуре и о мировоззрении далеких предков, в том числе, с опорой на образы наскального искусства Карелии. Удастся ли нам приоткрыть завесу над тайной карельских петроглифов? Говоря словами М. Хайдеггера, «тайну мы познаем не через то, что мы разоблачаем и расчленяем, но единственно через то, что мы сохраняем тайну как тайну». Залавруга – непонятное, ничем не мотивированное искажение топонима. В действительности, местечко Залавруга называлось иначе – Залавруда, но прижилось и утвердилось ошибочное – Залавруга.

Главная задача книги Ю.А. Савватеева «Залавруга» заключается в том, чтобы ввести в научный оборот новые наскальные изображения Залавруги. В разделе посвященном публикации памятника, представлены новые группы Залавруги, дана общая характеристика, научное описание и определение каждого изображения. В конце книги помещена библиография по наскальному искусству Карелии, а также Норвегии, Швеции и Финляндии.

Хотелось бы обратить ваше внимание на альманах «Выход». Этот выпуск альманах в основном ориентирован на представление материалов (статей и интервью), связанных с выставочным проектом «Белое море». В альманахе опубликована статья Д. Кузнецова, заместителя директора Карельского государственного краеведческого музея по экспозиционно-выставочной работе и развитию «Белое море: культурные волны и глубины истории», где затронута тема петроглифов Беломорья.

…Одно тысячелетие сменяет другое. Все течет, все изменяется. Неизменна лишь людская память. Хранить наследие прошлого не так сложно, если беречь все, что дошло до нас, помнить о том, что с этим соприкоснутся потомки, гордиться, быть не равнодушными, а благодарными предками, что дали возможность перечитывать сейчас листы каменной книги, рассказывающей о жизни, традициях, обычаях людей, некогда населявших берега древнего Выга.

Поморы – субэтнос русского народа, потомки древних новгородских поселенцев, селившихся начиная с XII века на юго-западном и юго-восточном побережье Белого моря. От этого этнонима произошёл топоним юго-западного побережья Белого моря – Поморский берег.

Их привлекал богатый промысел: на суше – пушнина и птица, на море – морская рыба, зверь и «рыбий зуб» – высоко ценившийся моржовый клык. Основным занятием населения Поморского Севера были звериные и рыболовные промыслы. Поморы были отважными арктическими мореплавателями, они создали уникальную промысловую культуру, приёмы строительства судов, навигацию, промысловую одежду.

Жизнь на берегах «Студеного моря» в условиях сурового климата сделала поморов сильными и трудолюбивыми. В Поморье витал дух вольности, свободомыслия и товарищества.

Все поморские сёла расположены на побережье Белого моря и впадающих в него рек: Сума, Вирма, Нюхча, Шуя. И Сумский Посад, и Нюхча, и Колежма, и Шуерецкое, и Вирма в XV-XVI вв. находились в собственности Марфы Борецкой, а затем Соловецкого монастыря. Немалую прибыль жителям приносили лов и продажа сельди, семги, наваги, камбалы, трески и палтуса. В Сумском Посаде вследствие частых нападений шведов был построен Сумский острог. Сумляне участвовали в строительстве «Осударевой дороги». Суму называют родиной моряков, родиной капитанов. Братья Воронины, среди них Владимир Иванович, знаменитый капитан ледового флота, Рюхины, Вязмины, Лузгины, Падорины – известные сумские капитаны.

Особую известность село Нюхча получило в петровскую эпоху. В связи со строительством "Осударевой дороги".

Колежма – историческое поселение XII-XIII вв., близ которого был построен первый в Карелии железоделательный оружейный завод (Железная пустынь). Колежма – один из главных центров судостроения в крае.

Старинное село Шуерецкое – один из важных центров поморского мореходства и торговли Поморского берега в ХIХ – начале ХХ вв. Существовал и особый промысел – доставка лодками богомольцев, приезжавших в монастырь из разных губерний.

Вирма – древнейшее поморское село. Главной достопримечательностью его является красивое здание церкви Петра и Павла, поставленной на скалистой возвышенности, чуть в стороне от домов.

