Теория S-матрицы в физике — аналог функционализма в психологии?

А. К.: Можно провести параллель между противопоставленными тобой выше подходами и аналогично противоположными подходами в физической теории поля. Эта теория пытается объяснить механизм взаимодействия элементарных частиц. Там тоже противопоставляются две тенденции.

Ж.-П. LLL: Может быть, ты сначала объяснишь, что это такое — теория поля?

А. К.: В квантовой механике и теории относительности известно, что частицы рождаются и уничтожаются произвольным образом. Количество частиц непостоянно, в противоположность тому, что мы имеем в химии. Стало быть, даже при исследовании очень простых явлений необходимо рассматривать не изолированные частицы, а поля, зависящие от бесконечного числа переменных. Этой весьма сложной теории сопутствовал огромный успех. В особенности бросается в глаза аналогия между доктриной функционализма и теорией ^-матрицы Гейзенберга. Согласно этой теории, не имеет значения, что происходит в момент столкновения частиц. Значение имеет лишь матрица, переходящая от начального состояния системы (состоящей, например, из полутора десятка свободных частиц, импульсы и масса которых известны) к конечному ее состоянию, также представленному в форме свободных частиц. Эта матрица сопоставляет каждой паре, составленной из начального и конечного состояний (г, /) некоторое комплексное число. Соответствующая данной паре вероятность равна квадрату модуля комплексного числа. Теория предлагает анализировать свойства матрицы вне зависимости от конкретного механизма, управляющего взаимодействиями, возникающими в момент столкновений. Если нам известна ^-матрица, то это не означает, что мы понимаем, что происходит, — это означает лишь то, что у нас есть модель, дающая результаты, согласующиеся с экспериментальной реальностью.

Ж.-П.Ш.: Так называемая феноменология.

А. К.: Да.

172 МЫСЛЯЩИЕ МАШИНЫ

Ж.-П. III.: Взаимодействия происходят в некоем «черном ящике», до которого никому нет дела. Столько же интереса проявляют функционалисты к мозгу!

А. К.: Совершенно верно. Такой подход вводит определенное число упрощений и усложнений. Так, сформулировать проблему удается более простым образом, так как детали механизма остаются в стороне. Однако количество возможных решений поставленной задачи настолько велико, что в них просто теряешься. Как показало развитие физики, сама по себе эта теория является недостаточной. Но она оказывается полезной, если в процессе исследования феноменов в рамках фундаментальной теории мы ставим перед собой целью также вычисление ^-матрицы. Таким образом, полностью исключать эту точку зрения не следует. Напротив, из истории физики мы видим, что время от времени такой подход оказывается весьма поучительным. Сегодня, например, очень популярна теория струн, в точности следующая из теории 5-матри-цы. Венециано обнаружил ^-матрицу, которая подтверждает некоторые важные их свойства и позволяет высказать предположения касательно природы механизма взаимодействия. В остальном эта теория представляется достаточно странной; возможно, она так и не найдет никакого применения, и мы вскоре забудем о ней. Тем более что никаких точек соприкосновения с экспериментально подтверждаемой реальностью в ней нет.

Ж.-П. Ш.: Для меня как для нейробиолога тезисы функционализма весьма полезны, поскольку позволяют лучше определить ту или иную функцию. В лучшем случае, они представляют ее в количественной форме. В этом есть что-то от физиологии. Мы измеряем функцию «извне», не входя «внутрь» механизма.

А. К.: Совершенно верно. Анализируется информация на выходе «черного ящика», его возможности.

Ж.-П. Ш.: Для меня это и есть функциональное определение проблемы, и его вполне достаточно. Будущая неврологическая модель должна будет учитывать эти функции, так что я совершенно с тобой согласен. Я не отрицаю важности экспериментального подхода, оценивающего функции количественно. Однако я не могу согласиться с той исключительной точкой зрения, согласно которой описание функции есть само по себе достаточное «объяснение». И здесь мы подходим к одной заслуживающей внимания проблеме.

