Международный опыт решения острых социально-экономических проблем в условиях повышенной этноконфессиональной напряженности

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Доминирующий в современной западной политической науке тезис, согласно которому демократия и либерализация политической жизни ведут к затуханию этнополитических конфликтов, не соответствует реальности. Конфликты такого рода до сих пор актуальны даже для старых классических европейских демократий. В этих государствах развитие демократии строилось на том, что нация и народ однородны. При этом этнополитические отношения фактически оставались вне повестки дня. Идея этнокультурной однородности, отрицающая легитимность многонациональной государственности до сих пор отодвигает на второй план идею европейского эгалитаризма, то есть соблюдение равных прав народов на политическое самоопредление и культурное развитие. Так называемые «особые национальные права» - право на участие в принятии решений или право на осуществление территориального самоуправления по сей день, не до конца реализованы в этих государствах.

В мире наблюдаются процессы мощного возрождения этнического самосознания и всплеск этнорегиональных конфликтов. Среди наиболее существенных можно указать косовский, баскский, ольстерский, корсиканский, валлоно-фламандский, карабахский, грузино-абхазский и грузино-осетинский кризисы и т.д. Огромное количество этнополитических конфликтов продолжает дестабилизировать ситуацию в странах Африки, Ближнего Востока, Азии и Латинской Америки. В мире появляются новые государства (Восточный Тимор, Косово, Абхазия, Южная Осетия), на пути к независимости находятся еще несколько регионов (Южный Судан).

Если в начале XX в. в большинстве стран Европы не было одного доминирующего этноса, то в 2007 г. таких стран осталось только две, при этом одна из них – Бельгия – находится на грани раскола по этническому признаку. В 2010 г. страна из-за долговременных противоречий между фламандцами и валлонами побила рекорд, установленный Нидерландами в 1977 году – 208 дней без национального правительства. В этом и других государствах старой Европы существуют очаги конфликтов, которые затрагивают интересы многих европейских государств. В Европе, исключая Швейцарию, этнополитические конфликты не просто не исчезли, а существуют и, более того, продолжают интенсивно развиваться.

Вплоть до последнего времени попытки построить административное деление по этническим границам сталкивались с сопротивлением, вызванным стремительно усиливающимися интеграцией, глобализацией и ассимиляцией людей разных национальностей, а также переплетением хозяйственных связей, расширяющимся укоренением общедемократических гражданских норм. Поэтому пока нельзя говорить о том, что принцип права наций на самоопределение вошел в арсенал государственной политики. Однако попытки продвижения в этом направлении делаются. Косово, Южная Осетия и Абхазия – последние примеры торжества этнонациональных групп. Этнополитические конфликты во Франции и в Бельгии также являются элементами этой тенденции. Их разрешение в интересах той или иной противоборствующей стороны может существенно повлиять на развитие интеграционных процессов в ЕС, а также на другие регионы, например, на постсоветское пространство.

Разрешение этнополитических конфликтах многие исследователи, ученые и политические деятели видят в сочетании двух основных направлений воздействия на них - стратегии силового подавления конфликтного потенциала и стратегии достижения взаимоприемлемого компромисса между участниками конфликтных отношений, основанного на взаимных уступках. В первом случае центральная власть стремится построить в проблемном регионе систему государственного управления, основанную на жесткой централизации власти, выстраивании ее по вертикальному принципу (демократического централизма) и передаче ей основных функций управления регионом, оставив для этнополитических элит ограниченный набор функций местного значения, социально-культурные и представительские направления деятельности. Во втором случае в регионе предпринимаются попытки выстроить модель консоциональной демократии. В качестве наиболее удачных моделей консоциональной демократии называют швейцарскую, ливанскую и с, некоторыми оговорками, бельгийскую и корсиканскую. Попытки построить аналогичную форму демократического управления, сходную со швейцарской, предпринимаются сегодня в Дагестане.

Еще один вариант разрешения этнополитических противоречий – формирование общегражданской нации с единой системой ценностей и национально-государственной идеологией. Это предполагает переплавку основной массы этнических групп в один суперэтнос. Такой проект реализовывался в Советском Союзе (но не успел завершиться), отчасти реализовывается в США (американская нация) и только начинает реализовываться в объединенной Европе. Однако, конечный успех этого проекта зависит от наличия общей для всех этнических фрагментов системы ценностей (в СССР она была, в США она – с некоторыми оговорками – есть, в ЕС – активно формируется, в России ее нет вообще) и государственной идеологии, которая служила бы основным инструментом распространения этих ценностей в народные массы. Кроме того, рассматривая процесс формирования единой нации (суперэтноса) как плавильный котел, важно отметить, что далеко не все народы способны выступить в роли этого самого котла в отношении других этносов, наций и народностей, то есть эффективно их переплавить. На недостатки этой модели указывает провал европейской политики мультикультурализма.