Морской промысел на протяжении многих веков является главным занятием поморов. Для многих поморских сел главным был тресковый, или иначе "мурманский" промысел. Людей, занимавшихся рыбными и зверобойными промыслами на море, называли «промышленниками», ходивших на Мурман – "мурманщиками".

Хозяева обряжали покрут, т.е. нанимали артель рабочих для ловли трески и другой рыбы. На каждую шняку – рыболовное судно – крутились четверо: кормщик, тяглец, весельшик и наживочник; у каждого из них определенные обязанности при ловле: наживочник насаживает на крючки приманку; роль весельщика – грести веслами, а тяглеца – вытаскивать из воды снасть. Главным был кормщик. В кормщики выбирались люди бывалые и опытные, которые знали лучшие рыбные места, знали, куда закинуть снасть и умели солить и разделывать пойманную рыбу. Кроме главных работников на промысел отправлялись мальчики 10-15 лет, называемые зуями. Зуи исполняли различные мелкие работы: варили пищу, распутывали снасти, мыли кадки.

Для лова рыбы в море употреблялась очень длинная снасть ярус. Ярус вынимался на шняку через 6 или 12 часов после запуска, при отливе морской воды. На берегу рыба разделывалась, сушилась, солилась.

Помимо мурманской трески, у берегов Белого моря традиционно добывалась сельдь "беломорка". Наважий промысел вошел в число ведущих беломорских промыслов в конце ХIХ в. Били поморы морского зверя, занимались звериным промыслом, охотой на тюленей, ловили семгу в Белом море. Большую роль для поморов играли промыслы, связанные с дальними путешествиями за пределы Белого моря за такой дорогостоящей добычей как пушнина и моржовый клык, а также другие морские звериные промыслы. Такие умелые рыбаки и промысловики не могли не строить своих судов. В XII веке Поморье становится центром русского судостроения – этому способствует развитие морских и речных промыслов. Там строились самые совершенные по тем временам суда, предназначенные для ледового плавания. Это были корабли разных типов, но наиболее известен коч. По мнению историков, кочи появились в XIII веке. Коч (в разных говорах – коча, кочмора, кочмара) – это судно, приспособленное как для плавания по битому льду, так и для волока. Ученые считают, что название судна произошло от слова «коца» – ледовая обшивка, ледовая шуба. Так называлась вторая обшивка корпуса, предохранявшая основную обшивку от ледовых повреждений, ее делали из прочных дубовых или лиственных досок в месте переменной ватерлинии. Еще одной особенностью коча был корпус, по форме напоминающий скорлупу ореха. Такая конструкция предохраняла судно от разрушения при столкновении с крупными льдинами. Когда коч застревал во льдах, его не сжимало, а просто выдавливало на поверхность, и судно могло дрейфовать вместе со льдами.

Лодейные мастера не имели чертежей и при постройке опирались на опыт и чутье. Постройка коча начиналась с днища, которое предохранял фальшкиль. Это изобретение поморов впоследствии позаимствовали зарубежные мастера. Сочленения досок бортовой обшивки имели свою особенность: в месте швов они покрывались планками, прикрепленными к бортам небольшими скобами. Поверх основной обшивки крепилась «шуба» (коца) – ледовая обшивка, доски которой прибивались «вгладь».

У коча была оригинальная судовая деталь, не имеющая аналогов ни в древнерусском, ни в западноевропейском судостроении XVI-ХVIII вв. – «коряник», которая устанавливалась на скуле судна и предназначалась для формирования перегиба борта и придания ему дополнительной жесткости. Ровная палуба давала возможность нахлынувшей штормовой волне свободно стекать за борт. Корма делалась почти отвесной, нос – сильно наклоненным. Малая осадка и наклонный форштевень свидетельствуют о приспособленности коча к плаванию на мелководье, битом льду и волоку.