4. ТЕОРИЯ 5-МАТРИцы в ФИЗИКЕ — АНАЛОГ ФУНКЦИОНАЛИЗМА 173

Если функционалистские тезисы верны, то любую функцию мозга можно отождествить с математическим алгоритмом и даже не с одним. Однако возможно ли отождествить внешнюю реальность с идеальными реалиями математиков? Способны ли эти реалии описать естественные феномены во всей их целостности? Сам ты этой идее сопротивляешься, поскольку полагаешь, что используемые физикой математические модели не дают цельного представления о физической реальности, не исчерпывают ее. Мне же функционализм представляется, скорее, методом, с помощью которого можно подобраться к пониманию функций мозга, нежели родом философского мировоззрения. Кроме того, поборники функционализма сталкиваются с одним существенным эпистемологическим препятствием: неясно, можно ли отождествлять с математическими алгоритмами физические свойства мозга.

А. К.: Очевидно (и физики это тоже понимают), что удовлетвориться 5-матрицей означает сделать шаг назад по отношению к теории поля. Но функционалистам, несомненно, есть что сказать, когда требуется уточнить, какие из экспериментальных результатов воспроизводимы и какие величины заслуживают дальнейшего изучения.

Ж.-П. Ш.: Именно. Однако на этом они не останавливаются. Они, например, полагают, что описания рассуждения или построения фразы по алгоритму вычисления, а также имитации этих процедур машиной Тьюринга вполне достаточно для того, чтобы понять, как функционирует мышление.

А. К.: На это у нас уже есть ответ. Нужно просто обратиться к тем трем уровням, о которых мы говорили ранее. Способность воспроизвести фразу относится к первому уровню. Механизм, позволяющий ее воспроизвести, задается заранее. Однако умение изменять стратегию в случае ошибки требует совсем другого механизма. Такой тип механизма явно относится к уровню выше первого. Полагать, что понял, как работает мозг, только потому, что разобрался с первым уровнем, значит совершать серьезную ошибку. Машина же Тьюринга ничего не решит даже на первом уровне, поскольку она не принимает в расчет проблему сложности алгоритмов [73].

Ж.-П. Ш.: Значит, функционализм мы хороним.

А. К.: Не совсем. Он может быть полезен для указания на те величины, к которым стоит присмотреться получше. Оценка теории в функциональных терминах может оказаться весьма интересной.

174 МЫСЛЯЩИЕ МАШИНЫ

Однако не следует довольствоваться одним лишь функционалист-ским подходом.

Ж.-П.Ш.: Это было бы чересчур консервативно. История на деле показывает, что для систематического прогресса познания в любой области необходимо осуществлять анализ не только на том уровне, который нас в данный момент интересует, но также и на тех уровнях, что расположены ниже, необходимо проникать внутрь «черного ящика», вскрывать его, разлагать физиологический процесс на составляющие, а затем восстанавливать его в его первоначальной целостности.

А. К.: То же верно и для теории поля.

5. Мозг человека как компьютер

Ж.-П.Ш.: Можно констатировать полное совпадение наших взглядов в этом отношении. Перейдем теперь к последнему пункту: различие между человеческим мозгом и современными «мыслящими машинами». Компьютеры, которыми мы на данный момент располагаем, очень эффективны для некоторых категорий операций. Например, они очень быстро производят вычисления: перемножают десятизначные числа за секунды, или даже доли секунды. В других же сферах компьютеры оказываются весьма и весьма ограниченными. Например, компьютер испытает огромные трудности с распознаванием цветка мака среди леса или бабочки в джунглях, тогда как человек делает это мгновенно! Также часто подчеркивается, что машины лишены «тела», способности чувствовать. Машины не способны предвосхищать события, они лишены интенциональности и не могут строить собственные программы без участия стороннего «хозяина». Их способность к самоорганизации имеет очень упрощенный характер (чтобы не сказать «отсутствует вовсе»). Я очень хотел бы знать, что думаешь по этому поводу ты, поскольку ты играешь в шахматы с машиной как с противником, который умеет играть так же хорошо, как человек, а может даже и лучше.