В Европейском союзе, помимо построения моделей консоциональной демократии в наиболее этнически взрывоопасных регионах, используют инструменты и технологии, позволяющие сдерживать нарастание этнополитических конфликтов: принципы субсидиарности и деволюции. Эти принципы хорошо работают на практике, не зависимо от того, к какой модели государственного управления (демократическому централизму или консоциональной демократии) склоняется центральная власть.

В итоге следует констатировать, что универсальных схем и рецептов по разрешению этнополитических конфликтов, по-видимому, в природе еще не существует. Западный опыт консоциональной демократии в этом плане оставляет нерешенными столько же вопросов, что и восточный опыт жесткого администрирования.

Вместе с тем, демократический централизм довольно хорошо работает на верхних уровнях системы государственного управления, на уровне отношений «Центр-регионы»: сильная центральная власть сковывает активность правящих региональных элит, мешает им в полной мере использовать этнополитические противоречия в борьбе за власть. Однако попытки управлять всем на местном уровне встречает острое непонимание и сопротивление со стороны основной массы населения, дифференцированного по этническому, конфессиональному, культурно-цивилизационному уровням. В то же время, консоциональная демократия, хорошо функционирующая на местном и региональном уровне, на котором в процессе выработки компромиссов участвует довольно ограниченное количество субъектов, на федеральном уровне начинает проявлять системную неустойчивость вплоть до потери управляемости конфликтной ситуацией, поскольку при большом количестве количественно и качественно разнородных субъектов политического процесса, имеющих равное или пропорциональное представительство в органах власти, выработать консолидированное решение, учитывающее интересы всех сторон, практически невозможно. Этот вывод подтверждает кризис бельгийской модели консоциональной демократии, предкризисное состояние, в котором сегодня находится Ливан, и довольно острые проблемы, продолжающие возникать в относительно спокойной в этом плане Швейцарской конфедерации.

Для России опыт иностранных государств по стабилизации ситуации в зонах этнополитических и межконфессиональных конфликтов применим в довольно значительной мере. Мир на Северном Кавказе действительно зависит от того, насколько федеральной власти удастся в ходе реформы выстроить в республиках Северного Кавказа концессионную демократию, аналогичную швейцарской, бельгийской или ливанской модели. То есть демократию, основанную на уступках – причем не на очередных уступках правящим элитам и кланам со стороны федерального Центра, а на взаимных уступках этнических и конфессиональных групп, населяющих Северный Кавказ. Только в этом случае федеративные отношения, которые также необходимо решительно и безотлагательно реформировать, обретут на Северном Кавказе устойчивость и способность сопротивляться многочисленным угрозам и рискам. При этом модернизация системы государственного и муниципального управления в рамках властной вертикали, построенной в СКФО, должна осуществляться на базе принципов федерализма, а внутри северокавказских республик – по принципу концессионализма.

При этом модернизация системы государственного и муниципального управления должна включать в себя 2 основных направления: реформирование федеративных отношений (между федеральным Центром и республиками Северного Кавказа) и реформирование местного самоуправления.

Первое направление модернизации, касающееся преобразования федеративных отношений, должно развиваться в направлении восстановления всей полноты власти федерального центра в регионе, ограничения самостоятельности правящих элит (вплоть до полной их смены), устранения формулы «дотации в обмен на стабильность и лояльность». Реализовать эти задачи можно только путем жесткого администрирования, для поддержки которого необходимы соотвествющего уровня исполнители и ресурсы, в том числе – властные.

Второе направление модернизации, касающееся преобразования местного самоуправления, должно развиваться в направлении формирования органов власти по концессионному принципу, используя ливанский, швейцарский, бельгийский опыт. Причем этот процесс должен начинаться даже не на уровне республик или областей, а на уровне районов, где уже начинает проявляться мультикультурность и полиэтничность населения. На этом уровне – районов, областей, округов – модель консоциональной демократии полиэтнических обществах работает наиболее хорошо, более того, эту модель относительно просто на этом уровне реализовать. Напротив, на уровне такого субъекта как республика модель консоциональной демократии реализовать намного сложнее – примером тому являются противоречия и конфликты, которые постоянно существуют в тлеющем состоянии и периодически потрясают конституционные основы и Швейцарии, и Бельгии, и Ливана. Это указывает на некоторые системные ограничения данной модели, которые проявляются на уровне практической ее реализации: на уровне республики или отдельного государства консоциональная демократия должна уступать место принципу демократического централизма, который хорошо в ассиметричных федерациях работает именно на верхних уровнях (эшелонах) системы государственного управления.