На кочах Семен Дежнев и Федот Попов совершили плавание от реки Колымы вокруг Чукотского полуострова на реку Анадырь в 1648 году. В эпоху Петра I был нанесен жестокий удар поморскому судостроению. 28 декабря 1715 года Петр I направил архангельскому вице-губернатору указ, который запрещал строить поморские традиционные суда. В 1719 году поморы написали царю жалобу, и Петр разрешил оставить имевшиеся суда. Впрочем, указ впоследствии не выполнялся: традиционные конструкции поморских судов значительно больше соответствовали условиям прибрежного мореплавания и плавания во льдах.

В 30-е годы XVIII века авторитет коча был вновь признан официально. Была организована Сибирская (Великая Северная) экспедиция ее целью было описание берега от Архангельска до устья Оби. И здесь правительство вынуждено было использовать его как наиболее надежное судно для плавания в этих условиях. Хвалебную песнь «староманерному» кочу пропел Фритьоф Нансен. Выдающийся полярный исследователь при строительстве своего «Фрама» пришел к похожей конструкции судна.

Одним из самых интересных открытий при подготовке данной работы стало знакомство с поморскими лоциями. Рукописные лоции – описания навигационных опасностей на побережьях Белого и Баренцева морей – яркий памятник мореходных традиций жителей Беломорья. Авторам известно о существовании 12 списков поморских лоций.

Каждый из публиковавшихся списков содержит свою местную версию лоции, бытовавшую в том или ином районе Поморья. При внимательном изучении текстов лоций можно географически локализовать место составления большинства этих списков. Есть два маркера: 1) общий километраж от места назначения до конечного пункта, 2) первый заголовок описания мореходных курсов. Исходя из этого, списки распределяются следующим образом: Лоция Козлова и лоция Фрейганга – Сороцкие, лоция Морозова и лоция Гемп – Сумские, лоция Комягиной и Тропиной – Кушерецкая. Лоция Тошакова, возможно, происходит из районов устья Северной Двины.

Поморские лоции четко делятся на ранние, не имеющие устойчивого названия, и более поздние, которые называются Мореходными книгами. Композиция текста поморских лоций такова: зачин (молитва), вводная часть (краткий указатель направлений и расстояний), основная часть (подробное описание навигационных опасностей районов устья Сев. Двины, Терского и Мурманского берегов). Первая часть присутствует не во всех списках, но вторая и третья, различаясь по своей величине и составу, являются основным содержанием любой поморской лоции.

В практическом применении традиционные лоции не уступали по точности описания и возможностям применения. Для многих поморов лоции были гораздо проще и понятнее, так как не требовали особых специальных познаний. Исчезновение рукописных лоций, вероятно, нужно соотнести с разрушением традиционных промыслов и формированием специализированного рыболовного флота в Мурманске, то есть с 1920–1930-ми годами.

Поморы были великолепными мореплавателями, использовали свои особенные приёмы при строительстве судов, создали свои принципы навигации, свои приёмы морского промысла и эти традиции по сей день сохранились в некоторых населённый пунктах Беломорского района. То есть среда обитания сформировала поморов, определила круг их занятий, традиции, образ жизни.

В документах музея «Кижи» описано использование для изготовления тканей такой растительной культуры как лен. Его выращивали и обрабатывали успешно в Пудожье и других районах Олонецкой губернии. Нас поразило, что процесс получения ткани из семени длится 11 месяцев и включает 22 операции.

Мы установили, что качество ткани и особенности ткацкого переплетения зависит: от мастерства ткачих, возможностей ткацкого станка, традиций данной местности. Женщины занимались ткачеством, как правило, во время Великого поста. Тогда из сарая приносили ткацкий стан, который представлял собой деревянную раму из брусьев, установленную на подставке. На раму натягивали нити основы. Перпендикулярно им протаскивали нити утка. Переплетение этих двух нитей и составляло полотно. Полотно – неокрашенная льняная, хлопчатобумажная или шерстяная ткань простого полотняного переплетения, схема, которого напоминает шахматную доску.

В ходе исследования большое место мы уделили изучению получения льняной ткани в домашних условиях, но ошибочно было бы думать, что изготовляли домотканые ткани только льняные.