Современным компьютерам не хватает, на мой взгляд, двух качеств, которыми обладает человеческий мозг. Прежде всего, следует отметить, что в мозге программа и машина (по терминологии Тьюринга) с самых первых стадий развития тесно переплетены с архитектурой связей. Весьма сложно — а может быть, и невоз-

5. МОЗГ ЧЕЛОВЕКА КАК КОМПЬЮТЕР 175

можно — определить программу, независимую от связности мозговой машины. Смысловые объекты постепенно, в процессе развития, размещаются в долговременной памяти. Аппаратное обеспечение (hardware) выстраивается также постепенно и определяется как генетическим строением индивида, так и постоянным взаимодействием этого индивида с внешним миром. Но что самое главное (с точки зрения наших рассуждений) — мозг ведет себя как машина развивающаяся. Он развивается, причем в соответствии с дарвиновской моделью, одновременно на нескольких уровнях и в нескольких временных масштабах. Именно это, на мой взгляд, и отличает мозг от машин, построенных на сегодняшний день. Разумеется — помимо интенциональности, свойства, которое связано с эволюцией и о котором мало что известно, так как оно относится к более высокому уровню организации. Что, на твой взгляд, отличает человеческий мозг от машин, имеющихся у нас сегодня? И как можно придумать машину, которая приблизилась бы по своей функциональности к человеческому мозгу?

А. К.: Рассмотрим сначала машины, играющие в шахматы. Ин-тенциональность в данном случае очень проста: выиграть партию. Определить функцию оценки, показывающую насколько близка та или иная позиция в ходе игры к реализации интенции также относительно легко. А значит, можно сконструировать машину, использующую функцию оценки, определяемую этой вполне конкретной интенциональностью. В случае с мозгом, напротив, ин-тенциональность изменяется в зависимости от возникающих задач. Таким образом, мозг должен сам строить функцию оценки, адекватную данной интенциональности. Точнее говоря, он должен уметь оценивать, насколько эта функция соответствует данной интенциональности. Иными словами, мозгу приходится (не спрашивай, каким образом) строить для себя функцию оценки функций оценки!

Ж.-П.Ш.: Это, очевидно, и называется стратегическим разумом по Гранже.

А. К.: Да, но мне хотелось бы установить иерархию. С одной стороны, у нас есть функция оценки. Ее можно отождествить с поставленной целью. Задание интенциональности равносильно заданию функции оценки. Конечно, не все функции оценки хороши, поскольку некоторые из них могут соответствовать противоречивым интенциональностям, тогда как другие могуть оказаться не адекватны ни одной из них. Однако можно более или

176 МЫСЛЯЩИЕ МАШИНЫ

менее точно определить интенциональность как функцию, связанную с функцией оценки. В данной ситуации мозг должен сам уметь вырабатывать функции оценки такого типа. Следовательно, он должен быть способен создавать или, по меньшей мере, выбирать между теми, что уже существуют. И для того, чтобы делать это, мозг должен располагать некоей установленной раз и навсегда функцией оценки, которая позволит ему знать, соответствует ли создаваемая им функция оценки преследуемой им цели.

Ж.-П. Ш.: Этот механизм предполагает наличие памяти.

А. К.: Действительно, память или приобретенный опыт. Мозг может опираться на аналогии, сравнивая представленную ситуацию с известной ему по прошлому опыту.

Ж.-П. Ш.: С одной стороны, существует генетическая память. Человеческий организм — в его сегодняшнем состоянии — представляет собой результат развития многих поколений организмов, уже переживших ранее опыт такого рода. Значит, ответ на новую возникающую проблему может быть записан в генетической памяти. С другой стороны, мозг открыт внешней реальности и может обращаться к долговременной памяти, информация в которой накапливается с момента рождения.

