Microsoft Word Метафизика1 doc
гель: «Движущаяся материя и есть сила… Понятие силы сохраняется… как сущность в самой её действительности». Бюхнер
жүктеу/скачать 1.86 Mb. Pdf көрінісі
|
| гель: «Движущаяся материя и есть сила… Понятие силы сохраняется… как
сущность в самой её действительности». Бюхнер: «Без силы нет материи – без материи нет силы». Дицген: «В онтологии сила есть материя, а в гносео- логии – материя есть сила». А. Бэттлер [8] признаёт, что хотя «все упомянутые философы так или иначе увязывали силу с материей и движением» [8, с. 67] и «приходили к выводу о существовании силы “внутри” самой материи как её движущей ос- новы» [8, с. 289], но всё же «сила не стала философским инструментом по- знания» [8, с. 68]. В заключение автор пишет: «Из моего определения онто- логической силы – онтобии как атрибута бытия, который определяет его существование, вытекает, что всё материальное пространство обладает си- лой» [8, с. 289–290]. Самостоятельный статус признавал за силой ещё Ньютон. И на Востоке сила понималась как воплощение гармонии движения, свойственной самим вещам. В Китае «внимание было обращено не на взаимодействующие тела, а на силовое пространство между ними», – напоминает Ю.С. Владимиров [9, с. 31]. Переход метафизики из предметного пространства в пространство от- ношений заостряет интерес к понятию активной силы. «Очевидно, какая-то сила действует в мире, большая, чем мы сами… та сила, которая, собствен- но, и творит историю», – пишет М.К. Мамардашвили [10, с. 35 и 27]. Поро- ждая новое, активная сила становится креативной. «Я не могу представить никакого порядка, никакого космоса, возникшего без участия творческого начала», – отмечал Б.С. Кузин [11, с. 182]. «Познавая, наш разум не наблю- дает, он формирует действительность… Мысль – самая мощная сила», – предрекал В.И. Вернадский (цит. по [12, с. 281 и 353]). Через активность проявляется внутренняя способность материи к саморазвитию. Любопытно, что о творческой способности сознания писал и Ленин, указав, что «созна- ние человека не только отражает объективный мир, но и творит его» [13, с. 204]. Неудивительно, что это место послужило предметом изощрённой и мучительной спекуляции со стороны философов, заинтересованных в мате- риалистической трактовке такой фразы (см., напр., [14]). Архетип, претендующий, как и сила, на роль направляющего параметра порядка в гуманитарной сфере, ассоциируется с таинственным понятием стиля. Художественным стилем интересуются искусствоведы и дизайнеры, поведенческим – этологи и этнологи, творческим – психологи и философы. В творческой деятельности любого учёного тоже формируется свой стиль, столь же индивидуальный, как почерк. Труды В.И. Вернадского, Б.С. Кузи- на, А.А. Любищева различаются по стилю не меньше, чем по содержанию. Однако научные работы ценятся больше по результату, чем по стилю. И хо- тя красота изложения признаётся критерием правильности, но скорее всё- таки подтверждающим, чем определяющим. Если же говорить об учёных, работающих в сфере образования, то весьма любопытно, что наши воспоми- нания об учителях оказываются связанными именно со стилем преподава- ния, с их особенным умением научить пониманию. Баранцев Р.Г. Тринитарное понимание материи 143 Чем ярче личность, тем сильнее звучит голос стиля. Обратившись к этой проблеме, я обнаружил, что по ней существует богатая литература: А.Ф. Лосев, М.М. Бахтин, Ю.М. Лотман, М.С. Каган, Ю.В. Линник, Д.С. Лихачёв… Но хорошего определения стиля я, к сожалению, не нашёл. В зависимости от подхода это понятие трактовалось по-разному: принцип организации, инструмент упорядочивания, механизм регуляции, знак детер- минации и т. д. Попытки характеризовать стиль через способы, методы, подходы, нормы, принципы, образцы, каноны и т. п. не привели к достаточ- но общей дефиниции этого «хитрого» понятия. Показателен в этом отноше- нии апофатический поиск А.Ф. Лосева под знаком вопроса «Что не есть ху- дожественный стиль?». Оказывается, это не есть только его чувственный образ, не есть отвлечённая идея предмета, не есть просто только его форма, не есть приём, не есть структура произведения или его модель, не есть метод построения, не есть только природное явление или только явление искусства и много чего ещё – не есть [15, с. 283–285]. А что же он есть? А.