Например, ткани в Поморье делали из шерстяных нитей домашнего изготовления, покупных растительных волокон изо льна и конопли, хлопчатобумажных, которые называли бумагой, причем использовали преимущественно красные и белые, реже – черные, синие, желтые и зеленые нити, шерстяные нити промышленного производства – гарус, – предпочитая яркие оттенки красного, розового, зеленого, желтого, синего цветов. Шерстяные нити домашнего изготовления окрашивали естественными красителями, а с конца 19 века – анилиновыми.

На Севере были распространены различные виды ткачества: полотняное, саржевое, камчатка и клетчатка (Летний берег) Поморья, различные виды браного ткачества (Сегозеро, Пудож, Поморье, Олонец). Многоремизное ткачество было распространено у вепсов и карел, узор полотна зависел от заправки ткацкого станка. У южных карел было распространено и ажурное ткачество. Крестьяне сами изготовляли полотно для нужд семьи до конца XIX века, когда появились дешевые фабричные ткани.

Ткани использовали для пошива одежды, изготовления предметов, необходимых в быту: одеяла, половики, столешницы, а красный угол и зеркало были украшены ритуальными полотенцами. Полотенце – носитель славянских традиций. С любовью и почетом относился к полотенцу народ, ведь оно сопровождало человека от колыбели до могилы. С древних времен у славян полотенце представляло собой кусок сотканной вручную ткани из хлопковых или льняных нитей на горизонтальном или вертикальном станке. В белых тканях, предназначавшихся для полотенец, сочетались беленый и небеленый лен. Ткачи, переплетая белую и небеленую пряжу, создавали чередование элементов орнамента, а в белых тканях заменяли цветовую ритмику узоров разнообразием фактуры. Особой рельефности ткани добивались использованием нитей разной толщины, втянутых петель и вплетенной бахромы. Полотенца украшали всеми возможными способами вышивки, кружевами, лентами, узкими полосками цветастого ситца (кумача).

В семейной обрядности полотенце являлось предметом особой важности – обрядовое полотенце было на все случаи человеческой жизни. Без полотенца не строили дом, на нем поднимали матицу, и полотенце с признательностью дарили мастерам. Гостей встречали хлебом-солью на красивом полотенце. В поле на пахоту или жатву без полотенца не выходили.

Орнаменты, украшающие концы полотенец, дошли из языческого прошлого. Они являлись оберегом, защищавшим от зла, порчи, сглаза, нечистой силы. Узоры состояли из изображений птиц, коней, оленей, деревьев и растений, языческих богинь. С течением времени эти изображения сильно изменились и первоначальное значение их совершенно забыто людьми, а в древние сюжеты влились новые элементы и узоры. Теперь они имеют эстетическое, декоративное назначение.

Татьяна Ивановна Тимченко подарила нашему музею предметы ткачества, куски домотканой ткани, разные по внешнему виду, фактуре, ткацкому переплетению. Мы внимательно изучили эти экспонаты.

Татьяна Ивановна вспоминает рассказы своей бабушки Александры Кирилловны Жигаловой (1885 года рождения). Семья бабушки проживала в Жигаловке – новгород-ской деревне, которая сейчас называется Большая горка. Александра Кириллловна была купчихой третьей гильдии, ее муж Алексей Федорович был батраком в их семье, позднее женился на бабушке. Такая зажиточная семья, могла позволить себе иметь разные инструменты и приспособления для выполне-ния хозяйственных работ, в том числе и женских рукоделий.

По воспоминаниям бабушки в деревне выращивали лен, из которого выжимали масло и делали ткани. Слово лен обозначало наследие от отца к сыну льняных полей. Сеяли лен долгунец в теплую, удобренную золой или навозной жижей, землю, вспаханную плугом или сохой, позже трактором. Убирали лен до появления ранней желтой спелости. После уборки теребили теребилками, а головки перетирали на льно-клеверотерках. Снопы соломы льна женщины выносили на берег реки, где их мочили. Расстилали на поле, вновь собирали в снопы – бабки, выставляли для просушки. Семена просушивали, отвевали, вычищали, доводили до влажности и засыпали на хранение, а в течение года женщины и девушки на ручных мельницах «камне» перемалывали зерно в масло.