А. К.: А вот на втором уровне возникает фундаментальная проблема. Каким может быть механизм, позволяющий мозгу отбирать функцию оценки, соответствующую той или иной его цели? Каковы критерии, обеспечивающие этот выбор? До тех пор, пока мы не поймем этот феномен, мы будем так же далеки от второго уровня, как далеки от него все существующие ныне машины.

Ж.-П. Ш.: Значит, они еще не достигли даже третьего уровня.

А. К.: Они пока находятся лишь на первом. Они позволяют лишь выполнять сложение или умножение, пусть и очень сложные, или же играть в шахматы. При этом функция оценки, равно как и интенциональность, всегда задается заранее. На сегодняшний день ни одна из машин не способна сама построить функцию оценки, адекватную предлагаемой интенциональности.

Ж.-П. Ш.: Современные компьютеры не способны на интенции.

А. К.: Нет, поскольку они не находятся в эволюционной связи с внешним миром. Несмотря на наличие памяти, у них нет другого прошлого, чем то, которое мы им навязали. Они не эволюционны по сути своей. Кроме того, феномен интенциональности предполагает наличие способности чувствовать. Мы стремимся достичь

6. МАШИНА — СТРАДАЮЩАЯ и СПОСОБНАЯ НА САМООЦЕНКУ 177

поставленной перед собой цели для того, чтобы доставить себе удовольствие — если, конечно, мы не мазохисты.

Ж.-П.Ш.: Сама по себе эта способность доставлять себе удовольствие обусловлена нашим эволюционным прошлым. Если бы она служила саморазрушению, то нас бы здесь уже не было!

А. К.: Несомненно. Но я думаю, что механизм, позволяющий определить, соответствует ли функция оценки поставленной цели, предполагает все же чувственный уровень. Он действительно необходим для того, чтобы мы могли оценивать то, что с нами происходит. Степень адаптированности функции оценки к поставленной цели может измеряться лишь удовольствием, которое доставляет нам достижение этой цели. Представим себе, например, шахматиста, который, вопреки своей способности выполнять вычисления не хуже компьютера, выбирает вдруг неподходящую функцию оценки. Естественно, он испытает большое разочарование, когда увидит, что проигрывает партию за партией. Выбор неподходящей функции оценки доставит ему одно лишь неудовольствие. Впрочем, оно проявится только в конце партии, не раньше. Неадекватная функция оценки помешает шахматисту понять в ходе игры, что его позиция плоха и что он вот-вот проиграет. Однако по результату игры он, безусловно, сообразит, что его функция оценки никуда не годится.

Ж.-П. LLL: Не будем забывать о том, что и сама внутренняя система оценки (удовольствие/неудовольствие) предопределена эволюционным прошлым вида (см. рис. 33). Эти ощущения уже предопределены в качестве реакций на сигналы внешнего и внутреннего мира.

А. К.: Современные компьютеры предполагают наличие одной лишь предопределенной интенциональности. Поэтому и остаются на первом уровне.

Ж.-П.Ш.: Но как же тогда построить машины, которые достигнут второго уровня?

6. Машина — страдающая и способная на самооценку

А. К.: Я могу только точно сформулировать проблему. Машина такого типа должна находиться в эволюционном взаимодействии с внешним миром. Она должна уметь самопроизвольно создавать функции оценки, соответствующие поставленным извне целям.

178

МЫСЛЯЩИЕ МАШИНЫ

Он же, выражение удовольствия

Рис. 33. Выражение эмоций у обезьяны. Эмоции, ощущаемые и выражаемые человеком, имеют эволюционное прошлое. Чарльз Дарвин в своей книге «Выражение эмоций у человека и животных» подробно проанализировал внешние проявления эмоций (в частности, на лице) у человека и показал, что многие из этих эмоций можно найти и у животных — например, у обезьяны. Иллюстрация взята из французского издания этой книги (1877 год).