Ф. Лосев связывает художественный стиль со смыслом, переработанным художником в чувственно-смысловой образ, порождающий не только понимание, но и сопереживание. Атом Демокрита, вода Фалеса, огонь Гераклита – образы, выразительно говорящие о стиле этих философов. Проблема стиля очень походит на проблему целостности, тоже не ре- шаемую через формализацию. Понимая стиль как целостность образной системы мыслительных и выразительных средств человека, мы тем самым связываем это понятие с характерными свойствами личности, со всеми спо- собностями человека, образующими его как целостность. «Стиль – это сам человек», – смело заявил Жорж Бюффон на заседании Французской акаде- мии 25 августа 1753 г. «Стиль – это человек, которого нет, но который ищется, чтобы быть», – уточняет в наше время К.А. Свасьян [16, с. 130]. О том же пишет и М.К. Мамардашвили: «Человек – это прежде всего посто- янное усилие стать человеком, человек – это… состояние, которое творится непрерывно» [10, c. 26]. Вся жизнь – самостановление через поиск, узнава- ние и совершенствование своего стиля. Таков путь самоосуществления. И человека, и этноса. Становление стиля – процесс асимптотический: со- вершенство приближается, но не достигается. Всегда остаётся недоопреде- лённость, открывающая путь к бесконечности. И движение продолжается, совмещая, как говорил Гёте, величайшее дерзновение с величайшим смире- нием. В книге М.К. Мамардашвили [17] меня зацепили слова: «Необходимо… ввести онтологический принцип неполноты бытия». И беседуя однажды с К.А. Свасьяном, я стремился выяснить глубинную суть этого принципа. Допущение небытия, внебытия, инобытия снимало бы нажим вопроса, но меня это не устраивало. Можно было бы также увидеть ответ в том, что «творение продолжается». Но мне казалось, что Мамардашвили имел в виду неполноту бытия как таковую. И тогда смысл этого принципа становится мучительно загадочным. Для меня эта загадка смыкалась с проблемой от- Метафизика, 2012, № 1 (3) 144 крытости, допускающей наличие неконтролируемых источников знания. И я продолжал мысленный поиск, рассуждая путём итераций. Так, если допус- кать существование бытия, не охваченного мыслью, то можно говорить о неполноте мыслимого бытия. Нет, лучше так: существует Вселенная, ко- торую мы постепенно осваиваем мыслью, расширяя бытие (реальность). Или ещё точнее: Вселенная осознаёт себя через человека, становясь тем са- мым бытием; и это процесс не раскрытия готовой Вселенной, а процесс её становления. И если действительность есть актуально наличное бытие, то мир становится действительностью в ходе осмысления его человеком. Про- исходит осуществление сущности. Таков контекст жизни стиля. Выступая однажды с докладом «Асимптотичность человека», я закончил его словами: «Рационалист предпочитает иметь дело со счётной бесконечностью. Интуи- тивист полагает её континуальной. Живой человек общается с бесконечно- стью асимптотической». Понятия, образы, символы – три выразительные средства человека, со- ответствующие семантической матрице «рацио-эмоцио-интуицио» [1]. Ме- сто стиля, выражаемого образно, сгущается, как видим, в сфере эмоцио, где его роль аналогична роли научной парадигмы в сфере рацио. Однако тут на- до иметь в виду не только индивидуальный, но и коллективный стиль, вы- ражающий концептуальную систему, направление искусства, дух эпохи. Простираясь от личности до эпохи, стиль демонстрирует феномен масштаб- ной инвариантности, указывая одновременно на ограничения фрактальных свойств. «Дано мне тело – что мне делать с ним, таким единым и таким мо- им?» – с удивлением вопрошал поэт [18, с. 68]. «Народы – в такой же мере существа нравственные, как и отдельные личности. Их воспитывают века, как отдельных людей воспитывают годы», – писал П.Я. Чаадаев [19, с. 44]. «Монархии, как и республики, падают не по причинам экономическим, по- литическим, нет, гибнут от утраты стиля», – отмечает Ю.В. Давыдов [20, с. 335]. Фрактальность бытия, выделяя масштабную инвариантность, помо- гает понимать общественные явления, судя по себе. Социальные структуры подобны правилам поведения человека [21, с. 115]. Возникновение пассио- нариев подобно зарождению идей. Сети общения похожи на клубки мыслей. В проекции на системную триаду синергетики «нелинейность- когерентность-открытость» (см. также [22; 23]) видно функциональное род- ство стиля с фактором когерентности, занимающим ту же семантическую нишу (эмоцио) и превращающим взаимодействие элементов в параметры организации системы. Значит, стиль служит штурманом самоорганизации целостности. Если понятие параметра не ограничивать математическим смыслом, то эту роль могут играть и сугубо гуманитарные концепты. Г. Ха- кен, например, в качестве таковых рассматривает национальный характер, общественное мнение и даже моду [24]. Тогда и сам стиль, вырастая из ар- хетипа, может претендовать на роль направляющего параметра порядка, стягивая организующие силы, как аттрактор. В организационном процессе выстраивается форма отношений, структура связей. Самоорганизация про- |