Для разрушения связи между волокном и древесиной в льняной соломке применяли 2 способа. При первом лен расстилали на стлищах, где увлажнялся росой и дождем. При втором целые снопы опускали в мочку (специальные мочила). После мочки или расстила солому льна трясли (трепали) катали мялками. Эти работы выполняли в августе, когда погода теплая, а росы большие.

Из тресты пряли нитки, из которых ткали точиво (так на новгородчине называли сотканное полотно). В светлице стоял бабушкин прядильный станок, на котором стояли две сальные свечи. На станке получали длинные куски льняной материи шириной 50 см.

Татьяна Ивановна сохранила куски ткани разные по фактуре: ткань очень плотная за счет рисунка из косых стежков, такая ткань шла на шитье грубых мужских рубах, ею обматывали ноги, чтобы одеть лапти, ткань использовали неотбеленную: полосатую ткань использовали для наперников на подушки, которые называли сенниками (внутри солома), стелили на матрасы; отбеленная рубашечная ткань использовалась для шитья женских рубашек, сарафанов, праздничных скатертей, полотенец; ткань для скатертей, вытканная из нитей белого и серого цветов, несколько полос такой ткани сшивали по кромке, края обрабатывали вязаным кружевом.

Качество и внешний вид тканей зависел от умелых рук ткачихи и приспособлений к станку, которые стоили не дешево. Тонкие льняные ткани ткали монашки, в монастырях покупали эти ткани для распашонок детям, сорочек и рубашек. Татьяна Ивановна хранит такую распашонку как семенную реликвию. В нашем музее хранится полотенце «Чистота – лучшая красота», изготовленное руками Александры Кирилловны. Надпись вышита крестиком по канве, на полотенце она сохранилась, ведь работа не завершена. Особое отношение в семье Жигаловых было к полотенцам. У каждого свое название. Свадебные полотенца, например, называли «Любова», украшали надписями «Совет да любовь». Полотенца, которые давали в дорогу, называли «Подорожниками». Праздничное семейное полотенце с традиционным для севера узором покрывает икону в музее. Оно оформлено вышивкой и вязаным кружевом.

В ходе работы над своим исследованием мы посетили музей «Рукоделья Поморья», где познакомились с разнообразием узоров на полотенцах и техниками их выполнения. Это помогло разработать нам орнамент для оформления нашего полотенца. В качестве элементов узора мы выбрали птицу и растение. Птица в искусстве разных народов – один из самых распространенных образов, она связывает человека с небом. Это символ счастья, знак счастливого брака, ведь жениха и невесту величают лебедем и лебедушкой. Птиц в вышивках изображали, желая доброго урожая, образ ее связывали с обрядами встречи весны. Символ плодородия – древо жизни. Прямая и ломанная линии олицетворяли землю и воду. Наше полотенце белого цвета, этот цвет связывался в народных представлениях со светом, чистотой, с понятием о благе. Видимо поэтому фон на тканях называли мастерицы Русского Севера «земля». Белый цвет в вышивке олицетворял и женское начало. Вышивка выполнена красным по белому. Красный цвет – цвет солнца, огня, жизни, красоты олицетворение мужского начала. Красные узоры воспринимаются как земля, получившая энергию солнца и способная дать жизнь всему живому. Технику выполнения узора на полотенце тамбурный шов, выполняемый крючком, Ткань для изготовления полотенца – льняная белая. Нитки ирис красного и белого цвета, края полотенца обработаны белым кружевом ручной работы. Работая над полотенцем, мы убедились, что это действительно трудоемкая работа, требующая аккуратности и умения. Наше полотенце будет храниться среди экспонатов музея, использоваться при встрече гостей (подносить хлеб-соль) и проведения различных мероприятий.