J

6. МАШИНА — СТРАДАЮЩАЯ и СПОСОБНАЯ НА САМООЦЕНКУ 179

Ж.-П.Ш.: Но реализуемо ли это? Идея сформулирована. Почему же таких машин все еще нет? Что мешает — теоретические препятствия или же практические?

А. К.: Не знаю. Думаю, что единственным механизмом, позволяющим человеку достичь второго уровня, является именно способность испытывать чувства.

Ж.-П.Ш.: Можно представить себе машину, получающую от своей работы удовольствие, причем удовольствие это измеряется некоей переменной величиной, с максимумами и прочими критическими значениями; если машина способна эту величину оптимизировать...

А. К.: Вернемся к шахматам. Предположим, что машина не располагает функцией оценки, позволяющей хорошо играть в шахматы. В ее распоряжении есть все возможные ходы, правила игры и способность к феноменально быстрому счету, а вот желания выиграть у нее нет. Как ей его внушить? На каждом ходу хороший компьютер оценивает свою позицию, отмечает ее на некоей шкале и выбирает из всех возможных ходов тот, который дает максимальное значение функции оценки. У машины, которую мы пытаемся вообразить, такой функции оценки нет. Необходимо найти систему, в рамках которой она могла бы эту функцию приобрести. Нужно устроить так, чтобы машина, оказавшись к концу игры в проигрыше или просто в плохой позиции, испытывала боль...

Ж.-П. Ш.: Если она испытывает боль, то задача, можно сказать, уже решена.

А. К.: Пока нет. Машина реагирует так лишь на конечный результат игры.

Ж.-П.Ш.: Но если ты встроишь в машину способность испытывать боль при проигрыше, то ты получишь искомый ответ.

А. К.: Нет, потому что она будет страдать лишь в конце партии.

Ж.-П.Ш.: Но, по крайней мере, элемент ответа у тебя уже есть.

А. К.: Очень маленький элемент. Поскольку оценка происходит только в конце. И все.

180 МЫСЛЯЩИЕ МАШИНЫ

Ж.-П.Ш.: В таком случае достаточно, чтобы у машины было хотя бы немного памяти для того, чтобы она «помнила», что нужно делать, чтобы достичь цели, а затем она сможет развить необходимые для этого стратегии. Иначе говоря, ей нужен опыт. Если мы добьемся того, что машина в случае поражения будет испытывать страдание, то, как мне кажется, часть проблемы будет решена.

А. К.: Если бы машина страдала всякий раз, когда она плохо играет, то выигрыш был бы у нас в руках, так как в этом случае мы легко нашли бы функцию оценки.

Ж.-П.Ш.: Думаю, это возможно после некоторого количества экспериментов.

А. К.: Ты хочешь сказать, что она постепенно выстроила бы собственную функцию оценки, соотнося отдельные уже сделанные ходы с результатом каждой партии. Мне это представляется разумным.

Ж.-П.Ш.: Самое важное во всем этом: машина в случае поражения страдает.

А. К.: Это начало. Страдание, испытанное в конце партии, дает толчок процессу оценки. Создаваемая таким образом функция оценки приписывает сыгранным партиям положительное значение в случае победы и отрицательное — в случае проигрыша. К тому же машина могла бы запоминать партии, сыгранные другими игроками, партии, где для оценки использовался лишь конечный результат. Однако очень важно понимать, что партия в шахматы представляет собой единое целое. Если партия состоит из сорока ходов каждого игрока, то машина должна начинать думать не на последнем ходу. Она должна это делать в течение всей партии. Когда мы задаемся определенной целью, мы не ждем какого-то решающего момента в наших действиях для того, чтобы оценить расстояние, отделяющее нас от этой цели. Мы все время очень внимательны. По мере продвижения мы оптимизируем наше поведение в зависимости от происходящих событий. Наша машина выглядела бы весьма глупо, если бы она ограничивалась лишь констатацией факта «я проиграла, я выиграла, я проиграла, я выиграла», не предприняв никаких попыток сделать из своего общего опыта некие частные выводы. Таким образом, рассуждение, как мне кажется, есть механизм, позволяющий собрать воедино глобальные результаты запечатленных в памяти партий и создать на их основе локальную функцию оценки. По мере совершения ходов память обращается к проигранным или выигранным в про-

6. МАШИНА — СТРАДАЮЩАЯ и СПОСОБНАЯ НА САМООЦЕНКУ 181

шлом партиям, выстраивая тем самым функция оценки. Если бы нам удалось сконструировать машину, обладающую таким механизмом, то мы могли бы менять правила игры, вводить новые игры и наблюдать, таким образом, процесс ее адаптации. Это был бы хороший критерий.

Ж.-П.Ш.: Такой машине понадобился бы генератор гипотез.

А. К.: Разумеется. Но генераторы такого типа уже существуют в современных компьютерах.

Ж.-П.Ш.: Чего же этим компьютерам в таком случае не хватает?

А. К.: Функции оценки!

Ж.-П.Ш.: С реализуемостью функции оценки следует разобраться подробнее. Это очень важно.

А. К.: Я сделаю одно вполне конкретное предположение, не очень, правда, экономичное. Однако его будет достаточно для того, чтобы показать, что решение существует. Предположим, что у компьютера в памяти хранится информация о тысяче шахматных партий, причем в качестве единственного критерия оценки каждой партии предлагается ее конечный результат. Эта примитивная функция оценки выглядит так: «в конце партии X проиграл» или «X выиграл». Выглядит, заметь, донельзя глупо по той простой причине, что не учитывает частностей. Попытаемся определить глобальную функцию оценки на множестве локальных функций оценки. Такая функция должна включать в себя оценку результата партии со счетом, который дает упомянутая локальная функция оценки в ходе партии каждому игроку. Если между конечным результатом партии и результатом локальной функции оценки существует корреляция, то такая функция хороша. В противном случае от нее следует отказаться. Поскольку наш компьютер содержит в памяти большое количество партий, эта процедура теряет свой грубый характер и позволяет оценить каждую локальную функцию оценки. Таким образом, мы определили универсальную функцию оценки, позволяющую локализовать рассуждение.

Ж.-П.Ш.: Мы уже совсем рядом с сознанием.

А. К.: Нет, не с сознанием, поскольку мы все еще находимся на втором уровне. Мы приближаемся всего лишь к рассуждению.

Ж.-П.Ш.: К сознательному рассуждению.

А. К.: Мы почти добрались бы новой модели компьютеров, способных к адаптации, если бы не существовало проблемы сложно-

182 МЫСЛЯЩИЕ МАШИНЫ

сти, которая мешает разработать эти машины. Сложность алгоритма стремится к увеличению по экспоненте.

Ж.-П. Ш.: А на третьем уровне?

А. К.: Ну а там...

Ж.-П. Ш.: Понятие функции оценки для функций оценки весьма интересно.

А. К.: Такая функция совершенно необходима.

Ж.-П.Ш.: Можно также считать «сознание» своего рода восприятием уже воспринятого.

А. К.: Что ты хочешь сказать? Я-то рассматривал только план рассуждения.

Ж.-П.Ш.: Да, но если взять рассуждение о рассуждении. Не является ли это уже осознанием?

А. К.: Нет. Для меня рассуждение — это всегда функция оценки локальных функций оценки.

Ж.-П.Ш.: И дополнительного уровня ты здесь не видишь?

А. К.: Нет. Перед множеством возможных целей необходимо обладать способностью строить собственную функцию оценки. Следовательно, существует потребность в функции оценки локальных функций оценки, использующей сравнение с опытом и конечным результатом. Это иллюстрирует очень важный принцип — принцип локальности...

Ж.-П.Ш.: Полностью с тобой согласен. Нейробиологов тоже интересует локальная активность нейронов.

А. К.: На втором уровне рассуждение локально. Верно то, что оно осуществляется посредством сознательной мысли. Но на третьем уровне механизм уже не тот.

Ж.-П.Ш.: Что ты хочешь сказать?

А. К.: На втором уровне можно адаптировать стратегию к поставленной цели. На третьем уровне истинного творчества сама цель неизвестна. Само по себе творчество заключается в отсутствии предварительно поставленной цели.

Ж.-П.Ш.: Я не совсем разделяю это мнение. Творец только выбирает среди разных возможных целей. Это уровень некоей высшей интенции.

А. К.: Часто в процессе достижении цели случается так, что происходит открытие чего-то другого. И тогда главное — признать новизну и гармонию того, с чем мы столкнулись. Речь идет в данном случае не о рассуждении, а, скорее, о создании новой цели.

6. МАШИНА — СТРАДАЮЩАЯ и СПОСОБНАЯ НА САМООЦЕНКУ 183

Ж.-П.Ш.: Случайное создание — или даже неумышленное!

А. К.: Несомненно. То, что я сказал раньше, не применимо к третьему уровню. Я предполагал, что конец четко определен. Машина чувствует определенное удовольствие при выигрыше или неудовольствие при проигрыше. И я показал как адаптировать функцию отбора к ясно определенной цели. Однако верно то, что хотя на третьем уровне мы и можем заранее задать случайную цель, усилия, прилагаемые к ее достижению, часто приводят к некоему гармоничному промежуточному результату, который изменяет цель.

Ж.-П.Ш.: Случайное играет гораздо более важную роль.

А. К.: Я в этом вовсе не убежден. Конечно, имеет место бифуркация, но третий уровень характеризуется, прежде всего, осознанием гармоничности...

Ж.-П. Ш.: Да, но нужно, чтобы хоть что-нибудь уже существовало. Стало быть, в процессе созревания или смещения в сторону, вызванного...

А. К.: С моей точки зрения, здесь вмешивается нечто иное — осознание гармоничности. А этот процесс не относится ко второму уровню.

Ж.-П.Ш.: Здесь уровень выше.

А. К.: Уровень рассуждения остался позади. Гармоничность мы воспринимаем, но механизм такого восприятия не идентичен механизму рассуждения.

Ж.-П.Ш.: Своего рода объединяющий механизм. Тот камень, которого нам не хватает, чтобы довести наши построения до совершенства. ..

А. К.: Это может быть, например, процесс, приводящий в резонанс тот или иной ансамбль систем нейронов.

Ж.-П.Ш.: В случае эстетического удовольствия речь может идти о достижении гармонии (или резонанса) во взаимодействии фронтальной коры и лимбической системы.

А. К.: Может быть...

Ж.-П.Ш.: Удовольствие играет важную роль и в озарении.

А. К.: Да. В случае механизма рассуждения удовольствие (или неудовольствие) вмешивается лишь на конечной стадии, при построении функции отбора; на третьем же уровне все происходит иначе.

Ж.-П.Ш.: Можно, однако, попытаться вообразить себе подобную машину.

184 МЫСЛЯЩИЕ МАШИНЫ

А. К.: Мне о таких попытках ничего не известно. Вернемся к нашей проблеме. Существует ли некая предопределенная гармоничность, к которой человек чувствителен, поскольку живет в этом гармоничном мире, или же человек сам создает гармоничность? Открываем мы гармоничную реальность... или же создаем гармонию реальности?

Ж.-П. Ш.: Давай вернемся, вот только сейчас ты представил ее в форме альтернативы! Либо в мире существует предопределенная гармоничность, и тогда мы живем в платоновском мире, либо мы лишь пытаемся благоприятствовать гармоническому резонансу внешнего мира с внутренним миром, который мы с таким трудом выстраиваем.

J